олоса:
   - Да хранит тебя Мать-солнце, Прекраснейшая.
   - Прекраснейшая, иди к  нам,  боги  послали  нам  сегодня  рыбу-луну,
наверно, мужчинам придется туго.
   Толла ехала, купаясь в волнах дружелюбия, смеха и любви. Четыре  года
назад, когда отец был еще жив, она уговорила его  позволить  ей  собрать
девушек из патрицианских семей и семей самых знатных Всадников.  Видимо,
отец представлял, что это будет нечто  вроде  огромного  девичника,  где
девушки из благородных семей будут чинно прясть  и  судачить  о  будущих
женихах, но у Толлы  были  другие  планы.  Через  полгода  после  своего
появления во  дворце  она  поняла,  что  Юноний,  верховный  жрец  храма
Отца-луны, привез ее сюда вовсе не для того, чтобы  поддержать  больного
базиллиуса, вернув ему дочь, пропавшую  так  давно.  А  в  то,  что  она
действительно дочь базиллиуса, Толла поверила только спустя три  месяца,
когда ее старая нянька рассказала ей о том, как она жила здесь.  Однажды
она шла к отцу каким-то коридором, но  вдруг  остановилась  -  в  памяти
что-то  сверкнуло.  Она  медленно  подошла  к  нише,  в  которой  стояла
скульптура  какого-то  легендарного  воина-реддина,  и,  протянув  руку,
извлекла из-за его плеча деревянную куклу-статуэтку, покрытую толстенным
слоем пыли. Толла несколько мгновений рассматривала ее затуманенными  от
слез глазами, потом пошла дальше.
   Но Юнонию совсем не надо было, чтобы все  поголовно  признали  в  ней
настоящую дочь базиллиуса и  будущую  наследницу.  В  таком  случае  она
становилась слишком самостоятельной, а ему нужна была как раз  такая  же
раскрашенная кукла, за спиной которой он мог  бы  безраздельно  править.
Кроме того, новая жена отца  была  одержима  планами  посадить  на  трон
своего сына, который был на восемь лет моложе Толлы. Отец долго  горевал
о ее матери, прежде  чем  взял  новую  жену.  Так  что  недоверие  части
систрархов и патрициев, угроза со стороны семьи жены базиллиуса, с одной
стороны, и благодарность -  с  другой,  должны  были  сделать  из  Толлы
послушную марионетку  в  руках  Юнония.  И  если  бы  она  была  обычной
женщиной, то, вероятнее всего, так и произошло бы. Но она была гетерой.
   Колесница  остановилась  напротив  их  любимого  места.  Сиэла  ловко
соскочила на траву и побежала вверх  к  полянке,  легко  неся  на  плече
свернутый в трубку пушистый венетский ковер. Беллона спрыгнула и  начала
сноровисто распрягать кобылиц. Ее тут же  обступила  стайка  юных  нагих
прелестниц, и послышался смех и шутки. Толла тоже расстегнула  фибулы  и
перешагнула через упавшее платье.
   Ветерок приятно холодил кожу. В Сад сереброногих мужчинам доступа  не
было.
   Несколько десятков девушек, которых отец позволил ей собрать,  теперь
разрослись в тысячу, и занимались они не только рукоделием.  У  Толлы  в
руках  оказалось  три  сотни  колесниц   с   прекрасно   подготовленными
экипажами,  а  тысяча  этеров,  юношей  из  богатых  и  знатных   семей,
поклявшихся ей в верности именем Матери-солнца,  могла  бы  поспорить  в
выучке с реддинами. Сегодня, через два года после смерти отца, никому бы
и в голову не пришло оспаривать ее власть. Юноний признал свое поражение
и не пытался больше открыто диктовать ей, но  он  по-прежнему  оставался
главой самой влиятельной группировки. Поэтому Толла старалась  не  особо
портить с ним отношения.  Базйллиса  усмехнулась.  Наверное,  он  сейчас
локти кусает. Ее сводный брат был  бы  гораздо  более  послушным  на  ее
месте. Правда, возникавшая в этом случае необходимость часто встречаться
с его стервозной матерью была не последней среди причин,  в  свое  время
подвигнувших Юнония на  поиски  Толлы.  Эта  мысль  немного  подняла  ей
настроение, и Толла улыбнулась.
