Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
которого еще мама помнит с детства, -- чуть ли не
втрое мощнее нынешних универсальных киберов. А на что использовалась
мощность Топика? Мыл посуду да подавал еду, да включал в комнатах пылесосную
систему. За все годы, что я жил дома, Топику ни разу не пришлось работать
даже в четверть силы.
...Мы возимся в цехе с киберами неторопливо, но напряженно. И почти
молча. У каждого своя машина. И каждый знает, что с ней делать. Лишь в
начале работы Джим показал мне шкафчики с блоками местной памяти и коротко
объяснил шифры партий. Моя забота только в том, чтобы не перепутать их, не
присвоить киберу шифр "чужой" партии.
Часа два работаем без перерыва. А потом Грицько замечает:
-- Есть охота. Обойдемся таблетками?
-- Надоели! -- откликается Вано. -- Мы слишком часто обходимся в
поездках таблетками. Пошли в столовую!
В столовой почти пусто, как и во всех столовых на Рите. Здесь нет еще
четко установленного времени для еды. Каждый ест, когда ему удобно. А
столовые построены с размахом, с расчетом на большие потоки людей.
В дальнем конце зала две женщины едят молча и сосредоточенно, словно
делают серьезную, важную работу. Они одеты и причесаны обычно, как и все
земные женщины на Рите. Но что-то в них мне кажется необычным. Только никак
не могу быстро сообразить, что именно.
Мы проходим к щиту заказов, нажимаем соответствующие кнопки и уходим
мыть руки. А когда возвращаемся, возле выбранного нами столика уже стоит
тележка с горячими кастрюльками и сковородками.
Пока Вано торжественно разливает суп, я украдкой разглядываю тех двух
женщин и пытаюсь понять, что же мне показалось в них необычным.
Обе они очень смуглы. У них по-мужски большие, сильные руки и развитые
плечи. Обе черноволосы, довольно миловидны, большеглазы и удивительно похожи
друг на друга. То есть у них просто совершенно одинаковые лица! Наверно,
это-то и показалось мне необычным. Да еще, пожалуй, сосредоточенность... Я
никогда еще не видал, чтобы люди ели так сосредоточенно.
Вано замечает мой взгляд, еле заметно усмехается -- уголками губ,
краешками усиков -- и тихо спрашивает:
-- Понравились местные красавицы?
-- А ты их знаешь? -- интересуюсь я. -- Они близнецы? Он молча кивает.
Уже вполне серьезно, без улыбки.
-- Можно подумать, будто они когда-то голодали.
Вано кивает опять. И опять -- вполне серьезно.
-- Неужели здесь?
Потерпи, -- тихо произносит Вано. -- После обеда расскажу.
Пока я доедаю суп, женщины поднимаются и уходят. Я невольно гляжу им
вслед. Они одинаково невысоки и как-то грубовато -- изящны.
-- Что-то в них есть, правда? -- произносит Джим.
-- Это -- ритянки, -- объясняет Вано.
-- Ра? -- удивляюсь я и мысленно ставлю рядом с этими, в общем-то
изящными женщинами милую, заботливую, но совсем уж не изящную Ра. Слишком
они различны! Во всем. Даже цвет кожи иной.
-- Нет! -- Вано качает головой. -- Они из племени леров. С Восточного
материка. Это ужасно романтичная история!
-- Расскажешь?
-- Не раньше, чем наемся. Удивительные шашлыки! Почти карские! Не иначе
-- здешнего киберповара собирали на Кавказе! Когда передо мной шашлык -- не
могу рассказывать длинные истории.
Услышать в этот день "ужасно романтичную историю" мне так и не удается.
А Вано не удается доесть все заказанные им шашлыки. Потому что в столовую
влетают двое встрепанных парней и, оглядевшись, направляются прямо к нашему
столику.
-- Вано! Джим! -- кричит один из них еще издали. -- Как здорово, что мы
вас нашли!
Вано и Джим встают, здороваются.
-- Ребята, у нас ЧП, -- говорит один из парней. -- Мы прилетели за
вами. Кибермозг на буровой... Вдребезги... Сорвалась обсадная труба и все
разнесла... Работы остановлены.
-- И вообще -- все может полететь к черту! -- добавляет другой парень.
