- Да, - ответил Сторм. - Не замечали вы у доктора Любина  склонности  к
гомосексуализму?
   Уинтроп нахмурился.
   - Я предпочел бы вообще не отвечать на подобные вопросы, но боюсь,  что
мой отказ навредит доктору Любину. Позвольте немного подумать. -  Пока  он
думал, Сторм изучал его лицо. - Я бы ответил "нет", и прошу  не  придавать
значения тому, что я ответил не сразу. Просто я старался  проверить  себя,
смогу ли я обосновать свой ответ... Веских доводов у меня нет, я полагаюсь
только на интуицию. С Филом мы встречались почти ежедневно  на  протяжении
шести-семи  лет.  Я  не  специалист  в  подобных  делах,  но   присутствие
гомосексуалистов  вызывает  у  меня   чисто   физическое   отвращение.   В
присутствии Фила я никогда ничего подобного не ощущал... С другой стороны,
сомневаюсь, чтобы Фил был способен на сильные эмоции. Он часто появлялся в
обществе с женщинами, но я  бы  не  сказал,  что  у  него  были  серьезные
привязанности. Он очень занятой  и  целеустремленный  человек.  -  Уинтроп
помолчал, усмехнулся. - Наверное, все мои слова доказывают лишь одно:  что
наш математический  факультет  в  этой  области  не  обладает  достаточным
опытом.
   - Мне кажется, вы ответили честно, а это все, что  мне  было  нужно,  -
сказал Ларри.
   - У вас больше нет вопросов?
   - Только один, последний, - ответил Ларри. - Кто  его  друзья?  Мне  бы
хотелось получить их список, так, для проформы.
   Уинтроп назвал многих  преподавателей  факультета,  одного  доктора  из
Балтимора, слепую женщину, которой Любин читал раз в неделю, хотя  у  него
самого болят глаза, целый ряд математиков, американцев и  иностранцев.  Но
он не упомянул имени Стивена Грира, и Ларри это отметил.
   Уинтроп вдруг хмыкнул.
   - Да, чуть не забыл  Юджина  Каллигана,  пресс-секретаря  Белого  дома!
Любин шутил, что может  в  любой  момент  сменить  университет  на  уютное
местечко в Вашингтоне, потому что у него там друг. Любин  читал  лекции  в
Чикаго, когда Каллиган был еще студентом.  Они  до  сих  пор  поддерживают
связь...
   Сторм провел целый час в канцелярии факультета над личным делом доктора
Любина, выписывая даты, ученые звания  и  прочие  данные.  Что  он  узнал?
Возраст  -  сорок  три  года,  аппендикс  удален,  посещает   балтиморскую
синагогу, сын ныне покойного преподавателя иностранных языков в  Омахе,  в
школе занимался бегом с барьерами, позднее  в  колледже  спорт  бросил.  В
университете  Джона  Хопкинса  получает  20.000  долларов   в   год   плюс
дополнительные гонорары за специальные исследования  для  научных  фондов.
Два года назад  комитет  по  Нобелевским  премиям  интересовался  работами
Любина.
   К тому  времени,  когда  Сторм  закончил,  было  уже  три  часа,  и  он
почувствовал, что его пустой желудок бунтует. Он подкрепился по  соседству
с университетским городком. За едой Сторм еще  раз  просмотрел  заметки  о
жизни и времяпрепровождении Филипа Любина. И когда он рассеянно  оплачивал
чек, его вдруг осенила догадка. Сначала ему показалось,  что  проверка  ее
потребует массы времени и хлопот, но чем  больше  он  думал,  тем  сильнее
росла уверенность.
   Он коротко доложил обо  всем  Мурхэду  из  аптечной  телефонной  будки,
позволив себе лишь короткую шуточную перебранку.  Затем  погнал  машину  в
предместье Балтимора, где возвышалось здание городской почты  и  суда.  На
лифте он поднялся на четвертый этаж и  прошел  через  запущенный  холл,  -
почему это большинство правительственных учреждений нагоняют такое уныние?
