та  мысль,  по-видимому,
приводила в ужас седьмого и восьмого - двух  крестьян,  которые  еще  не
заслужили имен.
   Дорн, пыхтя, перевалился через край и, тяжело дыша,  перевернулся  на
спину.
   Грон скинул с плеча ремень фляги и бросил ее Дорну,  тот  поймал  ее,
сел, набрал в рот воды, прополоскал и сплюнул. К этому моменту над краем
показались руки Яга и Сиборна. Когда на утес взобрались последние  двое,
на них было страшно смотреть. Больше всего  они  напоминали  попорченную
курагу. Дорн подошел к ним с флягой, но ни  у  того,  ни  у  другого  не
осталось сил, чтобы даже протянуть руку.
   - Поставь рядом, - негромко приказал Грон, и Дорн  послушно  поставил
флягу у ноги седьмого и молча отошел.
   Грон наклонился к восьмому:
   - Как тебя зовут?
   У того перехватило дыхание.
   - Йогер... господин.
   - Я не господин. - Грон повернулся к седьмому:
   - А тебя?
   - Хирх я, Хирх.
   Грон кивнул и вытащил маленькую клепсидру.
   - Отдыхаем.
   Он перевернул клепсидру и поставил на камень у обреза утеса.
   Все расслабились, поглядывая на капающую подкрашенную  воду.  Якир  и
Дайяр, два бывших крестьянина,  уже  получивших  имена,  придвинулись  к
землякам  и   обрадованно   начали   что-то   вполголоса   рассказывать.
Ливани-горгосец положил  ноги  на  большой  плоский  выступ  и  блаженно
вытянулся. Дорн, Яг и Сиборн достали каменные шарики и начали их давить,
укрепляя кисти рук.  Грон  усмехнулся.  Эти  трое  дважды  пытались  его
зарезать. Но это было сначала, а сейчас любой  из  них,  стоит  ему,  их
командиру, отдать приказ, откусит собственный палец или бросится с утеса
вниз головой. Грон прислонился спиной к скале и прикрыл глаза.
   Полгода... С того дня, как он стал десятником базарной стражи, прошло
уже полгода, а кажется, что все началось  только  вчера.  У  края  утеса
послышался шум.
   Грон улыбнулся,  не  открывая  глаз.  Это  десяток,  увидев,  что  из
верхнего  резервуара  клепсидры  вытекли  последние  капли,  двинулся  в
обратный путь. Вряд ли кто мог себе  представить,  что  из  этих  сырых,
рыхлых, то сварливых, то рабски заискивающих  мужичков  получатся  такие
бойцы. Самый молодой из них был на целых одиннадцать лет старше Грона, а
Дамиру-горшечнику, который был самым старым, пошел пятый десяток.
   Когда он в первое же утро поднял их до рассвета и  выгнал  за  ворота
казармы, никто не мог понять, чего он от них хочет.  Грон  погнал  их  в
гору по Пивиниевой дороге. С трудом одолев милю, его  войско,  кашляя  и
держась за грудь, грохнулось на  дорогу.  Грон  остановился,  окинул  их
брезгливым взглядом, подошел к раскидистому платану, подпрыгнул и  повис
на нижней ветке. Подтянувшись раз тридцать, он спрыгнул и  повернулся  к
валявшимся:
   - Первый, ко мне.
   - Да пошел ты, - взорвался дезертир. Грон одним движением  извлек  из
складки хитона сюрикен и метнул  его  в  говорившего.  Сюрикен  распорол
хитон от подола до пупа и воткнулся в дорожную пыль под левой подмышкой.
   - Следующим отрежу яйца.
   Дезертир проворно вскочил и потрусил к дереву.
   - Наверх. - Грон ткнул пальцем в сук, на котором подтягивался сам.  -
Десять раз.
   Первый одолел семь раз. Восьмой,  когда  почувствовал  кинжал  Грона,
уткнувшийся в ягодицу, - девять раз. Но хуже всего  пришлось  одному  из
крестьян.
