али копошиться люди, перебегая от дома к дому между проволочными де-
ревьями и столбами из спичек по гладкой, покрытой лаком  дощечке.  Потом
женщина в шляпке взяла Генку за руку, и они вышли на улицу.
   На улице Генка осторожно отобрал руку у женщины и засунул ее в карман
пальто. Они прошли по скверу, торопясь, потому что из опутанных  нитками
кустов слышались какие-то невнятные  разговоры,  а  в  глубине  мелькали
огоньки сигарет. У пивного ларька, только что сооруженного  Генкой,  уже
образовалась драка. Дрался тот самый парень в желтом  плаще,  размахивая
пустой пивной кружкой, из которой вылетали веером  мелкие  хлопья  пены.
Двое мужчин пытались удержать его сзади, скользя ногами по липкому зеле-
ному пластилину. Потом компания вдруг качнулась влево и налетела на одну
из спичек пивного ларька. Спичка с треском переломилась, из ларька  выс-
кочила тетка в белом халате и засвистела в милицейский свисток.
   - Какой ужас! - сказала Светочкина мама.
   И они с Генкой почти бегом миновали кинотеатр, полиэтиленовая витрина
которого светилась голубоватым светом, и вошли в подъезд дома. Генка ус-
пел поднять голову и посмотреть на небо.  По  нему  бежали  серые  тучи,
пронзенные бледным глазом луны, и Генке показалось, что это он сам смот-
рит с высоты на город, наклоняясь к самым крышам.
   Им открыла бабушка в белом переднике. Она помогла Генке снять  пальто
и подвела его к двери в комнату. Дверь была приоткрыта. В ярко  освещен-
ной гостиной сидели гости - мальчики и девочки, одетые во все  празднич-
ное, с умытыми, румяными лицами, положив руки на колени. Светочка с  от-
цом играли на пианино в четыре руки. Светочкин бант  вздрагивал  в  такт
польке, а отец, знакомый Генке по кинокартинам, улыбался доброй улыбкой.
   Они кончили играть, бабушка кликнула Светочку, и та выскочила в  при-
хожую, вопросительно глядя на Генку.
   - Поздравляю тебя с днем рождения, - сказал Генка вымученным голосом,
делая непроизвольное движение рукой. И тут  он  заметил,  что  Светочка,
улыбнувшись, мельком, как бы нечаянно, взглянула на его руки, в  которых
ничего не было. Это длилось какое-то мгновенье, когда  пустые  руки  су-
ществовали отдельно, и Генка с ужасом смотрел на них, будто они соверши-
ли невозможно гадкий поступок. Тут же кто-то мягко подтолкнул его в спи-
ну, кто-то сказал слова, которые пролетели над ним, как птицы,  покружи-
лись в прихожей, а потом полетели назад,  образуя  легкий  и  деликатный
разговор, который должен был сгладить непредвиденную паузу.
   Эти птицы были раскрашенными волнистыми попугайчиками, виденными Ген-
кой лишь однажды в зоопарке. Среди них летала и  одна  синичка,  которая
была Генкиным именем, вернее Генкиным уменьшительным  именем.  Звали  ее
Геночка. Она то и дело садилась Генке на макушку и чистила перышки.
   - Геночка немножко стесняется: его папа н е успел купить подарок,  но
ведь это пустяки...
   - Да-да, дело совсем не в подарке!
   - Светочка, что же ты? Приглашай, приглашай Геночку в комнату!
   - Дети, а сейчас мы будем играть в испорченный телефон!
   У Генки закружилась голова, он поднял глаза и увидел старательно улы-
бающиеся взрослые лица, увидел наяву день рождения, о котором думал  се-
годня весь день после школы, сидя за своим городом.  Но  тут  его  слух,
обостренный стыдом, различил другие слова, сказанные шепотом Светочкиной
мамой бабушке:
   - Несчастный ребенок! Я бы таких отцов расстреливала!
   Генка нагнул голову и кинулся к двери. Никто не успел опомниться, как
он нажал на собачку замка, замок щелкнул, будто выстрел пистона, и  Ген-
ка, забыв про пальто, бросился вниз по лестнице. За ним с криком побежа-
ли Светочкин отец. и сама Светочка, и все гости. Но  Генка  недаром  сам
строил этот дом. Он знал все входы и выходы. На втором этаже Генка  нео-
жиданно повернул вбок, нашарил руками в стенке узкую дырку,  которую  он
сделал нечаянно ножницами, отогнул края бумаги и вылез на улицу.
