ртом
спросил:
   - А если я не соглашусь?
   - Ты согласишься. - Грон постарался,  чтобы  его  тон  был  таким  же
безразличным, как и у Тамора.
   - Тебе не повредит хорошая порка. - Тамор  перевел  взгляд  за  спину
Грона. - Спин...
   - А сам, - перебил Грон, - или пузо болит?  Тамор  деланно  удивленно
приподнял брови, потом усмехнулся:
   - Я не бью убогих...
   - Атак же китов, слонов, акул и всех, от кого можно  поиметь  хорошую
трепку, - ехидно продолжил Грон. Тамор вздохнул:
   - Ну что ж, ты просил. - Мгновенно сжав кулак, выбросил его вперед.
   Грон едва увернулся. Последовали еще несколько  молниеносных  ударов,
ни один из которых не достал его. Потом Грона пихнули в спину, и  грубый
голос заорал:
   - Дерись, а не бегай, сын устрицы и улитки. Грон обозлился. Эх,  если
бы у него было время  наработать  хорошую  растяжку,  ну  да  ладно.  Он
качнулся, делая вид, что собирается ударить. Тамор тут  же  поддался  на
провокацию. Грон присел и, когда кулак размером с голову Фанера пронесся
над головой, изо всей силы хлопнул ладонью по руке Тамора,  ускоряя  его
поворот, и тут же присел и ударил вытянутой ногой по расставленным ногам
противника. Когда Тамор  рухнул  на  пирс,  окружающим  показалось,  что
произошло небольшое землетрясение. Грон поймал момент падения и,  вложив
весь свой вес в один удар, врезал пяткой в солнечное  сплетение.  Любого
другого этот удар убил бы, но Тамор  только  всхлипнул.  Грон  не  теряя
времени схватил слабо шевелившееся  тело  и  прыгнул  в  воду.  Погрузив
противника с головой, он подержал его так некоторое время, потом схватил
за уши и вытянул голову из воды. Тамор судорожно вдохнул, ничего не видя
остекленевшими глазами. Грон подгреб к пирсу, подтянул  Тамора,  зацепил
его руку за шершавый камень и выбрался  наверх.  Через  несколько  минут
Тамор тяжело вылез из воды и сел на пирс рядом с Гроном. Некоторое время
оба молчали. Потом Тамор повернулся к своей груде:
   - Смойт, передай Одноглазому, пусть ведет свою груду к  "приблудным".
- Он утер воду с лица и повернулся к Грону. - Почему ты меня не убил?
   Грон помолчал,  разглядывая  воду,  потом,  услышав,  как  его  груда
проходит мимо угрюмо молчащих таморовцев, поднялся и двинулся  к  своим.
Отойдя на несколько шагов, он полуобернулся к гиганту.
   - Вот задачка-то, а, Тамор. -  Он  сочувственно  покачал  головой.  -
Думай, ведь все в мире имеет свою причину.
   Вечером груда гуляла. Фанер, как обычно державшийся рядом  с  Гроном,
слегка перебрал, и в его тоне, когда он разъяснял Грону  суть  утреннего
спора, сквозила некоторая снисходительность.
   - Караван собирают несколько купцов-медальонщиков,  ну  тех,  которые
платят  пошлины.  Они   нанимают   охрану   для   защиты   от   пиратов,
договариваются с систрархами порта и базара. У них разгрузка  невыгодна:
вся охрана на их кораблях и следят, чтобы ничего не украли, платят мало,
потому как, если  не  сошлись  в  цене,  систрарх  собирает  пьянчуг  из
портовых забегаловок и под охраной гонит в  порт.  А  медальонщики,  под
своей охраной, разгружают корабли. Но с караваном плывут и "приблудные",
это торговцы победнее, на охрану у них денег нет. А на караван пираты не
нападают. Вот они и плывут вроде вместе, а по сути, каждый сам по  себе.
Такие и на нашу цену соглашаются, потому как иначе разгружать  некому  и
украсть  можно,  станет  еще  систрарх  с  "приблудным"  возиться,   ему
медальонщики мзду дают. Вишь, сколько  добра  -  и  все  наше.  -  И  он
неверным жестом ткнул в несколько распотрошенных  тюков,  валявшихся  на
берегу.
   - Чего надо? - пьяно заорал  вдруг  Одноглазый.  Ему  ответил  гулкий
знакомый голос:
   - Помолчи, рыбье дерьмо, я не к тебе пришел.
   - Что-о-о, - Одноглазый вскинулся с пьяным возмущением, - мало я тебе
с утра зад надрал, еще хочешь?
