в ней. Рохан по-прежнему сидел без движения. Он не  знал,  можно
ли стряхнуть кристаллики, которыми был обсыпан. Множество их  лежало  на
камнях, все, до сих пор белевшее как кость, ложе ручья было словно  заб-
рызгано черной краской. Он осторожно взял один из треугольных кристалли-
ков, и тот будто ожил, деликатно дунул на руки теплой  струей  и,  когда
Рохан инстинктивно разжал руку, взлетел в воздух.
   Тогда, будто по сигналу, все вокруг зароилось. Это движение только  в
первый момент представлялось хаотичным. Черные точки образовали над  са-
мой землей слой дыма, сконцентрировались, объединились и столбами  пошли
наверх. Казалось, скалы задымились какими-то жертвенными факелами несве-
тящегося пламени. Потом произошло что-то  еще  более  непонятное.  Когда
взлетающий рой повис, как огромный пушистый черный  шар,  над  серединой
ущелья, на фоне медленно темнеющего неба, тучи снова вынырнули из зарос-
лей и стремительно бросились на него. Рохану показалось, что  он  слышит
скрежещущий звук воздушного удара, но это была иллюзия.  Он  уже  решил,
что наблюдает схватку, что тучи извергли  из  себя  и  сбросили  на  дно
ущелья этих мертвых "насекомых", от которых хотели избавиться, но понял,
что ошибается. Тучи разошлись, и от пушистого шара не осталось и  следа.
Они поглотили его. Мгновение, и снова только  вершины  скал  кровоточили
под последними лучами солнца, а раскинувшаяся долина снова стала пустын-
ной.
   Рохан поднялся на ослабевшие ноги. Он вдруг показался себе смешным  с
этим поспешно взятым у мертвеца излучателем; больше того - он чувствовал
себя ненужным в этой стране абсолютной смерти, где могли победить только
мертвые формы, победить для того, чтобы совершать таинственные действия,
которых недолжны были видеть ничьи чужие глаза. Не с ужасом, но с полным
ошеломления удивлением участвовал он мгновение назад в том, что произош-
ло. Он знал, что никто из ученых не в состоянии разделить его чувств, но
хотел вернуться теперь уже не только как вестник гибели товарищей, но  и
как человек, который будет добиваться, чтобы планету  оставили  нетрону-
той. "Не все и не везде существует для  нас",  -  подумал  он,  медленно
спускаясь вниз. Светлые сумерки позволили ему быстро дойти до поля  бит-
вы. Там ему пришлось ускорить  шаги,  так  как  излучение  остекленевших
скал, кошмарными силуэтами встающих в  густеющих  сумерках,  становилось
все сильнее. Наконец он побежал. Отзвук его шагов от одних каменных стен
передавался другим, и в этом непрерывном эхе, в этом  гуле,  усиливавшем
его торопливость, он прыгал с камня на камень. Он миновал  неузнаваемые,
расплавившиеся обломки машин, выскочил на крутой склон, но и здесь инди-
катор пылал ярким рубиновым огнем.
   Задерживаться было нельзя. Он задыхался, но не снизил  темпа,  только
до предела открыл вентиль редуктора. Если даже кислород кончится у выхо-
да из ущелья, если придется дышать воздухом планеты, все равно  это  на-
верняка лучше, чем оставаться лишние минуты здесь, где каждый  сантиметр
скалы выбрасывал смертоносное излучение. Кислород бил ему в горло холод-
ной волной. Бежать было легко, поверхность застывшего потока лавы, кото-
рый оставил на пути своего поражения отступающий  циклоп,  местами  была
гладкой почти как стекло. К счастью, на нем были горные ботинки с  шипа-
ми, и он не скользил. Теперь совсем стемнело, только кое-где выглядываю-
щие из-под остекленевшей оболочки светлые камни показывали дорогу  вниз,
только вниз. Он знал, что впереди по крайней мере еще три километра  та-
кого пути. Делать какие-либо вычисления при этой сумасшедшей гонке  было
не совсем удобно, но он время от  времени  посматривал  на  пульсирующий
огонек индикатора. Он мог здесь быть еще около часа, тогда доза не  пре-
высит двухсот рентгенов. Ну пусть час с четвертью, но если и после этого
он не доберется до начала пустыни, спешить будет уже некуда.
