о поймал себя  на  том,  что  хочет  сказать  одновременно
четыре вещи. И рассмеялся.
   - Понимаете, ребята, я так не могу, - он на мгновение задумался. -  Я  не
знаю, почему я хочу писать. Конечно, проще создать психораму, когда уже есть
необходимое оборудование, деньги и знакомства на студии. Но  это  совсем  не
то, чего я хочу. И я не знаю, будете вы там или нет.  Я  еще  и  не  начинал
думать о предмете. Я пока делаю только записи к роману, - Катин  и  близнецы
посмотрели друг на друга. - Эти записи неэстетичны, если сравнивать с  самим
романом. Знаете, нельзя же просто сидеть и писать  роман.  Обязательно  надо
думать. Роман - это форма  искусства.  Я  должен  полностью  его  продумать,
прежде чем начать писать. Но, так иди иначе, это то, что я хочу создать.
   - О, - протянул Линчес.
   - Ты уверен, что знаешь, что такое...
   - ...Конечно. Помнишь "Войну...
   - ...и мир". Да. Но это психорама...
   - ...с Че Онг в роли Наташи. Но она...
   - ...сделана по роману? Точно, я...
   - ...Ты теперь вспомнил?
   - Угу, - Айдас, стоящий позади брата, неторопливо  кивнул.  -  Только,  -
теперь он обращался к Катину, - как же  ты  взялся  за  это  дело,  если  не
знаешь, о чем писать?
   Катин пожал плечами.
   - Тогда, может быть, ты напишешь что-нибудь про нас...
   - ...мы можем просить его, если он говорит о том, что не является...
   - Эй, - вмешался Катин. - Я должен найти тему,  на  которой  строился  бы
роман. Я сказал, что не могу говорить о том, собираюсь я вас туда  вставлять
или нет...
   - ...что у тебя там за записи? - спросил из-за плеча Линчеса Айдас.
   - А? Как я говорил, наметки. Для книги.
   - Давай послушаем.
   - Ну, вы, ребята, не...  -  Катин  пожал  плечами,  взялся  за  рубиновый
рычажок и перевел его на воспроизведение.
   - Размышление наедине номер пять тысяч триста семь. Заруби на  носу,  что
роман (назидательный, психологический или тематический - не имеет  значения)
всегда является отражением своего времени. - Голос  звучал  более  высоко  и
быстро, чем обычно, но это только улучшало его  восприятие,  -  Прежде,  чем
написать книгу, я должен описать современное понимание истории...
   Ладонь Айдаса черным эполетом лежала на плече брата. Карие  и  коралловые
глаза смотрели сосредоточенно, выказывая свою заинтересованность.
   - ...История? Тридцать пять веков назад ее изобрели  Геродот  и  Фукидид.
Они определили ее как  изучение  того,  что  происходило  при  их  жизни.  И
последующую тысячу лет история понималась точно так же.  В  Константинополе,
пятнадцать веков спустя после  греков,  Анна  Комнина  в  своем  царственном
блеске (и на том же языке, что и Геродот) определила  историю  как  изучение
тех событий в жизни людей, которые занесены в документы. Я сомневаюсь, чтобы
эта очаровательная византийка  верила  лишь  в  те  вещи,  что  были  где-то
записаны. Но события, нигде не задокументированные,  в  Византии  просто  не
считались историческими. Концепция истории  была  целиком  трансформирована.
Последующее  тысячелетие  началось  с  первого  глобального   конфликта,   а
закончилось первым межпланетным столкновением. Сама собой возникла,  теория,
что история является серией циклических  взлетов  и  падений,  происходящих,
когда одна цивилизация поднимается до уровня другой. События, выпадающие  из
цикла, считались  не  имеющими  исторической  важности.  Сейчас  нам  трудно
оценить разницу между Спенглером и Тойнби, хотя  в  их  времена  эти  теории
считались полярно противоположными. Для нас их споры  о  том,  где  и  когда
начинаются циклы, кажутся чистым соидизмом. Сейчас, когда  прошло  еще  одно
тысячелетие, мы можем спорить с де  Эйлингом  и  Броблином,  Аль-вином-34  и
"Креспбургским Обозрением". Просто потому, что они современники, я знаю, что
они излагают одинаковую точку зрения. Но сколько восходов заставало  меня  в
доках Шарля расхаживающим и  размышляющим,  с  кем  я:  с  сондерсовской  ли
теорией интегральной исторической конвекции или все-таки с Броблином? Я  уже
имею достаточно оснований для того,  чтобы  утверждать,  что  в  последующем
тысячелетии   существующие   разногласия   будут    казаться    такими    же
несущественными, как и спор двух средневековых теологов  о  том,  двенадцать
или двадцать четыре ангела поместятся на острие иглы.
