от
беспокойства!.. Но он этого не захотел... Да сохранит его Бог!.. Не  забывай
молиться за него!
     - Нет, бабушка, я никогда не забываю молиться за него и за всех вас!
     Пахать землю начали в апреле.  Тяжелый  труд,  потому  что  земля  была
тверда. Пришлось нанять несколько человек поденщиков, так как Мартен и  двое
его сыновей не могли со  всем  управиться.  Когда  наступает  время  посева,
каждая минута дорога.
     В то же время и скоту было пора покинуть стойла. Свиней выгоняли  прямо
на улицу и на двор. Коров отправляли на огороженные  пастбища;  их  выгоняли
утром и загоняли вечером. Но овцы, питавшиеся в  продолжение  зимы  соломой,
капустой и репой, требовали постоянного присмотра: их надо было гонять то на
один луг, то на другой; и Малыш был вполне подходящим для них пастухом.
     У Мартена Мак-Карти было не более сотни овец, но  хорошей,  шотландской
породы, с длинной шерстью, скорее серой, чем белой,  с  черной  мордочкой  и
такого же цвета ногами. Когда Малыш погнал их  в  первый  раз  на  пастбище,
отстоявшее за полмили от фермы, он чувствовал известную гордость от сознания
исполняемой им обязанности. Это  блеющее  стадо,  находившееся  у  него  под
началом, несколько баранов, шедших впереди, ягнятки, прижимавшиеся  к  своим
матерям...  Какая  это  была  ответственность!  Если   кто-нибудь   из   них
заблудится... или вдруг покажутся волки... Нет, с такой собакой,  как  Бирк,
да с ножом за поясом нечего было бояться!
     Он уходил рано утром, положив в мешок большой ломоть хлеба, кусок  сала
и крутое яйцо, что было для него вполне достаточно до ужина. Он считал  овец
перед уходом на пастбище та, пересчитывал их опять по  возвращении.  Так  же
поступал он и с козами, которые  пользовались  большей  свободой  и  которых
собаки не стерегли.
     В первые дни Малыш выгонял свое стадо, когда солнце еще только начинало
всходить. Со стороны заката еще мерцали несколько звезд. Он видел,  как  они
понемногу потухали, точно задуваемые  ветром.  Солнечные  лучи,  трепетавшие
сквозь рассвет, достигали до него, горя  тысячами  огней  в  покрытой  росой
траве и в песке. В это же время на поле  Мартен  и  Мюрдок  шли  за  плугом,
оставлявшим за собой прямую темную полосу. Сим кидал семена, которые  борона
должна была вскоре покрыть легким слоем земли.
     Надо заметить, что Малыш, еще только начинавший  жить,  обращал  всегда
больше внимания на практическую сторону вещей. Он не  задумывался  над  тем,
каким образом из простого  зерна  вырастает  колос,  а  интересовался  лишь,
сколько в каждом колосе может  быть  зерен  пшеницы,  ячменя  или  овса.  Он
собирался записать это, так же как записывал, сколько было яиц в  запасе.  У
него была врожденная склонность к таким подсчетам.  Он  предпочел  бы  лучше
сосчитать звезды, чем любоваться ими.
     Солнце восхищало его не своим светом, а теплом,  распространяющимся  по
земле. Говорят, что слоны в Индии приветствуют дневное  светило,  когда  оно
показывается на горизонте, и Малыш подражал им, удивляясь  овцам,  ничем  не
выражавшим своих чувств, даже благодарным блеянием. А между тем не благодаря
ли солнцу тает снег, покрывающий землю? Отчего же  в  полдень,  вместо  того
чтобы смотреть радостно на него, они все собираются в кучу, повернув к  нему
спину, обратив головы к  середине  кучи?  Положительно,  овцы  неблагодарные
животные!
     По большей части Малыш оставался совсем один  на  лугу.  Иногда  только
Мюрдок или Сим подходили к нему; не для того чтобы его  проверять,  так  как
вполне доверяли ему, но просто чтобы поболтать.
     - Ну, как дела? - говорили они. - Хороша ли трава?
     - Очень хороша, господин Мюрдок.
     - А овцы себя хорошо ведут?
     - О да, Сим. Спроси у Бирка, ему никогда не приходится их кусать!