- мимо  фотографий  десяти  самых  опасных  разыскиваемых  преступников  в
отделение ФБР.
   Боб Фэрбенкс, начальник отделения, дал ему список  открытых  стоянок  и
гаражей Балтимора и пустил в кабинет для приезжих агентов. Здесь Сторм  на
городской карте начертил несколько кругов, разбегающихся от одного центра,
от "Квартир Чарлза". Затем он отметил все гаражи и стоянки внутри  каждого
круга.
   Когда Сторм, без сил и без  бензина,  закончил  к  десяти  вечера  свой
рабочий день, он успел объехать стоянки  и  гаражи  только  во  внутреннем
круге. После этого в гостинице "Лорд Балтимор" он  подкрепился  у  себя  в
номере двумя бифштексами и стаканом молока и до часу ночи  еще  стучал  на
портативной машинке отчет об операции "Аякс".
   На следующее утро он был за рулем уже в половине девятого  и  продолжал
кружить по городу. Это была утомительная и нудная работа.
   Сначала показываешь удостоверение, затем спрашиваешь, не оставил ли кто
на хранение "мустанг" с мэрилендским номером МК-4472, видишь, как дежурный
качает головой, и тогда сам идешь по гаражу и,  если  находишь  "мустанг",
проверяешь номер, только чтобы убедиться, что это не тот.
   Ботинки его были в грязи, ноги болели, и он  уже  начал  сомневаться  в
своей интуиции, когда спускался в подземный гараж под названием "Сол Метро
Парк". Он сошел по  замасленному  пандусу,  радуясь  уже  тому,  что  хоть
ненадолго укрылся от влажной жары, и оглянулся в поисках  дежурного.  Было
пять часов. "Сол Метро Парк" находился за много миль от "Квартир Чарлза" в
неописуемо  грязном  восточном  районе  Балтимора,  и  дежурный   выглядел
мрачнее, чем все предыдущие. Когда Сторм  показал  удостоверение  и  задал
свой вопрос, обрюзгший толстяк вытер руки о комбинезон  и  с  нескрываемым
отвращением покрутил головой.
   - Господи Иисусе, они уже пролезли в ФБР! - пробормотал он.  -  Теперь,
того и жди, кто-нибудь из них засядет в Белом доме.
   Сторм закусил губу, сдерживаясь... Грязный небритый жирный боров!..  Но
вслух только повторил:
   - "Мустанг", номер МК-4472. Из Мэриленда.
   Толстяк кивнул налево.
   - Там он, у стены. Да тебе какой толк? Он заперт. Хозяин взял ключи.
   Сторм проверил номер,  заглянул  в  окна  и  не  увидел  ничего,  кроме
проволочной вешалки на сиденье. Когда  он  вернулся  к  полутемной  будке,
мрачный дежурный стал еще мрачнее.
   - Я ничего знать не знаю, - сказал  он.  -  Хотите  посмотреть  корешки
квитанций,  ваше  дело,  смотрите.  Только  машину  пригнали  вчера,  а  в
воскресенье я выходной.
   - Да, прошу вас. Я хочу взглянуть на квитанцию.
   Толстяк покопался в картотеке, выудил белый  корешок  размером  два  на
четыре дюйма и молча сунул его через окошко кассы.
   Сторм записал в свой блокнот:
   "Сол Метро Парк". Просечка авточасов: 11:52, 29 авг. Запись  чернилами:
"Мустанг", МК-4472, Филип Д.Любин. Плата за  месяц  -  40  долларов.  Дана
расписка   на   100   долларов,   уплачено   наличными.   Срок    хранения
неопределенный".
   Сторм вернул корешок через окошко.
   - Спасибо.
   Дежурный что-то  буркнул  и  снова  закрутил  головой.  Его  белый  мир
сжимался, как мехи аккордеона.