   Тот намертво застрял на двух.  Грон  ткнул  пальцем  в  два  довольно
крупных камня, валявшихся на дороге.
   - Обратно побежишь с ними, за день поднять и опустить пятьсот раз.
   Они вернулись в казармы, когда все  только  продрали  глаза.  Старший
десятник внимательно проследил, как ковыляющее Гроново воинство доползло
до кострища и рухнуло без сил, и поманил Грона.  Тот  окинул  еле  живых
вояк сумрачным взглядом и произнес:
   - Вернусь, чтоб завтрак был готов, - и рысцой направился к десятнику.
   Когда до него оставалось три шага,  Грон  остановился  и  почтительно
поклонился:
   - Да, господин.
   - Ты уверен,  что  эти  доходяги  способны  выдержать  весь  день  на
пирсах?
   Грон холодно  усмехнулся  и,  обернувшись  на  копошащихся  у  костра
подчиненных, ответил:
   - Выдержат, жилистые, а если нет, значит, такова их судьба.
   День вообще-то выдался спокойный.  Два  раза  разнимали  драки  между
матросами,  один  раз  отогнали  пирсовых  воров,   одному   крестьянину
полоснули по руке осколком  обсидиана.  Грон  осмотрел  рану,  обработал
чистотелом и обмотал руку чистой тряпицой. Купцы сунули мзду  -  десяток
медяков.
   Когда  начало  темнеть,  он  подозвал  крестьянина,  который   каждую
свободную минуту хватал камни и с закатывающимися от напряжения  глазами
сгибал  и  разгибал  руки,  и,  вручив  ему  медяки,  указал  в  сторону
продуктовой лавки.
   - Купишь требухи, кружку рыбьего масла, орехов и муки. Вина не брать.
   Потом повернулся к десятку:
   - Нам нужны дрова. -  Он  указал  на  огромное  полусгнившее  бревно,
покачивающееся на волнах рядом с пирсом. - Это подойдет.
   - Да это же гниль!
   Грон хищно развернулся к горгосцу:
   - Ты хочешь поспорить?
   Тот быстро опустил глаза:
   - Нет, господин.
   - Я не господин, мое имя - Грон, напоминаю последний раз. - Он мотнул
головой в сторону бревна. - Вперед.
   Они еле доволокли бревно до казармы и свалили у кострища.  Крестьянин
уже развел огонь и варил похлебку  с  требухой.  Грон  отхлебнул  полный
глоток рыбьего масла и передал следующему.
   - Каждому - но глотку.
   Потом повернулся и пошел к старшему. Когда он вошел  в  его  каморку,
тот опять что-то царапал стилом.  Увидев  Грона,  он  мотнул  головой  в
сторону лавки.
   - Говорят, у тебя раненый?
   - Пустяки,  царапина,  заживет  как  на  собаке.  Старшой  хмыкнул  и
протянул руку лодочкой.
   - Простите, господин, сколько я должен был принести?
   Тот удивленно посмотрел на него:
   - Так ты не принес?
   - Я вчера запамятовал спросить вас об этом. Старший пожевал губами.
   - Каждый десятник каждый день платит мне серебряный.
   - Но нам за весь день дали только дюжину медяков.
   Старший заржал:
   - Ну, лохов сразу видно. Это  твои  проблемы,  десятник,  -  с  этого
серебряного два медяка идут мне, остальное - систрарху.  Так  что  давай
гони.
   Грон покачал головой:
   - Я думаю, это не правильно.
   Веселье старшого как рукой сняло.
   - Что ты сказал?
   Грон невозмутимо пожал плечами:
   - Я считаю, что это не правильно. Я готов отдавать вам десятую часть.
   Сколько из них пойдет систрарху - ваше дело, но потрошить купцов я не
буду.
   Сколько дадут, столько и будет.
