? Нам
говорили у Купера, что парня,  который  изобрел  разъемы,  звали  Сокет  или
как-то наподобие...
   - Соукет, - поправил Катин. - Он мог бы счесть твои  слова  за  неудачную
шутку... Аштон Кларк был философом  и  психологом  двадцать  третьего  века.
Именно его работы помогли  Владимиру  Соукету  разработать  первые  разъемы,
присоединяемые к нервам. Оба они пытались что-то сделать с понятием  работы.
Работа, как ее понимало человечество до Кларка и Соукета,  очень  отличалась
от того, что мы имеем сейчас,  Мышонок.  Человек  шел  в  оффис  и  управлял
компьютером. Он коррелировал громадную массу данных, поступающих из торговых
отчетов о продаже, скажем, пуговиц или чего-нибудь столь  же  архаичного,  в
центральных районах страны. Работа этого человека была  жизненно  важна  для
производства пуговиц: по этой информации решали,  какое  количество  пуговиц
выпустить в следующем  году.  Но  хотя  этот  человек  и  делал  важную  для
производства работу, имел пай фирмы, получал от нее материальное и моральное
поощрение, но он мог работать неделю за неделей, так  и  не  видя  ни  одной
пуговицы.  Он  получал   определенное   количество   денег   за   управление
компьютером. На эти деньги его жене покупала пищу и одежду для  него  и  для
семьи. Но при этом не было прямой связи между тем, где он  работал,  и  тем,
как он ел и проводил свое свободное время.  Оплачивали  ему  не  пуговицами.
Поскольку фермерство, охота и рыболовство стали вовлекать в себя вес меньшую
часть населения, разделение между работой человека и его образом жизни - что
он ел, что надевал, где спал - становилось все большим  и  большим  для  все
большего числа людей. Аштон Кларк показал, что это  приводит  к  психическим
срывам.  Для  присущих  всем  чувств  свободы  действий  и  самоутверждения,
которыми человек  обладал,  начиная  с  неолитической  революции,  когда  он
впервые стал сеять зерно, одомашнивать животных и жить в одном, выбранном им
самим месте, появилась серьезная угроза. Эта  угроза  появилась  во  времена
промышленной революции, и многие  люди  увидели  ее  раньше  Аштона  Кларка.
Однако Аштон Кларк шагнул дальше. Если в технологическом обществе  сложилась
такая ситуация, что между человеческим трудом и модус вивенди не существу
   ет  никаких  иных  прямых  связей,  кроме  финансовых,  в  конце  концов,
работнику необходимо почувствовать, что  он  непосредственно  изменяет  вещи
своей работой: придает вещам форму, производит вещи, которых раньше не было,
перемещает вещи с одного места на другое. Он должен затрачивать  энергию  на
свою работу и видеть происходящие  изменения  своими  глазами.  В  противном
случае он бы чувствовал, что жизнь его пуста.
   Живи он, однако, в другом веке, никто, возможно, и не слышал бы об Аштоне
Кларке. Но технология достигла такого уровня, что можно было сделать кое-что
из того, о чем говорил Аштон  Кларк.  Соукет  изобрел  штекерные  разъемы  и
усилители биотоков и целую технологию, в соответствии с которой машины могут
управляться непосредственно нервными  импульсами,  теми  самыми  импульсами,
которые заставляют двигаться руку или ногу. И это было революцией  концепции
работы. Подавляющее большинство работы  стало  сводиться  к  труду,  который
вооруженный машиной человек выполнял непосредственно. Раньше  были  фабрики,
управляемые  единственным  скучающим  оператором,  который  включал  тумблер
утром, спал половину дня, записывал пару цифр перед обедом  и  выключал  все
перед тем, как уйти. Теперь же человек шел на  фабрику,  подключался  и  мог
подтаскивать сырье левой ногой, делать тысячи  тысяч  точных  деталей  одной
рукой, производить их сборку - другой и отправлять  готовые  изделия  правой
ногой, осматривая все их собственными глазами. И он был  в  гораздо  большей
степени удовлетворен своим трудом. По  своей  природе  большинство  операций
могло быть преобразовано в работу,  совершаемую  с  помощью  подключения,  и
выполняться с большей эффективностью, чем раньше. В тех  редчайших  случаях,
когда производительность была чуть менее эффективна,  Аштон  Кларк  показал,
что это психологически невыгодно обществу. Аштон Кларк, как о нем  говорили,
был философом, вернувшим человечество к труду. При такой системе большинство
эндемических  психических  расстройств  объяснялось  последствиями   чувства
отчуждения старого общества. Происшедшая трансформация превратила  войны  из
событий  крайне  редких  в  невозможные  вообще  и   (после   первоначальных
потрясений) стабилизирует экономические связи между мирами вот уже восемьсот
лет. Аштон Кларк стал пророком рабочих. Вот почему до сих пор, когда человек
собирается сменить работу, ты призываешь ему в помощь Аштона Кларка или  его
дух.
