о
    процеживании через что-то...

    -  Представь себе, что происходит здесь, - ответил Алексей - Здесь буря,
    да,   буря!   В   небольшом   замкнутом   пространстве   с  непостижимой
    стремительностью  несутся  рои  частиц,  осколков  атомных ядер. Сколько
    частиц?  Когда  мы подсчитываем, мы не пишем нули - не хватит бумаги. Мы
    пользуемся  знаком  возведения  в  степень. Например, десять в двадцатой
    степени,  это единица с двадцатью нулями - то есть миллиарды миллиардов.
    До  сих  пор  в  какой-то мере реально только агрономы могли представить
    себе  такие  количества.  Чтобы  сосчитать  частицы, движущиеся под этой
    броней,  нужно писать цифры с многими единицами в показателе степени. Но
    не  все  частицы  нам  нужны.  Мы  отбираем  одно  и отбрасываем другое.
    Поэтому-то  мы употребляем слово фильтр. Так мы получаем новые вещества,
    новые  химические  элементы... Наш энергит стремится стать энергией, так
    как он очищен от помех, перестроен. Стать силой - цель энергита... и наша!
                                       2

    НИША  в  стене  была  закрыта  очень толстым, слегка желтоватым стеклом.
    Внутри,   на   прозрачных   полках,   дежали   куски   темного   металла
    разнообразной формы. Алексей улыбнулся:

    -  Здесь  ты  можешь  воочию  увидеть  наглядную  демонстрацию одного из
    важнейших   законов   диалектики   -   закона  скачкообразного  перехода
    количественных  изменений  в качественные. Смотри: лист, пластинка урана
    или  плутония не проявляет себя развитием стремительной, цепной реакции.
    Почему?  Энергия  частиц,  вырывающихся  за  пределы  пластины,  как  бы
    пропадает  для  этой  пластины.  А  вот  эти  два полушария - это модель
    урановой  или  плутониевой,  так  называемой "атомной" бомбы. Если сжать
    эти  два  полушария,  чтобы  они  образовали  шар,  реакция  со  взрывом
    произойдет  немедленно.  Смысл явления заключается в том, что необходимо
    придать  достаточную  массу  активному  веществу.  Эта  масса называется
    критической.  Тогда используются все нейтроны, образующиеся при реакции,
    и сама ядерная реакция происходит с эффектом взрыва.

    Именно  так  были  устроены  атомные  бомбы,  сброшенные  в конце второй
    мировой  войны  на  японские  города  Хиросиму  и  Нагасаки.  В стальной
    оболочке  помещались  два  полушария.  Бомба снабжалась зарядом обычного
    взрывчатого   вещества   и   взрывателем.  Воспламенение  заряда  внутри
    оболочки  как  бы  выстреливало  одним  полушарием  в другое. Но это был
    очень  несовершенный  способ. Только незначительная часть массы успевала
    освободить  свою  энергию.  Большая  часть плутония просто разлеталась в
    воздухе.  Но  для  целей  того  времени  - для начала того, что называли
    атомной  дипломатией  и атомным террором, этого было достаточно... А вот
    посмотри-ка  на этот шар справа. Это модель заряда из энергита. Он много
    сильнее,  и  мы на наших заводах сможем изготовлять такие вещи тысячами,
    многими тысячами - если нас к этому принудят.

    ...Они  молча  смотрели  на  скромный  предмет,  величиной с антоновское
    яблоко среднего размера, спокойно лежащий на стеклянной полке.

    Невольно,  не  замечая  своего  движения.  Вера Георгиевна взяла мужа за
    руку.  В  маленьком куске металла в нише стены, от которого она не могла
    оторвать глаз, концентрировалась великая сила технического гения ее родины.

    А  потом  они  сидели  в  пустынной  больщой  аудитории,  в первом этаже
    Экспериментального  Корпуса, и он рассказал о первом испытании энергита.
    Вот как это было.
                                    * * *

    ПОЛЯРНЫЙ  день шел на убыль. К югу была очень низкая, желтоватая земля с
    белой пеной прибоя и с серой грядой пловучего леса, выброшенного волной.

