ю взъерошенную  русую шевелюру. --  Беда не
только в том, что не хватает киберов, что они быстро  выходят из строя. Беда
еще и  в  том,  что  просто нет таких киберов,  какие нам  нужны.  И вы  их,
кажется, тоже не привезли.  Я видел, что устанавливал  Грицько в ваш прошлый
приезд. Конечно,  это получше того, что у нас было. Поновее, поточнее... Все
так. Но не идеал! И  поэтому мы мечемся  с одного пульта на другой,  поэтому
без конца останавливаются  полестаны.  Вот  особенно  на четвертом  поле, на
картофельном. Куда  сейчас едем. Сняли там за год три урожая вместо четырех!
--  Зигмунд  сожалеюще  выпячивает  вперед  толстую  нижнюю губу,  поджимает
крупный, раздвоенный  подбородок. --  И сейчас там паршиво. Не поручусь, что
удастся нынче снять четыре урожая. Все техника, техника! Нужны  свои киберы!
Сконструированные  здесь,   на   Рите,   специально   для   наших   условий.
Специализация нужна! Точнейшая, тончайшая! Своя, ритянская! Доходит?
     Зигмунд резко поворачивается ко  мне.  Его круглые голубые глаза из-под
широких мохнатых бровей глядят требовательно, жестко.
     -- С трудом! -- Я улыбаюсь.
     Вообще-то,  на  карьере и  в  Нефти мне  говорили  то же  самое.  Везде
подводит универсальность киберов. Везде не  хватает точной специализации.  И
из-за этого киберы барахлят, а работа идет намного медленнее.
     Впрочем, геологи на Севере говорили еще об одном -- о киберах для южных
районов.  Болит у геологов  душа за эти районы. Там скрыто под землей немало
богатств. Тех, которые нам нужны  сейчас  позарез. И если бы знать  точно --
где что, --  можно было бы укрыться от стрел ра под сферой и как-то добывать
богатства. Работали же наши  предки  под  сферами в Антарктиде, на  Луне, на
Венере! Почему мы не можем?
     Но как разведать эти богатства, если геологов упорно не пускают в южные
районы?
     Видимо,  только киберы могут  сделать  это.  И  опять  же  специальные.
Киберы, которых еще нигде нет.
     О таких киберах мечтает Грицько, на которого очень сильно подействовали
разговоры  северных  геологов. В  свободные часы он чертит  какие-то  схемы,
кромсает бумагу и ничего не показывает нам.
     Я убежден,  что вся эта его работа --  впустую.  Он  кустарничает.  А с
киберами  кустарничать  нельзя.  Даже  самый  примитивный  новый  кибер   не
рассчитать без хорошей  вычислительной  машины. А у нас,  у монтажников, нет
ее.
     Но если Грицько нравится -- пусть чертит. Его дело.
     А я могу только ждать, пока создадут киберлабораторию. Могу предложить,
чтобы ее создали побыстрее. Но не стану кустарничать -- неинтересно.
     В конце концов, все равно создавать  лабораторию придется! И не  только
лабораторию, но  и цех, и завод. Все это понимают. И Тушин говорил об этом в
тот вечер, когда  мы бродили из конца в конец по  крыше  Города. Но  вот что
создавать в  первую очередь? За что  браться вначале, когда всего и всюду не
хватает? Тут  трудно  решать,  немногое  зная. А  я как раз  знаю  немногое.
Заводской район  для меня -- все еще terra incognita *.  Я  был  там лишь на
экскурсии. И поэтому мне рискованно судить об общем  положении  -- что  надо
вначале, что потом.  Для  таких решений  есть Совет, у которого на руках все
карты.  И все-таки я  уверен,  что  лаборатория  по киберам  уже  нужна, что
отсутствие ее сейчас становится заметным тормозом.
     И вдруг еще  одна мысль приходит мне в голову, --  по существу,  старая
мысль, только более точная: а что,  если сделать кибер-ра? Что, если сделать
робот, который имел бы внешность туземца и знал бы их язык, но подчинялся бы
только командам на нашем языке? Пожалуй, такой кибер стал бы очень  неплохим
помощником Марату в его трудном деле.
     Да и без Марата он был бы полезен.
     Технически здесь нет ничего невозможного. Просто на Рите  еще не делали
человекоподобные киберы. А на Земле  таких машин немало.  Когда-то даже было
очень много.  В конце двадцать первого -- начале двадцать второго века этими
роботами, имеющими внешность человека, были забиты  многие города. Тогда еще
не было биолетов, и за рулем общественных  электромашин часто сидели роботы.
