оргосцев от линий снабжения. Воины шли мимо спаленных
деревень,  мимо  шеренг  остро  отточенных  кольев,  на  которых  висели
почерневшие и гниющие  тела  людей,  и  сжимались  кулаки,  и  все  ярче
разгоралось в сердцах пламя ненависти.
   За два перехода от Сторы, порта, в котором  Грон  впервые  ступил  на
землю Элитии, разведчики Дивизии обнаружили двадцатитысячный  горгосский
отряд. Грон отправил  половину  своих  войск  разбираться  с  отрядом  и
передал командование над ними Гагригду, а сам двинул в  сторону  Сомроя,
главного порта на юго-западе, через который и шел основной поток войск.
   Завидев издали  стены  Сомроя,  Грон  решил  рискнуть  и  передал  по
колонне:
   "Галопом вперед". Дивизия  перешла  на  галоп.  Горгосцы  опомнились,
когда до ворот оставалось не больше двадцати шагов.  Из  ворот  выбежали
воины и схватились за створки, но тут же упали,  истыканные  арбалетными
болтами, что твои дикобразы.
   Какой-то горгосский десятник,  не  разберешь  -  смелый  или  глупый,
попытался  остановить  лаву,  выстроив  жиденького  "ежа"  из   полугора
десятков воинов прямо в проеме ворот, но  они  были  сметены  мгновенно.
Дивизия промчалась по опустелым улицам и вылетела к  пирсам,  у  которых
загружались новыми рабами  горгосские  суда.  Бойцы  заскочили  на  борт
галер, прямо не слезая с коней, и началась рубка.
   Скоро набежали горгосцы, которых в городе скопилось почти  пятнадцать
тысяч, Дивизию зажали на пирсах, и завязалась тяжелая и  рукопашная.  Но
оставленные у ворот три сотни продержались до тех пор, пока  не  подошли
элитийские тысячи.
   Когда  от  ворот  послышатся  знакомый  боевой  клич  и   по   улицам
загрохотала сапогами элитийская пехота, жители валом поперли  из  домов,
подхватив что под руку попадется, и теперь уже горгосцы оказались зажаты
меж двух огней. К вечеру поверхность воды в гавани густо покрывали трупы
горгосцев, а из трюмов галер вышли на свет семь тысяч элитийцев, которые
не стали гор-госскими рабами.
   К исходу лета Грон имел под своим началом уже не  менее  восьмидесяти
тысяч бойцов. Все южные порты были отбиты, а с севера  пришло  известие,
что  приближается  Сиборн  с  тридцатитысячным  ополчением  Атлантора  и
двадцатитысячной ордой степняков. Венеты  не  выдержали  зимних  атак  и
повернули домой. Сиборн уже отбил Домеру,  Роул,  и  горгосцы  оказались
отрезаны и от западных портов. Принц стягивал войска к Эллору. Но у него
набиралось всего около ста пятидесяти тысяч солдат. Все шло к тому,  что
к зиме они покончат с войной. Короче, перспективы  вырисовывались  очень
неплохие, пока однажды утром в  палатку  Грона  не  влетел  Франк  и  не
сообщил помертвевшим голосом:
   - Эллор пал.
   Грон стиснул кулак, в котором  держал  кубок  с  дожирским,  а  потом
отшвырнул в угол искореженную посудину.
   - Как это произошло?
   - Точно неизвестно, - сказал Франк, - но  подозревают  предательство.
Ходят слухи, что среди реддинов, что были с  базиллисой,  нашелся  один,
который открыл ворота.  Акрополь  держался  почти  сутки,  но  там  было
слишком мало воинов.
   Грон поднялся.
   - Завтра выходим к Эллору.
   - Ты хочешь брать крепость со стапятидесятиты-сячным гарнизоном всего
с восемьюдесятью тысячами бойцов? - Полог откинулся,  и  внутрь  палатки
вошел Яг.
