й  урон.  Этот  торговец  шел
полным ходом. Создавалось впечатление, что  он  сам  своим  тупым  носом
собирается протаранить пиратскую галеру. В  последний  момент  ситаккец,
почувствовав неладное, попытался отвернуть, но было уже поздно.  Капитан
остервенело заорал:
   - Давай!
   И десятник, отчаянно надувая щеки, засвистел в свою дудку.  По  этому
сигналу десятки моряков и стражников вцепились в  тяжелые  весла  левого
борта и втянули их внутрь. Это было невероятно -  длинные  весла  всегда
закреплялись кожаными ремнями или канатами. На ситаккской галере Грон ни
разу не был свидетелем того, чтобы корабли  проходили  борт  о  борт.  И
нападавшие,  и  защищающиеся  берегли  борта.  Потерять  весла  означало
положиться на милость  Отца  ветров,  а  этот  бог  всегда  был  слишком
своенравным, чтобы полагаться только на  него.  Даже  ситаккцы,  которые
построили ему храм на своем острове, и то не могли  долго  надеяться  на
его милость. Гребцы правого борта навалились, и  торговец  грянул  своим
левым бортом о низкий борт пиратской галеры. Послышался страшный  треск,
и весла левого борта пирата разлетелись в щепки. Грон кивнул  десятнику,
и пара дюжин горящих  факелов  упали  на  палубу  и  парус  пирата.  Еще
несколько гребков - и торговец, скрежеща бортом, прошел вдоль  пиратской
галеры и оказался в чистой воде. Капитан второй галеры  дернул  себя  за
бороду и буркнул:
   - Сдается  мне,  я  уже  встречал  подобные  штучки  с  огнем.  -  Он
повернулся и рявкнул надсмотрщикам:
   - Эй, поторопите этих медуз, я не хочу  упускать  такую  добычу.  Эти
парни перехитрили сами себя, у них по левому борту не должно остаться ни
одного целого весла.
   Торговец, будто оправдывая это предположение, двигался, подняв  весла
правого борта. Весельные порты левого борта оставались  пусты,  а  вдоль
бортов покореженной галеры плавали  деревянные  обломки.  Галера  быстро
нагоняла движущийся по  инерции  корабль.  Из-за  тупоголовости  лидера,
попавшего в такую скверную ситуацию, второму пирату надо было зацепиться
за корму торговца и попытаться подтащить его поближе  к  первой  галере.
Потому что в одиночку справиться с таким большим судном  у  пирата  было
мало шансов.
   - Веселей, крысиная немочь, если мы не вцепимся в них через  двадцать
гребков, я посажу надсмотрщиков на весла  вместе  с  рабами!  -  Капитан
вцепился  в  борт,  яростно  уткнув  горящий  взгляд  в  приближающегося
торговца.
   Его "акулы" уже сгрудились на  носу  у  абордажных  мостков.  Капитан
глянул  назад.  На  второй   галере   затушили   пламя   и   лихорадочно
перетаскивали весла с другого  борта.  Капитан  осклабился.  Ну  что  ж,
возможно, эти черепахи успеют до конца схватки, но будь он проклят, если
они получат равную долю.  Он  опять  повернулся  к  элитийцу,  тот  явно
готовил еще какую-то пакость.  При  обычном  развитии  схватки  с  борта
элитийца уже должны  были  бы  плотным  потоком  лететь  стрелы  и  ядра
баллист. Но сейчас все было тихо. Вдруг у самого обреза  кормы  на  борт
вспрыгнул какой-то человек. Он был обнажен и  держал  в  руке  странного
вида меч: тот был почти на локоть длиннее старого доброго  аккумского  и
на два пальца уже горгосского. "Акулы" удивленно замерли, пара лучников,
напряженно ловившая малейшее движение на борту элитийца, рванула тетиву,
но  странный  меченосец  двумя  неуловимыми   движениями   кисти   отбил
выставленным вперед мечом обе стрелы.
   В напряженной тишине капитану  вдруг  резануло  по  ушам  хриплое,  с
надрывом дыхание рабов и шумный всплеск весел. Потом  Загамба,  стоявший
за спиной капитана, заорал:
   - Хорки!!!
   Фигура исчезла, и в следующее мгновение  с  борта  элитийца  раздался
гулкий хлопок баллистной тетивы. И тут же  показался  необычный  снаряд.
Два баллистных ядра были упакованы в плотные кожаные сетки  и  соединены
вереницей кожаных ремней. Оцепеневшие "акулы" молча смотрели,  как  этот
снаряд приближается к толпе, сгрудившейся на носу, и  врезается  в  нее,
опрокидывая ремнями стоящих пиратов, выворачивая  руки  и  рвя  гортани.