   - Надрал, - согласился Тамор, - да только не ты. - И ехидно спросил:
   - А что, теперь сам хочешь попробовать?
   Одноглазый мгновенно протрезвел. Груда затихла,  выжидающе  глядя  на
двух вожаков. Но Тамор уже потерял интерес к  разговору,  он  подошел  к
Грону:
   - Отойдем, разговор есть.
   Грон поднялся и пошел за ним. Отойдя от груды шагов на  сорок,  Тамор
повернулся и в упор посмотрел на Грона:
   - Переходи ко мне.
   Грон отрицательно покачал головой.
   - Ты хочешь стать главой груды?
   - Опять не угадал.
   - Тогда тебе конец.
   Грон задумчиво посмотрел в сторону Одноглазого. Тот  смотрел  на  них
ненавидящим взглядом. Он понимал, что хочет сказать Тамор. В груде может
быть только один лидер, а он ясно показал, что сильнее Одноглазого. Грон
вздохнул:
   - Пока он честен со мной, я честен с ним.
   - Ты дурак, Грон, но ты мне нравишься. Когда попадешь в  рабские  ямы
храма Близнецов, я тебя выкуплю.
   - А в этом храме есть заггры? Тамор фыркнул:
   - Эти попрошайки есть в любом храме.
   - Ну, тогда не торопись с выкупом.
   - Уж не думаешь ли ты податься в заггры?
   - А что, не выйдет?
   - Тебе с такой здоровой мордой не дадут  ни  медяка,  хотя  и  побить
побоятся, - расхохотался Тамор. Грон улыбнулся:
   - Что ж, значит, не судьба, но спасибо за предложение. - Грон  сделал
паузу и, придав голосу значительность, закончил:
   - Я запомню.
   Тамор внимательно посмотрел на него, будто стараясь разглядеть что-то
внутри, потом кивнул и, резко повернувшись, пошел прочь.
   Утром Грон проснулся от грубого  пинка.  Он  попытался  вскочить,  но
острие копья прижало его к земле. Над ним стояли трое воинов в  накидках
храмовых стражников и худой жрец с суровым выражением на лице. А  за  их
спинами стоял Одноглазый. Жрец кивнул воинам:
   - Свяжите, - и повернулся к Одноглазому.  -  Значит,  говоришь,  хула
богов и оскорбление храма? Одноглазый кивнул.
   - Жаль, из него вышел бы хороший колун или  мотыга,  храм  сейчас  не
может себе позволить покупать дорогих рабов, а этот силен.
   - Он буйный, мудрейший, может кого-нибудь покалечить. Так  что  пусть
кончит жизнь как корм для священных собак.
   Жрец повернулся к стражникам - Грон уже был умело спутан, так что мог
делать только маленькие шажки. Жрец удовлетворенно кивнул и двинулся  по
берегу, стражник толкнул Грона в спину и больно ударил  по  ногам  тупым
концом копья.
   - Шевели ногами, раб.
   Грон сделал шаг, потом резко повернулся к Одноглазому:
   - Эй, Одноглазый. - Тот смотрел на него торжествующим взглядом.  -  Я
хочу сказать тебе, - Грон сделал паузу, улыбнулся и ласково закончил:
   -  До  встречи,  -  потом  повернулся  и,  переваливаясь  как   утка,
последовал за жрецом.
   А Одноглазый почувствовал, как его  прошиб  пот.  Что  же  за  демона
прислали боги в этот мир?
   Человечек проводил взглядом стражников,  которые  вели  мальчишку,  и
облегченно вздохнул:  этого  тоже  можно  было  списать  со  счетов.  За
прошедшие дни он подстроил, чтобы сына купца обвинили в поношении  духов
предков и отправили на корм священным собакам.  Молодого  жреца  поймали
без его участия в жилище одной из городских гетер и  после  обвинения  в
оскорблении богов отправили туда  же.  Купец  получил  удар  в  висок  в
портовой драке и также закончил свое  мирское  существование,  хотя  это
стоило человечку двадцати  медяков,  а  Первосвященника  явно  волновали
несколько другие проблемы, так что человечек с  облегчением  решил  пока
оставить его в покое. Теперь он разобрался с мальчишкой. Оставались  еще
бывший водонос и матрос, но их надо было искать  за  пределами  острова.
Человечек вздохнул и выбрался из  своего  убежища.  Над  морем  вставало
солнце. Бросив взгляд в сторону Тамариса, он с тоской подумал, что может
ведь совсем не вернуться сюда, потом  покачал  головой,  отгоняя  дурные
мысли, и двинулся в сторону порта.