   Грон зло усмехнулся:
   - Ты не веришь, что я это сделаю? Яг серьезно кивнул:
   - Верю. Но вот тебе еще  новость:  у  Сомроя  высадились  войска  под
командованием легата императора, числом более ста тысяч, но город  брать
не стали, рабов ловить по окрестным  деревням  тоже  не  стали,  корабли
немедленно отправили обратно, а сами двинули на соединение с Лупоглазым.
   Грон выругался:
   - Так. Было паршиво, а стало еще паршивее. Сердце рвалось в Эллор. Он
готов был идти туда один и с голыми руками. И это, наверное, было  более
разумно, чем вести армию, но Грон понимал, что он является  в  некотором
смысле знаменем этой армии, существенной частью  ее  силы,  духа.  Среди
населения юга страны их называли "Барсы Великого Грона",  и  он  не  мог
бросить их в преддверии неминуемых битв. А было ясно, что они близко. За
зиму они уничтожили около ста тысяч горгосцев, но  приход  армии  легата
означал, что горгосцы восстановили свои силы.
   - Ладно, если уже не произошло ничего  непоправимого,  то,  я  думаю,
Эллор подождет. Франк, к Эллору - усиленные  патрули,  сами  выходим  на
соединение с Сиборном. И еще, - он повернулся к  Гагригду,  -  я  думаю,
свеженькие солдатики легата  пока  незнакомы  с  обычаем  старожилов  не
выходить из поля зрения, кроме как отрядом в  несколько  тысяч  человек,
поэтому пошли "волчьи стаи" - пусть пустят кровь овечкам легата.
   Они вышли через два дня. Каждый день марша приносил известия  о  том,
что число горгосцев, прибывших с легатом, уменьшилось еще то на десяток,
то на сотню, то на несколько сотен. К  исходу  четверти  бойцы  "волчьих
стай" ехали уже не скрываясь, на  расстоянии  нескольких  сот  шагов  от
колонн горгосцев, те,  наученные  горьким  опытом,  скрипели  зубами  от
злости, наблюдая за тем, как десятки стрелков подскакивали на сто шагов,
залпом разряжали свое оружие и галопом уносились обратно, оставляя после
себя раненых  и  убитых.  От  тяжелого,  кованого  арбалетного  болта  с
булатным наконечником, выпущенного со ста шагов, не спасали  ни  дощатый
щит с бронзовым умбоном и накладками,  ни  бронзовые  же  доспехи.  Болт
пробивал щит и доспехи и застревал в теле, оставляя солдата пришпиленным
к щиту, как жука к планшету. Наконец горгосцы добрались  до  гигантского
лагеря у Эллора и скрылись за его валами, рогатками и рядами  кольев,  и
"волчьи стаи" вернулись к армии,  а  через  два  дня  передовые  патрули
повстречали патрули Сиборна. Они стояли  лагерем  в  соседней  долине  в
половине дневного  перехода.  Грон  приказал  остановиться  и  разбивать
лагерь.
   Сиборн прискакал, лишь только ему доложили. Он слетел с  коня  и  так
сжал Грона в объятиях, что у него кости затрещали, потом  отстранился  и
возбужденно заговорил:
   - Командир, клянусь Эором, это была мечта! Венеты драпанули так,  что
оставили нам половину обоза. - Он вдруг хитро  улыбнулся.  -  Кстати,  у
меня для тебя сюрприз. - Он кивнул, и из сотни, приехавшей с ним, выехал
всадник и спрыгнул с коня.
   Это был Сайторн. Сиборн засмеялся:
   - Когда я вернулся с севера, он торчал в крепости  Горных  Барсов.  Я
двинулся на соединение с тобой, а он увязался за мной, сказал,  что  ему
надо с тобой поговорить.
   Грон обратился к Сайторну:
   - Ты можешь подождать?
   - Да.
   - Тогда тебя проводят в мою палатку. - Грон обнял Сиборна за плечи:
   - Пошли, расскажешь о своих подвигах.