Когда ядра рухнули в море с противоположного борта, утянув за собой  три
запутавшихся тела, а вся абордажная команда валялась на  палубе,  сверху
упали веревки и произошло то, чего никогда еще  не  происходило  в  этих
водах. Торговец пошел на абордаж пирата.  Люди  в  доспехах  стражников,
полуголые матросы с кривыми ножами, купеческие  приказчики,  остервенело
вопя на все голоса, горохом сыпались на палубу ситаккца и лезли  вперед.
Половина абордажников была зарублена, даже не успев подняться на ноги.
   Остальные тупо отбивались, не понимая, как такое могло произойти.  Но
когда в самой гуще схватки возник рослый воин  с  тем  необычным  мечом,
разрубая лучшие аккумские щиты и срубая концы  аккумских  мечей,  кто-то
вновь тоскливо и безнадежно заорал:
   - Хорки!
   И капитан понял, что все кончено. Никто  из  его  "акул"  не  рискнет
убить Хорки - и это защищало  его  лучше  любых  доспехов.  Капитан  зло
сплюнул и вытащил меч, отшвырнув богатую перевязь. Боги  определили  ему
долю - стать первым  ситаккским  капитаном,  которого  взял  на  абордаж
торговец. Что  ж,  но  никто  не  может  заставить  его  остаться  ЖИВЫМ
капитаном, а в этом случае что ему до проклятия Хорки? Пираты шарахались
от Грона, стараясь не касаться его мечом, боясь  даже  поцарапать  кожу.
Грон в полной мере пользовался этим  преимуществом,  рубя,  как  мясник,
направо и налево, не отвлекаясь на защиту, и поэтому  едва  не  оказался
подколотым на меч, как жук на булавку. Капитан  рубанул  его,  поднырнув
под широкий замах. Грон не  успел  отбить  атаку  и  только  дернулся  в
сторону.
   Бронзовый меч с витой, обтянутой кожей рукоятью полоснул по  плечу  и
оставил  глубокую  царапину  на   предплечье.   Среди   пиратов   кто-то
восторженно заорал, а Грон перекинул меч в левую руку и отпрыгнул назад.
Внезапно схватка прекратилась, рубящиеся  пары  распались,  а  пираты  и
торговцы, побросав своих противников, разбежались, освобождая место  для
главного боя. Увидя кровь, залившую руку Хорки, пираты воодушевились,  а
до стражников и матросов вдруг начало доходить, что они  пытаются  взять
на абордаж ситаккскую галеру.
   - Я пущу тебе кишки, чужак, и  мне  плевать,  Хорки  ты  или  нет.  -
Капитан презрительно харкнул на палубу  и  рубанул  мечом  воздух  перед
собой.
   Грон бросил взгляд за  борт:  вторая  галера  медленно  подгребала  к
сцепленным абордажными крючьями кораблям. С капитаном следовало  кончать
быстро.
   - Не так давно я сделал себе меч, капитан. - Грон  медленно  двинулся
по кругу. - Сегодня я решил дать  ему  имя.  Хочешь  знать,  как  я  его
назову?
   Капитан ухмыльнулся и прыгнул вперед. Грон упал на колени,  поднырнул
под  сверкнувшее  лезвие  и  рубанул.  Этот  удар   назывался   "открыть
шкатулку", его использовали викинги, когда требовалось задавить,  смять,
испугать противники.
   Клинок вошел в грудь капитана на уровне левого соска,  и  все  время,
пока тело по инерции двигалось вперед, клинок  смещался  вниз,  разрубая
ребра. Когда то, что было пупком,  уткнулось  в  гарду,  Грон  развернул
лезвие и оттолкнул тело, направив режущую кромку к правому  соску.  Тело
капитана рухнуло на палубу, но не плашмя - верхняя часть туловища стояла
на вырубленном из спины позвоночнике.
   - Пожалуй, я назову его "Возвращатель долгов". - Грон поднял глаза на
оцепеневших от ужаса пиратов и, обводя их ледяным  и  оттого  еще  более
страшным взглядом, произнес несколько громче:
   - Я думаю, всем понравится такое название.