   Мышонок глядел на звезды.
   - Я вспоминаю, что цыгане его время от времени проклинали, - он  помолчал
немного. - Я думаю, мы предпочитаем быть без разъемов.
   - Существовали группы  сопротивления  идеям  Кларка,  в  особенности,  на
Земле, которые были просто немного  реакционными.  Но  они  продержались  не
очень-то долго.
   - Да, - сказал Мышонок. - Всего восемьсот лет. Не все  цыгане  предатели,
вроде меня, - он улыбнулся уголками губ.
   - В системе Аштона Кларка мне видится лишь один серьезный  недостаток.  И
прошло уже достаточно много времени, чтобы он смог проявиться.
   - Да? И что же это?
   - Это то, о чем профессора годами твердят своим студентам. Ты хоть раз да
услышишь разговоры об этом в любом интеллигентном обществе, куда  ни  приди.
Это то, что Республика Вега пыталась развить в две тысячи восьмисотом  году.
Вследствие легкости работы  и  удовлетворенности  своим  трудом,  вследствие
возможности работать там, где пожелаешь, за последние  двенадцать  поколений
происходили такие грандиозные перемещения людей с одной планеты  на  другую,
что  общество  распалось  на  куски.  И   появилось   современное   мишурное
интерпланетное общество, не имеющие никаких традиций  за  собой...  -  Катин
остановился.  -  Я  немного  воспользовался  блаженством  перед   тем,   как
подключиться. И пока я сейчас разговаривал, я мысленно перебирал всех людей,
которые мне это говорили - от Гарварда и до Геенны-3. И знаешь что?  Они  не
правы.
   - Не правы?
   - Нет. Они все ищут социальные традиции, созревающие в течение столетий и
уже достигшие своего пика в том, что наиболее присуще и  важно  сегодняшнему
дню. И ты знаешь, кто воплощает эту традицию более,  чем  кто-либо  из  тех,
кого я знаю?
   - Капитан?
   - Ты, Мышонок!
   - Вот как?
   - Ты собрал орнаменты дюжины существовавших до нас обществ  и  сделал  их
своими. Ты - продукт  тех  великих  сил,  которые  сталкивались  во  времена
Кларка, и ты разрешаешь эти конфликты на своем сиринксе методами,  присущими
настоящему...
   - Ах, перестань. Катин.
   - Я искал сюжет для своей книги, обладающей как  исторической  важностью,
так и человечностью. Это ты, Мышонок! Моя книга будет твоей биографией!  Она
расскажет о том, где ты был, что ты делал, что видел и что показывал  людям.
В этом - мое социальное значение, моя  широта  исторического  охвата,  искра
между кольцами, высвечивающая размеры сети...
   - Катин, ты сошел с ума!
   - Нет. Я в конце концов увидел, что я должен...
   - Эй, вы там! Не зевать на парусах!
   - Простите, капитан.
   - Есть, капитан.
   - Никогда не болтайте, когда летите между звезд, если не можете при  этом
смотреть куда надо.
   Киборги уныло переключили свое внимание на бездну.
   - Существует звезда, готовая стать яркой и горячей. Она - единственная на
этом небе. Помните об этом! Держите ее четко по курсу  и  не  позволяйте  ей
отклоняться. О культурном единстве можете болтать в свободное время.
   * * *
   На лишенном горизонта небе вырастала звезда.
   На расстоянии, в двадцать раз превышающем  расстояние  Земли  от  Солнца,
средних размеров звезда типа Г-2 не могла дать  достаточно  света,  чтобы  в
атмосфере земного типа происходила дифракция.  На  таких  расстояниях  самое
яркое светило выглядит как обыкновенная звезда.
   Они  были  в  двух  миллиардах  миль,  или  чуть  больше,  чем  в  десяти
астрономических единицах от звезды.
   Это была ослепительная звезда.
   - Красиво, а?
   - Нет, Мышонок, - ответил Лок. - Простая звезда.
   - Откуда вы знаете...
   - ...что она станет Новой?