   В своей палатке он появился только  к  вечеру.  Сайторн  поднялся  со
шкуры, но Грон махнул рукой:
   - Сиди. - Потом испытующе посмотрел на Сай-торна.
   Тот вскинул голову и решительно сказал:
   - Я принимаю  твое  предложение,  Измененный.  Когда,  несколько  лет
назад, Сайторн вошел в его комнату, вот так  же  гордо  вскинув  голову,
готовый к самой мучительной смерти, Грон встретил его усмешкой и  знаком
отпустил охрану. Затем встал, разрезал веревки и положил кинжал рядом  с
его рукой. Сайторн бросил на него быстрый взгляд, но тут же  отвернулся,
стараясь не смотреть ни на него,  ни  на  кинжал.  Несколько  минут  они
молчали, наконец Сайторн не выдержал и спросил:
   - Как ты смог выжить, Измененный?
   - По твоей милости я выпил два ведра  отвара  лохта  и  все  выблевал
обратно, и после того меня еще целую луну била лихорадка.
   - Значит, ты знал? Грон кивнул.
   -  Но  почему  тогда...  -  Сайторн  несколько  мгновений  напряженно
размышлял, потом покачал головой. - Я не понимаю.
   Грон спокойно смотрел на него:
   - Я хочу, чтобы ты перешел на мою сторону. Сайторн вскочил.
   - Нет! Никогда! Ни ты, ни кто другой из твоих палачей не сможете меня
заставить.
   Грон невозмутиво выдержал этот взрыв, потом твердо сказал:
   - Сядь. - Глядя прямо в глаза Сайторну, он поинтересовался:
   - Значит, ты предполагаешь, что я сам беседую со  всеми,  кого  потом
отправляю своим палачам?
   Сайторн непонимающе смотрел на него. Грон продолжил:
   - Тебя не схватили заранее и позволили совершить то,  что  ты  хотел,
потому что так приказал я. Хочешь знать мои мотивы?
   Сайторн кивнул.
   - Как ты понял за последние дни, ваш Орден представляет из себя нечто
отличное от того светлого образа, который вбивали  тебе  в  голову  твои
наставники.
   Я знаю об этом намного больше тебя. Все, с кем я встречался до  тебя,
были мразью, считавшей, что они имеют право на все: на убийство, подкуп,
шантаж, насилие, только потому, что они посвященные.
   Сайторн смутно понимал, что все сказанное не  намного  отличается  от
тех истин, которые внушали ему наставники, но то, как Грон это  излагал,
представляло эти истины в очень неприятном свете.
   - Нам дозволено многое, но лишь для блага людей, - слабо заявил он.
   - Я еще не встречал людей, которым приносил благо крошеный промбой.
   - Ты убил!.. - Сайторн осекся, ведь теперь он знал, что его мать убил
не Грон. А тот насмешливо улыбнулся:
   - Вот поэтому я и выбрал тебя. Я увидел, что в тебе  еще  сохранились
иные чувства, кроме презрения, вседозволенности и жажды власти.  Но  мне
нужно было, чтобы ты сам почувствовал, КАК у вас награждают за искренние
порывы души. Ведь ты решил убить меня сам, не по поручению Хранителей?
   Сайторн с усилием кивнул. Они помолчали, потом Грон сказал:
   - Я не жду от тебя ответа сейчас. - Он наклонился  и  вытащил  из-под
стола туго  набитый  дорожный  мешок,  теплый  плащ  и  бросил  все  это
Сайторну, потом указал на кинжал и,  достав  ножны  для  него,  негромко
произнес:
   - Возьми. Поброди по долинам, посмотри, как живут люди и что им  дало
мое "грязное" знание, а если решишь принять мое предложение,  подойди  к
воротам и покажи кинжал. Тебя проведут ко мне.