   Это оказалось последней каплей. "Акулы", давя друг друга, бросились к
борту и посыпались вниз. Через несколько мгновений  на  палубе  остались
только нападавшие. Грон почувствовал, как его покидает  горячка  боя,  и
повернулся к трупу  капитана.  Сейчас  это  зрелище  производило  жуткое
впечатление, он вздрогнул и с трудом отвел  глаза.  Потом  почувствовал,
как пища поднимается по пищеводу, и через мгновение  он  уже  блевал  на
палубу. Полковник Пушкевич, проживший долгую и жестокую жизнь, прошедший
войну, борьбу с бандеровцами,  своими  руками  убивший  несколько  тысяч
людей, которых он считал врагами, стоял  над  трупом  очередного  своего
врага и блевал от вида того, что сам сделал с ним несколько минут назад.
***

   - Значит, не останешься.  -  Капитан  торговой  стражи  с  сожалением
хлопнул ладонью о скобленую поверхность стола. - Ну что ж, в столице  ты
сможешь, конечно,  выбирать  из  большего  числа  предложений,  но  если
захочешь вернуться...
   - Капитан многозначительно посмотрел на Грона, потом шумно выдохнул и
поднялся:
   - Ну, удачи, - и, махнув рукой, вышел из таверны.
   Грон сгреб со стола кружку с кислым, дешевым пивом и задумался.
   Предложение капитана было довольно заманчивым. Не говоря  уж  о  том,
что стать десятником торговой стражи было очень выгодно. Прямой  путь  к
богатству и славе, ковровая дорожка на самый  верх.  Но...  Грон  тяжело
вздохнул. Ему совсем не хотелось быть наверху  в  ЭТОМ  мире,  он  хотел
переделать его в соответствии со своими вкусами. А если  так,  то  лезть
наверх было еще рано. Он отхлебнул пива и попытался подвести  итоги.  Он
жив, здоров, свободен, вооружен, в кармане  звенят  несколько  монет.  В
общем, он в порядке. Грон припомнил, как пытался расспрашивать заггров -
там, на Аккуме, потом здесь, в порту, и улыбнулся. А он-то надеялся, что
они  что-то  прояснят.  Все,  кто  ему  попадался,  были   либо   слегка
тронувшимися, либо бродягами по зову души, либо проходимцами.  Грон  еще
шире растянул губы в кривой  улыбке,  вспомнив,  как  один  такой  долго
убеждал его, что для записи Книги Мира существует  особый  тайный  язык.
Грон попросил его написать что-нибудь, а потом почти четверть часа сидел
и ломал голову над сложнейшим шифром, пока до него наконец не дошло, что
тот  проходимец  просто  был  неграмотным  и  накалякал  ему  ничего  не
обозначающие каракули. Из двоих старших заггров,  которых  он  попытался
"расколоть", один был мягким, добрым старичком,  а  другой  -  сварливым
стервецом, но и один и другой давно плюнули  на  всякие  глупости  вроде
Книги Мира. Грон снова вздохнул. Если и были среди заггров  какие-нибудь
посвященные, то они явно не таскались по дорогам в традиционном одеянии.
Он поставил пустую кружку и задумался. Чтобы заняться этим миром, стоило
его узнать немножко получше, а потом - подбирать людей. Закон горы:  чем
крепче основание, тем выше вершина. То, что в  прежней  жизни  он  почти
никогда не терпел неудач, в немалой степени объяснялось тем, что  всюду,
где бы он ни был, он создавал себе  команду.  Именно  создавал:  отбирал
людей, будто руду, а потом  плавил  и  ковал,  испытывая  на  прочность,
верность, честность. Многие  из  тех,  кого  он  знал  еще  растерянными
новичками,  впоследствии  стали  крупными  военачальниками,   известными
политиками и удачливыми предпринимателями.
   Несколько месяцев рядом с ним  давали  им  много  больше,  чем  любой
университет.
   Пришла пора и в этом мире возводить свою гору. Грон вздохнул. По  уму
следовало бы исчезнуть. Ему  сейчас  совсем  не  нужен  шум  вокруг  его
скромной персоны. То, что он проблевался на палубе  после  боя,  изрядно
подпортило  его  героический  ореол,  но  он  прекрасно  знал,  что  это
забудется и по припортовым забегаловкам скоро  пойдут  гулять  цветистые
слухи, в которых количество кораблей врага увеличится в несколько раз, а
его рост и размеры меча вырастут до неузнаваемости. Однако  всегда  есть
возможность наткнуться на знакомого. Так что самое время залечь на  дно,
причем где-нибудь  подальше  от  портовых  городов.  Грон  покосился  на
тяжелый сверток, в котором было заботливо укрыто завернутое  в  масляные
тряпки оружие. Нет, воин, как, впрочем, кузнец или  матрос,  в  качестве
временной роли не подойдет.
   У входа в таверну раздался шум. Грон бросил взгляд в сторону дверного
проема.  В  дверях  стоял  здоровенный  чернявый  мужик  и  оглушительно
хохотал, а перед ним воодушевленно скакали полдюжины оборванцев.