Они убирали улицы  и подавали еду в  ресторанах. Они работали на почтах  и в
рудниках.
     Я читал, что людям было  не  очень  приятно, когда  их  обслуживали эти
безукоризненно одетые  и  предельно вежливые  машины. Что-то мешало.  Что-то
чисто психологическое. И это что-то заставляло мозг людей работать, и киберы
постепенно   стали   превращаться  просто  в  придатки  различных  машин.  В
механизмы, скрытые  от  глаз  и  потому не  действующие на  психику.  Как  в
биолете.
     И  Россия, которая  не  спешила  с  созданием  роботов-людей,  а  сразу
ориентировалась   на  встроенные  кибермеханизмы,  снова  оказалась  в  этом
отношении  впереди  всего  человечества,  как  случилось  это  и  в  далеком
двадцатом  веке,  когда  Россия,  после  второй мировой войны,  не увлеклась
строительством  военных самолетов, а сразу ориентировалась на ракеты. Именно
это  позволило  тогда России и сохранить себя во  враждебном  мире, и первой
выйти в космос.
     В двадцать  втором  веке сложилась подобная  же ситуация с киберами.  И
многие районы Земли, которые гордились обилием человекоподобных роботов и не
понимали  Россию, где этих  механизмов было  сравнительно немного,  вдруг  с
удивлением  обнаружили,  что  российская  киберавтоматика  не  только  более
гуманна к людям и лучше сохраняет их  нервы, но еще и более производительна.
И  торопливо,  поспешно, как бы гонясь  за  модой, другие районы Земли стали
перенимать российский опыт.
     Когда я жил на Земле, роботы-люди еще были администраторами в некоторых
отелях,   гондольерами  в  Венеции,  манекенами  в  Домах  моды,  гидами  на
выставках.  Но  ни  в промышленности,  ни  в  геологии, ни  в  строительстве
роботов-людей уже не было. Трудились тут обычные, подвижные и легкие киберы,
которые имели внешность не людей, а машин и потому не давили на психику. Эти
киберы  просто  устроены,  их  легко  и  изготовлять,  и  ремонтировать,   и
перестраивать на новую программу.
     На Риту  мы  не взяли с  собой ни  одного человекоподобного робота. Они
считались  устаревшими,  чрезмерно сложными, почти бесполезными механизмами.
Зачем  тащить  с  собой  такие машины через  бездны пространства? Но, может,
здесь, на Рите, эти машины все-таки еще нужны? Хотя бы для опыта. Сделать бы
такой кибер-ра! Да еще, может,  не один, а три или пять. Под командой Марата
они могли  бы  стать  серьезной силой. Мало  ли чему  могли бы обучить диких
охотников  хорошо запрограммированные роботы, как две капли воды  похожие на
туземцев?
     Конечно, это  трудно -- никто  никогда не делал такие машины. Но у  нас
тысячи книг. И еще сотни тысяч -- в микрофильмах. Можно отыскать нужные -- и
научиться.
     Была бы только лаборатория!
     ...Биолет   мчится   по  узкой   лесной   дороге,   среди  широколистых
густозеленых деревьев, стенами  поднимающихся по бокам, и Зигмунд продолжает
говорить о том, какие ему нужны киберы.
     Ему нет  дела  до  того,  где их изготовить.  Наша  бригада  занимается
киберами,  и Зигмунду важен результат нашей работы. И он прав, потому что от
него  самого тоже требуют результат. Но  у  него  хоть  есть  лаборатория --
громадная, на десятки гектаров раскинувшаяся лаборатория, в которой он может
искать, экспериментировать и которую  упорно расширяет  по  мере  того,  как
прибывают  к нему новые полестаны. А у  нас, кибер-техников, -- только трюмы
"Риты-3"  да  очень  приблизительной  список того,  что  будет  со  временем
извлечено из этих трюмов. Нам негде  экспериментировать.  И  не  с чем.  Нам
подают  готовые механизмы,  готовые запасные блоки -- и наше дело установить
их, заставить их работать. И как можно скорее.
     --  ...У  нас  недостаток  киберов, -- произносит Зигмунд и усмехается,
приподнимая  концы полных губ. --  А у Марты -- наоборот,  избыток.  Просила
передать тебе,  что ее  санитара можно перепрограммировать.  К  нам  его, на
полестан. Орудия навешивать. Как раз на двенадцатом поле устанавливаем новую
ферму. Киберы там нужны. Так что выкроится часок -- займись...