    Большой  океанский  пароход стоял на якоре в двух с половиной или в трех
    километрах  от  берега.  Ближе  не следовало подходить из-за мелководья.
    Глубокая  мертвая  зыбь  медленно  поднимала и опускала пятнадцать тысяч
    тонн  корабля,  слегка  поворачивая  его около якорных цепей, отпущенных
    почти  на всю длину. К северу было свободное море. На нем были невысокие
    редкие белые льдины с большими разводьями темной воды.

    А  еще дальше к северу, за горизонтом, лежал остров. Только о нем думали
    сейчас  все  на пароходе. Тот остров был вершиной подводной горной цепи,
    макушкой  утонувшего  хребта.  Собственно  говоря,  над водой был только
    невысокий  холм,  покрытый  вечными  льдами.  Но  от  него, на небольших
    глубинах,  шли  к  материку, прячась под волнами, предательские каменные
    складки  - барьеры. На барьерах застревал пловучий лед. Там льдины лезли
    на  льдины,  смерзались,  топили  одна  другую,  и  на  северных трассах
    создавалось  препятствие.  В  этом  месте  к  oceни  во  иногих  местах,
    арктические  льды  спаивались  в сплошные поля и сокращали время удобной
    навигации,  делали  дорогу  опасной...  Остров и подводная гряда мешали!
    Было приказано устранить эту помеху, и время пришло!

    Еще  с  весны  были  сделаны  последние,  окончательные  промеры  дна  и
    вычислены  силы  сопротивления  каменной гряды в воздухе и под водой для
    того,  чтобы  рассчитать  работы,  чтобы не стало ненужного острова и не
    насыпались подводные хребты.

    Подготовка  была окончена. Два длинных полярных дня, когда солнце светит
    двадцать  четыре  часа  подряд,  ушли на приготовление, и теперь люди на
    пароходе наблюдали только за временем.

    Они  уже  надели  глухие  защитные  очки и смотрели на часы через черные
    стекла.  Едва  можно  было  различить циферблат часов, а солнце виделось
    тусклым,  темно-красным  диском  и,  хотя  они  знали,  что  стоит яркий
    полярный день, все кругом казалось им ночью.

    А  когда  пришла  назначенная  минута, то первое, что они увидели, - это
    был  конец  мрака,  хотя  они и продолжали смотреть через черные стекла.
    Свет  явился  с  севера,  все  это  знали,  но  появления света никто не
    заметил,  и  свет  был  везде.  Из-за  горизонта  вверх  неслись сияющие
    хлопья,  похожие  на облака. Хлопья взлетали все выше и где-то исчезали.
    А море было совершенно белым и льдины на нем стали синими.

    Потом  опять  стало  совсем  темно.  Так темно, что через очки ничего не
    было видно. Поэтому люди на палубе узнали, что можно снять очки.

    Онистояли   в   свете   яркого  солнца  и  смотрели  море,  вздымающееся
    громадными   морщинами   мертвой   зыби.  Казалось,  что  они  поднялись
    отовсюду,  их  раскат  был везде, он ходил волнами, ни с чем нельзя было
    сравнить  его,  и  он  был  очень  силен, так как люди не слышали, когда
    пытались  говорить.  Потом  стало  тихо,  зато  на севере, очень высоко,
    исчезало  таяло  темное, похожее на грандиозный гриб облако. На пароходе
    знали,  что  до  этого  облака  далеко,  его характер уже изменился, что
    поэтому  можно  было  смотреть  на  него, не рискуя потерять зрение, они
    знали   также,   что   чуткие   приборы,   улавливающие   энергетические
    возмущения,  расскажут  правду  и  об  этом облаке и о том, что они, эти
    люди, только что сделали.

    Пока  они  тихо  говорили между собой о значении проделанной ими работы,
    вороты  поспешно сматывали якорные цепи и поднимали якоря. Якоря повисли
    над  водой  и  с  них  еще  падали тяжелые капли, когда капитан сказал в
    переговорную трубу, в машину:

    - Полный вперед!

    Винты  забурлили,  и  дым из двух высоких труб, ложившийся до сих пор на
    воду  за  кормой,  стал  отставать. Пароход быстро пошел, все увеличивая
    скорость,  в  открытое  море, так как навстречу ему, без ветра, вставало
    море.  Было  хорошо  видно,  как  на  севере океан поднялся и на них шел
    первый высокий вал.

    В  этом  не  было  ничего  неожиданного,  поэтому капитан и команда были
    готовы  к  маневру.  Но ученые не ушли с палубы. Они крепко держались за
    поручни.  Кто-то  из  них  торжествующе  закричал, давая выход волнению,
    накопленному раньше.

