Флетчер Нибел.
   Исчезнувший

   -----------------------------------------------------------------------
   Fletcher Knebel. Vanished (1968). Пер. - Ф.Мендельсон.
   М., "Молодая гвардия", 1973.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 31 October 2000
   -----------------------------------------------------------------------


1

   Он был беспокоен и  как-то  странно  рассеян.  Даже  здороваясь,  успел
взглянуть на часы. То и дело поглаживал пальцами  виски,  на  которых  уже
начинали редеть рыжеватые волосы. Он походил на человека,  опоздавшего  на
самолет. Был, как всегда, изысканно вежлив, но суетлив,  и  от  этого  его
тревога для меня становилась лишь очевиднее, потому что, обычно  волнуясь,
Стив  вел  себя  особенно  неторопливо,  все  наши  вашингтонские   друзья
завидовали этой его черте.
   В полдень мы втроем завтракали в  длинной  прохладной  комнате:  Стивен
Грир, Мигель Лумис и я. Грир указал мне на дубовое кресло слева  от  себя.
Таким образом, Мигель оказался справа, отделенный от нас  тяжелым  дубовым
столом, - небольшой  тактический  ход,  которого  юный  Мигель  так  и  не
заметил.
   Я знал Стивена Грира достаточно хорошо вот уже много лет, однако в  тот
день он впервые пригласил меня на ленч к себе в юридическую фирму  в  Ринг
Бильдинге. Кондиционированный воздух здесь  казался  благословением  после
удушающей жары последних дней августа, которая навалилась на  Вашингтон  и
семью этажами ниже раскаляла тротуары и плавила асфальт на Коннектикутском
авеню.
   Столовая фирмы "Грир, Хилстреттер, Томлин и Де Лука" была обставлена  в
чисто мужском вкусе: вощеная мебель из массивного  дуба,  обои  оливкового
цвета и на стенах старые гравюры, на которых преобладали  сцены  из  жизни
животных. На одной гравюре вспугнутые  утки  стремительно  взлетали  среди
брызг из поросшей камышом бухточки, на другой - величественный лось  гордо
стоял меж двух высоких сосен, на третьей билась на песке огромная  рыбина.
Клиенты должны были осознать, что владельцы фирмы -  солидные,  умудренные
опытом люди, которые ощущают связь человека с природой и понимают, что  за
обманчивым спокойствием лесов, озер, лугов и  морей  кроется  ожесточенная
борьба.
   Посуда, расставленная на зеленых салфетках, была старинного английского
серебра и датского фарфора. Когда мы  принялись  за  охлажденное  консоме,
официант в белой куртке скрылся в прилегающей к столовой буфетной.
   - Нет, для меня это слишком пресно, -  сердито  заметил  Грир,  посыпая
горку красного желе перцем и солью.
   - А для меня в самый раз, - отозвался я.
   Мигель ничего не говорил, должно быть, из уважения к старшим.  Это  был
худощавый юноша, с прямыми черными волосами и смуглой  кожей  красноватого
оттенка, какой бывает у старой, потемневшей бронзы. Его  мать,  мексиканка
из Оаксаки, вышла замуж за Барни Чумиса еще в те дни, когда тот был  всего
лишь неотесанным и ничего собой не представлявшим торговцем. Теперь  Лумис
возглавлял  огромный  комплекс  "Учебных  микрофильмов".  Мигеля   ожидало
приличное наследство.
   - Ну что ж, Майк, займемся делом, - обратился к  нему  Грир,  отодвигая
чашку. - У меня сегодня один из самых трудных дней, да и Джин тоже  занят,
я знаю.
   Взгляд, брошенный на часы, заменил Гриру восклицательный знак  в  конце
фразы. Он рассчитывал свое время по минутам. Он вопросительно уставился на
Мигеля своими серыми глазами.
   - Мне не хотелось вас беспокоить, - проговорил Мигель, - но,  по-моему,
дело очень важное.
   - Всегда рад помочь, - сказал Грир, явно стараясь  избежать  дальнейших
реверансов. - Все, что мы хотим знать, это что, как и почему.
   На последний вопрос я бы мог уже частично  ответить.  Только  серьезные
политические  соображения  могли   заставить   двух   влиятельных   людей:
пресс-секретаря  Белого  дома  и  крупнейшего   юриста,   близкого   друга
президента - собраться здесь за  этим  столом,  чтобы  выслушать  молодого
физика, которому лишь недавно исполнилось двадцать  пять  лет.  Ради  этой
встречи мы с Гриром отменили все другие свидания. Это  было  поразительным
проявлением нашей системы, правда, вполне понятным для тех, кто знает  все
ее аспекты, но совершенно непостижимым для тех, кто не знает их. Уже давно
я попал в сети сложных маневров людей, стремящихся  к  власти,  -  короче,
политиков, - но в отличие  от  бьющейся  на  крючке  рыбины  я  знал,  что
запутался в этих сетях навсегда.