   Теперь он стоял посреди своего города,  тяжело  дыша  сырой,  осенней
мглой, а над ним раскачивались аккуратные фонарики с плафонами, вырезан-
ными из серебряной шоколадной бумаги. Вправо  тянулся  низкий  картонный
заборчик, ограждавший пластилиновые клумбы, в  которых  торчали  хвойные
иголки. Клумбы напоминали зеленых ежей.  Генка  пошел  вдоль  заборчика,
вглядываясь в лица прохожих, прошел кинотеатр и снова оказался у пивного
ларька. Пока он был у Светочки, ларек успели сломать совсем, и  целлофа-
новая его обертка с шуршанием змеилась по ветру. То тут,  то  там  Генке
попадались измятые мужчины по одному, по двое и по трое, которые  двига-
лись беспорядочно и неумело, будто во сне, а их  лица  были  сделаны  из
старых желтых промокашек.
   Кусты в сквере, которые Генка изготовлял в свое время  особенно  тща-
тельно и гордился при этом своей выдумкой, были изломаны и погнуты. Мок-
рые нитки болтались по земле, проволока цеплялась за ноги, на кустах ви-
сели крупные водяные капли. Генка подошел  к  своему  дому  и  увидел  у
подъезда отца, который сидел на одной из канцелярских кнопок, удерживав-
ших бумажный тротуар. Отец шаркал ногами по бумаге, оставляя на ней сле-
ды подошв.
   - Генка! - сказал отец медленно, как останавливающаяся  пластинка.  -
Генка, - повторил он и полез куда-то в пальто, путаясь  в  карманах.  Он
достал из внутреннего кармана размокший мятый кулек и протянул его  Ген-
ке. Низ кулька разорвался, и оттуда посыпались на землю  конфеты  "Мишка
на Севере". Отец нагнулся и принялся собирать конфеты. Откуда-то подско-
чили еще двое людей, потом еще и еще. Все  ползали  на  четвереньках  по
Генкиному тротуару и собирали конфеты, как желуди. Тонкий спичечный  фо-
нарь упал на бок, потянув за собой нитку проводов, потому что его  неос-
торожно задели ботинком, а Генкин дом покосился от сотрясения.
   Наконец отец поднялся, держа в пригоршне собранные конфеты. Остальные
мужчины тоже выстроились рядышком, как неровный, расшатанный забор,  ко-
торый вот-вот рухнет от ветра. Генка стоял в окружении взрослых людей  в
своем спичечном, бумажном, целлофановом городе, основательно испорченном
за вечер, и непонятно было, как это все поправить.
   Сейчас Генка был еще слишком мал. чтобы сразу что-то предпринять. По-
этому он вырвался из круга и взбежал по лестнице к своей квартире.  Мать
открыла ему с испуганным вопросом на губах, но Генка, не слушая ее, про-
бежал мимо прямо к своей фанерке в углу, над  которой  плыли  серые  не-
большие облака. Он наклонился над городом и увидел разом всю картину ве-
черних огней, мглы, сырости, липкой грязи на тротуарах,  блеклых  лиц  и
мерцающих огоньков сигарет. Генка услышал, как свистят в сквере и  руга-
ются на мостовых, как лает где-то собака, оставленная в пустой квартире,
и плачет на скамейке пьяный старик, утирая шляпой мокрое лицо. Его город
с поваленными фонариками и перекошенными домами выглядел так непривлека-
тельно и так безнадежно, что Генка в отчаянье укусил себе  палец,  чтобы
не разреветься.
   Однако тут же он со злостью схватил фанерку и установил ее  наклонно,
под большим углом к столу. Какие-то мелкие фигурки, отчаянно крича,  по-
сыпались с нее, как мусор, и Генка старательно и безжалостно сдувал тех,
кто цеплялся за ограды и фонари. Для убедительности он пристукнул  краем
фанерки по столу, чтобы стряхнуть всех без  исключения,  и  решительным,
легким взмахом руки смел мусор со стола на пол.
   В городе стало тихо.
   Потом Генка поправил дома, воткнул фонари вдоль улиц и соскреб  плас-
тилин на месте пивного ларька. Там он приклеил бумажку, на  которой  ка-
рандашом крупно написал: "Свете подарок в день рождения от Гены".
   Когда он шел обратно к Светочке в белой рубашке,  держа  перед  собой
город, точно какой-нибудь торт, на улицах было чисто и  спокойно.  Серые
облака провалились за горизонт, за самый  край  фанерки,  дома  были  на
удивленье устойчивы, а луна висела в небе, спелая, как яблоко "шафран".
