ем уже? В гимназию. А я еще не накрашена.

Она оттеснила меня и прошла в комнату.  Я вымыл раковину, не очень со-
ображая,  что делаю, потом взял тряпку и вытер на полу везде, где была
кровь.  Доберман проснулся и гавкнул, приветствуя утро, поискал глаза-
ми,  нет  ли  в поле зрения жужелиц,  а потом заскакал перед дверью на
лестничную площадку.  Ему не терпелось.  Я замахнулся на него тряпкой,
но не получил в ответ ничего,  кроме порции оголтелого лая. Для добер-
мана я не авторитет.

- Перестань собаку мучить,- немедленно отреагировала Дарья.  -  Фьють,
Зулус! Зулуська... Зулусинька...

Она сидела перед зеркалом и подмазывалась,  одновременно успевая краем
глаза смотреть мультфильм.  На экране веселый боров  Ксенофонт,  бодро
похрюкивая, бил по голове каким-то кайлом злого медведя Пахома, и злой
Пахом с кирпичным грохотом распадался на куски.  Я запер пса в  прихо-
жей, осторожно подошел к Дарье сзади и положил руки ей на плечи.

- Солнышко мое... Как бы это тебе сказать...

- М-м?

- Видишь ли, тебе не нужно сегодня идти в гимназию. Такое вот дело.

- Почему?

- Так,-  сказал я,  мучительно пытаясь что-то придумать.  - Не нужно и
все. Ты мне поверь, малыш, я знаю.

Она посмотрела на меня пустым взглядом и кивнула.  Если я говорю,  что
что-то знаю, то так оно и есть. Она мне верит.

Тем временем на экране разбросанные кирпичи, кроме нескольких, которые
хитроумный Ксенофонт успел покидать в речку, пришли в движение и вновь
сформировали злого Пахома,  но уже без обеих задних ног, как видно, по
недостатку стройматериала. Безногий Пахом покачался на заду, как нева-
ляшка, и почему-то залаял.

- Во! - в восторге закричала Дарья. - Смотри, смотри - ног нету!

Я подошел к экрану и убавил звук.

- Малыш,  ты меня поняла?  Тебе не нужно сегодня в гимназию.  Не нужно
тебе туда. Совсем не нужно. Не ходи.

В ее глазах что-то появилось на миг и исчезло.  Что-то похожее на сом-
нение или,  может быть, на ускользающее воспоминание. Скорее всего, на
воспоминание. Она пыталась вспомнить.

- Мне нужно. Ведь не выходной... Или выходной сегодня? Нет? Тогда нуж-
но. Я все время туда хожу. Каждый день.

- А сегодня не нужно.

Она не понимала.

- Как так не нужно... Зачем? Меня что, уволили?

- Не говори ерунды,- сказал я, кусая губы. - Вовсе не уволили, а толь-
ко временно отстранили от преподавания.  Это совсем другое дело. Ты не
беспокойся,  они так и сказали,  что - временно. На время. Просто тебе
нужно немного отдохнуть,  прийти в себя. Ведь ничего страшного нет, ты
просто устала, ты побудешь несколько дней дома, отдохнешь, и все у нас
с тобой будет нормально, так ведь?

- Да,- сказала она.

- Ну вот и хорошо... А сейчас ты уберешь со стола свою косметику и бу-
дешь хорошей девочкой, ладно?

- Угм. Ладно.

На экране продолжалось все то же: боров Ксенофонт принялся отвинчивать
у инвалида Пахома последние конечности.  Потом со щелчком, как кнопки,
вдавил медведю глаза - Пахом от этого громко пукнул,- отвинтил ему го-
лову и закопал.

- Классно, да? - сказала Дарья.

- Что? А, да, конечно.