    Первая  водяная  гора  подошла,  и  в  брызгах  пены, взбиваемой широким
    корпусом,  пароход,  дрожа  всем  телом от мощи машин и от сопротивления
    воды,  полез  на  нее. А потом пароход опустился на дно глубокой водяной
    пропасти,  и  зеленая  вода  стояла  высоко, как небо. Казалось, что она
    обвалится  на  пароход  и  утопит  его,  но пароход каждый раз опять лез
    вверх,  и  наверху,  на  горах  валов,  в  те  секунды, когда обнажались
    гребные винты, машины задыхались от спешки.

    Так  шли  они  вниз и вверх, и с высоты водяных гор было видно и слышно,
    как  валы  океана  ломались  на  мелководье  у берега, падали с грохотом
    залпов  пушек  главного  калибра  и,  сделавшись  белыми,  бежали к югу,
    закрыв под собой, насколько хватал глаз, низкую, плоскую тундру...

    Не  стало острова, не стало подводных барьеров - препятствий для течений
    и  судов.  Открылся  новый  проход. Это сделали советские люди с помощью
    нескольких  кусков нового вещества, таких, как маленький слиток металла,
    мирно   лежащий   на   стеклянной   полке   в   одной   из   лабораторий
    Экспериментального Корпуса Института Энергии.
                                       3

    ОНИ  шли  по  коридору  первого  этажа,  окружавшему  здание,  и были на
    стороне,  противоположной  той част Экспериментального Корпуса, где окна
    выходили  во  двор,  в сторону бокового фасада Старого Корпуса Института
    Энергии, и вдруг...

    Раздался,  на  очень  низкой  ноте,  глухой взрыв. Где-то остро и длинно
    звенели  падающие стекла. В конце коридора послышался треск, и стекла из
    рам  посыпались  наружу.  Алексей бросился к стене и схватился за ручку.
    Он  опустил  ручку вниз и сильно дернул. Что было за отскочившей дверью.
    Вера  Георгиевна  не  успела  рассмотреть  и  понять. Прошло мгновение и
    Алексей  опять  был  перед  ней.  На  нем  были  высокие, очень большие,
    чешуйчатые  сапоги  -  это  она  почему-то  твердо  запомнила. Мелькнуло
    напряженно-решительное  лицо,  такого  лица  она  не  знала, и он кричал
    страшным и повелительным голосом:

    - Оставайся на месте! Не смей сходить с места!

    Алексей  побежал  громадными  шагами  по  коридору.  Что-то  развевалось
    кругом  него,  а  вместо головы был большой шар. Теперь она бы не узнала
    мужа,  если  бы  не  смотрела  на  него  не  отрываясь. Она увидела, как
    Алексей в конце коридора чуть задержался, высоко подпрыгнул и исчез.

    Настало  полное молчанье. Где-то прокричали очень громкие голоса, но она
    не могла разобрать слов.
                                 ЧЕРВЬ У КОРНЯ
                                       1

    РОВНО  в  двенадцать  часов  дня  два  автомобиля,  пробежав  по  шоссе,
    ведущему  от столицы к северо-востоку, замедлили ход, свернули вправо по
    узкой тропе и остановились на поляне, в густом лесу.

    Было  жарко  и  душно.  Парило. Чувствовалось, что к концу дня соберется
    гроза.  Шесть человек на поляне изображали пикник. Степаненко оставил на
    сиденье  машины  чемоданчик, размером не многим больше набитого бумагами
    делового портфеля, и присоединился к компании.

    Семеро  лежали  в  тени  трех старых берез по середине закрытой лесом от
    дороги  лужайки,  и  нескромное  око  исключалось  возможностью  обзора.
    Подробно  и  точно  Андрей  Иванович  объяснил шестерым, что и как нужно
    сделать.  Предусмотрел все и распределил роли. Терпеливо добился полного
    понимания и удовлетворился общей решительностью.

    Затем  он  дал  каждому  по автоматическому пистолету не совсем обычного
    вида.  Стволы  оканчивались толстыми, раза в три больше диаметра канала,
    цилиндрами длиной в восемь сантиметров.

