енным свидетелям их триумфа.
   - О да, господин, вы зарубили троих!
   - Да что троих, если бы эти крысы  не  струсили,  я  бы  и  остальных
отправил к предкам. - И он горделивым жестом вложил меч в  ножны.  -  Ты
тоже молодец, не сбежал. - Югор шагнул к Грону. - Послушай, парень, если
честно, мне не нужны погонщики, но я давно ищу крепкого  слугу...  давай
соглашайся, много платить не смогу, но ты еще молод, побродишь со мной -
многому научишься. Счету обучен?
   Грон отрицательно мотнул головой:
   - Нет.
   - Во, - обрадовался  Югор,  -  я  тебя  счету,  грамоте  обучу,  там,
глядишь, и по торговому делу  приспособим.  Я  давно  подумывал  бросить
водить чужие караваны и снарядить свой.
   Он с таким азартом выкладывал свои планы первому встречному, что Грон
твердо уверился - столь заманчивое развитие событий  ему  не  грозит.  К
тому же за один сегодняшний день Югор истратил не менее пяти золотых,  и
если это были его обычные траты, а по всему было видно, что  так  оно  и
есть, то все, что он сейчас возглашал, было не более чем голубой мечтой.
Но вот насчет счета и грамоты он, похоже, не  врал,  так  что  в  такого
хозяина Грону следовало вцепиться зубами, вряд ли ему в ближайшее  время
выпадет второй шанс приобрести начальное образование.
   - О, господин, вы так добры!
   - Гы, - Югор был доволен своим благородством, -  ладно,  раз  старина
Югор сказал,  значит,  так  тому  и  быть,  кого  хочешь  спроси.  -  Он
повернулся к центру города и мотнул головой:
   - Пошли. Грон проворно вскочил на ноги.
   - Но, господин, разве нам туда?
   - Ты что думаешь, после такого переплета можно идти  на  боковую,  не
промочив горло доброй кружкой пива?
   Грон вздохнул и, подобрав свои пожитки, поплелся за Югором.  Судя  по
всему, его обучение будет происходить в не  совсем  приспособленном  для
этого помещении, и время первого урока наступало немедленно.
   - Мать-солнце дала людям пять священных чисел: палец,  ноги,  старец,
конь и рука. Отец-луна также дал  пять  священных  чисел:  бык,  пахарь,
упряжка, колесница и чаша.
   Югор расположился на кошме у костра в изрядном подпитии и втолковывал
сии божественные откровения сидящим напротив него погонщикам быков.  Все
свои знания он исчерпал на первом же занятии с Гроном, и, когда до  него
окончательно дошло, что он уже в пятый раз повторяет одно и  то  же,  он
тут же рявкнул, подзывая попавшегося ему на глаза молоденького парнишку,
оказавшегося учеником приказчика одного из уважаемых  купцов  Саора,  и,
ткнув пальцем в сторону Грона, проревел:
   - Вот, расскажи ему все про письмо, счету он уже обучен.
   Парнишка попался старательный  и  провозился  с  Гроном  целый  день.
Приказчик,  надеясь  установить  более  близкие  отношения  с  водителем
каравана, на следующий день снова отправил к Югору  мальчишку,  но  тот,
едва парень попался ему на глаза, досадливо поморщился. Мальчишка служил
напоминанием собственной несостоятельности. Однако Грон  умело  разрядил
ситуацию, обратив внимание  Югора  на  то,  что  приказчик  предпочитает
обходиться без помощника, лишь бы угодить  старшему  каравана.  Югор  от
подобного объяснения тут  же  пришел  в  прекрасное  расположение  духа.
Мальчишка моментально предстал перед караванщиком в ином свете, и теперь
каждое утро Югор нетерпеливо ждал, когда у  его  палатки  появится  этот
дополнительный знак его особого положения. Грон делал немалые успехи. Он
понимал, что  скоро  ему  станет  не  хватать  сведений,  полученных  от
мальчишки, и потихоньку начал  прикидывать,  с  кем  бы  еще  продолжить
обучение.  Югор  не  особо   утруждал   его   обязанностями,   и   самой
обременительной из них было своевременное откупоривание  новых  мехов  с
кислым молодым вином, к которому Югор прикладывался, едва продрав глаза,
а также поддакивание  и  цокание  языком  во  время  рассказа  о  ночном
происшествии, число нападавших в  котором  довольно  быстро  выросло  до
упряжки, то есть восьми, а потом и до чаши. На третий день Грон пришел к
выводу, что, скорее всего,  это  поддакивание  и  являлось  его  главной
обязанностью. Старый караванщик никоим образом не нуждался в  слуге,  он
привык сам заботиться о  себе.  Однако  педагогическая  жилка,  внезапно
пробившаяся в душе Югора, настоятельно требовала  выхода,  и,  поскольку
Грон уже знал гораздо больше, чем сам Югор, тот начал учить  погонщиков,
подогревая их  энтузиазм  молодым  вином  из  собственных  запасов.  Эти
занятия мало давали обучаемой  стороне,  но  позволяли  учителю  вдоволь
посмеяться над тупостью учеников, а ученикам на  халяву  вдоволь  попить
винца,  поэтому  все  были  довольны,  и  на  следующий   день   занятия
возобновлялись с не меньшим энтузиазмом.