-- С буровой творится что-то непонятное. Кибермозг выдал только одно слово
-- "Приготовиться..." И потом его разнесло. К чему приготовиться?.. У вас
есть запасное устройство?
Мы немедленно уходим из столовой. Вано с тоской оглядывается на
оставленный нами столик. Два длинных шашлыка безнадежно стынут на
сковородке.
12. Так уходят в легенду
Под нами Плато Ветров -- холодная, продутая насквозь ветрами каменная
пустыня. Где-то в центре ее -- геологическая партия.
И рядом с этой партией -- буровая, ослепшая, оглохшая, обезглавленная.
В креслах вертолета двое прилетевших за нами геологов -- Сергей и
Нурдаль. И тут же два новеньких робота, предназначенных для этой
геологической партии. Они включены, их зеленые глазки вопросительно светятся
и как бы ждут указаний. В ящике -- так и не распакованное киберустройство
для буровой. Его надо установить сегодня, сейчас же, не теряя ни минуты.
Потому что неизвестно, к чему должны быть готовы геологи. И неизвестно,
сколько времени еще им готовиться. Команда погибшего электронного мозга
должна быть повторена как можно быстрее. Мы летим со скоростью самолета, но
все равно время тянется безобразно медленно. Уныло ползут под ногами почти
одинаковые серые, черные и красноватые скалы. Мелькают крошечные зеленые
пятнышки чудом живущих тут деревьев. Уходят назад извилистые полоски трещин,
провалов, ущелий. И снова -- камни, скалы без конца и края.
-- Мрачное место, -- замечает Грицько. -- Даже не хочется, чтоб тут
что-то нашли. Ведь тогда тут придется жить.
-- Все равно придется, -- откликается голубоглазый крепыш Нурдаль. --
Когда-нибудь будем брать отсюда гранит, базальт. На юге нашего Материка не
так-то много камня.
-- Возить отсюда гранит? -- удивляюсь я. -- Не далеко ли?
-- Ближе, чем от Нефти, -- объясняет Нурдаль. -- И намного быстрее --
все время попутный ветер. А правильные каменные карьеры создадут отличные
площадки для жилья. Над таким карьером твердую сферу -- и строй поселок!
Идеальные условия. Только так и можно взять это плато.
-- А стоит ли его брать?
Нурдаль улыбается. Снисходительно.
-- Ты знаешь, что такое на Земле Урал? -- спрашивает он.
-- Я уралец.
-- Так вот, я убежден, что это плато -- здешний Урал. Tyт должно быть
все. Это мое личное мнение. Мы изучаем плато на скоками. А надо вгрызаться в
него намертво! Мы всЕ торопимся, всЕ не успеваем. А оно не отдает своих
секретов просто так. Его надо брать измором!
...Мы снижаемся где-то между буровой и геологическими палатками. Киберы
тут же деловито вытаскивают наружу ящик с электронным устройством.
Длинноногий Вано, выбравшись из вертолета вслед за киберами, жмурится на
солнце, надевает защитные очки и говорит:
-- Вы, ребята, пока распаковывайте. А я прогуляюсь -- взгляну...
И он решительно направляется к буровой.
-- Там опасно! -- кричит вслед Нурдаль. -- Оттуда все ушли!
-- А как же будем монтировать? -- Обернувшись, Вано одаряет нас широкой
белозубой улыбкой и снова идет к вышке.
И никто уже не задерживает его: через четверть часа всем нам туда идти.
Мы бросаемся к ящику, торопливо растаскиваем в стороны его стенки.
Нужно беречь секунды, быстрее подготовить к установке новый электронный
мозг.
Минут через пять, когда я поднимаю глаза, Вано уже далеко -- почти
возле самой буровой.
Фигурка его кажется совсем крошечной. Словно муравей, встав на задние
лапки, подбирается к гигантской ажурной башне.
Мы продолжаем работать еще минуты три или четыре, и вдруг Джим Смит
резко распрямляется, напряженно прислушиваясь к чему-то, поворачивается к
вышке и громко, изо всей силы кричит:
-- Вано! Вано! Назад! Вано!