   "Из чего она сделана?" - подумал Генка, а затем он подумал о том, что
хорошо бы смастерить еще один город - побольше и понарядней, только неп-
ременно с небом. Он подумал, как здорово будет втыкать в это небо сереб-
ряные звезды из шоколадной обертки и приклеивать желтую глянцевую  луну.
которую он собирался вырезать из рекламного проспекта  японской  обувной
фирмы, давно уже выменянного им для нужд строительства.
   1973

   Желтые лошади

   Для начала нужно было покрасить этих лошадей в желтый цвет. чтобы они
стали желтыми лошадьми. Поскольку у него нс было  других  красок,  кроме
акварельных, выбирать не приходилось. Тимка налил воды в блюдечко и  по-
дошел к первой лошади.
   - А вас потом. - сказал он двум другим. Они согласно кивнули и  улег-
лись на диван валетом, свесив длинные головы по краям. Тимка  дотронулся
до первой лошади кисточкой, разбухшей от желтой краски, и провел  тонкую
линию по боку. Лошадь вздрогнула и покосилась на Тимку влажным печальным
глазом.
   - Ничего, - сказал Тимка. - Потерпи  немного.  Ты  станешь  настоящей
желтой лошадью.
   Лошадь послушно опустила морду и  принялась  жевать  начинку  старого
бархатного кресла, стоявшего в углу комнаты. Обшивка кресла была порвана
уже давно. Из дыры высовывались не то стружки, не то солома - длинные  и
сухие стебельки, которые лошадь  вытягивала  изнутри  губами  и  с  удо-
вольствием ела.
   Тимка провел еще несколько полосок и удостоверился,  что  поверхность
лошади слишком велика для его кисточки. Тогда он размешал краску в  блю-
дечке и облил лошадь сверху. Для этого  ему  пришлось  встать  на  стул.
Краска потекла по бокам струйками, и Тимка едва успевал  размазывать  их
пятерней. Лошадь терпеливо ела кресло, а две другие сочувственно ей улы-
бались.
   - Готово! - сказал Тимка. повторив операцию три раза.
   Лошадь выкрасилась не очень равномерно, с разводами. Она оглядела се-
бя в зеркале и пошла на кухню сохнуть. Две другие разом вскочили с дива-
на, потом смутились и долго пропускали друг друга  вперед  па  покраску.
Тимка никогда нс встречал таких вежливых лошадей.
   Краски хватило еще на полторы лошади. Таким образом у  Тимки  получи-
лись две с половиной желтых лошади. Выкрашенная наполовину  лошадь  судя
по всему не обиделась, а даже показала своим видом  некоторую  гордость.
Ей приятно было отличаться от остальных лошадей. Впрочем, она  гордилась
очень тактично, не ущемляя самолюбия своих подруг по счастью.
   Все вместе они сели за стол, будто  ожидая  чего-то.  Лошади  немного
волновались, водя желтыми хвостами по паркету, а Тнмка сидел  серьезный,
то и дело поглядывая на стенные ходики с двумя гирьками  в  виде  еловых
шишек.
   Из ходиков вылетела раскрашенная деревянная кукушка и сделала круг по
комнате, громко кукуя на лету.  Лошади  проводили  ее  глазами.  Кукушка
крикнула пять раз и юркнула в маленькое окошко над  циферблатом.  Ставни
окошка со щелчком захлопнулись, гири ходиков вздрогнули и закачались.
   Первая лошадь зевнула, показав ровные зубы, похожие на клавиши пиани-
но. Вторая лошадь вопросительно на нее посмотрела  и  покачала  головой.
Лошадь, выкрашенная наполовину, улыбнулась несколько иронически, а Тимка
с тоской еще раз взглянул на стрелки ходиков, которые были будто прикле-
ены к циферблату.
   Еще раз вылетела из часов кукушка и присела на плечо Тимке.
   - Пора! - сказал Тимка. - Пошли!
   Лошади, задевая друг друга желтыми боками, вышли на  лестничную  пло-
щадку, где горела конопатая бледная лампочка. За ними вышел Тимка,  оде-
тый в выходной матросский костюм. Кукушка, щелкая деревянными  крыльями,
заметалась было в прихожей, но успела все-таки  вылететь  в  щель,  пока
Тимка закрывал дверь. Часы в доме остановились.