   - Слушай, Грон, я не понимаю, почему ты  связался  с  этим  типом.  -
Гагригд,  мальчишка-ученик,  преподающий  Грону   книжную   премудрость,
презрительно наморщил нос. - Ты вполне мог пойти  в  ученики  приказчика
или, - он уважительно окинул взглядом бугрившиеся мышцы своего  ученика,
- стать воином. - Когда он произнес это слово, его глаза сверкнули.
   - Я вижу, ты тоже хотел бы стать воином?
   - А что, заметно?
   - Ну, - Грон пожал плечами, - не всем, просто я уже не  раз  замечал,
что когда ты произносишь это слово, то гордо вскидываешь голову, а  твои
глаза пылают, будто ты стоишь на колеснице, врезающейся в ряды врагов.
   - О да. - Глаза  мальчишки  мечтательно  блеснули.  -  Мой  отец  был
воином, он водил в бой первую монаду систрарха Саора. - Тут он вздохнул.
- Он погиб, когда мне было всего восемь зим. Мать до сих пор не пошла  в
храм Матери-солнца с другим мужем.
   - А как ты попал в ученики?
   - Ну, - мальчишка совсем по-взрослому пожал плечами, - надо  было  на
что-то жить, мать пошла к систрарху - сейчас в Саоре властвует сын того,
кому служил мой отец, - и попросила  участия  в  судьбе  сына  человека,
отдавшего жизнь за отца  властителя.  -  Его  глаза  сверкнули.  -  Этот
человек повелел выгнать мою мать и сказал, что у него  нет  времени  для
всяких нищенок. Но, на счастье, в этот день  господин  Эвром  привез  во
дворец новые ткани. Он увидел, как все получилось, и,  расспросив  мать,
был так добр, что взял ее в экономки, а меня принял учеником приказчика.
Я полгода учился в его лавке и ходил в начальную школу при храме,  а  по
весне он отправил меня с младшим партнером в торговый караван.
   - У тебя красивая мать?
   - О да. - Лицо мальчишки осветила улыбка. - Ее не раз хотели привести
к подножию богини, несмотря на то что  нас  у  нее  четверо  -  я  самый
старший, - но она осталась верна памяти отца.
   Грон отвернулся, боясь взглядом выдать свое понимание  причин  удачи,
посетившей эту семью. В конце концов его мать держалась, сколько  могла,
- видимо, они просто дошли до ручки.
   - Ну что ж, я думаю, ты должен  быть  доволен  должностью  ученика  у
столь известного купца.
   Гагригд важно кивнул, потом собрал письменные принадлежности и свитки
и поднялся, собираясь уходить. Грон вежливо кивнул в ответ и достал тубу
с  обрывками  скобленой  тростниковой  бумаги.  Гагригд   стоял   рядом,
переминаясь с ноги на ногу. Грон  разложил  листки  на  кошме  и  макнул
тростниковое перо в чернила.
   - Послушай, Грон, ты не мог бы мне объяснить, чем ты  занимаешься?  -
Гагригд был вежливым мальчиком.
   - Это? Ну, там, где я этому научился, это называется кроки.
   - А для чего это нужно?
   - Понимаешь, - Грон на несколько мгновений задумался, что лучше: ясно
объяснить или ограничиться вежливой отговоркой. Парень ему  нравился.  К
тому же стоило проверить свои педагогические  способности,  очень  скоро
они ему понадобятся, - как передают свое умение водители караванов?
   Гагригд пожал плечами:
   -  Ну,  они  берут  учеников,  ходят  с  ними,  показывают   колодцы,
переправы, перекрестки...
   - Значит, если тебе необходимо будет отправить караван, то ты наймешь
старшего и всецело ему доверишься, так?
   - Ну так.