   -  Ну  наконец-то,  наша  "барышня  -  грустные  глазки"   соизволила
улыбнуться.
   Толла подняла глаза. Девушки умело накрывали завтрак. Сиэла несла  из
Ключевого павильона полное блюдо мытых фруктов, а Беллона резала хлеб  и
овощи.
   Толла невольно залюбовалась крепкой, мускулистой фигурой подруги.  Та
заметила ее взгляд и рассмеялась:
   - Вот вся  ваша  семейка  такая.  Вам  кого  покрепче  подавай.  Твой
младшенький братец тоже вокруг увивается.
   При упоминании о брате Толла поморщилась. Тот был весь в маменьку.
   Гонористый, шумный.
   - Так в чем дело? По-моему, ты меняешь мужиков, как фибулы на платье.
   - Все дело в том, что новых я выбираю из тех,  кто  мне  нравится,  а
твой сопливый братик представляет собой всего лишь  бледное  и  прыщавое
подобие своей стервозной маменьки, так что меня от него тошнит.  И  если
некоторые из наших дурочек, -  она  кивнула  на  резвящихся  девушек,  -
прыгают к нему на ложе, потому что он все-таки  сын  базиллиуса  и  твой
брат, то мне этого мало. Когда я с кем-то  ложусь,  я  хочу  чувствовать
мужика, а не смесь мосла со студнем.
   Тут вмешалась Сиэла:
   - Ладно, девочки, кончайте разговоры, завтрак готов.
   Они наполнили кубки дожирским. Беллона подняла свой и  посмотрела  на
Сиэлу:
   - Стрелок, - перевела взгляд на Толлу, - копейщик, -  потом  поднесла
кубок к губам, - и возничий. Сиэла рассмеялась:
   - Все-таки, Толла,  ты  здорово  придумала,  когда  организовала  эту
Тысячу.
   Мой отец никогда бы не позволил мне ходить вот так. -  Она  похлопола
себя по голой груди, - а уж обучаться стрельбе  из  лука  или  искусству
владеть мечом... - Она зажмурилась.
   Некоторое время они жевали, со смехом указывая друг на  друга,  когда
какая-нибудь виноградина лопалась  на  губах,  обрызгивая  лицо  сладким
соком, или арбузный сок капал на грудь.  Потом  Беллона  растянулась  во
весь рост, поглаживая живот, и тяжело вздохнула:
   - Уф, тяжело, не представляю, как это будет, когда понесу.
   - Такими темпами, милая подруга, это может произойти очень  скоро,  -
со смехом произнесла Сиэла. Беллона вскочила на ноги:
   - Ах ты маленькая дрянь...
   Они-^юмчались по траве друг за дружкой  -  юные,  сильные,  красивые.
Толла откинулась на спину  и  прикрыла  глаза.  Скоро  Сад  сереброногих
опустеет, девушки уедут на воинское обучение вместе с Тысячей этеров,  а
ей пора ехать во дворец, сегодня день казначейства.

***

   Улмир вел Грона  длинными  дворцовыми  коридорами.  Он  был  суров  и
сосредоточен. На короткой грубой тунике тускло  поблескивал  сержантский
шеврон.
   Уже год, как он прошел "давильный чан", и хотя он не имел десятка, но
выполнял особые поручения Грона, а потому был в чине  сержанта.  Наконец
они добрались до высоких двустворчатых дверей.  Их  уже  ждали.  Крепкий
молодой человек расплылся в улыбке и шагнул к Улмиру, раскрыв объятия:
   - Улмир, я страшно рад  тебя  видеть.  Когда  Смайр  сказал,  что  ты
просишь организовать встречу с казначеем, то я не  поверил  своим  ушам.