   Они спустились вниз медленно и осторожно, потому что лошади то и дело
оступались и неумело перебирали ногами,  распределяя  их  по  ступенькам
лестницы. Цокот их копыт отчетливо разносился по  каменным  пролетам,  и
можно было подумать, что это целый кавалерииский полк ступает по первому
звонкому льду замерзшего за ночь озера. Над ними летала кукушка, трепеща
сухими легкими крыльями, а сзади шел Тимка с  неподвижным  и  задумчивым
лицом, что было не совсем для него характерно.
   Процессия вышла на улицу и последовала по проезжей части  неторопливо
и с достоинством, как и подобает процессии из двух  с  половиной  желтых
лошадей, семилетнего мальчика и желтой кукушки.
   А в это время родители Тимки, его мать и отец, молодые еще люди, раз-
ве что с усталыми и равнодушными лицами, сидели на плоской скамье в  ко-
ридоре официального здания. Они сидели на самом краешке,  будто  присели
на секунду и сейчас уйдут. При этом они смотрели в стенку  напротив,  на
которой  не  было  ровно  никаких  достопримечательностей.  Их   взгляды
скользили параллельно друг другу, не пересекаясь. но было  заметно,  что
это равнодушие и отъединенность даются им с трудом. Так ведут  себя  два
заряженных металлических шарика, между которыми вот-вот проскочит  быст-
рая искра.
   Раскрылась дверь рядом со скамьей, и оттуда выглянула женщина с бума-
гами в руках. Она выкрикнула в пустоту коридора фамилию Тимкиных родите-
лей и поспешно скрылась, точно кукушка в деревянном корпусе стенных  ча-
сов. Эхо ее голоса прокатилось туда-сюда по коридору и осело на  стенках
в виде пыли. Отец и мать Тимки поднялись со скамьи и вошли в комнату  за
дверью, причем отец изобразил на своем лице печальную улыбку,  пропуская
жену вперед.
   Там, внутри, пахло строгим и дисциплинирующим запахом гербовых бумаг,
несмотря на то что комната была обыкновенная, обставленная примитивно. У
одной стены за столом сидели три человека - две  женщины  и  мужчина.  У
двух других стен стояли скамьи, такие  же,  как  в  коридоре.  Остальную
часть комнаты занимали расставленные в беспорядке стулья  для  зрителей,
которых в настоящий момент не было.
   Классическая обстановка суда для ведения гражданских дел.
   Муж и жена снова уселись на скамью, потом встала  одна  из  женщин  и
ровным, бесцветным голосом прочитала какую-то  бумагу.  Через  минуту  в
комнате возник скучный, стандартный разговор бракоразводного процесса  с
его односложными репликами, похожими на детские кубики. Домик, построен-
ный из кубиков в свое время, сейчас в спешке разбирался на части, и каж-
дый уносил свою долю.
   - Вы определенно решили? - спросил судья.
   - Да, - быстро проговорила мать Тимки, будто опасаясь, что  секундная
заминка непростительна.
   - Да, - сказал муж.
   - А ваш ребенок?
   - Он будет приходить к нему. Я не возражаю, - сказала жена, не  глядя
на Тимкиного отца.
   - Мы обо всем договорились, - добавил тот.
   И стороны приступили к дележу совместно нажитого  имущества,  включая
сюда и старое бархатное кресло, съеденное желтой лошадью полчаса  назад,
и часы с кукушкой, которая в этот момент летела по улице, и кастрюли,  и
одеяла, и книги. Утомительное, грустное, но совершенно необходимое заня-
тие при разводе. Надо сказать, что никаких унизительных споров не возни-
кало, ибо родители Тимки были людьми воспитанными.
   - Все? - спросил судья, когда вещи были разделены.
   И тут впервые муж и жена взглянули Друг на друга, взглянули с некото-
рым испугом, потому что им обоим вдруг показалось, что осталось еще неч-
то. о чем они забыли. И тогда в коридоре возник  глухой  тяжелый  топот,
который неудержимо нарастал, так что на лицах судьи и заседателей  выра-
зилось недоумение.
   Высокая белая дверь распахнулась, и в комнату заглянула желтая  лоша-
диная морда, а потом вошла лошадь - желтая, как солнце на детских рисун-
ках. В суде стало светлее, на стенах заиграл веселый желток, отсвет  ко-
торого упал на фигуры судьи и заседателей, медленно привставших со своих
мест.
   За первой лошадью последовала вторая, еще ослепительнее,  а  потом  и
третья, выкрашенная наполовину. И когда вслед за ними в зал  суда  вошел
Тимка в матросском костюме, над головой которого вилась  деревянная  ку-
кушка, казенные стулья с инвентарными номерами на  ножках  сгрудились  в
кучу и один за другим в ужасе попрыгали в окно. Лошади, помотав  голова-
ми, разлеглись на освободившемся месте, а Тимка встал перед ними, скром-
но уставившись в пол.