   ...Размышление наедине номер пять тысяч триста восемь. Никогда не вынимай
ворованные смоквы напротив красного...
   Катин щелкнул переключателем.
   - О, - сказал Линчес. - Это было что-то странное...
   - ...интересное, - вмешался Айдас. - Ты всегда описывал...
   - ...он говорит об истории...
   - ...современную историческую концепцию?
   - Ну, конечно. Это довольно интересная теория. Если вы сейчас...
   - Я думаю, это, должно быть, слишком сложно, - возразил Айдас. -  Я  хочу
сказать...
   - ...для тех, кто живет сейчас, трудно...
   - Что вы, на удивление легко, - это Катин. - Все, что вы должны сделать -
это понять, как мы смотрим...
   - ...может быть, для людей, которые будут жить потом...
   - ...это будет не так трудно...
   - Действительно, - сказал Катин. - Когда-нибудь вы замечали, что общество
в целом выглядит так, будто...
   - Мы не слишком разбираемся в истории, - Линчес пригладил  свои,  похожие
на светлую овечью шерсть, волосы, - Я не думаю...
   - ...что мы могли бы сейчас это понять.
   - Конечно, смогли бы! - воскликнул Катин. -  Я  могу  все  это  объяснить
очень...
   - Может быть, после...
   - ...в будущем...
   - ...это будет легче.
   На смуглом и бледном лицах вдруг мелькнули улыбки. Близнецы повернулись и
пошли прочь.
   - Эй! - крикнул им вслед Катин. - Разве вы?.. Я хочу сказать, я... Ох...
   Он положил руки на колени и задумался, глядя вслед близнецам, бредущим по
коридору. Темная спина Айдаса была экраном, на котором сияли куски  каких-то
созвездий. Минуту спустя  Катин  поднял  свой  диктофон,  щелкнул  рубиновым
переключателем и стал тихо говорить:
   - Размышление номер двенадцать тысяч восемьсот десятое.  Интеллигентность
становится вещью чужеродной  и  доставляющей  неудобства...  -  он  выключил
диктофон и снова посмотрел вслед близнецам.
   * * *
   - Капитан?
   Лок остановился на верхней ступеньке и уронил руку с дверной ручки.
   Мышонок засунул большой палец в дыру на брюках и почесал бедро.
   - Э... капитан... - он достал карту из футляра с сиринксом.  -  Вот  ваше
солнце.
   Рыжие брови поползли вверх. В желтых глазах блеснули огоньки.
   - Я... э... позаимствовал ее у Тай. Я верну ее...
   - Поднимайся сюда, Мышонок.
   - Да, сэр, - он зашагал по винтовой лестнице. Вода у краев бассейна  была
покрыта рябью. Его отражение поднималось вместе с ним.
   Капитан открыл дверь, и они вошли в каюту.
   Первой мыслью Мышонка было: "Его каюта не больше моей".
   Второй: "Тут битком набито всего".
   По разные стороны от компьютера  размещались  проекционные  экраны  -  на
стенах, полу и потолке. И кроме этого в каюте не было ничего  личного,  даже
рисунков.
   - Давай посмотрим эту карту, - Лок сел на свернувшиеся на койке кабели  и
стал рассматривать диораму.
   Мышонок, которому не было предложено сесть на койку, вытянул из-за  спины
футляр с инструментом и сел на пол, скрестив ноги.
   Неожиданно  ноги  Лока  вытянулись,  кулаки  разжались,  плечи  дрогнули,
мускулы лица напряглись. Потом спазм прошел, и он снова выпрямился на койке.
Капитан сделал глубокий вдох, туго натянувший шнуры на его кителе.
   - Садись сюда, - он похлопал  по  койке.  Но  Мышонок  только  подвинулся
поближе к Локу, не вставая с пола. Лок нагнулся и положил карту на пол.
   - Это карта, которую ты стащил? - выражение задумчивости  разгладило  его
лоб. Но Мышонок  смотрел  только  на  карту.  -  Если  бы  это  была  первая
экспедиция, которую я сколотил,  чтобы  измерить  глубину  звезды...  -  Лок
рассмеялся. - Шесть обученных и умелых мужчин, изучивших свою профессию  под
гипнозом и знающих ее, как свои пять пальцев,  спаянных  крепче,  чем  куски
биметаллической пластинки. Кража среди этого экипажа? - он снова рассмеялся,
покачав головой. - Я был в них так уверен. А в Дэне  -  больше  всех,  -  он
ухватил Мышонка за волосы  и  тихонько  покачал  его  голову  из  стороны  в
сторону. - Но этот экипаж нравится мне больше.  -  Он  показал  пальцами  на
карту. - Что ты видишь здесь, Мышонок?