   Грон сидел, привалившись к стене, и пытался  отвлечься  от  завываний
тщедушного медника. Изрядно  набравшись  молодого  вина,  тот  перепутал
полки в хозяйской мастерской и угробил дорогой золотой кувшин, перепутав
работу хозяина со своим заданием. За  что  был  продан  вместе  со  всей
семьей в возмещение убытков. В  сорока  шагах  отсюда,  в  женской  яме,
сидели его жена и три дочери.
   Грон сидел здесь уже неделю, а медника бросили только утром, и он еще
не успел проникнуться тупым рабским равнодушием. Послышался удар, медник
взвизгнул.
   Потом раздался голос:
   - Заткнись, спать мешаешь.
   Грон усмехнулся. Типичная ситуация. Сначала двинуть,  потом  сказать.
Сверху послышался негромкий разговор, он приоткрыл глаза.  На  краю  ямы
стояли жрец, который его привел, и седой старик в простой хламиде.
   - Опять ключник пожаловал, - недовольно пробурчал тот же голос,  -  и
чего ходит? Уже целую неделю.
   Грон улыбнулся про себя. Видимо, в храме действительно была  нужда  в
сильных рабах вроде него. Почти всех; кроме него и того раздражительного
здоровяка, с кем он повстречался  в  первый  день,  уже  не  было.  Кого
отправили на плантации, кого продали, а кто попал на  священные  псарни.
Но их двоих держали, хотя вели они себя по-разному. Здоровяк был зол  на
весь белый свет, цеплялся ко всем и орал непотребности. А Грон  тихонько
сидел в уголке. В первый же день,  когда  здоровяк  прицепился  к  нему,
Грон, печально улыбнувшись, ударом кулака вышиб камень из кладки  стены,
а потом повернулся и ласково спросил:
   - Хочешь, сделаю  так  же  с  твоей  головой?  Здоровяк  благоразумно
ретировался и больше не цеплялся. Но другим  доставалось.  Однако,  если
тот сильно расходился, Грону было достаточно недовольно хмыкнуть.
   Жрецы исчезли. Но через несколько минут  в  пол  рабской  ямы  уперся
ствол дерева с  прорубленными  ступенями,  потом  над  краем  показалась
голова стражника в шлеме.
   - Ты, бритый, поднимайся.
   Здоровяк побледнел, после чего замысловато выругался и  ухватился  за
бревно. У самого края его схватили за запястья и резко выдернули наверх,
послышался вопль, потом визги, удар, потащили что-то тяжелое.
   - Ну, слава богам,  на  сегодня  у  священных  псов  есть  жратва,  -
облегченно пробормотал кто-то.
   Но бревно осталось на месте. Голова в шлеме показалась снова.
   - Теперь ты, молокосос.  -  Стражник  кивнул  Грону.  У  того  екнуло
сердце. Но за эту неделю он узнал, что обычно священным псам  не  давали
двух жертв в один день. Поэтому он попытался успокоиться и,  ухватившись
за ствол, ловко полез вверх. Его вытянули так же, как и предыдущего.  Но
когда он, прищурившись от яркого  солнца,  бросил  взгляд  на  двор,  то
увидел не полуголых  смотрителей  псарни,  а  колодочника  с  деревянной
колодой. Рядом с ним стоял ключник. Когда два стражника рывком поставили
Грона перед ними, ключник сделал шаг вперед, пощупал мышцы, бесцеремонно
раздвинул губы и осмотрел зубы,  потом,  удовлетворенно  кивнув,  бросил
стоящему рядом надсмотрщику:
   - Это будет Колун, забирай его на дровяной  двор.  Надсмотрщик  хмуро
кивнул и махнул  рукой  колодочнику.  Тот,  ковыляя,  подошел  к  Грону,
наметанным взглядом  окинул  ногу,  достал  тяжелый  бронзовый  тесак  и
ловкими, уверенными движениями подтесал колодку,  затем  натренированным
движением накинул колодку на ногу и вынул ключ-кольцо из замка.
   Дровяной двор представлял собой  широкую  площадку  на  краю  обрыва,
ограниченную со стороны храма  уступом,  укрепленным  каменной  кладкой.