Прошло  столько  времени  после   смерти   казначея   Сфара   и   твоего
исчезновения, что я уже не надеялся когда-нибудь увидеть тебя вновь.
   Улмир в свою очередь распахнул объятия:
   - Ну должен же я был дать осмотреться новому первому писцу, Асфагор.
   Они обнялись, потом Асфагор шагнул назад и посерьезнел:
   - Пошли, сегодня Прекраснейшая прибудет в казначейство, так что у нас
очень мало времени. Боюсь, казначей не сможет уделить  вам  более  одной
четверти часа.
   Улмир усмехнулся:
   - Что, новая  властительница  крепко  взяла  все  в  свои  прекрасные
ручки?
   Асфагор рассмеялся:
   - Ну, не совсем, но, во всяком  случае,  мы  не  жалуемся.Теперь  все
знают, что у нас лучше ничего не просить. Все  деньги  распределяет  она
сама, и казначей не может добавить сверх этого ни единого золотого.
   Улмир покачал головой:
   - Старина Сфар такого бы не потерпел.
   Асфагор кивнул реддину, стоящему у дверей, и открыл створку двери.
   В кабинете Грон огляделся. Обстановка комнаты немного напоминала  ту,
что он видел у  стратигария.  Только  в  центре  стоял  большой  стол  с
мраморной столешницей, заваленный  свитками  и  вощеными  дощечками,  за
которым сгорбился мужчина лет сорока с усталым лицом.
   - Десятник Грон, господин казначей, - учтиво произнес Асфагор.
   Мужчина поднял на них глаза, отложил перо и с хрустом потянулся.
   - А, Асфагор. - Он пружинисто встал и пошел навстречу гостям. - Прошу
простить, достойнейшие, сегодня много работы, ждем  базиллису.  Асфагор,
распорядись о дожирском, пожалуй, можно немного развеяться, а то  я  был
готов поклясться, что мой зад прирастает к креслу.  -  И  он  обаятельно
улыбнулся. - Я слушаю вас, господа?
   Грон вежливо поклонился и, раскрыв кошель, высыпал на ладонь  золотой
песок. Улыбка казначея замерла на губах.
   - Что это? - хрипло спросил он.
   - Золото, господин, - спокойно ответил Грон.
   - Откуда?
   - С северных рубежей.
   Казначей поднял на него изумленные глаза:
   - Но... что вы хотите?
   Грон ссыпал песок обратно.
   - Я готов поставлять вам золото в обмен на векселя казначейства.
   Казначей потер виски:
   -  Постойте,  вы  -  десятник   базарной   стражи,   м-м-м...   Грон,
отправленный несколько лет назад по эдикту в дальний  гарнизон  охранять
северные рубежи от кочевников, не так ли?
   Грон кивнул.
   - Но я не слышал, чтобы  в  каком-то  из  наших  гарнизонов  добывали
золото.
   - Гарнизоны  оказались  далековато  от  северных  кочевников,  и  мне
пришлось пройти чуть дальше на север, - сказал Грон.
   - Но ведь там эти... дикие горцы!
   Грон усмехнулся:
   - Они оказались не совсем дикими. - Он тряхнул кошелем. - Так что  вы
на это скажете?
   - О, конечно, но я не совсем понимаю,  в  чем  для  вас  преимущество
наших векселей.
   -  Ну,  иногда  мне  приходится  перемещаться  очень  быстро,  а  это
невозможно с грузом золота или мешком  монет.  Да  и  в  месте  прибытия
бывают необходимы значительные суммы.
   Казначей задумчиво покачал головой:
   - Знаете, поскольку вас рекомендуют благородные Улмир  и  Асфагор,  а
также потому, что я сам навел о вас кое-какие справки, я строго ЗА  ваше
предложение, но на какую сумму вы рассчитываете получить векселя?