   - Ну, мне кажется... двух ребят, играющих под...
   - Играющих? - перебил Лок. - Разве похоже, что они играют?
   Мышонок откинулся назад и прижал к себе инструмент.
   - Что видите вы, капитан?
   - Двое ребят, схватив друг друга за руки, собираются драться. Ты  видишь,
что один белый, а другой темный? Я вижу любовь против  смерти,  свет  против
тьмы, порядок против хаоса. Я вижу столкновение всех противоположностей  под
солнцем. Я вижу Принса и самого себя!
   - Кто же есть кто?
   - Не знаю. Мышонок.
   - Что это за человек - Принс Ред, капитан?
   Лок ударил кулаком левой руки о раскрытую ладонь правой.
   - Ты видел его на экране в цвете и объеме и ты еще спрашиваешь?  Богатый,
как Крез, балованный психопат. Он однорукий, а его сестра так  красива,  что
я... - он уронил руки. - Ты с Земли, Мышонок. Из того же мира, что и  Принс.
Ты часто там бывал, а я никогда там не  жил.  Наверное,  ты  знаешь,  почему
человек, все преимущества которого - следствие изобилия  созвездия  Дракона,
мальчиком, юношей и мужчиной так... - кулак снова ударил  по  ладони.  -  Не
обращай внимания. Возьми свою чертову арфу, сыграй  что-нибудь.  Начинай.  Я
хочу смотреть и слушать.
   Мышонок залез в футляр. Одна рука на деревянном грифе, другая  скользнула
по  полированным  изгибам.  Он  крепко   сжал   пальцы   и   закрыл   глаза.
Сосредоточенность перешла в задумчивость, задумчивость - в озарение.
   - Вы говорите, он однорукий?
   - Под этой черной перчаткой, которой он так театрально расколотил камеру,
нет ничего, кроме металла и пластика.
   - Это значит, что у него нет разъема, - Мышонок перешел на хриплый шепот.
- Я не знаю, как обстоят дела там, откуда  вы  родом,  на  Земле  же  это  -
худшее, что только может случиться с человеком. Капитан, цыгане тоже  их  не
имеют, и Катин всего несколько секунд назад прекратил свои  воспоминания  по
поводу того, как это плохо. - Сиринкс был уже вынут. -  Что  бы  вы  хотели,
чтобы я вам сыграл? - он взял несколько аккордов.
   Но Лок опять разглядывал карту.
   - Сыграй.  Вскоре  нам  нужно  будет  подключаться,  чтобы  добраться  до
Алкэйна.
   Рука Мышонка опустилась...
   - Мышонок?
   ...и отдернулась, не коснувшись струны.
   - Почему ты украл именно эту карту?
   Мышонок пожал плечами.
   - Просто так получилось. Она упала на ковер рядом.
   - Но если бы это была другая карта: двойка кубков или девятка жезлов - ты
бы поднял ее?
   - Думаю, что да.
   - Ты уверен, что в этой карте ничего нет, ничего особенного? Если бы  там
была другая карта, ты оставил бы ее лежать или же тоже взял?
   На Мышонка снова накатился страх, взявшийся  неизвестно  откуда.  Пытаясь
побороть его, он резко повернулся и положил руку на плечо Лока.
   - Ну, капитан! Не обращайте внимания на то, что  говорят  карты.  Я  хочу
помочь вам добыть эту звезду, понимаете? Я буду с вами, и вы  выиграете  эту
гонку. И не позволяйте этой сумасшедшей говорить противное!
   В  течение  всего  этого  разговора   Лок   чувствовал   себя   несколько
неопределенно. Сейчас же он глядел серьезно.
   - Не забудь вернуть этой сумасшедшей  карту,  когда  выйдешь  отсюда.  Мы
скоро будем на Ворписе.
   Напряженность исчезла. Хриплый смех раздвинул темные губы.
   - Я все же думаю,  что  они  играют,  капитан,  -  Мышонок  откинулся  на
изголовье койки.
   Закинув босую ногу на ногу Лока, ставший страшно  похожим  на  марионетку
рядом с кукловодом, он ударил по струнам.
   Огоньки запрыгали по механизмам.