     Бирк, не отличавшийся красотой, но верный и  храбрый,  стал  неотлучным
товарищем  Малыша.  Оба,  положительно,  разговаривали  между  собою  целыми
часами. Когда мальчик говорил ему что-нибудь, глядя прямо в глаза, Бирк,  не
отрывая  от  него  взгляда,  вникал,  казалось,  в  слова,  отвечая  на  них
помахиванием хвоста. Это были два добрых товарища, одних приблизительно  лет
и прекрасно понимавшие друг друга.
     С  наступлением  мая  окрестности  зазеленели.  Луга  покрылись  густой
разнообразной травой. На полях, правда,  всходы  были  еще  незначительны  и
бесцветны,  как  первые  волосы  на  голове  ребенка.  Малышу  хотелось   их
подергать, чтобы они скорее выросли. Однажды он сказал об этом Мартену.
     - Если бы тебя тянули за волосы, неужели ты думаешь, что они выросли бы
скорее?.. Нет, мальчуган, тебе бы только было больно, и больше ничего.
     - Значит, не нужно этого делать?..
     - Нет, никогда не надо никому делать больно, даже растениям. Предоставь
все природе, и,  когда  из  всех  этих  зеленых  ростков  выйдут  прекрасные
колосья, мы их срежем, чтобы получить зерно и солому.
     - Вы предполагаете, господин Мартен, что  в  этом  году  будет  хороший
урожай?
     - Да! Есть основания так предполагать. Зима была не особенно сурова,  а
весной больше солнечных дней, чем дождливых. Дай Бог, чтобы так продолжалось
и дальше, и тогда урожай покроет все расходы.
     Были, однако, враги,  с  которыми  приходилось  считаться.  Это  птицы,
ловкие и прожорливые, которых всегда такая масса в ирландских деревнях.  Бог
с ними, с ласточками, питающимися лишь насекомыми в немногие  месяцы  своего
пребывания!  Но  воробьи,  выклевывающие  зерна,  а  в  особенности  вороны,
разрывающие землю, приносят непоправимый вред посевам.
     Ах, противные птицы, как они бесили Малыша! Они словно насмехались  над
ним! Когда он гнал свое стадо, он спугивал целые  тучи  ворон,  улетавших  с
громким карканьем. Они были громадной величины, и сильные крылья уносили  их
очень быстро. Малыш пускался им вдогонку, наускивая Бирка,  надсаживавшегося
от лая. Но что поделаешь с птицами, к которым нельзя близко подойти?
     Малыша очень огорчало, что чучела, расставленные на поле, нисколько  не
помогали. Сим умудрился наделать чучел страшного вида, одетых  в  платье,  с
длинными руками, двигавшимися от ветра. Дети их  бы  боялись,  но  вороны  -
нисколько. Вероятно, следовало придумать что-нибудь более страшное  и  менее
мрачное, чтобы чучело не только двигалось, но шумело или кричало.
     Эта мысль, пришедшая Малышу  в  голову,  была  приведена  в  исполнение
Симом. Он приделал к голове пугала трещотку, с шумом вертевшуюся от ветра.
     Но вороны, если не напуганные, то немного удивленные первые два дня, на
третий уже не обращали на него никакого внимания  и,  к  великому  огорчению
Малыша, сидели преспокойно на пугале, заглушая трещотку своим карканьем.
     "Положительно, - размышлял Малыш, -  нет  ничего  совершенного  в  этом
мире".
     Исключая эти маленькие невзгоды, все шло хорошо  на  ферме.  Малыш  был
вполне счастлив. В долгие зимние вечера он сделал большие успехи в грамоте и
арифметике. Возвращаясь теперь вечером домой, он  сейчас  же  принимался  за
подсчеты. Им сосчитывались прежде всего яйца, снесенные курами,  и  цыплята,
записанные по номерам сообразно с днем их появления на свет и породой.  Выли
им сосчитаны поросята и кролики. Это была нелегкая задача для ребенка, и все
ценили его труд. Каждый вечер Мартен давал ему условленный камешек,  который
он клал в горшок. Эти камешки имели для него цену шиллингов. Ведь  монета  -
это только условная вещь. В горшке находилась и золотая гинея, полученная им
в театре, гинея, про которую он почему-то никому не рассказывал.  Совершенно
ему не нужная, так как он ни в чем не  нуждался,  она  имела  в  его  глазах
меньше цены, чем эти маленькие булыжнички, полученные за усердие  и  хорошее
поведение.