   Где-то на двадцатой минуте наступил кризис. Сердце он чувствовал  как
жестокое, непреодолимое существо, которое раздирало и сжимало ему грудь,
кислород жег горло пылающим огнем, в глазах  мелькали  искры,  но  самым
плохим было то, что он начал спотыкаться. Правда, излучение стало немно-
го слабее, индикатор тлел в темноте как гаснущий уголек, но он знал, что
должен бежать, бежать дальше, а ноги уже отказывались слушаться. Все его
мышцы работали на пределе, все в нем  кричало,  требовало  остановиться,
стоять, а то и рухнуть на кажущиеся такими холодными, такими безопасными
глыбы потрескавшегося стекла. Он  хотел  посмотреть  вверх,  на  звезды,
споткнулся и полетел вперед, едва успев выставить руки.  Всхлипывая,  он
глотал воздух. С трудом приподнялся, встал,  несколько  шагов  пробежал,
качаясь из стороны в сторону, потом нужный ритм вернулся и понес его. Он
уже потерял ощущение времени. Как он вообще ориентировался в этой глухой
тьме? Он забыл о мертвых, которых нашел, о костяной улыбке Бенигсена,  о
Реньяре, лежащем под камнями рядом с разбитым  арктаном,  о  безголовом,
которого ему не удалось опознать, забыл даже о туче. Мрак давил на него,
наливал кровью его глаза, напрасно искавшие большое звездное небо равни-
ны, песчаная пустота которой казалась ему избавлением. Соленый пот зали-
вал лицо, он бежал вслепую, увлекаемый силой, неисчезающему  присутствию
которой в себе мгновениями еще мог удивляться. Этот бег, эта ночь, каза-
лось, не имели конца.
   Рохан уже ничего не видел, когда вдруг ему стало гораздо тяжелее  пе-
редвигать ноги, он  несколько  раз  провалился,  почувствовал  последний
приступ отчаяния, поднял голову и вдруг понял, что он в пустыне. Он  еще
заметил звезды над горизонтом, потом, когда ноги его подогнулись,  поис-
кал шкалу индикатора, но не увидел ее, она была темной,  молчала,  -  он
оставил смерть за спиной, в глубине застывшего корыта лавы, -  это  была
последняя его мысль. Он почувствовал лицом шершавый холод песка и погру-
зился не в сон, а в оцепенение. Все тело еще  отчаянно  работало,  ребра
ходили ходуном, сердце разрывалось, но сквозь этот мрак полного  изнуре-
ния он проваливался в другой мрак, более глубокий, и,  наконец,  потерял
сознание.
   Рохан очнулся сразу, не понимая, где находится. Пошевелил руками, по-
чувствовал холод песка, высыпавшегося из ладони, сел и  невольно  засто-
нал. Ему было душно. Светящаяся стрелка манометра на кислородном приборе
показывала нуль. В другом баллоне давление было  восемнадцать  атмосфер.
Он переключил вентиль и встал. Был час ночи.  Звезды  резко  сверкали  в
черном небе. Он определил по компасу нужное направление  и  пошел  прямо
вперед. В три он принял последнюю таблетку. Незадолго до четырех у  него
кончился кислород. Он отшвырнул кислородный прибор,  сделал  неуверенный
вдох, но, когда холодный предрассветный воздух наполнил его легкие,  по-
шел быстрее, стараясь не думать ни о чем, кроме этого похода через  бар-
ханы, в которые он то и дело проваливался по колено. Он шел как пьяный и
не знал, действие ли это газов атмосферы или просто усталость. Он  подс-
читал, что если будет делать четыре километра в час, то доберется до ко-
рабля в одиннадцать утра. Рохан попробовал определить  скорость  шагоме-
ром, но ничего не получилось.