   Лок глядел на карту у своих ног. Что-то  произошло  с  ним.  Он  не  знал
причины. Но первый раз за очень долгое время он глядел на человека, которого
позвал по причине, не имеющей ничего общего с его звездой. Он не видел,  что
было перед его глазами. Он откинулся назад и взглянул на творение Мышонка.
   Заполнив  всю  каюту.  Мышонок  двигал  мириады  ярчайших  огней   вокруг
громадной сферы, создавая хрупкие фигуры торжественной диссонансной фуги.
   Глава пятая
   (Созвездие Дракона. Ворпис. Феникс. 3172)
   "Добро пожаловать, дорогие путешественники... -  заговорил  мегафон,  как
только они вышли с посадочной  площадки  через  освещенные  восходом  солнца
ворота. - День на Ворписе длится тридцать три часа, а гравитация  достаточно
высока, чтобы заставить пульс биться в три раза быстрее,  чем  на  Земле,  в
течение шестичасового акклиматизационного периода..."
   Они прошли мимо стометровой колонны. Чешуйки, горящие в лучах восходящего
солнца, сплошной броней покрывали Змея - механистический символ  сверкающего
ночного  неба,  этой  части  Галактики   -   свернувшегося   вокруг   своего
исполинского постамента.  Как  раз  в  тот  момент,  когда  они  шагнули  на
движущуюся дорогу,  алый  солнечный  свет  окрасил  последние  пятна  ночной
синевы.
   "...Четыре  города  с  более  чем   пятимиллионным   населением.   Ворпис
производит  пятнадцать  процентов  всего  необходимого   созвездию   Дракона
динапласта. В экваториальных отмельных зонах добываются минералы около  трех
дюжин наименований в тропических и полярных областях, в  каньонах  на  плато
наши нейтрайдеры охотятся на аэролатов и аквалатов. Ворпис знаменит  на  всю
Галактику  своим  Институтом  Алкэйна,  расположенным  в  столице  северного
полушария городе Фениксе..."
   Они миновали пределы слышимости, и наступила тишина. Дорога  превратилась
в лестницу.
   - Капитан, куда мы идем? - Себастьян взял с корабля лишь одного из  своих
питомцев. Тот покачивался и переступал с лапы на лапу на плече у хозяина.
   - Мы возьмем в городе краулер-туманник и отправимся в Алкэйн. Кто  хочет,
может пойти со мной побродить вокруг музея  или  побыть  несколько  часов  в
городе. Если кто-то хочет остаться на корабле...
   - И упустить возможность посмотреть Институт Алкэйна?
   - ...Посетить его недешево стоит...
   - ...но ведь там работает тетя капитана...
   - ...поэтому мы свободно можем пройти, - закончил Айдас.  -  Об  этом  не
беспокойтесь, - Лок соскочил с  ленты  к  причалу,  где  были  пришвартованы
краулеры-туманники. Полярные области Ворписа были покрыты столовыми  горами,
некоторые из которых занимали  площадь  в  десятки  квадратных  миль.  У  их
подножия   постоянно   клубился   густой    туман,    взаимодействующий    с
азотно-кислородной атмосферой. Пыль, состоящая из окиси алюминия и  сульфата
мышьяка,  соединяющаяся  с  испаряющимися  гидрокарбонатами,  вздымалась   с
бурлящей поверхности, скрывая все пространство между  горами.  Сразу  же  за
плоскогорьем, на котором был расположен космодром,  виднелось  еще  одно,  с
ухоженными  растениями  южных  областей  Ворписа,  являющееся  чем-то  вроде
естественного парка - преобладали каштановый, рыжий  и  алые  цвета.  Феникс
располагался на самой высокой и большой столовой горе.
   Краулеры-туманники - внутреннее транспортное средство планеты, приводимые
в движение статическими  электрическими  зарядами  -  бороздили  поверхность
тумана подобно речным судам.
   В помещении главного вокзала за прозрачными блоками плыли  цифры  времени
отправления. Вспыхивали и гасли  стрелы  -  указатели  направления  посадки:
"Парк "Андромеда" -  "Феникс-Монтеклер",  и  огромные  птицы,  роняя  огонь,
скользили по мультихрому под ботинками, босыми ногами и сандалиями.
   * * *
   Катин, стоящий на палубе краулера, облокотился на поручень, глядя  сквозь
пластиковую стену,  как  белые  волны,  разбиваемые  краулером,  дробятся  и
взвихряются, закрывая солнце.