     Погода стояла прекрасная,  и  в  последнюю  неделю  июля  приступили  к
сенокосу. В нем участвовали все обитатели фермы. Косили Мюрдок,  Сим  и  два
наемных работника. Женщины расстилали сено для просушки, прежде чем собирать
его в стога и складывать в сеновалы. В таком дождливом климате нельзя терять
ни одного солнечного дня. Даже  Малыш  меньше  интересовался  своим  стадом,
усердно помогая Мартине и Китти. С каким усердием он загребал сено граблями,
стараясь взгромоздить его на стог!
     Так прошел этот год, один из самых счастливых для Мартена на Керуанской
ферме. Не о чем было бы сожалеть, если бы не  отсутствие  Пата.  Можно  было
подумать, что Малыш принес всем счастье. Деньги за аренду и налог можно было
заплатить совершенно свободно.
     За зимой, не особенно холодной, последовала ранняя  весна,  оправдавшая
надежды земледельцев.
     Начались опять полевые работы. Малыш снова проводил целые дни с  овцами
и Бирком. Опять зазеленела трава,  и  вскоре  послышался  шелест  колеблемых
ветром колосьев. Поговаривали о новой  жатве,  заставлявшей  всегда  бабушку
улыбаться... Да, вскоре Китти должна была подарить всем нового  члена  семьи
Мак-Карти!
     В августе, в самое горячее время сенокоса,  один  из  работников  вдруг
заболел, и его надо было поскорее заменить каким-нибудь  свободным  косарем,
если только такой найдется. Мартену пришлось бы потерять полдня, чтобы  идти
в Сильтон. Поэтому он охотно согласился, когда Малыш  вызвался  идти  вместо
него.
     Можно было спокойно  доверить  Малышу  отнести  письмо  по  назначению.
Пройти пять миль по знакомой дороге не могло его затруднить. Он  решил  даже
отправиться пешком, потому что лошади и осел нужны были для перевозки  сена.
Покинув ферму рано утром, он надеялся вернуться до полудня.
     Малыш вышел на заре, идя бодрым шагом, с письмом от фермера, которое он
должен был передать сильтонскому трактирщику, и с мешком провизии на дорогу.
     Погода была прекрасная, с легким свежим ветерком,  и  первые  три  мили
были пройдены незаметно.
     Ни в домах, ни на дороге не было ни души. Все  работали  на  полях.  На
громадном расстоянии виднелись  высокие  стога  сена,  которые  скоро  будут
убраны.
     В одном месте дорога прерывалась лесом, который  она  огибала,  удлиняя
путь на целую милю. Малыш решил, что лучше  идти  по  лесу,  чтобы  выиграть
время.  Он  вошел  в  лес,  однако,  не  без  страха,  свойственного  детям,
наслышавшимся рассказов о разбойниках и волках.
     Малыш не прошел и сотни  шагов,  как  увидел  человека,  лежавшего  под
деревом.
     Был  ли  это  путешественник,  свалившийся  от  усталости,  или  просто
прохожий, захотевший отдохнуть?
     Малыш стоял и глядел на человека, лежавшего неподвижно.
     Человек спал крепким сном, со скрещенными руками, надвинутой  на  глаза
шляпой. Он казался молодым, лет двадцати пяти,  не  более.  По  его  грязным
сапогам и пыльной одежде нетрудно было догадаться, что он шел издалека.
     Но что особенно  привлекло  внимание  Малыша,  это  предположение,  что
человек был моряк. Да,  это  было  несомненно,  если  судить  по  костюму  и
большому покрытому дегтем мешку; на мешке была надпись, которую мальчуган  и
прочел.
     - Пат... - вскричал он, - это Пат!
     Да! Конечно, это был Пат, которого можно  было  узнать  уже  по  одному
сходству с братьями, Пат, от которого так давно не было известий и  которого
все ждали с таким нетерпением!
     Малышу захотелось его окликнуть,  разбудить...  Но  он  удержался.  Ему
пришло в голову, что, если бы Пат появился неожиданно на ферме, его мать,  а
в  особенности  бабушка  могли  бы  захворать  от   волнения.   Нет,   лучше
предупредить Мартена!.. Он сумеет  все  устроить.  Он  подготовит  женщин  к
встрече с сыном и внуком. Что касается до поручения в Сильтон, то  он  может
исполнить его и завтра. И наконец, ведь Пат  же  будет  теперь  работать  на
ферме! Значит, нанимать работника не придется.
     Моряк, очевидно, очень устал, но, когда он отдохнет, он  быстро  дойдет
до фермы. Надо было поскорее предупредить всех,  чтобы  его  отец  и  братья
могли выйти навстречу.