   Ларри так и кипел, возвращаясь к своей машине... Врезать бы как следует
в эту полупьяную, жирную, щетинистую рожу!.. Но, когда  он  сел  за  руль,
дежурный был сразу  забыт.  Сторма  охватило  знакомое  чувство  душевного
подъема. Еще одна его догадка оказалась правильной! Ради  таких  мгновений
стоило жить. Они были  прекрасны,  как  вечерняя  радуга,  как  обнаженная
женщина под струями душа, как прохладный ветерок на  заре.  Он  любил  эти
мгновения, знал, что именно они удерживают его в ФБР и будут удерживать  в
этой костоломке, пока ноги не откажут ему служить и его  не  спровадят  на
пенсию.
   Для коротковолнового передатчика в его  машине  Вашингтон  был  слишком
далеко, поэтому Ларри позвонил Мурхэду из ближайшей телефонной будки.
   - Новости для "Аякса", - сказал он, стараясь, чтобы победные фанфары не
звучали в его голосе. - Доктор Л. вовсе  не  путешествует  на  машине.  Он
оставил свою тачку на хранение на неопределенный срок в  паршивом  гараже,
подальше от своего дома, в восточном районе Балтимора.
   Затем он быстро передал подробности.
   - Чистая работа, Ларри, - сказал Мурхэд. В голосе  его  было  искреннее
восхищение профессионала. Но тут же он подпустил шпильку:  -  Так  чем  ты
все-таки занимался последнее время?
   - Ничем. А сейчас я отправлюсь в Чезапик и закажу колоссальный обед,  и
для начала - два мартини.
   - Считай себя моим гостем!
   - Слушай, Клайд,  как  насчет  того,  чтобы  проверить  авиалинии?  Л.,
наверное,  улетел  куда-то  из  Далласа  или  Национального,  или  другого
аэропорта.
   - Уже записал. Займемся этим сейчас же. После обеда возвращайся  и  как
следует выспись. Позвоню тебе в восемь утра...  Кстати,  Ларри,  мы  вчера
просмотрели твое донесение. Как, по-твоему, он и в самом деле гомосекс?
   - По-моему, нет, - ответил Сторм. - Но, говоря словами доктора У., я не
обладаю  достаточным  опытом  в  этой  области.  По-честному,  мне  больше
нравятся женщины, и притом молоденькие.
   - Не вздумай менять своих вкусов! - рассмеялся Мурхэд. - После отличной
работы, которую ты проделал вчера и сегодня, мальчик мой,  мы  еще  больше
любим тебя таким, как ты есть.
   Но, когда Сторм повесил трубку, душевный подъем его  спал,  а  затем  и
вовсе сменился унынием. Он вспомнил, что  Мурхэд  так  и  не  сообщил  ему
никаких сведений от других агентов, занятых тем же  делом.  Ларри  работал
один, вслепую, с шорами на глазах, впервые за все девятнадцать лет  службы
в ФБР. И это ему не нравилось. Чертовски не нравилось.



6

   Утро в среду началось в Белом доме как погром под звуки  барабанов,  за
которым последовала увертюра театрального оркестра со спятившим дирижером.
Телефонный пятизначный пульт Джилл мигал вразнобой, как  пять  психопатов.
Два анонимных автора оригинальной речи президента, которую он  должен  был
произнести в День Труда, -  осталось  всего  пять  дней!  -  терзали  меня
экспромтами. Представитель казначейства обвинил  меня  в  том,  что  после
вчерашнего заявления шансы игравших на повышение свелись к нулю. Речь  шла
не  о  миллионах,  жаловался  он,  а  о  миллиардах.  А   на   улице,   на
Пенсильвания-авеню,   пикетчики,    выступающие    против    торговли    с
Южно-Африканским Союзом, сцепились с полицией, и при этом  полицейские  по
ошибке чуть не  загребли  корреспондента  ЮПИ.  Бородатый  телерепортер  с
печальными глазами ухитрился каким-то образом проскользнуть  мимо  агентов
охраны в мой кабинет: в секретной службе появились новички.  Дон  Шихан  и
двое его постоянных агентов в Чикаго, наверное, готовились к прибытию туда
президента. Бородатый теленахал  из  Лос-Анджелеса  намеревался  вести  из
пресс-центра прямую передачу о Стивене  Грире.  Пришлось  вызвать  полицию
Белого дома, чтобы вышвырнуть его вон.