   - Вследствие накопления тяжелых элементов на поверхности, - объяснял  Лок
близнецам. - Есть также слабое покраснение ее спектра, говорящее о понижении
температуры ее короны. И рост активности солнечных пятен.
   - Однако с поверхности ее планет этого заметить нельзя.
   - Конечно. Покраснение слишком слабо, чтобы  его  заметить  невооруженным
глазом. К счастью, эта звезда не имеет планет. Только разный хлам - обломки,
подходящие разве что только для небольшого спутника.
   - Спутника? - вмешался Катин. - Спутников не бывает без планет! Планетоид
- может быть, но не спутник.
   Лок рассмеялся.
   - Подходящие для спутника - вот все, что я сказал.
   - Ах, так...
   Все паруса несли "Рух" по кругу с радиусом в два  миллиарда  миль  вокруг
звезды.
   Катин лежал в своей рабочей каюте,  стараясь  не  потерять  звезду  среди
прочих огней ночного неба.
   - А что слышно об исследовательских станциях, запущенных Алкэйном?
   - Они дрейфуют по пассивным орбитам, как и  мы.  Мы  услышим  их  в  свое
время. Но пока мы не нуждаемся в них, а они - в нас. Циана предупредила  их,
что мы приближаемся. В  большинстве  своем  это  обитаемые  станции.  Они  в
пятьдесят раз дальше от звезды, чем мы.
   - Мы окажемся в опасной зоне, когда она рванет?
   - Когда эта звезда начнет превращаться в Нову, она проглотит колоссальный
кусок пространства и все, что в нем окажется.
   - И когда это начнется?
   - Через несколько дней -  как  рассчитала  Циана.  Но  эти  расчеты,  как
известно, дают точность плюс - минус две недели. У нас будет всего несколько
минут на сближение, когда  она  взорвется.  Мы  сейчас  примерно  в  двух  с
половиной световых часах от нее. А поскольку наши обзорные экраны  видят  не
электромагнитные волны, а возмущения пространства, то мы увидим начало сразу
же, как только она станет разбухать.
   - А иллирион? - спросил Себастьян. - Как мы его возьмем?
   - Это моя забота, - ответил Лок. - Мы возьмем его, когда наступит  время.
А пока все могут быть свободны. Катин и Мышонок медлили дольше других.
   - Капитан, - спросил, наконец, Катин. - Я так, ради интереса:
   Патруль что-нибудь предпринял, когда вы сообщили о... о случае с Дэном?
   Прошла почти минута, прежде чем Лок ответил.
   - Я не сообщал им об этом.
   - Ага, - сказал Катин. - Я так и думал.
   - Принс, должно быть, получил  доступ  ко  всем  официальным  сообщениям,
проходящим через Патруль созвездия Дракона. Точно так же, как мой  компьютер
изучает  все,  что  проходит  через  Плеяды.  Его  же  компьютер,  наверняка
запрограммирован на регистрацию  абсолютно  всего,  что  хотя  бы  отдаленно
связано со мной. Если бы он засек Дэна, он  бы  нашел  Нову.  А  мне  бы  не
хотелось, чтобы он нашел ее таким образом. Пусть он не подозревает, что  Дэн
умер. Насколько я знаю, все посвященные в это находятся на моем  корабле.  И
мне это нравится.
   - Капитан!
   - Что, Мышонок?
   - Там что-то движется!
   - Корабль, обслуживающий станции? - спросил Катин.
   - Он слишком далеко зашел. Они, похоже, вынюхивают наши следы.
   Лок молчал, пока неизвестный корабль двигался по координатной матрице.
   - Отключайтесь и идите отдыхать. Я вызову вас, если понадобится.
   - Но, капитан... - начал было Мышонок.
   - Это семипарусный грузовой корабль, как и наш. Но только  некоторые  его
особенности заставляют думать о верфях созвездия Дракона.
   - Что он здесь делает?
   - Отдыхать, я сказал!
   Катин  прочитал  название  корабля,  когда  его   идентификационный   луч
развернулся на сетке радара.
   - "Черный какаду"? Идем, Мышонок. Капитан говорит, что мы свободны...
   Они отключились и направились в общий холл, где экипаж уже собрался возле
бассейна.
   Дверь в конце спиральной лестницы ушла вверх. Лок шагнул на  застекленные
ступени.
   Мышонок смотрел  на  спускающегося  фон  Рея,  на  отражения  капитана  в
зеркальной мозаике, и думал: "Он движется устало, но  это  усталость  атлета
перед началом второго дыхания".