    Степаненко  выстрелил  в  упор в березу Пуля, брызнув, исчезла в дереве.
    Звука  же  не  было  -  легкое  шипенье и только. Продемонстрировав силу
    глушителя,  он  дал каждому также по короткому, широкому ножу испытанной
    "западной"  стали с вытравленными на обухе клинка фигурками "человечков"
    из черточек.

    С  собой в машину он взял Заклинкина и еще двоих. Автомобили двинулись к
    городу.
                                       2

    В  ПОСЛЕДНИЕ дни августа пусто в аудиториях высших учебных заведений. Да
    и  в их длинных коридорах не много людей. Испытания окончены, и только у
    дверей  приемных  комиссий  и  в канцеляриях толпится молодежь. В других
    помещениях  один-два  человека  пройдут  в  день. Так и в Старом Корпусе
    Института    Энергии,   где   находится   излюбленный   кабинет   Федора
    Александровича.  Тихо  и  спокойно  вокруг  привычной комнаты. Здесь все
    мелочи  дышат  прожитыми  десятилетиями.  Здесь  он  дома  и  здесь  ему
    думается легче всего.

    В кабинет Федора Александровича стучат. Дверь не закрыта.

    -  Прошу  войти,  -  говорит  Федор Александрович, не поднимая головы. -
    Прошу  садиться,  чем могу быть полезен? - продолжает академик, глядя на
    двоих,  стоящих  у  двери.  Один  из  них  держит в левой руке небольшой
    чемоданчик,  -  когда-то такие носили врачи, нет, акушерки, - мелькает в
    голове Федора Александровича.

    Вид  у  обоих посетителей напряженно-натянутый. "Наверное, изобретатели"
    - думает академик. (В институте изобретатели не редкие гости.)

    - Прошу садиться!

    Первый  сел  в  кресло  против стола. Второй прикрыл дверь. Первый начал
    говорить, очень вежливо и любезно улыбаясь.

    Речь  его  звучала  четко  и  негромко.  Он  знает,  что  ученый владеет
    несколькими  европейскими языками, поэтому он говорил на своем языке - с
    акцентом страны Западного Континента. Мы даем дословный перевод.

    -  "Многоуважаемый  господин  профессор!  Я  буду  очень и очень краток.
    Поверьте,   мы  уважаем  и  преклоняемся  перед  вами,  ученым  мирового
    масштаба.  Я уполномочен просить вас немедленно выехать в (тут он назвал
    государство,  с  акцентом которого он говорил). Только у нас ваши знания
    будут  оценены.  Только  у  нас вам воздадут должное. Ваши патенты дадут
    вам  миллионы в полноценной валюте. Все ресурсы нашего государства будут
    в  вашем  распоряжении.  Все  готово  к  вашему  отъезду.  И  я вынужден
    сказать, что у вас нет выбора".

    Продолжая  любезно  улыбаться,  человек  показал  Федору  Александровичу
    большой пистолет.

    Откинувшись   на   жесткую   спинку,   Федор  Александрович  смотрел  на
    нежданного  гостя.  Он  рассматривал его весьма внимательно, кажется при
    виде пистолета под подрубленными усами прошла усмешка.

    Вежливо,  не  повышая  голоса,  Федор  Александрович  ответил  на том же
    языке, но чистом, без акцента:

    -  Сожалею,  что  не  имею удовольствия знать вашего имени. Полагаю, что
    вам  нужен психиатр. Вы изволили ошибиться адресом. Прошу меня извинить,
    - не моя специальность!

    -  Я  не  шучу,  профессор!  Выбирайте!  - сказал посетитель. Он встал и
    направил  пистолет на Федора Александровича. Стоявший у двери сделал шаг
    влево и достал пистолет.

    Федор  Александрович  поднялся.  Опираясь  о  стол, он смотрел на них не
    больше  секунды. Густые, седые, стриженные бобриком волосы, крутой лоб с
    двумя  резкими  вертикальными  морщинами, подрубленные усы, ограниченные
    правильными  складками  щек  и  широкий  бритый  подбородок  устремились
    вперед. Он крикнул по-русски:

    - Гадина! - вон!

    Громадная  комната  была  заставлена  шкафами  с  книгами и с приборами.
    Влево  от  входа,  шкафы  отходили  от  стены.  За ними было нечто вроде
    отдельного помещения.