   Все мы собрались сегодня  из-за  отца  Мигеля,  Бернарда  Лумиса.  Этот
человек обладал феноменальной способностью изыскивать средства  для  нашей
партии, а потому  мог  рассчитывать  на  помощь  и  понимание  со  стороны
вашингтонской администрации. Кроме того, тот факт, кто комплекс  Лумиса  в
Лос-Анджелесе  поставлял  для  государственных  школ  львиную  долю  новых
недорогих микрофильмов,  обеспечивал  Стивену  Гриру  официальный  пост  в
Вашингтоне.
   Мигель, защитив диплом магистра  физики,  должен  был  провести  год  в
Вашингтоне, стажируясь при Комиссии по атомной энергии,  что  одновременно
являлось подготовкой к докторской диссертации. Он жил здесь с начала июня.
   Барни Лумис позвонил мне и Гриру и попросил нас обоих ввести  Мигеля  в
вашингтонское общество, помочь ему на первых порах. То, что он обратился к
Гриру, было вполне понятно. Обо мне же Барни подумал потому,  что,  прежде
чем присоединиться к  штабу  Пола  Роудбуша,  когда  он  боролся  за  пост
президента, я Оказал "Учебным микрофильмам" и самому  Барни  немало  услуг
через свою рекламную фирму "Юджин  Р.Каллиган  и  компани".  Мне  нравился
Барни. По сути дела, он относился к той породе собак, которые лают, но  не
кусаются. Кроме того, он хорошо мне платил в тот довашингтонский период.
   Итак, Мигель время от времени бывал на обедах в доме  Грира  в  Кенвуде
или завтракал с ним в Метрополитен-клубе. Я, в  свою  очередь,  познакомил
Мигеля  с  вашингтонскими  ресторанами,  представил  его  моим  друзьям  и
знакомым девушкам. После моего развода два  года  назад  я  вел  -  как  я
надеялся, временно - холостяцкую жизнь.  Я  не  раз  назначал  по  вечерам
свидания с девушками, и мы с Мигелем провели немало бурных ночей  в  таких
местах, как Жокей-клуб, "Байо" или "Диалог" в Джорджтауне. Благодаря нам с
Гриром к концу августа Мигель знал Вашингтон куда лучше большинства юнцов,
которые устремляются на летнюю практику в столицу - колыбель американского
бюрократизма. Нам обоим нравился Майк Лумис, сообразительный и остроумный,
совсем неиспорченный и даже слишком сдержанный для своего возраста. Он был
вспыльчив, но не позволял огню вырываться из-под тлеющих угольев. И у него
еще сохранились  идеалы,  заставлявшие  его  задавать  такие  вопросы,  от
которых  трескалась  броня  цинизма,  свойственного  многим  вашингтонским
деятелям.
   - Прежде всего это строго между нами, - сказал Мигель.
   Он кивнул на официанта, который как раз в это время вошел с  фирменными
бифштексами на подносе.
   - Спасибо, можете идти, - сказал Грир официант ту. - Оставьте десерт на
столе, мы возьмем его сами.
   - Пожалуйста, мистер Грир. - Официант, видимо, давно  привык,  что  его
бесцеремонно изгоняют. - Я вернусь в три и все приберу.
   Он принес яблочный крюшон с лимоном и льдом, повесил  в  буфетной  свою
белую куртку, и через минуту задняя дверь закрылась за ним.
   - Итак, Майк? - Грир выжидательно смотрел на Мигеля, держа в руке вилку
с чуть подрумяненным бифштексом.
   - Вот какое дело, - начал Мигель. - Как вы знаете, я защитил  диплом  в
Калтехе [Калифорнийском технологическом институте] и приехал сюда в  июле.
В КАЭ [Комиссия по атомной энергии]  меня  прикрепили  к  административной
секции на четыре с чем-то месяца. Работа неинтересная, обычная  конторская
рутина, не имеющая почти ничего общего с физикой. В нашей секции еще  пять
практикантов, все  готовят  диссертации,  как  и  я.  Цель  руководства  -
познакомить нас с принципами работы Комиссии  по  атомной  энергии.  После
этого осенью мы должны перейти к  теоретическим  основам  атомной  физики.