   Мне звонили Рестон, Элсон, Пирсон, Уилсон, Александр Уайт и Драммонд. У
Ивенса и Новака пересеклись линии. Ивенс звонил из  дому,  а  Новак  -  из
Стокгольма. Все хотели услышать и узнать об одном человеке - о Грире. Все,
кроме газеты "Уолл-стрит Джорнэл", готовили репортажи  обо  мне  и  Мигеле
Лумисе, и разумеется, под заголовком: "Последний ленч". Все корреспонденты
Белого дома осаждали Джилл, требуя встречи со мной, но я  поставил  первым
Дэйва Полика, хотя он и не числился в  официальном  списке.  Причина  была
проста. Он предупредил Джилл по телефону, что, если  я  не  сделаю  этого,
полетит моя голова, а не его. Милейший, добрый Дэйв!
   Когда мы впустили его, Дэйв ворвался  в  комнату,  как  левый  крайний,
обходящий защиту. От моего предложения сесть он просто  отмахнулся.  Полик
предпочитал нависнуть над противником и одной угрозой физически  раздавить
его, принудить к капитуляции. Хороший прием. Иногда он удается. Прижавшись
к спинке кресла, я уже готов был сказать:  "Ладно,  открывай  свои  карты,
сдаюсь". Но вместо этого я сказал:
   - Доброе утро, Дэвид. Мы что-то не видели вас, особенно  последние  два
дня, - какая жалость!
   - Где Грир? - спросил он.
   - Вы звонили к нему в контору? А может, он в Верховном суде?
   Он чуть не испепелил меня взглядом. Да, это мужчина! С  такими  плечами
он мог бы заменить бульдозер.
   - Вы знаете, где сейчас Стивен Грир?
   - Бросьте, Дэйв. Не шутите с утра пораньше.
   - Не виляйте... Вы знаете, где он? Да или нет?
   - Нет. Я не знаю, где он был, где он есть и где он будет.
   - Правила игры Белого дома? Вы никогда не лгали?
   Я бы за это дал пощечину, будь я потяжелее весом. Меня уже  тошнило  от
его шуточек.
   - Я всегда был с вами честен, и вы это  знаете.  А  теперь  перестаньте
изображать Тарзана.
   Он успокоился, но не совсем.
   - Хорошо, - сказал он, - я знаю, куда он отправился... во всяком случае
сначала.
   Он многозначительно кивнул  массивной  головой  в  сторону  Джилл.  Она
сидела,  уже  не  обращая  внимания   на   сигналы   телефонного   пульта.
Облокотившись на машинку и уперев подбородок в ладони, Джилл  смотрела  на
нас.
   - Джилл останется, - сказал я. - Мы с ней одна команда,  и  она  хранит
секреты лучше меня.
   - Ладно, слышал. - Он повис надо  мной  и  тяжело  опустил  похожую  на
окорок ладонь на мой стол. - В прошлый четверг, вечером, в восемь тридцать
пять Стив Грир вылетел на самолете "Бичкрафт-Барон" с аэродрома Монтгомери
Каунти в Гейтерсбурге. Пилот сказал, что  собирался  в  Рейлау-Дирхэм,  но
вместо этого полетел в Атлантик-Сити.  Здесь  под  именем  Хендрикса  Грир
пересел на другой самолет, а ночным рейсом  прибыл  на  аэродром  Кеннеди.