     Не надо, чтобы Пат нес этот мешок еще целых три мили, лучше  Малыш  сам
донесет его. Ведь хватит же у него на это сил, да  и  какая  гордость  нести
вещи,  принадлежащие  матросу...  вещи,  бывшие  в   плавании!..   Подумайте
только!..
     Он поднял мешок за веревку, которой он был стянут, и, взвалив на плечи,
направился к ферме.
     По выходе из леса оставалось идти все по прямой  дороге,  тянувшейся  с
полмили.
     Малыш не сделал и пятисот шагов, как услыхал за собой крик. Он, однако,
не желал ни останавливаться, ни  замедлять  шагов  и  пошел,  напротив,  еще
скорее.
     Но кто-то, продолжая кричать, в то же время догонял его.
     Это был Пат.
     Проснувшись, он не нашел своего мешка. Страшно озлобленный, он вышел из
леса и увидел на повороте дороги ребенка, уносившего его мешок.
     - Ах ты вор!.. Стой! Стой!
     Малыш побежал еще скорее вперед. Но с мешком на спине он,  конечно,  не
мог убежать от своего преследователя, уже настигавшего его.
     - Вор!.. Вор!.. Подожди же, ты от меня не уйдешь!..
     Тогда Малыш, слыша, что Пат уже совсем близко, бросил мешок и  пустился
бежать во всю прыть.
     Пат, подобрав мешок, побежал за ним.
     Перед самой уже фермой Пат догнал ребенка и схватил его за шиворот.
     Мартен с сыновьями были на  дворе,  разгружая  телеги  с  сеном.  Какой
радостный крик вырвался у всех при виде Пата:
     - Пат... сын мой!..
     - Брат... брат!..
     В это время из дома выбежали Мартина, Китти и бабушка и заключили его в
свои объятия.
     Малыш стоял тут же, глядя на всех счастливыми глазами и как бы  выжидая
своей очереди.
     - А... мой воришка! - вскричал Пат.
     Все выяснилось в нескольких словах, и Малыш, бросившись к Пату, полез к
нему на плечи, точно на мачту корабля.


        ^TГлава тринадцатая - ДВОЙНЫЕ КРЕСТИНЫ^U

     Какая радость для Мак-Карти! Пат, молодой моряк, опять  на  ферме,  вся
семья в сборе, все три брата за  одним  столом,  бабушка  со  своим  внуком,
Мартен и Мартина со всеми своими детьми!
     Затем и год обещал быть  хорошим.  Сбор  сена  очень  удачен,  и  можно
надеяться, что такова же будет  и  жатва.  А  картофель,  этот  великолепный
картофель, представляющий уже готовую пищу! Ведь чтобы испечь его, требуется
лишь горсть горячей золы, которая найдется почти у всех бедняков.
     Мартина спросила Пата:
     - Ты вернулся к нам на целый год, дитя мое?
     - Нет, только на шесть недель! Я не хочу покидать своей службы, которую
считаю очень хорошей... Через шесть недель я должен быть в Ливерпуле, откуда
отправлюсь опять в плавание.
     - Через шесть недель! - еле слышно прошептала бабушка.
     - Да, но я буду уже старшим в команде, а это ведь что-нибудь да значит!
     - Ты молодец, Пат, молодец! - сказал Мюрдок.
     - До моего отъезда, - продолжал молодой моряк, - я могу предложить  вам
для работы две сильных руки.
     - Принимаю охотно предложение, - ответил довольный Мартен. Пат  в  этот
день увидел в первый раз свою невестку Китти, свадьба которой  состоялась  в
его отсутствие.
      И был в восторге, найдя в ней отличную женщину,  достойную  Мюрдока,  и
выразил свою благодарность за то, что она собиралась подарить ему племянника
или племянницу еще до его отъезда. Он от души радовался, что станет дядей, и
целовал Китти как сестру, объявившуюся в его отсутствие.
     Малыш не оставался безучастным среди этих излияний чувств.  Он  отвечал
на них всей своей детской душой, оставаясь в то же время в  своем  углу.  Но
настала и его очередь  подойти.  Разве  он  не  принадлежал  к  семье?  Пату
рассказали историю Малыша, очень его растрогавшую. С этой минуты  они  стали
большими друзьями.
     - А я-то принял его за вора, когда он убегал с моим  мешком!  -  сказал
матрос. - Он, право, рисковал получить здоровую нахлобучку...
     - О, ваша нахлобучка, - ответил Малыш, - меня не пугала, так как ведь я
у вас ничего не украл.