   Старшой побагровел, уперся руками в доски стола и навис над Гроном:
   - Да кто ты та...  -  И  поперхнулся,  натолкнувшись  на  полыхнувший
сквозь сузившиеся веки взгляд. Постояв с минуту,  он  тяжело  рухнул  на
место и, потупив глаза, произнес:
   - Я не могу снизить таксу.
   Грон расслабился.
   - Я не отказываюсь платить серебряный, нужно только подождать.
   Старшой недоуменно посмотрел на него.
   - Ты хочешь сказать, что купцы добровольно будут платить тебе золотой
в день?
   - Смею надеяться - больше,  -  Грон  улыбнулся  уголками  рта,  -  но
попозже.
   - Ты глуп, но это тебя не спасет, систрарх установил...
   - А вот это уже, старшой, твои проблемы. - Грон поднялся и с  хрустом
развел руками. - Ну я пошел. Завтра принесу тебе твою долю за два дня.
   Через две ночи  десяток  попытался  его  зарезать.  А  спустя  лунную
четверть все, включая крестьянина, подтянулись десять раз.
   Через луну он принес старшому серебряный. У его пирсов,  несмотря  на
их отдаленность, швартовалось все  больше  кораблей.  Купцы-медальонщики
начали намекать, что не отказались бы  видеть  его  у  себя  в  офицерах
торговой стражи, но Грон только вежливо улыбался. Дни шли своим чередом.
Через полторы луны Грон стал делать подъем на  полчаса  раньше  и  начал
обучать свой десяток основам фехтования и рукопашного боя. А  на  исходе
третьей луны дезертиры, осатанев от рыбьего  масла,  отсутствия  вина  и
воздержания, напали на него снова. Он избил их до крови, а с утра поднял
десяток раньше на час и погнал в гору на четыре мили.
   Дезертиры харкали кровью, но ни один не упал. Когда они взобрались на
гребень, он повернулся к этим  троим,  привалившимся  друг  к  другу  на
подгибающихся ногах, и спросил, как их зовут. Они прохрипели свои имена,
и он, не дав им ни минуты роздыха, погнал их обратно. Они отстояли  весь
день, а вечером, когда вояки приволокли в казарму очередное  бревно,  он
подозвал их по именам и вручил каждому по серебряному.
   - К подъему десятка быть у ворот, свободны.
   Все трое срочно отправились  в  город,  а  старшой  заявил,  хмыкнув,
Грону:
   - По-моему, твой десяток уменьшился на тройку.
   - Возможно, - уклончиво ответил Грон.
   - - Думаешь, они  вернутся?  После  того  как  трижды  пытались  тебя
прикончить?
   - Дважды, - поправил Грон.
   - Я считаю и ишачий загон.
   Грон улыбнулся и вручил старшому два серебряных. Когда старшой поднял
на него ошарашенные глаза, Грон весомо произнес:
   - Да не оставят нас милосердная Энолла и  Эор-защитник,  подождем  до
утра.
   Утром, когда десяток, по обыкновению, выбежал из ворот,  Дорн,  Яг  и
Сиборн привычно пристроились впереди. Привратник,  по  выражению  Дорна,
чуть не споткнулся о собственную челюсть, увидев их за воротами. А когда
десяток добежал до знакомого платана, то Грон обнаружил, что все  нижние
ветви обрублены. Он остановился и поглядел на хитрые лица троицы.
   - А почему бы нам не проскочить подальше,  Грон,  -  невинно  заметил
Дорн, - там дальше есть и другие деревья.
   Тут Яг и Сиборн не выдержали  и  расхохотались.  Чуть  погодя  к  ним
присоединился и Грон, а за ним дружно заржал весь десяток.
   ...Грон очнулся  от  воспоминаний  и  посмотрел  вниз.  Весь  десяток
слаженно, но неторопливо бежал по дороге.
   Он догнал их уже в городе, за полмили от казарм.