Он кричит напрасно. Вано не может услышать его -- слишком далеко. Да и
ветер кругом свистит -- неизменный, не прекращающийся ни на минуту. И все же
какой-то древний инстинкт заставляет Джима кричать, забыв о радиофонах и
прочей цивилизации.
Я еще не понял, в чем дело. Но раз Джим зовет -- значит надо. Торопливо
вынимаю из кармана коробочку радиофона и нажимаю на своем "поминальнике"
кнопку с номером Вано.
"Поминальник" должен сработать мгновенно. Наверняка радиофон назойливо
зуммерит сейчас у Вано в кармане. Но я уже догадываюсь, что Вано не услышит
его. Потому что из-под земли доносится быстро нарастающий гул, и даже
кажется, будто камни вздрагивают под ногами.
Должно быть, Джим первый почувствовал этот подземный гул и потому
закричал. Там, на буровой, сейчас очень опасно. Но и Вано теперь не может не
слышать гула!
Мы напряженно смотрим на буровую, среди ажурных стоек которой исчез наш
товарищ.
Все ждем: вот-вот мелькнет между камнями бегущая фигурка.
Ожидание длится какие-то секунды. Никак не больше стоим мы неподвижно
над раскрытым ящиком с киберустройством. Но эти секунды кажутся невыносимо,
бесконечно долгими, тягучими.
И с каждой секундой все нарастает и нарастает подземный гул, и все
сильнее вздрагивают камни под ногами, и уже начинает казаться, что опасность
-- не только возле буровой, но везде -- и на нашей открытой площадке, и
возле далеких серебристых палаток геологов, и вообще на всем этом громадном
проклятом плато.
А потом над буровой, отшвырнув в сторону дирижаблик-ветряк, взвивается
в небо тонкая игла труб, выброшенных из земли страшной силой. Вслед за иглой
поднимается черная струя, которая за несколько мгновений толстеет,
наливается мощью и, как игрушку, откидывает в сторону громадную буровую
вышку.
-- Вано! -- истошно орет Джим и бросается к буровой.
Но не успевает он пробежать и десятка шагов, как бьющий в небо черный
фонтан вспыхивает, становится гигантским, невиданным, ревущим факелом, и
нестерпимый жар его мгновенно доносится к нам за сотни метров, ослепляет и
обжигает нас, и после этого я долго не слышу, не вижу и не чувствую ничего.
Меня приводят в себя струйки холодной воды, которые падают на лицо и
скатываются по пылающим щекам. Ощущать на лице холодные, чудесные струйки --
такое блаженство, какого, кажется, я не испытывал еще никогда.
Я открываю рот и ловлю холодные струйки губами, с жадностью глотаю,
глотаю их.
Потом мне вкладывают в рот что-то похожее на соску, и я пью, пью
холодный, живительный кисловатый напиток "Волгарь", которого не пил уже,
кажется, сто лет. А впрочем, и на самом деле сто лет.
Сейчас будет очень хорошо, исчезнет боль, появятся силы. Я уже давно
знаю, что такое "Волгарь". Если только у человека целы кости и связки,
"Волгарь" за несколько минут ставит его на ноги.
Напившись, открываю глаза.
Надо мной -- голубое, с тревожным красноватым отблеском небо, и в небе
-- круглое, незнакомое женское лицо с темными, узкими глазами, какими-то
удивительно бездонными. Словно сквозь них глядит на меня сама Бесконечность.
Я подтягиваю локти, хочу приподняться, но женщина почти без звука,
одними губами говорит:
-- Лежи! Лежи пока!
И исчезает.
Теперь, когда она исчезла, я начинаю слышать. Слышу ровный, ни на
секунду не умолкающий рев -- сильный, напряженный, тревожный. Хочу повернуть
голову в сторону этого рева, но резкая боль останавливает -- боль не
глубокая, не внутренняя, как тогда, когда обезьяньи зубы добрались до моих
шейных позвонков, а наружная. Ощущение такое, словно с лица и шеи содрали
кожу.
"Ожог! -- догадываюсь я. -- Это не страшно, вылечат быстро. Хорошо,
глаза целы!"
Женщина возвращается, опускается возле меня на колени и так же, почти
без звука, одними губами произносит:
-- Потерпи. Будет больно, но недолго.