     И, говоря это, он откровенно любовался этим сильным  человеком,  крепко
сложенным, с лицом загорелым и огрубевшим  от  солнца  и  ветра.  Ему  моряк
казался каким-то особенным существом...
     Пат рассказал прежде всего,  почему  он  так  долго  не  давал  о  себе
известий. Могло случиться, что он никогда более не вернулся бы домой:  судно
потерпело крушение у небольшого островка в  Индийском  море.  Экипаж  пробыл
тринадцать месяцев на пустынном клочке  земли,  отрезанный  от  мира.  После
долгих трудов удалось наконец исправить  "Guardian".  Все  было  спасено:  и
судно, и груз. Пат за все время выказал столько усердия и  отваги,  что,  по
предложению капитана, фирма Маркарда в Ливерпуле назначила  его  боцманом  в
следующее плавание по Тихому океану. Все, значит, шло к лучшему.
     На следующий день все на Керуанской ферме принялись опять за работу,  и
тогда выяснилось, что заболевший работник был заменен несравненно  лучшим  в
лице молодого моряка.
     В  сентябре  началась  жатва.  Пшеница,   по   обыкновению,   уродилась
плоховато, но зато рожь, ячмень и овес дали обильный сбор.  Да,  год  (1878)
был, несомненно, урожайным. Управляющий мот явиться хоть раньше Рождества  и
был бы удовлетворен. Ему  уплатили  бы  наличными  до  последнего  пенса,  а
оставленных запасов семье хватило бы на всю зиму.
     Правда, Мартену Мак-Карти и на этот раз не удавалось ничего скопить; он
жил трудом, обеспечивавшим лишь настоящее, но не  будущее.  О,  это  будущее
ирландских арендаторов, находящееся в полной  зависимости  от  климатических
условий! Это было вечное беспокойство Мюрдока, усиливающее его  ненависть  к
такому  положению  дел,  которое  могло  окончиться  лишь   с   уничтожением
лендлордства и передачей земли в руки земледельцев с рассрочкой платежа.
     - Не надо терять надежды, - повторяла ему Китти.
     Но Мюрдок, глядя на нее, молчал.
     Событие, нетерпеливо ожидаемое всей фермой,  случилось  девятого  числа
этого же месяца. У Китти появилась маленькая девочка.  Какая  это  была  для
всех радость! Этого ребенка встретили, как ангела, впорхнувшего в окно залы.
Бабушка и  Мартина  готовы  были  отнимать  его  друг  у  друга.  Мюрдок  со
счастливой  улыбкой  поцеловал  дочь.  Оба  брата  были  в   восхищении   от
племянницы. Ведь это был первый плод  ветви  их  семейства,  ветви  Китти  -
Мюрдок! Молодую мать поздравляли, целовали! Сколько было счастливых  слез!..
Можно было подумать, что дом был совсем пуст до появления  этого  маленького
создания!
     Что касается Малыша,  то  он,  кажется,  никогда  не  испытывал  такого
волнения, как в ту минуту, когда ему было позволено поцеловать малютку.
     Это событие решили ознаменовать празднеством, как только Китти будет  в
состоянии принимать в нем участие. Программа торжества была  весьма  проста.
После обряда крестин в Сильтонской церкви кюре и несколько друзей Мартена  с
соседних ферм, которых, конечно, не остановит расстояние в  несколько  миль,
соберутся на ферме, где  их  ждал  вкусный,  обильный  завтрак.  Все  они  -
достойные люди и охотно примут участие в семейном торжестве уважаемой  всеми
семьи. Присутствие Пата, собиравшегося уехать в  конце  сентября,  усиливало
общую радость. Положительно,  богиня  Люцшгая  -  покровительница  рождения,
заслуживала благодарности, не будь она языческого происхождения.
     Прежде всего возник вопрос: какое имя дать ребенку?
     Бабушка предложила назвать девочку Дженни, и, конечно, это  было  сразу
решено, как и выбор крестной матери. Все были уверены, что доставят  бабушке
удовольствие, предложив крестить ребенка. Правда, четыре поколения разделяло
прабабку и правнучку, а было бы лучше, если бы крестница могла  рассчитывать
в будущем на поддержку крестной матери. Но здесь был вопрос чувства,  и  все
рассуждения  были  оставлены  в   стороне.   Старушка   была   так   тронута
предложением, обставленным очень торжественно, что слезы  умиления  брызнули
из ее глаз.
     А  крестный  отец?  Вот  задача,  которую  не  сразу  решили.   Просить
кого-нибудь посто