Возчики каждый вечер привозили стволы деревьев и чурки и вываливали их с
уступа на площадку, а кухонные рабы и послушники, следящие за  священным
пламенем, забирали наколотые дрова. Колуну не нужны  были  ни  цепи,  ни
стража, ибо взобраться по стене или спуститься по обрыву, имея  на  ноге
тяжелую колодку, было невозможно. А рабы и  послушники  проходили  через
запертую дверь в кладке только в сопровождении стражников. Кормили  лишь
вечером, когда от тяжелой работы на солнцепеке грузные  Колуны  уже  еле
таскали ноги. Но так было со всеми предыдущими Колунами. С  Гроном  было
по-другому. Тяжелую деревянную колодку, запирающуюся медным  лепестковым
замком, он снимал в секунду, так что с передвижением проблем не было.  В
дополнение к громоздкому каменному  колуну  он  изготовил  еще  каменную
кувалду и несколько клиньев, так что и с работой он мог управиться  часа
за три, в то время как грузному венету, который  за  день  до  появления
Грона был удостоен чести послужить  очередной  порцией  корма  священным
собакам, требовался для этого целый день. Короче, все было  хорошо,  вот
только кормежка... Кухни готовили еду на  семьсот  едоков.  Два  десятка
высших жрецов питались  изысканно.  Сотня  прислужников,  полторы  сотни
послушников и пять десятков храмовых гетер и их  учениц  обходились  без
разносолов, но питались сытно и обильно. Шесть десятков заггров и  сотня
дворовых  слуг  подбирали  крохи  с  хозяйского  стола.  Остальные  были
рабами...
   К исходу недели Грон понял, почему в храме было сложно с Колунами. За
кухню отвечал лично ключник, но старшей  поварихой  была  Тупая  колода.
Поэтому ключник на кухне почти не появлялся. Первые три дня он  приходил
к закату, оглядывал аккуратно выложенные поленницы, удовлетворенно кивал
и удалялся, потом перестал приходить  вообще.  Теперь  его  единственным
инспектором осталась Тупая колода. От кухонных  рабов  Грон  узнал,  что
именно она была  причиной  высокой  чести,  которой  удостоился  прежний
Колун. Колуны были ее привилегией.
   После того как один из кухонных рабов нарочно  обварил  руку,  сделав
себя годным к использованию только в качестве ноги на водососное колесо,
а другой прыгнул со скалы, ключник запретил Тупой колоде  тешить  похоть
кухонными рабами, поэтому у нее остались только Колуны. К исходу  первых
суток Грон уже ясно представлял, что его  ожидает.  Проблема  была  и  в
другом: трахаться-то Тупая колода трахалась, но  лишнего  куска  от  нее
было не дождаться. Поэтому все они кончали одинаково.
   Те, кто ее пользовал, жили немного дольше, чем те, что  отказывались.
Но и те и другие быстро исчезали в желудках священных собак,  ибо  Тупую
колоду отличала неугасимая ненависть к мужчинам, которая проистекала  из
естественного  отвращения  мужского  пола  к  существу,  которое  носило
прозвище Тупая колода.
   Хозяйка кухни представляла собой создание весом около двух центнеров,
с реденькими, слипшимися волосками на голове, зато с густой  порослью  в
носу, на верхней губе,  подбородке  и  под  мышками.  Довершали  картину
бородавки и мелкие желтые зубки с изрядными прорехами. Вечером  третьего
дня,  когда  ключник  ушел,  Грон  отложил  колун  и  задумался.   Дамы,
предназначенной ему в подруги, он не видел, но кухонные рабы, забиравшие
у него дрова, злорадно описали ему ее достоинства.  Судя  по  тому,  что
забиравший сегодня дрова раб, глядя на  него,  ехидно  посмеивался,  час
свидания был близок. Надо было решать, что делать.
   Сбежать особого труда не составляло, но  он  еще  не  нашел  никакого
канала к загграм. Требовалось задержаться в храме  на  некоторое  время.
Тем  более  что  режим  работы  позволял  заняться  собой.  Этому   телу
необходима была хор-рошая растяжка, кроме того, надо привыкнуть к  своей
новой массе и срочно  что-то  делать  с  реакцией.  Когда  он  дрался  с
Тамором,  эти  черепашьи  рефлексы  едва  не  стоили  ему  жизни.  Тамор
несколько раз почти дотянулся до него, Грон вывернулся только  благодаря
своему гигантскому опыту рукопашника. Да и боевые искусства  здесь  были
развиты слабовато. Во время обеих схваток  Грона  ни  разу  не  пытались
ударить ни ребром ладони, ни пяткой, ни, что  самое  интересное,  просто
ногой.
   Хотя,  по-видимому,  опыт  уличных  схваток  у  его  противников  был
немалый. Однако за  последние  несколько  дней  он  обнаружил,  что  его
рефлексы быстро прогрессируют. Короче,  по  всему  выходило,  что  здесь
стоило задержаться. Грон вздохнул и принял  решение.  После  сегодняшней
встречи Тупая колода должна уйти не просто довольной, она  должна  стать
его рабой. А внешность... что ж, он не пятнадцатилетний  мальчик,  можно
потерпеть.