   - Так вот, на этих кроках я зарисовал весь наш путь.  Вот  смотри,  -
Грон вытащил разрисованный лист, - это вчерашний день. Вот этот значок -
колодец Пяти лугов, от него скала Хакона остается по  правую  руку,  вот
перекресток у отрога Бездомного пастуха, мы проходим левее, дальше  мост
над Сойрой, а что это за знак - попробуй угадать сам.
   Гагригд склонился над листком и наморщил лоб:
   - Я думаю, это Бычий брод.
   - Вот видишь, как все просто.
   - Но зачем, проще же нанять проводника?
   - А вдруг у меня не будет возможности этого сделать или, скажем, надо
будет тайно, не привлекая внимания, провести воинский отряд? Может  быть
много причин. - Грон усмехнулся про себя и склонился над свежим листом.
   Гагригд сидел рядом, размышляя над услышанным.
   - Послушай, а зачем это тебе, ты же слуга... к тому же ты сам сможешь
все запомнить, пока ходишь с хозяином.
   - Ну не вечно же я буду слугой.
   Мальчишка повернул голову, его глаза блеснули:
   - Слушай, а давай убежим. Вместе. Поступим в воины, а?
   Грон рассмеялся:
   - Ну нет, ты пока еще не закончил с моим обучением.
   Гагригд вспыхнул, но потом не выдержал и рассмеялся сам:
   - Слушай, а  научи  меня  делать  эти...  кроки.  Грон  на  мгновение
задумался, потом кивнул:
   - Ладно, но это не просто. Рисовать - это не самое главное. Главное -
замечать  и  запоминать  ориентиры.  И  постарайся  выпросить  у  своего
приказчика еще бумаги.
   - Не беспокойся, - Гагригд усмехнулся, - он раздувается от  гордости,
оказывая услугу старшему каравана. Завтра я принесу целую тубу  отличной
тростниковой бумаги.
   Весь следующий день они ехали  бок  о  бок.  На  каждом  привале  они
садились спина к спине и рисовали  маршрут.  Тот,  кто  что-то  упускал,
вечером должен был отскабливать листы. Когда они остановились на ночевку
и в очередной раз сравнили нарисованное, Гагригд взорвался:
   - Ты нарочно придираешься! Через час после полуденного  привала  была
приметная роща, а ты не нарисовал ее, а  сейчас  говоришь,  что  она  не
нужна! И вообще это глупость, кому они нужны, если  каждый  купец  может
нанять караванщика...
   Грон с усмешкой слушал его тираду. Когда Гагригд выдохся, он кивнул:
   - Ну что ж, ты так громко орал, что я подумал: наверно, ты прав. - И,
пока Гагригд смотрел на него, вытаращив глаза, заговорщически наклонился
к нему и спросил:
   - Может, ты ко мне тоже придираешься,  когда  говоришь,  что  у  меня
выходят каракули вместо букв. - Гагригд икнул от  удивления,  вызванного
таким поворотом разговора, а Грон задумчиво покачал головой и добавил:
   - Что ж,  спасибо,  теперь  я  понял,  как  надо  вести  себя,  чтобы
считаться хорошим учеником.
   Гагригд побагровел, в горле у него что-то булькнуло,  и  в  следующее
мгновение  он  расхохотался.  Когда   они   отсмеялись,   мальчик   взял
изрисованные за день листы, скребок и принялся за дело.
   Всю следующую неделю они параллельно с занятиями по  письму  и  счету
увлеченно рисовали кроки. В этом  новом  для  него  деле  Гагригд  делал
немалые успехи, и к концу недели их дневной маршрут практически  совпал.
А через два дня они оказались у стен Саора.
   Вечером,  когда  Грон  приволок  в  зал   кабака,   в   котором   они
остановились, очередной бурдюк с хозяйским вином и,  наверное,  в  сотый
раз за вечер произнес:
   "О да, хозяин, их было не меньше чаши, я так испугался, что  промочил
левую штанину", - входная дверь громко  хлопнула,  и  на  пороге  кабака
возник Гагригд.
   Он был бледен, едва держался на ногах, а его щеку пересекала кровавая
ссадина.
   Грон быстро огляделся.  Посетители  сидели,  сонно  слушая  очередной
пересказ подвигов Югора.  Хозяин,  увидевший,  что  вошедший  -  молодой
сосунок, равнодушно отвернулся и  продолжал  протирать  глиняные  кружки
грязной тряпкой. Грон проскользнул  в  кухню  и  выскочил  через  заднюю
дверь. Притаившись в переулке, он стал ждать, пока  Гагригд  не  покинет
кабак. Тот  вышел,  открыв  дверь  собственным  лбом.  Дождавшись,  пока
захлопнется дверь и смолкнет бурный хохот посетителей, Грон  метнулся  к
двери и схватил  Гагригд  а  за  шиворот.  Шепнув  ему:  "Молчи",  -  он
развернул парня в сторону конюшни и приглушенно произнес:
   - Жди меня там, я сейчас.