   -  Я  привез  сорок  мер  золота.  -  Грон  увидел,  как  у  казначея
расширились глаза. - Если мы договоримся, то они будут поступать  к  вам
каждый год.
   Казначей задумчиво потер подбородок:
   - Боюсь, я не  могу  дать  вам  немедленный  ответ.  -  Он  замолчал,
напряженно размышляя о чем-то, потом решился:
   - Вот  что,  сегодня  вечером  базиллиса  дает  аудиенцию  просителям
кредитов. Я вас запишу, хотя, конечно, вы не проситель, но...  По-моему,
это лучший выход.  Правда,  вам  придется  идти  последним,  список  уже
составлен.
   - Благодарю вас, господин. - Грон тонко улыбнулся, как  бы  приглашая
собеседника посмеяться вместе с ним, и закончил разговор шуткой:
   - Мы  вообще-то  ложимся  спать  довольно  поздно,  так  что  никаких
проблем.
   У ворот дворца друзья  расстались:  Улмир  рвался  отыскать  какую-то
девушку, а у Грона были дела на базаре.
   Когда он подошел к знакомым воротам "ночного  двора"  и  стукнул  два
раза по каменному рисунку рукояткой кинжала,  около  него  будто  из-под
земли выросли пятеро нищих. Он заметил их давно, но все равно едва  смог
сдержать рефлексы. Уж очень резко они выскочили из своих укрытий. Окинув
их нарочито ленивым взглядом, Грон процедил сквозь зубы:
   - Вы, рвань, мне нужен Убогно-одноглазый.
   Один из нищих злобно ощерил столбики гнилых зубов:
   - А кто ты такой, чтобы из-за тебя беспокоить Убогно?
   Грон так же лениво сплюнул под ноги нищему:
   - Я думал, меня запомнят после прошлого  посещения.  Боюсь,  придется
освежить воспоминания.
   Один из нищих вдруг побледнел:
   - Да это же Грон!
   Нищие несколько мгновений разглядывали его, потом первый произнес уже
другим тоном:
   - Прошу простить, уважаемый Грон, Убогно будет немедленно извещен.
   Через полчаса он сидел в боковом покое напротив Убогно-одноглазого  и
попивал из не очень чистого серебряного кубка неплохое дожирское. Убогно
исподтишка, но пристально рассматривал его своим единственным глазом,  в
котором светилась некоторая настороженность. Они молчали довольно долго,
наконец Убогно не выдержал:
   - Я думаю, уважаемый Грон пришел сюда не для того,  чтобы  развлечься
дожирским.
   Грон  неторопливо  поставил  кубок  на  столик  и  поднял  глаза   на
собеседника:
   - Ну почему же? У тебя очень неплохое дожирское.
   Убогно усмехнулся:
   - Тогда я могу приказать принести еще.
   Оба негромко рассмеялись.
   - Я хочу просить об услуге, - произнес Грон.
   Убогно неторопливо кивнул.
   - Несколько лет назад от яда умер баши Дилмар.  -  Грон  наблюдал  за
реакцией Убогно.
   Тот вновь кивнул.
   - Я хочу найти его убийцу.
   Убогно задумался. Потом осторожно произнес:
   - Мои крысы крутятся целый день, чтобы подобрать крошки на ужин.
   - Сто золотых. -  Грон  заметил,  как  расширились  глаза  Убогно,  и
усмехнулся про себя. Одноглазый пока не представлял, во что ввязывается.
   - Мы найдем его и принесем тебе его голову, - сказал Убогно.
   Грон покачал головой:
   - Нет, он нужен мне живым. - Он отстегнул от пояса кошель с  монетами
и кинул на стол:
   - Здесь задаток.
   Убогно протянул руку, и кошель исчез. Грон улыбнулся.