Я уже понимаю, почему она так говорит -- почти без звука. Это рев
заглушает ее. И просто чудо, что я понимаю. Наверно, она не только говорит,
а еще и внушает. Не зря же у нее такие бездонные глаза.
Осторожно, кончиками пальцев женщина опускает мои веки, и тут же на
лицо, шею обрушивается что-то липкое, клейкое, холодное. Оно колет мириадами
иголок, и я задыхаюсь от этой мгновенно нахлынувшей боли, и уже готов
кричать, но боль начинает ослабевать, отступает, и вот уже остаются только
отдельные болезненные уколы. Теперь, сквозь быстро откатывающуюся боль,
различаю знакомый с детства и полузабытый уже запах мази "Киевляночка" --
острую смесь ароматов ананаса, алоэ, апельсина и еще чего-то давнего,
детского и почему-то маминых рук, которые покрывали этой мазью мои ожоги.
Кажется, что я лежу под клейкой, липкой маской очень долго. Но,
наверно, только так кажется. Когда лежишь, закрыв глаза, и слушаешь дикий
рев пылающего нефтяного гейзера, каждая минута растягивается в час. А надо
вылежать пятнадцать минут. Потому что за пятнадцать минут мазь "Киевляночка"
восстанавливает обожженную кожу почти до нормального состояния.
-- Открой глаза! -- не столько слышу, сколько чувствую по-прежнему
бесшумные слова.
Открываю глаза и вижу измученную улыбку на лице женщины. Хочу
улыбнуться в ответ, но где-то в середине щек, в краях губ еще сидит резкая,
сдерживающая боль.
Зато я сажусь спокойно, без напряжения. "Волгарь" сделал свое дело.
Метрах в пяти от меня оглядывается Джим. А с другой стороны пластом лежат
двое, и их лица еще покрыты желтоватой массой. Догадываюсь, что это Грицько
и Нурдаль.
А вдалеке, там, где была буровая, поднимается в небо громадный огненный
столб, и оттуда несется рев -- торжествующий, победный рев стихии, которая
миллионы лет ждала, чтобы пришел слабый, ничтожный перед нею человек и
выпустил ее на волю.
"Вано! -- с болью вспоминаю я. -- Милый Вано!"
13. Сумико
Стихию приходится укрощать долго. Вертолеты привозят нам трех
киберкротов и гору оборудования, которое кроты утащат с собой под землю. Они
пойдут по наклонным тоннелям к стволу буровой и завалят его намертво -- так,
что нефть никогда больше здесь не пробьется. Потому что нам не нужна эта
скважина. Мы не будем добывать нефть на Плато Ветров -- трудно и опасно.
Буровики перегонят ее подземными руслами к подножию Северных гор, к тем
нефтепромыслам, которые уже действуют, и выкачают ее оттуда -- покоренную,
притихшую.
У землян теперь будет много нефти. Так много, что ничто уже не задержит
развитие химии на Материке.
Вот только Вано.
До сих пор не представляю себе, что мы скажем его жене, как поглядим ей
в глаза!.. Наверно, нам будет просто стыдно за то, что мы живы.
...Работали мы в эти дни до одурения, до изнеможения, полного,
предельного. Когда начинали валиться из рук инструменты, двоиться в глазах
клеммы, -- шли в серебристую геологическую палатку, и падали на койки, порой
даже не успев раздеться, и проваливались в тяжелый, черный сон, чтобы через
несколько часов снова подняться.
Мы спали то днем, то ночью. Это уже не имело значения, потому что ночью
было почти так же светло, как днем. Горящая нефть давала столько света, что
по ночам для работы не нужны были никакие прожекторы.
Мы очень мало разговаривали в эти дни. Трудно было разговаривать. Надо
было кричать. И очень мало ели -- жара, дикий рев факела и резкий запах
нефти отбивали охоту есть. Мы только работали, глотали таблетки и спали.
Порой думалось, что мы сами стали почти киберами.
Джим Смит оказался намного выносливее меня и Грицько. Он дольше работал
и меньше спал, чем мы. Но и он иногда не выдерживал. Однажды уснул, сидя
верхом на кожухе киберкрота, где насаживал контакты. Сидел, работал и вдруг
выронил ключ и стал с закрытыми глазами валиться вперед. Мы с Грицько насилу
отволокли его в палатку.