    Степан  Семенович,  прислушиваясь к звукам незнакомой речи, протирал там
    микроскоп  новой конструкции, присланный Федору Александровичу в подарок
    одним  из  заводов  точной  механики. Мало ли каких речей не приходилось
    слышать отсюда скромному и молчаливому техническому служителю?

    Он  выскочил на крик, не успев выпустить прибора из рук. Беззвучные пули
    убийцы,  стоявшего  у  двери,  ударили  его  в  живот и в лицо. Звякнули
    стекла  шкафов  под  рикошетом  пуль,  отскочивших  от микроскопа. Семен
    Степанович упал вперед и остался лежать ничком, без движения.

    Первый,  отделенный  от  Федора  Александровича  только  шириной  стола,
    держал  по привычке гангстеров своей страны, стреляющих в упор, пистолет
    перед  грудью  и  разряжал его в академика. Выстрелов не было слышно, но
    пистолет не бил руку - пули попали в цель.

    Федор  Александрович  молчал. Казалось, что из его глаз вырвалось пламя.
    Убийца,  бывший  у  двери,  стремительно  метнулся,  наступил на Степана
    Семеновича,  взмахнул руками, но удержался на ногах и рукояткой тяжелого
    пистолета ударил Федора Александровича по голове.

    С  визгом:  "Получай  от  Заклинкина, вот тебе твоя наука, вот тебе твоя
    партия!", ударил второй раз.

    Из   рассеченных   покровов   головы   брызнула   кровь.   Руки   Федора
    Александровича  согнулись  в  локтях, он сел, а потом лег лицом на стол.
    Заклинкин опять замахнулся, но Степаненко удержал его за руку.

    - Не будьте ослом, ему довольно.

    Но Заклинкин рвался:

    - Дайте еще, еще, Андрей Иванович! Я ему еще!

    -  Не  дурить! - Андрей Иванович ткнул его пистолетом в бок и отбросил в
    сторону.   Заклинкин  отскочил,  опять  зацепился  за  лежащего  Степана
    Семеновича и злобно ударил безжизненное тело.

    Пока  Заклинкин хрипло дышал и отдувался у двери, Андрей Иванович открыл
    крышку  чемодана,  дважды  обвел  пальцем стрелку по полной окружности и
    остановил ее на цифре "II". Он сказал:

    - Готово, машина заведена!

    Степаненко   положил   чемодан  под  стол  к  неподвижным  ногам  Федора
    Александровича и толкнул Толю к двери.

    За  дверью  стоял один из шести. На лестнице к ним присоединился третий.
    Четвертый  спускался  сверху. Они очень медленно шли вниз. В швейцарской
    стояли еще двое. Двигаясь не спеша, они вышли на улицу.

    - Все удачно, итти не вместе.

    Степаненко  сказал  все  это  безразличным  голосом  и пошел по тротуару
    влево. За ним растянулись шесть убийц. Убежище было недалеко.
                                       3

    НЕЛЕГКО  заставить  уйти  из  жизни  человека, который еще должен что-то
    сделать!

    Мы   имеем   основания   думать,   что   технический   служитель  Федора
    Александровича  очнулся  сразу  после ухода убийц или даже раньше. Может
    быть,   ему  помог  удар,  нанесенный  Заклинкиным?  "Убитый"  зашевелил
    головой  и поднялся на руках. Но ног он не ощущал. Подползая к столу, он
    старался  увидеть,  где  Федор  Александрович.  Уцепившись за кресло, он
    подтягивался к нему.

    Когда  его  глаза  поднялись  над  столом,  он  увидел седую голову, под
    которой  расплывалось  красное пятно. Вероятно он думал сейчас только об
    одном: убили, убили, убили...

    Он  все  поднимался,  хотя  ему  очень  мешали тяжелые ноги, и тянулся к
    стоящему  на  столе  телефону.  Он  долго  тянулся,  обрывался, наконец,
    достал  до  шнура,  натянул,  повалил  аппарат,  но трубка была у него в
    руке.  Он  держал  ее  перед  лицом,  а  говорить  не мог! Раздробленная
    челюсть  висела и в горле было что-то, что мешало ему говорить. Говорить
    ему было нечем.
                                       4

    ДЕЖУРНАЯ  телефонистка  на  зажегшийся  сигнал номера кабинета директора
    института  ответила:  "Слушаю".  Так она всегда отвечала. Но в наушниках
    молчало.

    -