     Это  просто ужасно  -- какая я свинья! Уже три часа мотаюсь с Зигмундом
по  полям и до  сих пор не вспомнил и не спросил о Марте!  О той самой Марте
Коростецкой, которая делала мне операцию, которая,  может, спасла мне жизнь,
потому что  после  нападения  обезьяны  я вполне  мог  испустить  дух,  пока
прилетит Мария Челидзе из Города.
     -- Как вообще-то Марта? -- виновато спрашиваю я и чувствую, что уши мои
пылают. -- Здорова она?
     -- Вполне. А с чего это ты вдруг?
     -- Да ни с  чего. Просто подумал,  что  я  свинья -- не спросил о Марте
сразу.
     -- А-а!.. -- Зигмунд облегченно вздыхает. Он, кажется, совсем не обижен
моим невниманием к его жене. -- Да что ей сделается? У  нас вообще  никто не
болеет.  Целые  дни   все  на  воздухе,  здоровы.   Разве  что  какие-нибудь
царапины...  А тут еще второй  фельдшер у  нас появился -- жена Марека. И Ра
все время  торчит у  них  в  больничке. С  тех  пор, как выходила  тебя,  --
почувствовала неодолимую тягу к медицине. Когда  тебя увезли, пришла к Марте
и вполне серьезно попросила,  чтобы ее тоже  научили  делать  мертвых  людей
живыми. Марта стала  ее кое-чему учить. А сейчас они вдвоем учат -- с Жанной
Марек. Ра уже стала отличной санитаркой. Учат на медсестру. Поэтому-то Марта
и решила отдарить мне своего  киберсанитара. Все  равно он последнее время у
них  выключен.  И  не  собираются включать.  -- Зигмунд качнулся  на  резком
повороте лесной дороги  и  слегка придавил меня  своим мощным плечом.  Потом
выровнялся  и задумчиво добавил:  --  Вообще, эти  ра -- толковый народ. Вот
посмотри  --  охотники.  Вначале  боялись  роботов больше, чем нас. А  потом
быстренько сообразили, что робот не сделает человеку зла и поэтому безопасен
для них. Теперь они на киберпастухов  внимания не обращают. Будто их нет. И,
понимаешь, глядя на Ра, я начинаю думать, что они вовсе не так уж злы. Ра --
добрая. И это не мимикрия по обстановке.  Это характер. Столько лет рядом --
можно  разобраться. И, как ребенок, всем нам  хочет  помочь. Если бы удалось
как-то поладить с  этим племенем -- они  стали бы неплохими помощниками. Для
начала, конечно. Потом пошли бы сами. Письменность там, книги...
     -- Лингвисты уже разработали им алфавит, -- делюсь я с Зигмундом свежей
новостью.  --  Пытались  втолковать  его тем парням, которые у нас.  Пока не
доходит. Они, кажется, скорее научатся читать по-нашему, чем по-своему.
     -- Хм! -- Зигмунд усмехается.  --  А не все равно -- что раньше? Важно,
чтоб усваивали  знания. На любом языке. А потом все равно  придут и  к своей
письменности, и к  своей литературе... От  вашего  Марата  еще  какие-нибудь
вести есть?
     Я отрицательно мотаю головой.
     -- Кроме того, что известно всем, -- нету.
     -- Грустно.
     Зигмунд мрачнеет и  умолкает. Биолет проносится по дороге вдоль  пятого
поля,  мимо  пульта, громадными  изогнутыми  стеклами отражающего  солнце, и
снова ныряет в густой, стоящий как стена, лес.
     От Марата было пока только одно сообщение. На другой  же день после его
отлета,  к  вечеру,  на  пленке  появилась короткая  запись,  которую  затем
передали по радио для всех. "За меня не волнуйтесь, -- сообщал Марат. -- Они
меня слушают. С ними, кажется, можно разговаривать".
     И  с  тех пор --  ни слова. Вот уже пять дней. Ни передач,  ни  сигнала
тревоги  -- ничего. И  только вот  эти  вчерашние охотники,  которые впервые
мирно смотрели на действующие полестаны. Может,  Марат убедил их смотреть, а
не стрелять?
     --  А ведь  знаешь,  -- как бы  догадавшись о моих  мыслях,  произносит
Зигмунд, -- они  у нас тут, на ферме,  уже  давно не стреляют в людей. Я вот
только сейчас все это сопоставил. Кажется, с тех  пор, как у нас убили Чанду
--  ни  одной  стрелы. Может, они наблюдают за Ра?  Видят, что она  здорова,
свободна. Может, считают нас каким-то особым племенем? Когда мы это узнаем?