   - Чьи лошади? - хрипло спросил судья в наступившей тишине.
   - Мои, - сказал Тимка.
   - Это наши, наши лошади! - поспешно проговорила мать Тимки,  делая  к
нему шаг.
   Лошади в знак согласия закивали головами, прикрывая длинные и желтые,
как лепестки подсолнуха, ресницы.
   - Что ты говоришь? Какие наши лошади? - воскликнул  Тимкин  отец.  Он
почему-то разволновался, подскочил к сыну и дернул его за плечо.
   - Где ты взял этих лошадей?
   - Я их нашел, - безмятежно заявил Тимка. - Только они раньше были се-
рые, а я их покрасил.
   - В конце концов, почему бы и нет? -  спросила  мать  Тимки  и  вдруг
улыбнулась так, что ее несчастное лицо сделалось гораздо моложе и краси-
вей. Она смутилась своей улыбки, покраснела, но стала от этого еще прив-
лекательней. Муж посмотрел на нее с гневом и уже раскрыл было рот, чтобы
возмутиться, однако не возмутился. а тоже улыбнулся растерянно и,  прямо
скажем, глуповато. Все стояли и улыбались, кроме судей, - и Тимка, и его
родители, и желтые лошади, и кукушка, которая от радости делала в возду-
хе кульбиты.
   - Послушайте! - вскричал судья. - Если это ваши лошади,  то.  во-пер-
вых, их нужно срочно разделить между вами. а во-вторых, вывести на  ули-
цу. Здесь им не место.
   Лошади встали на ноги и дружно ударили копытами в  пол.  С  лошадиных
ног тонкой цветочной пыльцой посыпалась желтая краска. Первым  опомнился
отец Тимки. Он подошел к мальчику и усадил его  на  лошадь,  выкрашенную
наполовину. Потом он посадил свою жену на вторую лошадь, а сам вспрыгнул
на первую с таким видом, будто он всю жизнь объезжал желтых лошадей.
   - Куда же вы? - спросил судья. - Ваш процесс еще не окончен.
   - Да подождите вы! - с досадой сказал отец. - Нам нужно разобраться с
этими лошадьми. Это ведь живые лошади!
   - Ну, как знаете... - развел руками судья.
   И вся семья выехала на улицу. Впереди Тимка, за  ним  мать.  а  сзади
отец. Под окнами официального дома валялись сломанные стулья. Лошади ос-
торожно обошли их и направились шагом в  обратный  путь,  домой.  Тимкин
отец ехал, не поднимая глаз, потому что ему.  взрослому  человеку,  было
стыдно появиться верхом на желтой лошади. Когда же он поднял глаза, что-
бы посмотреть на светофор, ибо даже верхом  на  лошади  нужно  выполнять
правила уличного движения, он увидел, что в городе полным-полно лошадей.
Мимо них проносились на красных лошадях влюбленные, домохозяйки с сумка-
ми восседали на зеленых лошадях, а в скверах на белых лошадях  гарцевали
пенсионеры. Даже дети катались повсюду на разноцветных пони, похожих  на
воздушные шарики.
   Была ранняя осень. По улице, подгоняемые ветерком, бежали сухие, жел-
тые листья. У Тимкиного отца сдуло шляпу, и она покатилась по  асфальту,
как оторванное колесо детского велосипеда. Но он даже не обратил на  это
внимания.
   - Куда же мы поедем? - нерешительно спросила Тимкина мама.
   - Домой, - сказал Тимка. - Нужно посадить кукушку в часы. Она уже за-
была, который час.
   Тут пошел голубой дождь с неба,  слепой  редкий  дождь,  подсвеченный
из-под кромки тучи прохладным, осенним солнцем. С лошадей потекли по ас-
фальту желтые ручейки, которые собирались в  один  желтый  ручей  позади
процессии и несли на себе желтые листья. Лошади на глазах меняли окраску
и превращались в голубых блестящих лошадей, шагающих величавой походкой.
На их спинах, вцепившись в мокрые гривы, сидели Тимка, его  мать  и  его
отец. Лица родителей были похожи: они были чуть-чуть грустны, спокойны и
светлы, а в уголках рта пряталась одна и та же улыбка. Они  смотрели  на
Тимку.
   - Странно, - сказал Тимка, оглядывая свою лошадь. -  Они  все  раньше
были серые, а теперь голубые.
   - И все-таки, где ты их взял? - спросила