   - Вы, падаль, не надейтесь получить работу. Мне нужны крепкие мужики,
а вы свалитесь после первой руки лиг. - Он вновь захохотал, а  оборванцы
возмущенно завопили. -  Ладно,  трупоеды,  я  готов  принять  того,  кто
удержит мою руку, хотя бы пока мой плевок не упадет на пол.
   Оборванцы попритихли, потом один  из  них  сорвал  с  головы  обрывок
платка, заменявший ему головной убор, и,  шмякнув  им  об  пол,  закатал
рукав:
   - Давай, хозяин!
   Мужик ухмыльнулся, неторопливо подошел к столу и, усевшись на  лавку,
поставил правую руку на стол:
   - Ну давай, падаль.
   Оборванец выставил худую жилистую руку и захватил  ладонь  соперника.
Тот вновь ухмыльнулся и задрал лицо к потолку.  Таверна  замерла.  Мужик
надул щеки и шумно харкнул. По таверне пронесся возглас, но  прежде  чем
плевок шмякнулся на земляной пол, оборванец рухнул  со  скамьи,  вопя  и
пытаясь вырвать вывернутую руку. Вся  таверна  восторженно  завопила,  а
чернявый, выпустив руку оборванца, поднялся на ноги и,  швырнув  золотой
на прилавок, громко рыкнул:
   - Всем пива, а этого трупоеда напоить до  отвала.  -  После  чего  он
вальяжно махнул рукой и вышел наружу.
   Грон, подхватив котомку и сверток  с  оружием,  тихонько  выскользнул
вслед за ним. Мужик шел сквозь толпу как ледокол,  и  поэтому  Грону  не
составляло труда незаметно следовать за ним. До вечера мужик обошел  еще
три таверны и в каждой выворачивал руки  оборванцам  и  ставил  выпивку.
Справедливости ради стоило отметить, что он старался выбирать  достойных
противников. Впрочем, таковых не оказалось.  Когда  солнце  село,  мужик
вышел из последней, бросил взгляд на небо, смачно высморкался и двинулся
по улице вверх, на холм, в сторону постоялых дворов, принимающих вьючные
караваны, пришедшие с далекого севера и даже с перевалов. Грон дождался,
когда они свернули в пустынный переулок, и прибавил шагу. Мужик явно был
доволен проведенным днем. Он что-то фальшиво напевал себе под нос.  Грон
догнал его и негромко позвал:
   - Господин...
   Мужик резко обернулся, отпрыгнул в сторону и выхватил горгосский  меч
длиной более локтя. Этот клинок явно ковался на заказ. Грон  опустил  на
землю котомку и сверток и выставил вперед руки.
   - Я не хотел вас... - Он запнулся. Судя по тому, что Грон  увидел  за
день, этот мужик принадлежал к типу ярых хвастунов и обладал невероятной
способностью к самолюбованию, так что слово "испугать" явно  было  не  к
месту, поэтому пришлось на ходу исправляться:
   - Обращать на себя ваш гнев.
   - Кто ты? - Мужик смотрел недоверчиво.
   - Мое имя Грон, многие считали меня  самым  сильным,  и  я  хотел  бы
попробовать получить работу, господин.
   Мужик недоверчиво хмыкнул:
   - Ты видел меня в таверне - в какой?
   - Я был у "Морского ежа", а потом в "Ластоноге" и  еще...  Вы  побили
всех, господин. - Грон добавил в голос немного восхищения.
   Мужик довольно зарычал и лихим жестом вогнал меч в ножны.
   - Так думаешь меня победить, сопляк?
   Грон деланно-смущенно переступил с ноги на ногу.
   - Ну до плевка...
   Мужик захохотал. Отсмеявшись, он двинулся к  низкой  ограде  колодца,
выступающей из стены на проезжую часть.
   - Ну что ж, давай. - Он опустился на левое колено и поставил руку  на
каменную бровку.
   Грон обхватил широкую ладонь и отвернулся,  следя  за  мужиком  краем
глаза.
   Боковой взгляд всегда более точен в деталях. Мужик харкнул и  тут  же
надавил.