   Сайторн с недоверием уставился на Грона, а тот улыбнулся и  вышел  из
комнаты. Через полчаса Сайторн вышел за ворота крепости.
   И вот сейчас он вернулся. Грон улыбнулся:
   - Я рад.
   В это мгновение полог палатки откинулся, на пороге вырос Франк.  Было
видно, что он очень измотан. Грон вскочил и усадил его на кошму у входа.
   - Горгосцы вышли в сторону Роула, - заговорил Франк.
   Грон внимательно слушал, и Франк продолжил:
   - Их около двухсот  тридцати  -  двухсот  сорока  тысяч,  но  главное
другое, -  он  перевел  дух,  -  Лупоглазый  объявил,  что  на  праздник
Воскрешения возьмет в жены Толлу.
   Грон скривил губы в улыбке, но Франк покачал головой.
   - Он загнал в святилище Девы всех ее сереброногих и  пригрозил,  что,
если она не согласится, он отдаст их своим солдатам, а потом принесет  в
жертву Магру. И она согласилась.  -  Франк  поморщился.  -  Но  все  это
напрасно, Лупоглазый уже объявил гарнизону, что в честь его  свадьбы  он
дарит им тысячу развратных элитийских рабынь.
   Грон побледнел.
   - Праздник Воскрешения через четверть?
   - Нам не успеть, - вздохнул Франк. Грон скрипнул зубами.
   - Какой гарнизон остался в Эллоре?
   - Тысяч пятнадцать, не больше. Грон вскочил на ноги:
   - Дивизия успеет. - И крикнул в сторону полога:
   - Гагригд, ты уже давно там торчишь?
   В ответ послышалось:
   - Да, Грон, я уже приказал поднимать людей.
   - Выступаем через час, - сказал Грон, - но ты остаешься с войском.
   Гагригд вскинулся было, но смолчал. Когда Грон говорил ТАК, спорить с
ним было бесполезно.
   Конечно, арфисты все переврали.
   Хитрый Упрямец никогда не имел крыльев. Среди воинов  Грона  не  было
младших сыновей богов, и их было больше тысячи, а точнее, почти три.
   Грон вывел к Змеиному ущелью две тысячи семьсот сорок два бойца. Люди
были  измучены  непрерывным  шестидневным  маршем.   Грон   остановился,
посмотрел на светлеющий восток, жестом  подозвал  Ставра  и,  кивнув  на
белеющие камни дороги, приказал:
   - Людям - шесть часов сна. За  это  время  "ночным  кошкам"  заменить
патруль.
   Будем надеяться, что сегодня никто из горгосских  офицеров  не  будет
особо проверять патрули. За полчаса до полудня,  приспустив  пики,  чтоб
они смотрелись не длиннее  горгосских,  церемониальным  строем  пройдете
через Досониевы ворота - а ну как  примут  еще  за  одно  подразделение,
спешащее на церемонию, - и поднимитесь к площади у ворот акрополя.  Если
я в течение часа не открою ворота - уводи людей.
   Грон полоснул тяжелым взглядом, предупреждая несогласие, и,  повернув
коня; двинулся вверх. Через  несколько  минут  только  сыпавшиеся  камни
указывали на то, что где-то  наверху  движется  всадник.  Ставр  тряхнул
своей знаменитой гривой, махнул рукой, подзывая Франка,  и,  спешившись,
двинулся к выходу из ущелья.