   - Дорн, до вечера все свободны, получите у Дамира по  серебряному,  а
тебе задание. Возьми  того  здоровяка  из  десятка  Элема  и  сходите  в
кузнечный квартал.
   Договорись насчет десяти мер железа и кузни на  два  часа  в  день  в
течение четверти. Пора вам обзаводиться нормальным оружием.
   Он заметил, как  вспыхнуло  лицо  Дорна,  который,  будто  породистая
гончая, делал  стойку  всякий  раз,  когда  разглядывал  его  мечи.  Тот
рявкнул:
   - Шевелись, тараканья немочь.
   Грон перешел на шаг и направился к общественным купальням. Пора  было
приводить себя в порядок. Через час ему  предстоял  обед  с  самим  баши
Дилмаром.
   Обед был великолепен.
   - Благодарю за угощение, баши. - Грон деликатно  рыгнул,  по  святому
венетскому  обычаю  воздав  должное  обильному  столу,  и  вытер  пальцы
цветастым полотенцем.
   Баши Дилмар, один из богатейших людей  столицы,  да  и  всей  Элитии,
"купец  купцов"  -  по  слащавому,  но  от  этого  не  менее  правдивому
определению  одного  из  своих  клиентов,  благосклонно  кивнул  повару,
склонившемуся у стола в ожидании замечаний.
   - Спасибо, Умбор, ты порадовал мое сердце. Огромный чернокожий гигант
в ярком венетском халате  молча  поклонился  и  вышел  из  покоев.  Баши
собственноручно налил из серебряного, причудливо изогнутого кувшина  два
кубка розового дожирского и учтиво передал один из  кубков  собеседнику.
Оба отхлебнули, и Грон, с видом знатока  подержав  глоточек  на  кончике
языка, одобрительно кивнул, прибавив:
   - Прекрасное дожирское, если я не ошибаюсь, это виноградники Всадника
Кантифа:
   - О да, - баши радостно закивал, явно удовлетворенный чем-то большим,
чем похвалой  своему  вину.  Сделав  еще  пару  глотков,  он  решительно
поставил кубок и повернулся к Грону:
   - Эме...
   Грон мысленно подпрыгнул. Не говоря уж о том, что сам совместный обед
рядового десятника базарной стражи и богатейшего  торговца  побережья  и
так был фактом из ряда вон выходящим, обращение "эме",  принятое  только
среди венетов-патрициев и означающее, что равный обращается  к  равному,
говорило очень и очень о многом.
   - Эме, - продолжал между тем баши, - у  многих  есть  свои  маленькие
слабости. Кто-то любит вино, другой  покупает  красивых  рабынь,  третий
радует сердце  игрой  в  клетки.  А  достойный  Руор,  например,  тратит
неприличные деньги на арфистов, флейтистов и мастеров игры на киафаре. У
меня же свой грех. Я коллекционирую людей. - Он бросил испытующий взгляд
на Грона. Тот невозмутимо потягивал дожирское. Баши слегка усмехнулся  и
продолжил:
   - Так вот, эме Грон, ваше появление в  сотне  базарной  стражи  сразу
привлекло мое внимание.  -  Он  сделал  паузу.  -  Домеранские  наемники
славятся как мастера по мечу, а вам удалось,  выступив  против  пятерых,
одержать победу, да еще убить двоих из них.
   Грон сделал задумчивое лицо.
   - Возможно, мне просто повезло.
   Баши понимающе рассмеялся:
   - Меня предупреждали, что вы оригинально шутите.
   Грон молча ждал продолжения. Баши покачал головой:
   - Я очень заинтересовался вами. И попросил людей, чтобы они мне о вас
рассказали, и знаете, что услышали мои уши?
   Грон заинтересовано посмотрел на Дилмара:
   - И что же, баши?