Тогда  нас  пошлют  в  такие  центры,   как   Брукхейвен   и   Лос-Аламос.
Представляете, как я был удивлен, когда узнал, что  двое  практикантов  из
нашей группы  получают  стипендии  не  только  от  КАЭ,  но  и  от  другой
организации, которая называется...
   - Стоп! - Грир поднял руку. - Задний ход! Кто кому платит?
   - Простите, - пробормотал Мигель  со  смущенной  улыбкой  на  бронзовом
лице. - Значит, так. Шесть практикантов  находятся  на  содержании  КАЭ  и
получают стипендии непосредственно от комиссии.  Но  двое  из  них,  кроме
того, получают дополнительно деньги, и немалые, - по 7500 долларов в  год!
- от Поощрительного фонда.
   - Какого фонда? - спросил Грир.
   - Поощрительного, - ответил Мигель.
   - Никогда о таком не слыхал, - сказал я.
   - Это еще только начало, слушайте дальше,  -  сказал  Мигель.  Глубокие
черные глаза придавали его лицу дерзкое  выражение,  латинская  горячность
прорывалась в убыстренном темпе речи. -  Понимаете,  меня  недели  на  две
перевели в расчетное отделение. Там я обнаружил, что  возле  фамилий  этих
двух практикантов в платежных ведомостях ставят отметки "Поощ.".  Когда  я
спросил главного бухгалтера, что это означает, он ответил: "Дополнительное
вознаграждение "Поощрения". Но, когда я спросил, что это за "Поощрение"  и
за что эти двое получают дополнительную плату, он  начал  что-то  мямлить,
явно не желая отвечать. Он сказал, что у них были  особые  обязанности,  о
которых он сам ничего не знает. Сказал,  что,  во  всяком  случае,  теперь
система изменена и таких отметок в платежных ведомостях больше не  делают.
Естественно, меня это заинтересовало. Вы знаете,  денег  у  меня  хватает.
Однако я всегда старался заработать их сам, и мне стало обидно,  что  двое
практикантов получают  суммы,  которых  остальные  не  получают.  Мне  это
показалось несправедливым.
   Мигель прервался на минуту, чтобы  расправиться  со  своим  бифштексом,
затем зачастил еще быстрее:
   - Разумеется, я поговорил с обоими  парнями.  Один  из  них  был  очень
удивлен, что я узнал обо всем этом. Он сказал,  что  "Поощрение"  означает
"Поощрительный фонд", это организация, которая стремится привлечь к работе
в области физики как можно больше способных молодых студентов,  предлагает
им дополнительную стипендию. Сказал, что больше  ничего  не  знает,  кроме
того, что получает 7500 долларов в год равными частями регулярно два  раза
в месяц. Второй парень оказался словоохотливее. Он  сказал,  что  связь  с
"Поощрением" предполагает некоторые дополнительные задания. Если меня  это
интересует, он свяжет меня с одним  из  представителей  "Поощрения",  и  я
смогу с ним поговорить. Я сказал: "Конечно, интересует".
   - Кто заправляет этой Поощрительной конторой? - перебил я его.
   - Я как раз хотел рассказать об этом, - ответил он. - Недели через  две
как-то вечером ко мне на  квартиру  пришел  мужчина  лет  45-50,  довольно
симпатичный и явно образованный. Сначала поговорил о том, о сем,  а  потом
объявил, что работает в "Поощрении" и что у него для меня есть  заманчивое
предложение. Он, мол, знает, что я не нуждаюсь в деньгах, но, может  быть,
меня заинтересует это дело по "патриотическим мотивам", как он  выразился.
Я его сразу поправил. Сказал, что хочу сам сделать карьеру,  не  полагаясь
на деньги отца. Разумеется, я патриот, добавил я. В таком  случае,  сказал
он, "Поощрение" готово выплачивать мне 7500 долларов в год не только  пока
я буду работать над диссертацией,  но  и  все  время  -  главное,  чтоб  я
продолжал заниматься физикой или какой-либо другой смежной дисциплиной.  Я
спросил, что с меня за это потребуется.
   - Помедленнее, Майк, прошу тебя, - взмолился я.
   Мигель ухмыльнулся.