     --  По-хорошему, мы  бы  это давно должны  знать! -- замечаю  я.  -- Мы
вообще слишком нелюбопытны к ним. Наверняка они о нас знают больше, чем мы о
них.
     -- Но они не понимают того, что знают.
     -- А мы не знаем того, что вполне могли бы понять. А ради них летели.
     -- Считаешь, за них нужно было браться раньше?
     -- Видимо.
     -- Кто же знал, что они будут убивать?
     -- Ну, хотя бы когда начали.
     --  Ты этого не знаешь... -- Зигмунд  задумчиво качает головой. --  А я
помню.   Вначале  всем  казалось,   что   это  случайность.  Никто   не  мог
предположить, что  это  -- политика племени. Тебе легко судить -- ты  знаешь
все. А мы вначале не знали, как развернутся события.  Боялись --  не сделать
бы хуже.  Ведь  человек  Земли отвык  воевать. И  соответственно  изменилось
мышление. Пока к нам попала Ра, пока  привыкла и поняла наш язык! Пока стала
женой Арстана! Ведь только после этого  она рассказала легенду племени. А до
этого молчала... Это же все -- время. И немалое.
     --  Но  ведь даже после этого, Зигмунд,  ничего не изменилось! Вот  что
удивительно. У Ра уже дети растут, а мы все так же пассивны. Марат -- первое
исключение.
     -- Ты не совсем  прав, Сандро. Изучали язык, потом летали над стоянкой,
обращались по радио. Что-то  делали, ждали результатов. А  Марат... Конечно,
он герой. Но ведь и  ему нужно было подготовить почву. Хотя бы тот же  язык.
Ведь Марат  получил это готовеньким. И его путь  возник после того, как были
испробованы другие  пути. А  если  бы Марат начинал --  он бы тоже наверняка
начал  с радио. Легко  быть  умным, когда  знаешь ошибки предшественников...
Конечно, это риск,  страшный, смертельный... Но ведь и у Марата чуть было не
появился  предшественник.  Хотя  и не такой  отчаянный.  Еще  почти три года
назад. Ты Теодора Вебера знаешь?
     -- Знаю. Он знакомил нас с Городом. И с Заводским районом.
     -- Вот он... -- Коростецкий вздыхает. -- Когда у него погибла  жена, он
хотел уйти на Восточный материк. К лерам. Слыхал о племени леров?
     -- Слыхал.
     -- А видел этих женщин? На Севере.
     -- Приходилось.
     -- Вот речь шла об  этом племени. Вебер не  хотел идти к ра. Потому что
убийца  его жены скрылся. И,  естественно,  Вебер  в  каждом  охотнике видел
убийцу.  Просился к лерам. А его не пустили. Совет не пустил. Видимо, еще не
понимали,  что  это необходимо, неизбежно. Надеялись -- обойдется без этого.
Пришло  время  --  поняли,  что  не обойтись. И  кто-то пробился первым. Так
бывает всегда. И потом тут ведь такая  штука: пойти к ра или к лерам --  это
не то же самое, что полететь на Риту.  В этом отношении жены  крепко связали
нас. Но без  жен  вообще немногие полетели  бы.  И немного было бы  от этого
проку.  Нужен род, нужно потомство,  чтобы изменить  целую  планету. Человек
прочно, намертво стоит только там, где растут его дети...
     Биолет наш снова  выскакивает из леса  и  останавливается возле  пульта
управления четвертого поля. Медленно, почти незаметно для глаза  движется по
одной  из его  полос стометровый  полестан.  Сотни  длинных  тонких  щупалец
свешиваются с его фермы, и их набухшие концы с фотоэлементами крутятся среди
лиловых цветков картофеля. У этих  фотоэлементов четкий ориентир --  лиловый
цвет.  Концы  щупалец тянутся к цветкам, и мгновенная  искра  перебивает  их
стебель. Завтра-послезавтра эти перебитые  стебельки упадут.  Но уже сегодня
они перестанут отнимать соки у клубней, и картофель начнет расти быстрее.
     Пройдет полестан свою "грядку" до конца, и киберы переставят  планки со
щупальцами  на  соседнюю  ферму.  Идет обрезка  цветов.  И  всю ее,  на всем
огромном  поле, ведет, не  выходя с  пульта,  один полевод.  А  когда-то, во
времена гениального  Правоторова, это  делали на полях  тысячи, сотни тысяч,
миллионы людей.