   - Когда вы найдете этого человека, то не хватайте его, - сказал он. -
Я хочу, чтобы вы следили за ним, скажем, в течение трех лун. И нашли  бы
тех, с кем он встречается наиболее регулярно, а также тех, кто совсем не
должен был бы с ним встречаться, но почему-то делает  это.  Потом  также
проследили бы и за ними. За каждого,  о  ком  мне  будет  рассказано,  я
заплачу еще по десять золотых.
   Убогно кивнул.
   - Если вас заметят и попытаются как-то наказать или предложат  деньги
за то, чтобы вы сказали мне не правду...
   Убогно перебил:
   - Мы перережем ему глотку!
   - Нет, - возразил Грон, - вы возьмете деньги и  пообещаете  ему  все,
что он попросит, но потом расскажете мне.
   Убогно блеснул единственным глазом и снова кивнул. Грон поднял кубок,
неторопливо допил дожирское, поставил кубок на стол и поднялся. Когда он
уже подошел к двери, то вдруг остановился и произнес:
   - Впрочем, ты можешь попробовать меня обмануть, Убогно. - И вышел.
   Убогно схватил глиняную бутыль, налил полный кубок и залпом выпил. Но
это не помогло. Перед глазами по-прежнему  стояла  картина  истерзанного
трупа Омера.
   Грон почти опоздал. Асфагор встретил его у ворот и закричал:
   - Быстрее, сейчас закроют Палату просителей.
   - Казначей сказал, что я пойду последним.
   - Да, но если мы не попадем внутрь вместе со всеми, то нас вообще  не
пустят.
   Когда они подбежали к дверям,  дюжий  реддин  уже  закрывал  створки.
Асфагор закричал:
   -  Пропустите.  Первый  писец  казначея  с  просителем.  Реддин,   не
поворачиваясь, буркнул:
   - Время, - и попытался захлопнуть дверь.
   Грон взялся рукой и слегка рванул, выдернув  на  себя  и  створку,  и
реддина.
   Тот вылетел в коридор и врезался в  стену  плечом  и  лбом.  Пока  он
приходил в себя, они вошли внутрь.
   Ждать пришлось действительно долго.  Внутрь  покоя  пускали  по  пять
человек.
   Большинство выходило сильно разочарованными, но  на  некоторых  лицах
цвели улыбки. Наконец подошла и их очередь. Когда Грон вошел в палату  и
увидел базиллису, то почувствовал, что его бросило в жар.  Прекраснейшая
сидела на кресле с высокой спинкой, повернув усталое лицо  к  очередному
просителю. Тот  что-то  объяснял  ей,  размахивая  руками.  Рядом  сидел
казначей. Наконец базиллиса резко кивнула и что-то  отметила  стилом  на
вощеной табличке, которую держала в руке.  Проситель  просиял,  упал  на
колени и поцеловал ступню базиллисы. Грон, не отрываясь, смотрел на нее.
Она превратилась в прекрасную женщину, глаза  чуть  погрустнели,  волосы
убраны в изящную прическу, но не узнать ее было невозможно.
   Наконец пришел его черед.
   - Десятник базарной стражи Грон.
   Толла, которая массировала пальцами веки, вдруг почувствовала, что ее
кожа покрылась  мурашками.  Сердце  бешено  заколотилось.  Она  медленно
опустила руки.
   Вне всякого сомнения,  это  был  ОН.  Повзрослевший,  возмужавший.  С
гордой осанкой человека,  привыкшего  повелевать.  Некоторое  время  они
смотрели друг на друга.
   Вне всякого сомнения, он тоже узнал ее. Казначей что-то  говорил,  он
кивал.
   Потом она утвердительно склонила голову, он пал на колени и поцеловал
ее ступню. Толла почувствовала, как от  этого  поцелуя  у  нее  вскипела
кровь, а внизу живота между ног стало влажно. О боги, после  стольких-то
лет и стольких мужчин!
   Наконец прием закончился, и она как во сне покинула покой.