   - Хорошо. Этот тип сказал, что  все,  что  от  меня  требуется,  -  это
слушать  и  запоминать  услышанное.  "Поощрение"  интересуется   развитием
мировой физики вообще и международными связями физиков в частности. Если я
услышу о каких-нибудь новых исследованиях в Италии, или в Израиле,  или  в
России, я должен об этом сообщать в фонд. Чем чаще я  буду  участвовать  в
международных конференциях, тем лучше. То же самое относится  к  дружеским
связям с физиками  других  стран.  Кроме  того,  "Поощрение"  интересуется
американскими физиками, которые работают с иностранными учеными, дружат  с
ними или просто  часто  путешествуют.  Я  сказал,  что  все  это  выглядит
странно. Хорошо, сказал он, это только наша первая встреча, и,  если  меня
это действительно  заинтересует,  мы  сможем  побеседовать  позднее  более
подробно. Я поблагодарил, сказал, что все обдумаю и снова с ним встречусь.
Спросил, могу ли я ему позвонить. Не  беспокойтесь  об  этом,  сказал  он,
просто сообщите Джо - это один из тех двух протеже "Поощрения",  -  и  он,
т.е. мой посетитель, сам со мной свяжется.
   - Он назвал свое имя? - спросил Грир.
   - Да, - ответил Мигель. - Смит. Но мог с  таким  же  успехом  назваться
Джонсом или Томасом. Когда он  ушел,  я  задумался  над  этим  посещением.
Что-то здесь было нечисто. Он говорил много, но почти ничего не сказал.  И
мне не понравилось, что он не оставил ни телефона, ни служебного адреса.
   Так вот, - продолжал Мигель, - на другой день отправился я в библиотеку
конгресса и взял справочник обо всех благотворительных,  освобожденных  от
налогов фондах. Никакого "Поощрения" там нет и никогда  не  было...  -  На
мгновение речь его замедлилась, затем он снова  затрещал  как  пулемет:  -
Тогда я начал искать номер "Поощрительного фонда" в телефонном справочнике
Вашингтона. Никаких следов.  На  всякий  случай  я  проверил  нью-йоркский
справочник и  только  там  нашел  "Поощрительный  фонд".  Адрес:  Тридцать
восьмая Восточная  улица,  Нью-Йорк-Сити.  И  вот  в  этот  понедельник  я
отправился туда. Дом обветшалый, со скрипучим лифтом,  кроме  "Поощрения",
там полно всяких старых контор. "Поощрение" на третьем  этаже.  Оказалось,
весь этот фонд помещается в одной комнате с грязными окнами, из мебели там
- конторский шкаф, а из сотрудников - одна  девица  за  пишущей  машинкой,
которой явно нечего делать.  Когда  я  спросил,  где  ее  начальники,  она
ответила, что знает только одного  начальника,  мистера  Мори  Риммеля  из
Вашингтона.
   - "Мори Риммель", - повторил Грир. - Я знаю  Мори.  Играет  в  гольф  в
"Неопалимой купине". Ты с ним знаком, Джин?
   - Так, немного, - ответил я.
   Но я-то хорошо помнил Риммеля. У него была странная  привычка  говорить
шепотом  прямо  в  ухо  собеседника,  словно  он  вечно  боялся,  что  его
подслушают. Лицо его походило  на  полную  луну,  испещренную,  как  сетью
каналов, тонкими пурпурными прожилками. Во время  наших  редких  встреч  в
обществе у меня создалось впечатление, что Риммель никогда не просыхает.
   - Ты говорил с Риммелем? - спросил Грир.
   Мигель кивнул.
   - Но он держался уклончиво. Сказал, что "Поощрение" представляет группу
бизнесменов-благотворителей. Что "Поощрение" способствует развитию науки и
иногда помогает деньгами молодым физикам,  химикам  и  другим  ученым  для
того,  чтобы  создать  в  Америке  обширный  резерв  компетентных  научных
специалистов. Когда я спросил его, кто дает деньги, он увильнул от ответа.
Сказал, что бизнесмены-благотворители предпочитают оставаться  в  тени.  А
когда я спросил о его доле участия, он ответил, что отдает  не  деньги,  а
только свое время, "если можно так выразиться".
   Обо всем этом я рассказал Джо, одному из тех, кто  получает  деньги  от
"Поощрения". "Ну и что из того?" - ответил он. Он сказал, что  "Поощрение"
оказывает науке колоссальную помощь, а откуда берутся деньги  -  не  имеет
значения. Одним словом, я думал над этим целую ночь и вот решил обратиться
к вам, джентльмены.
   - Но почему? - спросил Грир. Он уже давно не находил себе места. - Я не
вижу, какое отношение имеет все это к нам.