За эти дни мы, по существу, заново перебрали киберкротов,
приспособленных к рытью тоннелей в обычной земле. Мы заменили титановые буры
и зубья алмазными, перестроили всю систему управления и создали дублирующие
системы. Кроты должны быть безотказными -- иначе все сорвется. Они должны
пробить в камне разные тоннели за одно время. Они вместе должны выйти к
стволу буровой и за одну секунду завалить его. Иначе нефть перебьет кротов
поодиночке и ворвется в тоннели. Всю эту адскую работу нам пришлось делать
потому, что на Рите просто нет нужных машин. Те киберкроты, которые
предназначались для камня, работали не бурами, а токами высокой частоты. Они
просто прожигали камень. Но здесь, при подходе к нефтяному фонтану, это не
годилось. Хватит и того, что гигантский факел вспыхнул наверняка от какой-то
крошечной электрической искры на буровой. А если бы еще забрались под землю
высокочастотные киберкроты, -- они наверняка зажгли бы нефть и в глубине
ствола. И тогда взлетел бы на воздух поселок геологов, образовался бы
гигантский пылающий кратер, подступиться к которому было бы невероятно
трудно.
Поэтому и пошли в ход киберкроты, предназначенные для мягкой земли,
работающие по старинке, без нагрева.
На их основе мы, по существу, создали совсем новые машины.
Они погибнут при взрыве, навсегда останутся в стволе буровой,
заваленные обломками, заплеванные нефтью. Точные, умные машины, в которые
вложено столько труда и на Земле, и здесь.
Но что киберы, если погиб Вано!
Все время мысль возвращается к нему -- и когда засыпаешь, и когда
просыпаешься, и когда на минутку отрываешься от работы, чтобы вытереть со
лба пот. И почему-то особенно остро, четко, снова и снова видишь, как, уходя
из столовой Нефти, Вано с тоской оглядывался на стынущие на столике шашлыки!
Так и не успел он рассказать "ужасно романтичную историю" о женщинах из
племени леров...
...Через пять дней мы на вертолетах растаскиваем наших киберкротов по
углам гигантского треугольника и частотными генераторами выжигаем наклонные
стартовые площадки для своих машин.
Мой остроносый кибер стоит, уткнувшись в красновато-бурую оплавленную
гранитную стенку, и ждет сигнала. Далеко отсюда, в одной из геологических
палаток, оборудовали мы пульт управления. И оттуда Нурдаль даст команду. А
когда киберы вгрызутся в гранит и скроются в тоннеле, -- спустим вслед
тележки со взрывчаткой и с катушками плоских титановых шлангов.
Эти шланги выдержат любой взрыв. Их невозможно разорвать. Заваленные
глыбами, забитые изнутри пробками, концы шлангов провисят в жерле буровой до
тех пор, пока по ним под громадным давлением не пойдет морская вода.
Она оттеснит от рукавов глыбы, выбьет пробки и станет выдавливать из
скважины нефть, загонять ее обратно под землю.
А пустят воду туда лишь после того, как геофизики разведают весь
нефтеносный слой и высокочастотные электропушки разрушат под землей преграды
на пути нефти из этого слоя в предгорную нефтяную долину. Когда русло
подземной нефтяной реки будет проложено, по шлангам начнут накачивать воду и
пробурят для воды новые скважины. Постепенно она выдавит нефть к уже готовым
вышкам.
Никому пока не придется жить из-за нефти на Плато Ветров. Здесь будут
работать автоматы, качающие воду из моря, и будут ходить киберы,
контролирующие работу автоматов.
Геологи, конечно, не оставят в покое Плато. Но теперь им придется быть
очень осторожными. По крайней мере, до тех пор, пока не будут точно очерчены
границы нефти.
...Резкий, почти до живых ноток отчаянный скрежет обрывает мое
ожидание. Это крот впился в стенку. Он грызет ее яростно как своего
ненавистного врага, и она отступает перед ним, крошится, рассыпается. И
крот, как насытившееся животное, удовлетворенно урчит. И скрежет становится
все глуше.
Рядом со мной, съеживш