Около полуночи он вылетел из Кеннеди на реактивном  транспортном  самолете
компании "Оверсиз  Квик-Фрайт  Инкорпорейтед"  [Объединенная  компания  по
скоростным грузовым заморским авиадоставкам].  В  маршрутной  заявке  было
указано, что это беспосадочный рейс до Рио-де-Жанейро.  Грир,  теперь  уже
под именем Фаэрчайлда, был единственным пассажиром.
   Я остолбенел. Стив Грир тайно улетел в Рио? Но почему?
   Полик смотрел на меня, как датский дог на  таксу.  Взгляд  его  выражал
презрение и ярость, словно именно я был зловещим  интриганом,  повинным  в
исчезновении Грира.
   - Полагаю, вы сами это проверили? - спросил я, хотя, когда имеешь  дело
с Поликом, ответ в таких случаях заранее известен.
   - Да, каждый шаг.
   - Вы уже напечатали об этом?
   - Нет. Вы, наверное, забыли, "Досье" выходит по понедельникам  вечером.
Может быть, напечатаю в следующем выпуске. А может быть, и нет. Зависит от
того, к чему это все ведет.
   - Хорошо, а чего вы хотите от меня?
   - Доброго совета, хотя бы раз в жизни. Один шанс из ста, что  я  сделал
неправильный вывод. Если это так, направьте меня на верный путь.
   - Дэйв, я не знаю, что думать. Обо всех  известных  мне  фактах  я  уже
объявил на пресс-конференции. Больше у меня нет ничего. Абсолютно  ничего.
Если уж начистоту, я полагал, что Грир  остался  в  стране.  Но  это  была
только догадка.
   - Трудно поверить, что вы не в курсе дела.
   - Но это святая истина, Дэйв, так что помогите мне.
   Некоторое  время  он  изучал  мое  лицо,  черточку  за  черточкой,  как
покупатель осматривает подержанный автомобиль, отыскивая скрытые  дефекты.
Затем пожал плечами и повернулся к двери.
   - Куда вы теперь? - спросил я.
   Он остановился перед столом Джилл и поглядел на меня через плечо.
   - В Рио, куда же еще?
   И в следующее мгновение дверь с грохотом захлопнулась за ним.
   Джилл прошла через кабинет скользящим  неспешным  шагом.  На  ней  была
глухая блузка с многочисленными пуговками и гофрированным воротничком, как
у старой учительницы конца прошлого столетия.  Временами,  видимо  себе  в
наказание, она пыталась казаться холодной и официальной. Но все ее попытки
были  тщетны.  В  любом  самом  строгом  наряде  она  выглядела  не  менее
соблазнительно, чем Софи Лорен в пеньюаре.
   - Ты веришь всему этому? - спросила она с простодушным изумлением.
   - Полик редко ошибается, - ответил я. - Он, конечно,  дикарь,  но  дело
свое знает.
   - Что ты теперь собираешься делать? - спросила она таким тоном,  словно
я мог взмахом волшебной палочки заставить Стивена Грира  материализоваться
из пространства.
   - Сообщу президенту. Пока больше ничего.
   В глазах ее что-то блеснуло.
   - Джи-и-ин!
   Это была ее манера окликать меня голосом маленькой девочки,  когда  она
хотела обратить на себя внимание.
   - Да, Джилл. - Внутренний телефон зазвонил. Я  снял  трубку  и  прикрыл
микрофон ладонью.
   - Прошлой ночью мы с Баттер спорили, и она сказала, что господь  бог  -
сутенер! Как по-твоему, что это значит?
   - По-моему, ты должна послать ее ко всем чертям... Нашла время задавать
умные вопросы!
   Я отнял ладонь от  микрофона  и  коротко  бросил:  "Каллиган  слушает!"
Джилл, погруженная в богословские размышления, вернулась на свое место.