   Гигантская белая полоса Млечного Пути делила  небо  на  две  неравные
части. Он уже привык к призрачному свету звезд, который позволял ему об-
ходить самые большие барханы. Он шел и шел, пока не заметил на фоне  го-
ризонта какой-то угловатый силуэт, казавшийся странным правильным прост-
ранством без звезд. Еще не понимая, что это, он повернул в  ту  сторону,
побежал, проваливаясь все глубже, и наконец  вытянутыми  руками,  словно
слепец, ударился о твердый металл. Это был  вездеход,  пустой,  возможно
один из тех, которые накануне утром выслал Хорпах, а может, какой-нибудь
другой, например брошенный группой Реньяра.  Рохан  не  думал  об  этом,
просто стоял, задыхаясь, обнимая плоский лоб машины обеими руками. Уста-
лость тянула к земле. Упасть около машины, заснуть рядом  с  ней,  чтобы
утром, с солнцем, отправиться в путь...
   Рохан медленно вскарабкался на броневую крышу, на ощупь нашел рукоять
люка и открыл его. Зажегся свет. Он сполз на сиденье. Да, теперь он  уже
знал, что немного опьянел, наверняка отравленный метаном,  он  никак  не
мог отыскать стартер, не помнил, не знал  ничего...  Наконец  рука  сама
нашла потертую ручку, толкнула ее, двигатель негромко мяукнул и  зарабо-
тал. Он откинул крышку гирокомпасов, теперь он знал наверняка только од-
ну цифру - курс возвращения. Некоторое время вездеход шел в темноте. Ро-
хан забыл о существовании фар...
   В пять было еще темно. Он увидел прямо перед собой, далеко, среди бе-
лых и голубоватых звезд, одну, висящую над самым горизонтом,  рубиновую.
Он тупо уставился на нее. Красная звезда?.. Не было таких...  Ему  каза-
лось, что рядом с ним кто-то сидит, наверное Ярг. Рохан  хотел  спросить
его, что это может быть за звезда, и вдруг - будто его ударили -  понял.
Это был носовой огонь крейсера. Он направил вездеход прямо на эту  руби-
новую капельку. Она постепенно поднималась, пока не стала  ярко  горящим
шариком, в отсвете которого переливался панцирь звездолета. Между прибо-
рами замигал красный огонек и раздался звонок, сигнализируя  о  близости
силового поля. Рохан выключил двигатель. Машина сползла по склону барха-
на и остановилась. Он не был уверен, что сумеет  забраться  в  вездеход,
если вылезет из него. Поэтому он залез в ящик и  достал  ракетницу.  Она
прыгала у него в руке. Рохан оперся локтем о руль, сжал запястье  другой
рукой и потянул спусковой крючок. Оранжевая черта пронзила темноту. Чер-
та кончилась взрывом, выбросившим яркие звездочки, - ракета ударилась  в
стену силовой защиты. Он стрелял раз за разом,  пока  не  услышал  сухие
щелчки ударника. Кончились патроны. Но его уже заметили. Почти сразу  же
на вершине корабля вспыхнули два больших прожектора и, лизнув песок  бе-
лыми языками, скрестились на вездеходе.  Одновременно  осветилась  аппа-
рель, и, как холодный  огненный  столб,  вспыхнула  шахта  пассажирского
подъемника. Трапы мгновенно заполнились бегущими людьми, под  кормой  на
барханах заметались огоньки. Голубые светлячки  показали  проход  внутрь
поля.
   Ракетница выпала из рук Рохана. Он не помнил, как сполз по  холодному
боку машины, и, пошатываясь, преувеличенно большими шагами, неестествен-
но выпрямившись, стиснув  кулаки,  чтобы  подавить  неприятную  дрожь  в
пальцах, пошел прямо к кораблю, который стоял в половодье огней на  фоне
бледного неба такой величественной неподвижной громадой, как будто  и  в
самом деле был непобедим.
 
 
   Закопане,
   июнь 1962 - июнь 1963.