   Грон в полной темноте поднимался по крутому склону ущелья, он  помнил
этот путь еще со времен базарной стражи. Тропка была  еле  намечена,  но
Хитрый Упрямец, как обычно,  каким-то  шестым  чувством  угадывал,  куда
ставить ногу. Он тоже. порядком подустал, но шел резво, и  дыхание  было
спокойным, и Грон в который раз удивился, сколько  силы  и  выносливости
было в этом животном странного  черно-серебряного  окраса  и  несносного
характера. Когда Грон перевалил через хребет, уже  совсем  рассвело.  Он
быстро спустился по террасам  Сада  сереброногих  и,  остановив  коня  у
зарослей мирта, спешился. Стена акрополя  была  не  более  чем  в  сотне
шагов. Первоначально он думал оставить Хитрого Упрямца и, переодевшись в
маскбалахон "ночной кошки", подняться по каменной кладке. Как прорваться
к воротам и открыть их, а главное, как удержать их  открытыми,  пока  не
промчатся мимо, грохоча копытами, знаменитые "длинные пики" Дивизии,  он
не представлял. На протяжении всего марша эта мысль ныла в  его  голове,
как застарелая заноза. Эта и еще одна. Он чувствовал  себя  как  Авраам,
убивающий сына своего Исаака. За малым исключением. Он знал, что над ним
не было Бога,  у  него  не  было  веры,  зато  были  все  основания  для
уверенности в том, что все, кто с верой и желанием следует  за  ним,  на
этот раз будут жестоко обмануты. И в конце пути их не ждет ничего, кроме
смерти. Именно поэтому он был сейчас один.
   Гарнизон Акрополя, по его прикидкам, насчитывал  не  менее  десяти  -
одиннадцати тысяч человек, и все они будут стоять в полном вооружении на
широкой, мощенной мрамором площади между храмами и  дворцом  базиллиуса,
кроме того, на церемонии, несомненно, будут  присутствовать  все  высшие
офицеры, жрецы и, по-видимому, коллаборационисты,  так  что  помочь  ему
могло только чудо. А чуду  все  равно,  сколько  человек  примут  в  нем
участие, один или сотня. Зато в случае провала погиб бы только он  один.
А  поскольку  Грон  твердо  решил  идти  ва-банк,  он  шел  на   приступ
пятнадцатитысячного гарнизона вооруженный, по существу, лишь собственным
нахальством и некоторым  опытом  в  сотворении  чудес.  И  дай  бог  ему
удачи.Аминь!
   Грон отошел подальше в сад, сел и привалился к стволу груши. Все  это
время у него где-то глубоко внутри теплилось странное чувство, что и  на
этот раз все обойдется. Может, это был самообман - человеку  свойственно
надеяться на лучшее, но тем не менее...
   Грон прикрыл глаза и расслабился. Раньше, когда ничего не приходило в
голову и он чувствовал, что мозги закипают от  неудачных  попыток  найти
выход, он частенько забирался в укромный уголок и старался  выкинуть  из
головы все тяжелые  размышления,  позволить  мыслям  бродить  где-то  по
периферии сознания, и частенько случалось, что ответ приходил как бы сам
собой.
   Он очнулся от громких голосов. Солнце стояло  почти  в  зените.  Грон
выругался про себя: тяжелый переход сыграл с ним злую шутку - он заснул.
Голоса приблизились. Грон вскочил и, подобравшись к  миртовым  зарослям,
осторожно высунулся  и  посмотрел  в  сторону,  откуда  неслись  голоса.
Увиденная картина заставила  его  яростно  стиснуть  зубы.  У  Ключевого
павильона расположились на отдых полсотни горгосских солдат. Как он  мог
упустить из виду, что горгосцам  плевать  на  запреты  элитийцев!  Около
дюжины солдат с громкими  криками  носились  по  саду,  пытаясь  поймать
Хитрого Упрямца. Видимо, они  только  что  его  обнаружили,  потому  что
командир этой полусотни, озабоченно осматривая  сад,  что-то  приказывал
десятникам.  Догадаться,  о  чем  он  говорил,  не   составляло   труда.
Оседланный конь с полным снаряжением "длинной  пики"  Дивизии  показывал
лишь одно - где-то рядом прячется всадник, а может, даже и сама Дивизия.