     Странно сейчас представлять себе это. Людей на Земле тогда было мало. В
десятки  раз меньше, чем сейчас  в  Солнечной системе. Громадные  районы  --
Якутия, Тибет, Северная  Канада, Австралия  -- были почти не заселены.  Люди
много и трудно работали,  а  результаты труда каждого  были ничтожно малы. И
эти  трудно живущие чудаки еще беспокоились  о нас, своих потомках,  думали,
говорили  и  писали  о  том,  как  станет  жить человечество  в  будущем, на
перенаселенной Земле -- не угрожает  ли  ему голод?  Хватит ли ему  места? И
где-то  среди  них такой  же  трудной  и беспокойной жизнью  жил  гениальный
человек, заложивший прочные основы будущего изобилия.
     Мы меньше думаем о будущем, чем  наши предки. То ли  более спокойны  за
него, то ли настоящее у нас лучше. Но наверняка  и среди нас  ходит какой-то
человек, мозг  которого обеспечит великие достижения в будущем. Мы  не знаем
его. И нам никогда не угадать, кому из нас поставят памятник потомки. А сами
мы  не спешим ставить  себе памятники -- ни  из гранита, ни из своих имен на
географической карте планеты.
     Правы уж мы тут или не правы -- потомки разберутся. Надо доверять своим
потомкам.
     ...Мы поднимаемся с Зигмундом на пульт,  и я снова  начинаю  записывать
претензии полеводов по киберустройствам.
     22. Репортаж из племени ра
     Эту пленку передавали по радио еще вчера вечером. Но вчера я не слыхал.
Мы сортировали выгруженные из корабля киберы и провозились допоздна.
     Бирута вернулась из Города тоже поздно  --  усталая,  расстроенная. Она
объясняла  на  уроке  теорию  органического  происхождения  нефти, и  Андрей
Челидзе, сынишка Вано, вдруг  расплакался  -- не  выдержал.  Маленький  еще!
Слово "нефть" для него теперь навсегда связано с гибелью отца.
     А после этого тяжелого урока Розита еще утащила Бируту в радиостудию --
записывать на  пленку  ее  фантастический  рассказ.  Тот самый,  который был
создан  в полете. Ведь  это  первая фантастика  на  Рите!  И  сейчас,  когда
готовится очередной радиоальманах, Бирута будет представлять новый жанр.
     Она была огорчена слезами Андрюши Челидзе и  думала о  нем и о погибшем
Вано, и потому сбивалась,  путалась,  когда читала свой рассказ. Ее записали
только  с  третьего чтения.  И  сама она измучилась,  и  других измучила.  И
поэтому приехала на корабль так поздно и такая усталая.
     Лишь  перед  сном она  вспомнила  о  сегодняшней  вечерней  передаче  и
спросила меня:
     -- Да, ты слышал сегодня Марата?
     -- Нет.
     --  У  тебя  удивительная  способность последним  узнавать  новости!  В
журналисты ты явно не годишься. Ну, ничего! Завтра утром передадут снова.
     -- Что хоть он говорил?
     -- Если я расскажу -- ты не станешь слушать. А послушать надо. Завтра в
восемь. Потерпи, милый!
     Она поцеловала меня  в  лоб,  как  старшая,  и тихонько  вздохнула. Она
вообще последние дни обращалась со мной, как старшая, словно тот, маленький,
еще не родившийся, давал ей на это право.
     И вот  утром  я слышу  по радио  знакомый и в то же  время  незнакомый,
измененный записью голос Марата:
     --  Дорогие  друзья!  Начну с того, чем надо было  бы  кончить. Но  это
сейчас главное.  Сбросьте  племени  с  вертолета  еще пластмассовой  посуды.
Поскорее. Лучше --  завтра. В основном  --  миски, чашки, ведра. И как можно
больше. Я обещал им,  что попрошу вас об  этом и что только об этом и буду с
вами говорить.  Поэтому передача  будет сравнительно короткой -- не сетуйте.
Мне пока не доверяют, и один я почти не остаюсь.
     Отношение к нам резко враждебное. Сила легенды страшно  велика. Когда я
сказал,  что мы  --  не  те,  кто в древности  уничтожил  племя,  -- мне  не
поверили, как не верят и нашим радиопередачам. Старики сказали: "Если даже и
не вы --  то  ваши братья.  А это  все  равно, что  вы".  Слишком  уж похоже
описание внешности. Ведь легенда жила веками -- этого не вытравишь.
     Старейшие решили  сохранить мне  жизнь только после того, как я