   Звонили из проходной бокового входа в  Белый  дом.  Меня  хотел  видеть
агент ФБР Лоуренс Сторм. Я велел его пропустить. Я знал, что он пройдет по
внутреннему коридору, минуя канцелярию и приемную. Таким образом,  ему  не
придется пробираться через холл, где  толпились  репортеры.  Я  знал,  что
Ларри Сторм, негр,  был  у  Десковича  одним  из  лучших  агентов  особого
назначения, однако внешность  человека,  который  несколько  минут  спустя
вошел через боковую дверь, поразила меня. Несмотря на  невероятно  широкие
плечи,  он  был  очень  пропорционален,  настоящий  атлет.  У  него   была
шоколадная кожа, черные глаза и выражение безмятежной уверенности в  себе.
На меня это сразу произвело впечатление. На нашей визжащей и лающей псарне
безмятежность была редким качеством. Он поздоровался и протянул мне  левой
рукой свое удостоверение. Не глядя на удостоверение, я  пожал  его  правую
руку.
   - Наслышан о вас, - сказал я. - Рад познакомиться. Садитесь.
   В отличие от  Полика  он  неторопливо  устроился  в  кресле,  поддернул
складки на брюках; на нем  был  неброский  габардиновый  костюм.  Пока  мы
обменивались любезностями,  я  почувствовал  к  этому  человеку  симпатию.
Наверное, и я ему понравился, потому что вскоре мы уже называли друг друга
по имени. Когда он вопросительно взглянул на Джилл, я его успокоил:  Джилл
вне подозрений.
   - Фактически, - добавил я, - она настолько надежна и благонадежна,  что
вы можете, если хотите, разбирать при ней водородную бомбу...  Так  что  к
делу, Ларри!
   - Я занимаюсь неким доктором Филипом Дж.Любиным. Насколько я знаю, вы с
ним знакомы.
   - Конечно, - сказал  я.  -  А  в  чем  дело?  Какие-нибудь  сумасшедшие
математические расчеты для  правительства?  Он  умеет  отыскивать  золотые
жилы...
   - Нет, это связано с другим делом.
   Учитывая положение Сторма в ФБР, это могло означать только одно.
   - Грир? - спросил я.
   - Прошу прощения. Не имею права говорить. Приказ. - Улыбка его выражала
искреннее сожаление. - Наверное, отвечать так  пресс-секретарю  президента
не положено, но вы знаете наше Бюро...
   Я знал. И все же я был уязвлен. Обойтись так с пресс-секретарем!.. Я  с
трудом сдержался. В следующий раз, когда увижусь с Питом Десковичем...  Но
любопытство было сильнее. Какое отношение имел  жрец  науки  идеалист  Фил
Любин к сверхпрактичному королю юристов Стиву Гриру?
   Сторм начал задавать обычные вопросы. Давно ли я знаю Любина,  виделись
ли мы в последнее время, какого я о нем мнения и так далее. Я сказал,  что
мы  сблизились  в  Чикагском  университете,  где  он  был   моим   научным
руководителем по математике, а я студентом третьего курса. На мой  взгляд,
Фил  был  эксцентричным,  порой  несдержанным,  но   несомненно   умнейшим
человеком. Он произвел на меня огромное впечатление, так же  как  на  всех
студентов. Правда, он был ненамного  старше  меня,  поэтому  его...  гм...
умственное превосходство порой унижало. После университета я потерял с ним
связь, если не считать случайных телефонных звонков, когда Фил приезжал  в
Лос-Анджелес. Затем началась кампания за избрание президентом Роудбуша,  и
мое имя появилось в газетах. Фил позвонил мне и предложил свою  помощь.  И
действительно  активно  поддерживал  Роудбуша  в  научных   кругах.   Наше
знакомство возобновилось, и после моего перемещения в Белый дом мы  с  ним
встречались за обедом или за ужином раза  два-три  в  год.  Последний  ра