   Оказалось, чернявый  не  только  тянет  руку  в  сторону,  но  еще  и
старается больно сдавить ладонь. Грон знал многих ребят, кто  на  досуге
баловался схожими развлечениями,  но  покойный  полковник  Пушкевич  был
невысоким, худощавым, и ему в  голову  бы  не  пришло  присоединяться  к
подобным играм. Он мог уложить любого в рукопашной схватке, но в  борьбе
на руках имел мало шансов. Однако здесь, в своем  новом  теле,  он  мог,
пожалуй, поспорить с любым. Грон тут  же  отреагировал:  сжал  ладонь  и
поднапряг бицепс. Через несколько мгновений он понял, что может  уложить
руку соперника. Тот, по-видимому, тоже понял  это.  Он  стиснул  зубы  и
удвоил усилия. Грон чертыхнулся про себя: собственные успехи в новом для
него единоборстве так  увлекли  его,  что  он  чуть  не  обыграл  своего
будущего работодателя. Не хватало ему еще  проблем  с  гонором  хозяина.
Грон картинно застонал и стал постепенно, создавая видимость  отчаянного
сопротивления, опускать руку.  Мужик,  воодушевленный  близкой  победой,
надавил еще, и Грон со всхлипом расслабил руку. Мужик с  глупой  улыбкой
чуть  не  вывернул  его  руку  из  плеча,  но  опомнился  и,   отпустив,
восторженно захохотал:
   - Молодец! Заставил старого Югора поработать! За сегодняшний день  ты
первый, кто продержался хоть один плевок. - Мужик  поднялся  с  колен  и
чувствительно хлопнул Трона по плечу.
   - О господин, вы так добры. - Грон склонился в  глубоком  поклоне,  а
когда поднимал голову, вдруг увидел,  как  блеснула  пряжка  на  чьих-то
сандалиях в темном сумраке у стены.
   - Господин! - Грон отпрыгнул, указав рукой в сторону неизвестных.
   Мужик резво развернулся и выхватил меч. У стены  вполголоса  помянули
Отца-луну и дочь его Суматоху, и в полосе лунного  света  возникло  пять
фигур.
   - Благородные господа, боги бросили кости, и вам сегодня не  повезло,
вашей жизни ничего не грозит, но ваши вещи и кошельки пойдут с нами.
   Югор подбоченился:
   - Слушайте, вы, ночные крысы, если вам дорога ваша шкура, идите своей
дорогой, пока я еще не очень сердит.
   Несколько мгновений  обе  стороны  рассматривали  друг  друга,  потом
закутанные в темные балахоны фигуры бросились  вперед.  Судя  по  всему,
Югор не был новичком в схватках, но его опыт был  опытом  воина:  меч  к
мечу, копье против  щита;  те  же,  кого  он  обозвал  ночными  крысами,
исповедовали другой стиль боя: пятеро на одного, удар  -  отскок.  Грону
предстояла серьезная работенка:  во-первых,  он  не  собирался  потерять
только  что  приобретенного  работодателя,  во-вторых,  если  он   хотел
сохранить работу, сделать это надо было так, чтобы у мужика не  возникло
сомнений, что вся заслуга только его. Югор не стал дожидаться, пока  все
пятеро окажутся рядом с ним, и с громогласным кличем  прыгнул  навстречу
крайнему слева.
   Остальные, как стайка пираний, кинулись на незащищенную спину. Грон с
испуганным вскриком катанулся под ноги двум нападавшим и  кинул  в  ноги
третьему тяжелый сверток. Все трое рухнули. Югор  расправился  со  своим
противником достаточно быстро. Тот рассчитывал лишь отвлечь жертву, пока
его товарищи проткнут ей сзади печень кинжалом, но товарищи не успели, и
меч доказал, что  он  существенно  длиннее  кинжала.  Поэтому  последний
оставшийся на ногах из напавших растерянно  затормозил  и  оглянулся  на
соратников. Это стоило ему жизни. Грон между тем, перехватив руку одного
из навалившихся на него противников на  болевой,  перекувыркнулся  через
него и заслонился его телом от другого. Югор прыгнул  вперед  и  рубанул
поднимавшегося налетчика по  плечу,  меч  разрубил  ключицу,  и  "ночная
крыса" рухнул на дорогу. Грон быстро опустил свой живой щит  и,  возопив
будто бы от боли, откатился в сторону. Через мгновение двое оставшихся в
живых противника исчезли в ночной тьме. Югор было рванул за ними  вслед,
но через два десятка шагов одумался и благоразумно оставил эту затею.  В
темных переулках даже одна "ночная крыса"  представляла  опасность,  так
что он воздел меч над головой и вновь проревел свой боевой клич вдогонку
убегающим.
   Когда Югор вернулся к Грону, его глаза  сверкали,  а  лицо  светилось
гордостью и восхищением самим собой.
   - Ты видел, как я разогнал эту шваль?  Вопрос  был  риторическим,  но
Грон решил  добавить  немного  пару  -  люди  часто  более  благосклонно
относятся к восхищ