Для Грона это означало, что времени у него  нет.  Ни  о  каком  скрытном
подъеме теперь не могло  быть  и  речи.  Он  еще  раз  выругался  -  все
рушилось, и  тут  его  как  молнией  ударило.  Он  внимательно  осмотрел
Ключевой  павильон.  Тот  был  построен  совсем  недавно,  когда   Толла
организовала своих сереброногих и  приказала  разбить  сад,  куда  имели
доступ только  женщины.  Именно  тогда  был  построен  этот  ступенчатый
павильон, прямо над ключом нимфы Галдели. Но  сейчас  Грон  видел  перед
собой  лестницу,  ведущую  прямо  на  стену  акрополя.  Черт,  если   бы
догадаться заранее, тут можно было бы провести сотню  всадников,  и  все
проблемы решились бы в одно мгновение. Но он был один...
   Грон  свистнул,  и  Хитрый  Упрямец,  до  этого  с  шаловливым  видом
носящейся по саду, ускользая от  охотников,  развернулся  и  помчался  к
нему, стоптав мимоходом троих ловцов. Грон хлопнул в ладоши  и  крутанул
кулаком над головой, показывая коню,  что  тот  должен  сделать.  Хитрый
Упрямец прибавил ходу, подскочил по дуге левым боком,  и  Грон  на  ходу
запрыгнул в седло. Послышались сердитые крики, но конь перешел на  галоп
и  помчался  прямо  сквозь  толпу  солдат.  Грон  судорожно   прикидывал
расстояние до ступенчатой крыши павильона - второй попытки не  будет,  а
на каждом уровне конь сможет сделать не более  двух-трех  шагов.  Посыл!
Два шага, посыл! Еще три шага, посыл! И Хитрый Упрямец ступил  передними
копытами на стену. Задние ноги царапнули  по  каменной  кладке,  и  конь
вскарабкался на стену.
   Грон выровнялся в седле и  поднял  глаза.  Прямо  ему  в  лоб  летело
вращающееся блюдо, в котором,  звеня,  перекатывался  какой-то  обруч  с
повязанной на нем золотой парчовой лентой. Грон  вытянул  руку  и  отбил
блюдо, но обруч  выскользнул  и  наделся  ему  на  руку.  Снизу  донесся
многоголосый вскрик, и Грон обнаружил, что стоит на гребне стены,  прямо
над Дорогой Богов, под прицелом глаз всех присутствующих  на  церемонии.
Счет шел на секунды. Грон бросил коня вперед.
   Хитрый Упрямец  мчался  по  лестнице  как  ураган,  но  Дорога  Богов
обрывалась впереди террасой высотой в четыре человеческих  роста,  и  ни
один конь не мог спрыгнуть с  нее,  не  поломав  ноги.  Грон,  повинуясь
какому-то озарению, сорвал аркан с крюка у седла и, не замедляя бешеного
аллюра, раскрутил и метнул его на руку  огромной  статуи  Матери-солнца,
простирающей свою мощную длань над мрамором храмовой площади,  и  в  тот
момент, когда Хитрый  Упрямец  с  полным  доверием  к  всаднику  оторвал
передние копыта от  полированного  туфа  Дороги  Богов,  Грон  отчаянным
движением натянул прочную веревку, изо  всех  сил  стиснув  ногами  бока
коня.  В  нижней  точке  траектории  Грон  почувствовал,  как  зазвенели
сухожилия и затрещали кости, но конь уже грянул копытами,  запнулся,  но
выровнялся  и  продолжил  сумасшедшую  скачку   к   воротам.   Навстречу
вывернулись  трое  в  шлемах,  увенчанных  красными  перьями.  Это  были
"золотые плечи" - лучшие воины Горгоса.
   Грон почувствовал, как по шлему и по плечам  грянули  стрелы,  добрая
сталь выдержала, но от удара он чуть не вылетел из седла. Его опрокинуло
назад, он поймал болтающуюся пику и еле успел развернуть  ее  острием  в
сторону одного из золотоплечих, и тут Хитрый  Упрямец  чуть  повернул  и
прыгнул. Грон мет