   Лок был на середине лестницы, когда фантазия в золотистой раме  на  стене
зала исчезла.
   У Мышонка вдруг участилось дыхание.
   - Итак, - сказала Руби. - Близится развязка... Разве это справедливо?  Ты
все еще впереди. Мы не знаем, где  ты  собираешься  взять  приз.  Эти  гонки
состоят из сплошных стартов и остановок, - ее  голубой  взгляд  пробежал  по
экипажу, задержался на Мышонке и снова обратился к Локу. - До этой последней
ночи в Таафите я никогда не испытывала такой боли. Наверное, я жила  слишком
затворнической жизнью. Но каковы бы ни были правила, красивый капитан,  -  в
ее словах звучало презрение, - мы тоже рождены для игры!
   - Руби, я хочу поговорить с тобой... - Лок запнулся - и  с  Принсом.  Без
посредничества техники.
   - Я не уверена, что Принс захочет говорить с  тобой.  Отрезок  времени  с
того момента, как ты оставил нас на обрыве над Золотом, и до  того,  как  мы
добрались до медицинского агрегата, не является моим... нашим самым приятным
воспоминанием...
   - Скажи Принсу, что я отправляюсь на "Черный какаду".  Я  устал  от  этой
страшной игры, Руби. Есть вещи, которые вы хотите узнать от меня. Есть вещи,
о которых я хочу вам рассказать.
   Рука ее нервно тронула волосы, упавшие на плечи. Высокий воротник темного
плаща был наглухо застегнут. Минуту спустя она сказала:
   - Хорошо, - и пропала. Лок поглядел на экипаж.
   - Вы слышали? Всем по местам! Тай, я видел, как ты управляешься со своими
веревочками. Ты, наверное, имеешь больше опыта вождения, чем все  остальные.
Бери  капитанские  штеккеры.  И  если  случится   что-нибудь   необычное   -
что-нибудь, независимо от того, вернулся я или  нет  -  уводи  "Рух"  отсюда
побыстрей.
   Мышонок и Катин взглянули друг на друга, потом - на Тай.  Лок  прошел  по
ковру и поднялся на пандус. На половине пути  он  остановился,  вгляделся  в
свое отражение и сплюнул.
   Он  исчез  раньше,  чем  круги  от  плевка  достигли  берегов   бассейна.
Обменявшись недоуменными взглядами, все разошлись по каютам.
   (Окраинные Колонии. Полет "Черного какаду". 3172 год)
   Сидя на койке, Катин подключился, включил  сенсодатчики,  находящиеся  на
обшивке, и обнаружил, что чужой корабль подошел совсем близко.
   - Мышонок?
   - Да, Катин.
   - Я беспокоюсь.
   - За капитана?
   - За нас.
   "Черный какаду", вспыхивая в ночи парусами, медленно разворачивался рядом
с "Рухом", выходя на параллельную орбиту.
   - Мы плывем по течению, Мышонок - ты, я, близнецы. Тай и  Себастьян.  Все
мы хорошие люди, только нет у нас цели. И вот  охваченный  страстью  человек
подбирает нас и приводит сюда, где край всего. И мы вынуждены признать,  что
его страсть навязывает некую цель  нашей  бесцельности  или,  возможно,  еще
больший хаос. Что меня беспокоит - так это то, что я благодарен ему. Мне  бы
буйствовать, отстаивать свой собственный порядок. Но нет! Я хочу,  чтобы  он
победил в этой гонке за огнем. Я хочу,  чтобы  он  победил  и,  пока  он  не
победит или не проиграет, я не могу ничего по-настоящему желать для себя.
   "Черный какаду" принял  шлюпку.  Это  было  похоже  на  пушечный  выстрел
наоборот. Освобожденный от необходимости идти параллельным  курсом,  корабль
отвернул в сторону. Катин, не отрываясь, смотрел на его медленное вращение.
   * * *
   - Доброе утро.
   - Добрый вечер.
   - По Гринвичу сейчас утро, Руби.
   - Я следую правилам хорошего тона и приветствую тебя по времени Арка. Иди
сюда, - она подобрала свои одежды, пропуская его в черный коридор.
   - Руби!
   - Да? - она обернулась через левое плечо.
   - Я удивляюсь каждый раз, когда вижу тебя. Ты постоянно намекаешь на  то,
какая ты важная персона. Но ты  блистаешь  в  тени,  отбрасываемой  Принсом.
Много лет назад,  когда  мы  разговаривали  у  Сены,  меня  поразила  мысль:
полюбить ее - словно бросить вызов.