   Это оказалось более  трудным  делом.  Хотя  он  был  готов  к  самому
худшему, действительность превзошла самые смелые ожидания. Тупая  колода
была женщиной героических пропорций с грацией обожравшегося  носорога  и
обаянием перепившей свиньи. Кроме того, Грон не  мог  себе  представить,
что, живя на острове, в двух  шагах  от  моря,  можно  так  вонять.  Она
появилась на дровяном  дворе  перед  самым  закатом.  Брезгливо  выпятив
нижнюю губу, оглядела его, подошла к поленницам, пнула их своей  отекшей
ступней и повернулась к Грону:
   - Ты что, рыбья икра, дурака валять  вздумал?  Голос  был  под  стать
всему остальному - скрип гвоздя по стеклу, Грон украдкой бросил взгляд в
сторону двери - стражника не было. Он демонстративно усмехнулся и  молча
уселся  на  камень.   Тупая   колода   подхватила   полено   и,   тяжело
переваливаясь, побежала к нему.
   - Я оторву твой мужской отросток и забью тебе в  глотку,  -  визгливо
заорала она.
   Когда повариха была от него в одном шаге, он приподнялся на руках  и,
скользнув чуть в сторону, выставил вперед ногу. От удара нога  загудела,
а когда туша рухнула,  Грону  показалось,  что  где-то  рядом  произошло
небольшое  землетрясение.  Но  не  успела   разъяренная   Тупая   колода
перевернуться на спину, как Грон придавил ей ноги коленом и засунул руку
между ног.
   - Что, женщина, ты этого хотела?
   Он наклонился и, рванув зубами материю на груди, осторожно укусил  ее
за сосок.
   - А может, этого?
   Тупая колода рванулась,  но  Грон  держал  ее  крепко.  Она  обмякла,
воткнув в него яростный вазгляд, a ОН начал работать  пальцами,  губами,
языком.  Тупая  колода  изумленно  вскрикнула,  потом  дернулась,  снова
пытаясь вырваться, но спустя несколько мгновении прерывисто  задышала  и
закрыла  глаза.  Грон  поднялся  губами  по  шее,  куснул  за  ухо  и  с
придыханием зашептал:
   - А может быть, и этого тоже? Женщина вскрикнула и простонала:
   - Да... да-а-а.
   Грон почувствовал, что она вот-вот кончит,  и,  резко  оторвав  руки,
поднялся  на  ноги.  Тупая  колода  разочарованно  вскрикнула.  А   Грон
выпрямился и сложил руки на груди. Тупая колода с трудом приподнялась на
локте и, задыхаясь, спросила:
   - Чего ты хочешь? Грон улыбнулся:
   - По-моему, хочешь ты, женщина.
   Тупая колода с трудом села, помотала головой.
   - Как ты это делаешь?
   - Ты хочешь попробовать еще раз?
   Тупая колода сверлила его яростным взглядом.
   - Да!
   - Так попроси.
   Она издала какой-то горловой звук, губы ее задрожали, она облизнулась
и харкнула на каменные плиты. Грон  ждал.  Тупая  колода,  хозяйка  всех
Колунов, которые были на дровяном дворе, сидела у НOГ сопливого  юнца  и
изнывала от желания почувствовать еще раз на своем теле его руки,  губы.
Понять, что он сделал с ее телом, почему оно, самой хозяйкой  уже  давно
почитавшееся  куском  студня,   так   яростно   отреагировало   на   его
прикосновения. А юнец гордо стоял рядом. Она шумно вздохнула и  выдавила
из себя слова:
   - Я хочу... - она запнулась, Грон требовательно  смотрел  на  нее,  -
сделай так еще... прошу... Грон усмехнулся:
   - Так ты просишь, женщина?
   - Да.
   - Кого же ты просишь?
   - Тебя, раб! - зло заорала повариха. Грон покачал головой, - Раба  не
просят.
   Тупая колода сверлила  его  яростным  взглядом.  Грон  ждал.  Женщина
медленно опустила голову.
   - Я прошу тебя, господин.
   - Ты быстро учишься. - Грон опустился на  колени  и,  ухватив  ее  за
подбородок, поднес ее губы к своим. - А усердие заслуживает награды.
   Тупая колода не подозревала, что она была первой женщиной этого мира,
которая узнала, что такое поцелуй.
   Восток начал алеть, когда повариха с ошарашенным видом протиснулась в
проем, забыв закрыть решетку двери. Грон некоторое время посидел, отходя
от бурной ночи, потом подобрал набедренную повязку, смочил ее в остатках
воды и остервенело обтерся. Последн