   Потом он вернулся в кухню и шустро проскочил в зал.
   - Эй, ты! - пьяно заорал Югор. - Тут сейчас заходил твой приятель. Он
был не очень вежлив, и его пришлось поучить хорошим манерам.  -  И  Югор
пьяно захохотал.
   - О ком ты говоришь, хозяин? - деланно удивился Грон.
   - Этот сопляк, ученик приказчика.
   - И где же он? - Грон обвел зал удивленными глазами.
   - Наверно, вылизывает себе синяк на заднице, после того как  вышибала
его славно приложил.
   Грон подошел к двери и распахнул ее, несколько раз крикнул в темноту,
потом выразительно пожал плечами и вернулся к столу. Усевшись  за  стол,
он подтянул к себе огромную лепешку и здоровенный шмат мяса  и  принялся
громко и нахально чавкать. Никакому хозяину не понравится,  когда  слуга
сидит без дела.
   Еще менее приятно, когда слуга жрет, как слон,  в  компании  хозяина.
Это уже опасно для репутации. Югор несколько мгновений рассматривал  его
с пьяным недовольством, а потом взревел:
   - Ты, бездельник! - Он попытался отвесить затрещину, но  промахнулся,
едва не рухнув на стол лицом. - Марш в конюшню, лошадей кто будет...
   Но  Грон,  ухватив  отобранные  куски,  уже  несся   под   улюлюканье
посетителей к двери. Выскочив наружу, он внимательно огляделся и побежал
к конюшне. Гагригд сидел на охапке соломы, опустив  голову.  Грон  запер
ворота и подошел к нему:
   - Ты сегодня ел?
   - А? - Гагригд поднял голову. - Грон? Знаешь, я убил его.
   - Знаю, - кивнул Грон. - Так ты ел?
   - Что? - удивился Гагригд. - Но откуда...
   - Потом, - сурово кивнул Грон. - Ешь. Мальчишка  несколько  мгновений
ошарашенно смотрел на протянутые Гроном мясо и лепешки и наконец взял.
   Насытившись, он немного успокоился.
   - Грон, этот жирный... - он захлебнулся своим возмущением, - он  спал
с моей матерью!
   - Знаю, - кивнул Грон и в  ответ  на  недоумевающий  взгляд  Гагригда
пояснил:
   - Я не верю в благородное сердце купцов, по доброте души дающих приют
красивой вдове с четырьмя детьми.
   Гагригд густо покраснел и кивнул:
   - Ничего, я прикончил этого жирного борова.
   - И что теперь? - сурово спросил Грон.
   - То есть? - не понял мальчишка.
   - Если ты полагаешь, что твоя  мать  от  великой  любви  оказалась  в
постели этого, - он скривил рот в усмешке, - как ты его назвал, "жирного
борова", значит, минимум, чего ты достиг, - это ее душевные муки.
   - Да как ты... - вновь вспыхнул Гагригд. Но Грон сурово  оборвал  его
взмахом руки:
   - Если же нет, то твоя мать сейчас осталась с тремя маленькими детьми
без средств к существованию,  без  покровителя,  без  старшего  сына,  в
страхе за его судьбу и ожидая мести со стороны родственников убитого.
   Гагригд несколько мгновений переваривал услышанное,  потом  вздрогнул
и, побледнев, прошептал:
   - Что я наделал?!
   Несколько мгновений он сидел неподвижно, потом вскочил на ноги.
   - Куда собрался? - спокойно поинтересовался Грон.
   - Я должен... - Мальчишка растерянно смотрел на Грона.
   - Сядь, - тихо сказал тот. - Подумаем. Они помолчали некоторое время.
   - Ну, что надумал?
   Гагригд посмотрел на него измученным взглядом:
   - Я не знаю. Грон кивнул:
   - Ну что ж, давай думать вместе. - Он сделал паузу. - Первый  путь  -
сдаться страже. К чему это нас приведет?
   Мальчишка минуту подумал:
   - Меня казнят.
   - Как ты думаешь, что будет с твоей семьей? Гагригд опустил голову.
   - С этим ясно. Итак, путь второй - бежать из города.
   - Это невозможно, ворота на ночь запираются, да и куда я пойду?
   - Ха, - удивленно вскинул руки Грон, - ты не  сможешь  спуститься  по
веревке с этой старой, выщербленной, потрескавшейся стены?