   - До Парижа - миры и годы, Лок.
   - Принс управляет тобой. Это раздражает меня, но я, в конце концов,  могу
ему это простить. Ты никогда не высказываешь своего мнения, пока не услышишь
его. Разве что единственный раз на Таафите под  истощенным  солнцем  Другого
Мира. Ты думала, что Принс мертв. Я знаю  -  ты  это  помнишь.  Я  думал  об
этом... Ты поцеловала меня. Но он застонал, и ты бросилась к нему. Руби,  он
пытается сокрушить Федерацию Плеяд! Все эти  миры,  кружащиеся  вокруг  трех
сотен звезд... Но это мои миры. Не могу же я позволить им погибнуть!
   - Ты обрушишь колонну Дракона и заставишь Землю  ползать  в  пыли,  чтобы
спасти их? Ты хочешь выбить экономическую опору из-под Земли и позволить  ее
осколкам падать в ночь? Ты хочешь швырнуть миры созвездия  Дракона  в  эпоху
хаоса, гражданской войны и  лишений?  Миры  созвездия  Дракона  -  это  миры
Принса. И ты полагаешь, что он любит свой миры меньше, чем ты - свои?
   - А что любишь ты, Руби?
   - Не у тебя одного есть тайны, Лок. У Принса и  у  меня  они  тоже  есть.
Когда ты поднимался по обожженному склону... Да, я думала, что Принс умер. У
меня есть полый зуб, наполненный стрихнином. Я хотела  дать  тебе  последний
поцелуй. Я бы сделала это, если бы Принс не застонал.
   - Принс любит созвездие  Дракона?  -  Лок  резко  обернулся,  схватил  ее
поднятые руки и рванул к себе.
   Ее грудь вздымалась на его груди. Их лица  с  широко  раскрытыми  глазами
сблизились. Его губы вступили в борьбу с ее губами, и она, в  конце  концов,
сдалась. Ее нежные губы раскрылись, и его язык коснулся ее зубов. Ее  пальцы
вцепились в его жесткие волосы, она пыталась закричать.
   Едва только его руки ослабли, она сразу же вырвалась. Ярость  полыхала  в
ее голубых глазах.
   - Ну? - спросил он, тяжело дыша.
   Она запахнула плащ.
   - Когда оружие отказывает мне, - голос ее был хриплым, как у Мышонка, - я
выбрасываю его. Так или иначе, красивый пират, ты... Мы могли бы быть...  Но
теперь у меня другое оружие.
   * * *
   Холл "Черного какаду" был маленьким и  голым.  На  скамейках  сидели  два
киборга. Еще один стоял у двери своей рабочей каюты.
   Резкие черты лица, белая униформа... Они напомнили Локу другой экипаж,  с
которым он работал. На плече у каждого сияла алая эмблема Ред-шифт  Лимитед.
Они взглянули на Лока и Руби. Стоящий у двери шагнул внутрь, и удар  дверной
плиты долгим эхом отозвался в  высоком  помещении.  Двое  других  поднялись,
чтобы тоже уйти.
   - Принс спустится сюда?
   Руби кивнула в направлении железной лестницы.
   - Он встретится с тобой в капитанской каюте.
   Лок начал подниматься. Руби пошла следом.
   Дверь распахнулась, и Лок вошел. И в тот же миг ладонь  из  пластмассы  и
металла, прикрепленная  к  появившейся  в  потолке  телескопической  штанге,
дважды хлестнула его по лицу.
   Лок ударил плечом в дверь так, что она загудела.
   - Это, - провозгласил труп, - за то, что тянул руки к моей сестре.
   Лок потер щеку и взглянул, на Руби. Она стояла у стены.
   - Ты думаешь, что я не могу видеть все то, что происходит на  корабле?  -
спросил труп. - Вы, плеядские варвары, и впрямь  неуклюжи,  как  это  всегда
говорит Аарон.
   В баке поднимались со дна пузыри, скользили по струпьям обнаженной  ноги,
задерживались и слипались в ссохшемся паху, перекатывались по груди - сквозь
почерневшие лохмотья  кожи  проступали  ребра  -  и  лопались  у  обожженной
безволосой головы. В провале безгубого рта торчали обломки  зубов.  Носа  не
было. Трубки и провода обвивали треснутые разъемы. Трубки впивались в живот,
бедро и плечо. Жидкость в баке медленно циркулировала, и  единственная  рука
колыхалась из стороны в сторону - обожженные пальцы на  ней  были  скрючены,
словно когти.