   - О, очень много. - Баши поднял  холеные  руки  и  принялся  загибать
пальцы:
   - Во-первых, на Тамарисе молят богов-близнецов о  защите  от  демона,
устроившего  страшную  бойню  в  день,  когда  безумный   первосвященник
попытался захватить всю власть в храме. Во-вторых, в южных  морях  ходят
легенды  о  душе  Хорки,  вселившейся  в  тело  мальчика.  И,   наконец,
в-третьих, на севере проживает известный торговец лошадьми, за товаром к
которому прибывают из самого Куниса.
   Знаете, что объединяет этих людей, уважаемый Грон?
   - Откуда же, баши?
   Тот довольно рассмеялся:
   - Не хитрите. Все эти люди зовутся вашим  именем.  -  Он  помолчал  и
закончил заговорщическим тоном:
   - И знаете, к какому выводу я пришел?
   - Если честно, то да, - усмехнулся Грон.
   - И что вы мне можете об этом сказать? - вкрадчиво произнес Дилмар  -
Это зависит от того, что вы хотите услышать.
   Баши кивнул головой:
   - Сегодня вы - хозяин базара.
   - Ну, насколько я в курсе, систрарх базара - уважаемый Ютецион.
   Баши понимающе рассмеялся:
   - Ютецион слишком занят интригами и мечтаниями  о  получении  статуса
патриция, что ему не грозит, ибо вряд ли он может рассчитывать на брак с
кем-нибудь из "ста семей", и уж тем более, несмотря на всю мзду, которую
он имеет с купцов, у него не хватит денег платить пожизненный взнос.
   - Это его дела, баши, и я бы не хотел ни с кем обсуждать  дела  моего
начальника.
   Дилмар изумленно посмотрел на него:
   - Клянусь Эором, вы лояльны к этому ничтожеству!
   Грон поставил свой кубок на стол:
   - Этот человек дал мне работу, и, пока он честен со мной, я честен  с
ним.
   Баши покачал головой:
   - В таком случае вам недолго ждать, пока проявится его подлая натура.
Как только он осознает то, что уже давно  ясно  мне,  да  и  большинству
купцов на базаре, берегитесь.
   Грон усмехнулся:
   -  Непременно  последую  вашему  совету,  но,  как  мне  кажется,  вы
пригласили меня не для того, чтобы  предсказывать  опасности,  ожидающие
меня в будущем.
   Дилмар рассмеялся:
   - Вы выбили из колеи мою колесницу. Я  не  предполагал,  что  сегодня
узнаю о вас что-то новое. Но я ошибся. У вас не только отвага  леопарда,
свирепость тигра, сила буйвола и мозги  лисицы,  но  ко  всему  этому  и
благородство льва. - Он сокрушенно  вздохнул.  -  Я  хотел  сделать  вам
щедрое предложение, но теперь вижу, что это бесполезно. - Он  задумался.
- Вы что-то большее, чем кажетесь, эме Грон. Я не знаю, кто вы  и  зачем
вы здесь, но чувствую, что к вам нельзя относиться как к любому другому.
Скоро все люди разделятся на тех, кто будет с вами, и  тех,  кто  против
вас, и знаете, - он в упор посмотрел на Грона,  -  я  очень  не  завидую
последним. - Он помолчал,  потом  кивнул  головой,  будто  соглашаясь  с
кем-то. - Я открываю вам свой кошелек и буду с вами честен.
   Грон внимательно смотрел на баши. Тот вскинул подбородок с  несколько
отчаянным видом.
   - А вы не боитесь, баши, что я слишком глубоко запущу туда руку?
   Баши горько улыбнулся:
   - Боюсь, мой нос чует гарь пожаров и блеск мечей, а это  разорит  мой
кошелек намного сильней. - Он посмотрел прямо в глаза Грону. - Вы  нужны
мне, Грон, ибо я чувствую, что тот, кто рядом с вами, будет иметь больше
шансов уцелеть.
   - Никогда не думал, что десятник базарной стражи так важен.
   - Да падет на вашу голову Эорова длань, вы знаете, что я имею в виду.