   - Потому, мистер Грир, - ответил Мигель, - что, как я  полагаю,  многие
молодые физики тайно  состоят  на  содержании  ЦРУ,  я  полагаю,  что  это
чертовски гнусное дело, и я полагаю, что президент Роудбуш должен положить
этому конец.
   Мигель Лумис, несомненно, был человеком действия.  Придя  к  убеждению,
что требуется  вмешательство  Вашингтона,  он  начал  с  самого  верха,  с
президента США. Обычный путь через приемные конгрессменов и сенаторов  был
не для него. И он не стал писать президенту,  а  обратился  к  двум  своим
знакомым, к мнению которых, как он знал, президент  прислушивается.  Барии
Лумис кое-чему научил-таки своего сына.
   - Почему ты думаешь, что это разведка? -  спросил  Грир.  Он  был  явно
заинтригован.
   - Слишком уж похоже на методы ЦРУ, - ответил Мигель. - Ученые в гораздо
большей степени  интернационалисты,  чем  другие  люди.  Они  участвуют  в
международных встречах, обмениваются  информацией  по  всему  миру  как  в
коммунистических, так и в некоммунистических странах. Поэтому ЦРУ нанимает
некоторых молодых ученых -  к  старикам  с  мировой  известностью  они  не
осмеливаются подступиться - и заставляет их  доносить  обо  всем,  что  им
удается узнать: сообщать  ЦРУ  о  высказываниях,  убеждениях  и  дружеских
связях американцев, которые поддерживают отношения с заграничными учеными.
   - Все это слишком расплывчато, Майк, - возразил Грир. Сейчас он говорил
как адвокат, испытывающий надежность свидетеля обвинения.
   - Возможно, но у меня хорошее чутье, - сказал Мигель. - Вот,  например,
мой посетитель, мистер Смит или как его там еще! Если  он  не  намеревался
завербовать меня для какой-то секретной операции, почему он не оставил мне
свой телефон и адрес?  А  само  "Поощрение"?  Оно  не  значится  в  списке
благотворительных фондов. И совсем неясно, чем  оно  занимается  и  откуда
берутся денежки.
   - Предположим, все, что ты говоришь, правда, - продолжал Грир. - Но что
плохого в том, что ЦРУ субсидирует молодых физиков?
   Задавая такие вопросы, Грир обычно смотрел на  собеседника  неподвижным
пристальным взглядом, При  этом  лицо  у  него  было  как  у  добродушного
туповатого чиновника. Но, едва Грир улавливал какой-нибудь  новый  поворот
мысли, он весь напрягался и сосредоточивался. Я наблюдал за ним на  многих
конференциях, видел, как он  все  проверяет,  прощупывает,  взвешивает,  и
хорошо понимал, почему президент так прислушивается к его мнению.
   - Что плохого? - возмутился Мигель. - Господи Иисусе, мистер Грир, если
вы задаете такие вопросы, не имеет смысла продолжать. Мы  не  поймем  друг
друга.
   -  Потише,  Майк,  -  мягко  остановил  его   Грир.   -   Ты   все-таки
дипломированный физик, а не школяр, из колледжа. Давай  выражаться  яснее.
Мы и в самом деле не  поймем  друг  друга,  если  не  выяснить,  чего  мы,
собственно говоря, хотим.
   - Да, я физик, черт  побери!  -  воскликнул  Мигель,  его  темное  лицо
вспыхнуло. - Нас учили добиваться истины, какой бы она ни была, стремиться
к истине всюду, в лабораториях Калифорнии, Москвы или Бухареста. Мы должны
верить друг другу независимо от национальности. Как бы вы себя чувствовали
на месте ведущего физика, если бы узнали,  что  ваш  молодой  помощник  по
эксперименту подкуплен и шпионит за вами?
   - Это зависело бы от того, настоящий ли он ученый, и от  характера  его
работы, - ответил Грир. - Я знаю, тебе это покажется циничным, но тут есть
своя правда. Ты ведь не возражаешь  в  конечном  счете,  что  деятельность
этого фонда помогает увеличивать число опытных физиков в стране.  Поэтому,
даже если ты прав, не  вижу  особого  вреда  в  том,  что  одновременно  с
формированием молодых ученых разведка собирает кое-какую  интересующую  ее
информацию. Ты же знаешь, они  всегда  собирают  сведения  тайно  или  под
каким-либо  "прикрытием",  как  они  это  называют.   Нельзя   же   просто
высадиться, скажем, в Джакарте, назначить встречу с высшими чиновниками  и
представиться: я, мол, новый агент ра