   - Ты когда-нибудь думал, - спросил Катин подошедшего с  леденцом  во  рту
Мышонка, - о том, каким непонятным временем казалось  бы  человеку  прошлого
настоящее? Представь себе кого-нибудь, кто умер, скажем, в  двадцать  шестом
веке, воскресшим  здесь.  Можешь  ты  себе  представить,  насколько  глубоко
охватили бы его ужас и замешательство, доведись ему просто пройти  по  этому
краулеру-туманнику?
   - Да? - Мышонок вынул изо рта леденец.  -  Не  хочешь  дососать?  Мне  он
надоел.
   - Благодарю. Подумай только,  -  челюсти  Катина  задвигались,  разгрызая
твердые шарики на  льняной  нити,  -  о  чистоте.  Существовал  тысячелетний
периода - примерно с тысяча пятисотого по две тысячи пятисотый год  -  когда
люди расходовали невообразимое количество времени и  энергии  на  то,  чтобы
вещи были чистыми. С  этим  было  покончено,  когда  последняя  инфекционная
болезнь стала  не  только  излечиваемой,  но  и  просто  невозможной.  Тогда
существовало   немыслимое   сейчас   явление,    называемое    "повсеместным
похолоданием", которое, можешь быть  уверен,  происходило  даже  в  двадцать
пятом столетии, по крайней мере, раз  в  год.  Я  полагаю,  что  тогда  были
причины превращать чистоту в фетиш: считалось, что есть связь между грязью и
болезнью. Но когда  заражение  стало  понятием  устаревшим,  соответственно,
отпала нужда и в санитарии. Если бы этот человек, живший пятьсот лет  назад,
увидел, как ты разгуливаешь по палубе в одном  ботинке,  и  затем  садишься,
чтобы поесть с помощью босой ноги, и не беспокоишься  насчет  того,  что  ее
надо помыть - ты можешь себе представить, как он был бы ошеломлен?
   - Без дураков?
   Катин кивнул.
   - Мысль нанести визит в Институт Алкэйна подстегивает  меня,  Мышонок.  Я
разрабатываю полную теорию историй.  Это  связано  с  моим  романом.  Ты  не
уделишь мне несколько минут? Я объясню. Мне приходило  в  голову,  что  если
кто-то считает... - он остановился.
   Прошло достаточно много времени, чтобы на лице Мышонка успела  отразиться
целая гамма различных чувств.
   - Ну что? - спросил он, когда решил, что ничто в  клубящейся  серости  за
иллюминатором не могло привлечь внимания Катина. - Что там с твоей теорией?
   - Циана фон Рей Морган!
   - Что?
   - Кто, Мышонок! Циана фон Рей Морган! До меня только  сейчас  дошло,  кто
такая тетя капитана, хранительница Музея Алкэйна. Когда Тай гадала по Тарту,
капитан упомянул про дядю, которого убили, когда он был еще ребенком.
   Мышонок задумался.
   - Да...
   Катин покачал головой, недоверчиво посмеиваясь.
   - Которого что? - спросил Мышонок.
   - Морган и Андервуд.
   Мышонок посмотрел вниз, потом по сторонам, как это  обычно  делают  люди,
которые чего-то не понимают.
   - Это, наверное, случилось до того, как ты родился, - проговорил Катин. -
Но ты должен был слышать об  этом  или  где-нибудь  видеть.  Ведь  это  дело
показывали психорамы всей Галактики. Мне было всего три года, но...
   - Морган убил Андервуда! - воскликнул Мышонок.
   - Андервуд, - поправил Катин, - убил Моргана. Но это мысль!
   - В Арке, - продолжал Мышонок. - В Плеядах.
   - И миллиарды людей всей Галактики смотрели на все это по психорамам. Мне
тогда было не больше трех лет.  Я  был  дома,  на  Луне,  смотрел  церемонию
открытия вместе с родителями, когда этот импозантный тип  в  голубой  куртке
протолкался сквозь толпу и побежал через Кронаики Плаза с этой проволокой  в
руке.
   - Он его задушил! - воскликнул Мышонок. - Морган был задушен! Я видел это
по психораме. Один раз  в  Марс-Сити  в  прошлом  году,  когда  я  летал  по
треугольнику. Это была часть документальной программы не помню уже о чем.
   - Андервуд почти оторвал Моргану голову,  -  пояснил  Катин.  -  Когда  я
смотрел повтор, они уже вырезали момент самой  смерти.  Но  пять  миллиардов
смогли узнать все  об  эмоциях  человека,  приготовившегося  быть  избранным
Секретарем Плеяд на  второй  срок  и  внезапно  атакованного  сумасшедшим  и
убитого. Все мы  почувствовали,  как  Андервуд  прыгнул  нам  на  спины.  Мы
услышали, как закричала Циана