За полгода вы сделали из шакалов систрарха воинов,  взнуздали  нищих,  и
теперь без вашего разрешения даже ишаки в загоне не смеют пернуть.  Ваши
бойцы за вас перегрызут глотки  даже  реддинам  Отца-луны.  Вы  отвергли
восемь предложений стать капитаном торговой стражи. Сам  Тагрус  Дайорка
не смог вас купить. А за последние два месяца не смогли купить вообще ни
одного  десятника  базарной  стражи,  хотя  еще  полгода   назад   такое
предложение было бы верхом их мечтаний. Вы - вождь. Я знаю  эту  породу.
Если вы примите мое предложение, я - ваш.
   Грон приподнял кубок и задумчиво посмотрел вино на просвет.
   - Я могу рассчитывать на все ваши деньги?
   - Да.
   - На все сто сорок шесть тысяч золотых?
   Лицо Дилмара побледнело.
   - Как вы... А, Фанерова мошонка, да!
   Грон со стуком поставил кубок и поднялся:
   - Благодарю вас за обед, баши Дилмар. - Он неторопливо подошел к арке
двери и, остановившись, растянул губы в улыбке и негромко произнес:
   - Я думаю, нам предстоят интересные времена.

***

   Когда Грон подошел к воротам казармы,  солнце  еще  только  коснулось
нижним краем морской глади, однако ворота уже были закрыты. Его кольнуло
недоброе предчувствие. Грон стукнул подоскам калитки  каменным  кольцом,
висящим на держателе, изображающем сжатую руку. В  калитке  приоткрылось
окошко, в сумраке которого мелькнуло побелевшее лицо стражника в  шлеме.
На его смутно видимом в темной арке ворот плече  белела  перевязь  меча.
Это было уже серьезно. Обычно  стражник  у  ворот  был  вооружен  только
барганом. Разглядев Грона, привратник торопливо открыл калитку,  странно
отводя глаза. Это было уже совсем плохо. Грон быстро  шагнул  внутрь  и,
выйдя из арки, увидел у своего  костра  тело,  накрытое  рогожей.  Возле
каморки десятника он увидел еще два десятка тел  в  такой  же  "трупной"
рогоже. Грон скрипнул зубами и двинулся к своему костру.
   У черного, холодного кострища на грязной шкуре лежал Дамир-горшечник.
   Горло его было располосовано от уха до уха. Грон опустился на  колено
и коснулся пальцами век убитого. Потом поднял глаза на Дорна. Тот  начал
рассказывать:
   - Он отправился навестить  семью,  а  когда  возвращался,  у  таверны
"Трилистник" к нему подбежала какая-то  женщина  и  что-то  сказала.  Он
пошел за ней. Потом, ближе к вечеру, на площадь перед  воротами  выехали
две телеги.
   Возницы сбежали. На телегах лежали трупы.
   Грон поднялся и кивнул Дорну, Хирху и Ливани:
   - Мне нужны  собеседники.  Те  молча  подхватили  оружие  и  пошли  к
воротам.
   Грон сказал остальным:
   - Обмойте его, заверните в чистый холст и положите  у  стены.  Завтра
отнесем к семье.
   - Г-грон! - Йогер, получив свое имя, получил  и  право  обращаться  к
Грону, но еще не успел к этому привыкнуть  и  сильно  робел.  -  Я  знаю
одного стражника из третьего  десятка.  Он  хорошо  приводит  в  порядок
мертвецов. Может, я попрошу его, а то негоже, чтобы дети видели  отца  с
таким... горлом.
   Грон кивнул и отвернулся.
   Спустя полчаса у ворот вдруг послышались  вопли,  ругань,  громыхнула
калитка, и через несколько минут  у  кострища  валялись  трое  нищих  со
связанными за спиной руками.
   - Яг, возьми жаровню и нагрей  угли.  -  Грон  опустился  на  баранью
шкуру. - Развяжите их.
   Дорн молча  провел  кинжалом  по  веревке.  Худой  чернявый  нищи