   Гагригд  несколько  мгновений  подумал,  потом  молча  кивнул.   Грон
поднялся, подошел к своей лошади и протянул ему тубу с кроками.
   - Зачем это?
   - Полагаю, вряд ли тебе  удастся  самостоятельно  одолеть  дорогу  до
порта Сомроя. А что делать там - решишь. Ты кое-что смыслишь в  торговом
деле, а морская торговая стража часто берет учеников.
   Глаза Гагригда радостно блеснули и тут же погасли.
   - Я не могу, мать...
   - Я найду ее завтра. - Грон похлопал его по плечу. - Решать, конечно,
тебе, но...
   Гагригд вдруг опустился перед ним на колени. Грон несколько мгновений
ошалело разглядывал его затылок, потом кинулся его поднимать.
   - Ты что?
   - Я найду тебя, Грон. - Мальчишка шмыгнул носом. - Я знаю, ты станешь
великим. Я постараюсь к тому времени оказаться достойным тебя.
   - Что ты меле...
   - Нет, - яростно мотнул головой Гагригд, -  можно  подумать,  что  мы
ровесники, но я всегда чувствовал себя так, будто ты много старше  меня,
- Он судорожно сглотнул. - Иногда мне казалось, что ты старше всех людей
в мире.
   Молчи, я знаю! - Он приложил руку Грона к своей щеке  и  в  следующее
мгновение выскочил из конюшни.
   Грон выглянул во двор, но Гагригда уже не было. Грон покачал головой.
Что ж, вполне могло быть, что он только что  обзавелся  первым  солдатом
своей будущей армии. А ведь не зря говорится: главное - начать.
   Грон спешился  и  проворно  стащил  вьюки  со  второй  лошади.  Через
несколько минут на черной  проплешине  поднялся  аккуратный  шалашик  из
хвороста, и на  нем  принялись  весело  скакать  огненные  язычки.  Грон
сноровисто растянул палатку и повесил  над  костром  казан  с  водой  из
ключа, бьющего в двадцати шагах от места привала. Югор наблюдал  за  его
хлопотами, раздраженно поджав губы.  Все  это  очень  напоминало  ночную
стоянку каравана. За одним исключением. Не было самого каравана.
   Три дня их терзали вопросами коронеры по поручению  судьи  систрарха.
Мать Гагригда со всем семейством просто выкинули на улицу, не  дав  даже
время собрать вещи. Им же с Югором было запрещено до особого  разрешения
выходить за ворота постоялого двора. Спасло их только то,  что  началась
грызня между  родственниками  погибшего  и  судья  оказался  втянутым  в
выяснение вопросов, связанных с наследством покойного. Всем стало не  до
возможных соучастников убийства, так  что  Югор,  Грон  и  приказчик,  с
которым Гагригд совершал последнее путешествие, отделались  только  тем,
что их выставили за ворота города, и глашатай огласил  эдикт  систрарха,
по которому Югору и приказчику "...запрещается входить во врата Саора  и
пить воду из его колодцев". Для Югора подобное наказание было  серьезным
ударом. Саор лежал на перекрестье важных  торговых  путей.  Поэтому  все
время после изгнания он пребывал в сквернейшем расположении духа.
   Грон высыпал в кипящую воду пшеничную  сечку  и  бросил  пару  листов
сатбука, который в  здешней  кулинарии  выполнял  функции  лавра,  потом
помешал, добавил соли и прикрыл казан крышкой. Югор, как  обычно,  сидел
на кошме, вытянув ноги к костру, и злился.
   - Эй, парень.
   Грон повернулся к хозяину. Югор, хитро прищурясь, смотрел на него.
   - А сдается мне, что ты не все рассказал коронерам. Грон  ухмыльнулся
про  себя.  Неплохое  начало  разговора.  Югора   наконец-то   растащило
поболтать. Первый день он орал и швырялся всем, что попадалось под руку,
потом два дня скрипел зубами и плевался, а еще день молча злился  и  вот
наконец решил поговорить. Грон пожал плечами. Югор взъярился:
   - А ну отвечать, когда тебя спрашивают! Грон вновь невозмутимо  пожал
плечами:
   - Так вы же не спрашивали, хозяин.
   - Э-э, что? - ошарашенно посмотрел на него Югор.
   - Вы сказали, что думаете, будто я  не  все  рассказал  коронерам,  -
терпеливо разъяснил Грон. - Я смиренно выслушал ваше мнение.
   Югор некоторое время молчал, пытаясь разобраться, кто, что  и  о  чем
говорил, потом грозно нахмурил брови:
   - Ты меня не путай, я тебе не какой-то там  п