   Войдя в свою комнату,  она  лихорадочно  скинула  парадное  платье  и
кинулась к зеркалу. О боги, как она выглядит! Мешки под глазами,  волосы
растрепались.
   Толла заметалась по  комнате,  потом  натянула  короткую,  облегающую
тунику и шагнула к двери. Уже взявшись за ручку, она остановилась. Боги,
она не могла идти. Она - базиллиса, властительница этой страны, а  он  -
десятник базарной стражи. Толла представила, что будет, когда завтра все
станет известно Юнонию.
   Конечно, реддины не замедлят доложить. Она села на  ложе  и  чуть  не
расплакалась.
   Потом зло хлестнула себя по щекам. Тряпка, истеричка, увидела  своего
первого любовничка  и  растеклась.  Толла  попыталась  успокоиться.  Она
растянулась на ложе и  прикрыла  глаза.  Но  кровь  клокотала  в  жилах.
Девушка вскочила и несколько раз прошлась по комнате,  потом  посмотрела
на окно. Нет, нет, это невозможно. Она сорвется, да и потом - как  выйти
из дворца, кругом реддины, и где его искать  в  ночном  городе...  Толла
несколько мгновений стояла, не отрывая от окна горящего  взгляда,  потом
резко вскинула подбородок и двинулась вперед.
   Конечно, она сорвалась. Уже летя вниз, она попыталась  ухватиться  за
выступающий камень, но только  больно  ударила  руку.  Она  зажмурилась,
готовясь к сильному удару, но вдруг  почувствовала,  как  ее  подхватили
сильные руки, а изменившийся, но такой знакомый голос произнес:
   - Ты так и не научилась лазать по стенам. Зеленоглазая.

***

   Франк влетел в свои покои и остервенело рванул тунику на  груди.  Эта
тварь опять отказала ему. О боги! Он рявкнул на подвернувшуюся нянечку и
наконец содрал тунику через голову. Эта сучка спит со всеми  подряд,  но
вот уже восьмой раз со смехом  отвергает  его  предложение.  Он  швырнул
стиснутую в ком тунику в стену. Проклятье. Она ни во что не  ставит  то,
что он сын базиллиуса,  сводный  брат  базиллисы.  Сколь  многие  готовы
прыгнуть к нему на ложе, стоит ему лишь пошевелить пальцем, да что  там,
всего лишь бросить ленивый взгляд. Но не она!
   Ну почему боги так несправедливы к нему! Франк подошел к зеркалу.  Ну
почему? Он высок, строен, правда, прыщи, но это же чепуха!  Конечно,  он
не похож на эти накачанные мясные туши, но  зато  он  хорошо  играет  на
киафаре, у него великолепный голос, он прекрасно знает труды  философов,
поэтов и... В  конце  концов  он  сын  базиллиуса!  Переодевшись,  Франк
раздраженно оттолкнул няню, которая, кудахтая  будто  квочка,  суетилась
вокруг него, и сбежал вниз к конюшням. Дождавшись,  когда  ему  оседлают
его рослого майоранца, и злобно хлестнув  коня  по  животу,  он  галопом
вынесся со двора в ночь. Он промчался по ночным улицам, чуть не  стоптав
загулявшую компанию,  и  выехал  на  крутую  Пивиниеву  дорогу.  Он  еще
подхлестнул коня, майоранец уже подустал, но Франку  было  наплевать  на
все. Он мчался не разбирая дороги. Вскоре город  скрылся  за  поворотом.
Франк снова огрел коня плетью и вломился в чащу. Ветки деревьев хлестали
по груди и бокам, но он гнал и гнал коня сквозь  густые  заросли.  Вдруг
конь всхрапнул, и в следующее мгновение Франк почувствовал сильный удар,
затем ощутил, что куда-то летит, и потерял сознание.
   Грон и Улмир выехали из  Эллора  рано  утром.  Две  одинокие  женские
фигуры провожали их с гребня стены  Акрополя,