С чего же все это началось,  подумал я с тихим отчаянием. Не знаю. Мо-
жет быть,  с того,  что она перестала читать книги? Нет, это стало за-
метно гораздо позже...  Последнее время она все читала детективы в яр-
чайших  обложках дешевого пластика,  она просто впивалась в действие и
вскрикивала,  сопереживая героям,  а когда я,  заглянув как-то раз под
яркую обложку и морща нос, заявил, что если бы меня днем и ночью окру-
жала такая же публика, как в этих романах, я бы, пожалуй, выпрыгнул из
окна к адаптантам,  вспылила,  и вышла у нас такая ссора с визгом, что
просто тошно вспомнить... Теперь она ничего не читает. Я даже не испу-
гался,  когда три... нет, уже четыре недели назад впервые это заметил,
я почти обрадовался,  когда обнаружил, что едкий, острый Дарьин ум уже
не довлеет надо мной, как прежде, уже не имеет той силы, что позволяла
довлеть,  не имеет той остроты и едкости,- и я расслабился, я даже был
доволен ею и где-то глубоко внутри,  пряча это от себя, предвкушал еще
большее довольство:  мир в душе и спокойную радость хозяина от облада-
ния ценной вещью...  тем более что в постели у нас по-прежнему все по-
лучалось прекрасно и даже лучше,  чем раньше... Я пинал и гнал от себя
мысль о том, что то страшное, что иногда случается с людьми, случилось
с нею,  и это неизлечимо, как въедливая разрушающая болезнь, хуже, чем
болезнь. И как быстро, как безжалостно-неотвратимо идет процесс, нель-
зя ни остановить,  ни замедлить,  можно только быть рядом и  смотреть,
считая дни,  которые уже прошли,  и дни, которые еще остались... Можно
еще вытащить со дна надежду,  что все обойдется и процесс не то  чтобы
повернет вспять - такого не бывает,- но хотя бы замрет, приостановится
сам собой - изредка это случается,- и пустить вплавь эту надежду, и на
этой надежде держаться.

Самое время было сейчас собраться и уехать,  я и так уже опаздывал, но
медлил, неизвестно зачем. Дарья смотрела в экран, одновременно напевая
что-то не в рифму и не в размер про горбатого, который может ходить по
пустыне,  как верблюд, но не ценит своих возможностей, потому что глу-
пый. Допев, она рассмеялась, очень довольная.

- М?

- Смешно.

- Что смешно? - спросил я.

- Смешно,  что глупый. Хорошо, что мы с тобой оба нормальные, да? Я бы
не смогла быть дубоцефалкой. Правда, правда. Я тогда лучше повешусь.

- Дарья,- сказал я,- слушай меня внимательно.  Постарайся понять,  де-
вочка,  это  очень  важно.  Сейчас  для  нас с тобой это важнее всего.
Вспомни: тебя когда-нибудь генотестировали?

- Что? Да, конечно. Ты что, совсем уже? Когда в гимназию устраивалась,
тогда    и   гено...   Длинное   какое   слово,   да?   Зачем   такое?
Ге-но-тес-ти-ро-ва-ли,- она загибала пальцы. - Ужас.

- Стандартным генотестом?

- А?  Не знаю.  Кажется,  давали лизнуть какую-то стекляшку. Какое мне
дело?

- А по форме "А-плюс" - никогда?

- Да не знаю я...  Самойло, отойди от экрана, загораживаешь. Ты почему
такой нудный? Я тебе уже надоела, да? Ну скажи - надоела?

- Нет, что ты.

- Тогда иди ко мне.  - Она вдруг рывком распахнула халат - веером раз-
летелись пуговицы, заскакали по полу. - Иди, слышишь! Ну иди. Ты смот-
ри, как у меня...- Она всунула свои груди мне в ладони. Груди были го-
рячие. - Помнишь, ты рассказывал мне, что был какой-то художник, кото-
рый рассчитал,  что оси симм...  симметрии у грудей должны сойтись  на
каком-то позвонке? И тогда это идеальная грудь. Помнишь?

- Помню, малыш.

- Где,  по-твоему,  сходятся эти оси у большинства женщин?  - спросила
она и предвкушающе облизнулась.

- Высоко над головой,- механически повторил я свою старую плоскую хох-
му,  еще надеясь,  что все обойдется,- и все же наклонился и поцеловал
тянущиеся ко мне влажные губы. Потом осторожно освободился.

- Прости. Мне пора.

- Что? Нет, нет... Ты уже уходишь? Я знаю, зачем ты уходишь: ты больше
не вернешься,  да?  Скажи хоть раз правду:  не вернешься?  И уходи!  -
вдруг неожиданно и яростно закричала она. - Сама знаю, что я тебе ник-
то! Найдешь другую! Исчезни отсюда вон, дрянь, ну! Йи-и-и...

Я успел схватить ее за руки,  когда она бросилась на меня с визгом ди-
кой кошки.  Лицо удалось уберечь, но по коленной чашечке мне досталось
чувствительно. Я с трудом удержался, чтобы не взвыть.

- Дарья... Что ты, малыш, успокойся. Все будет хорошо... Все уже хоро-
шо, верно?

Она смотрела куда угодно, только не на меня. Она смотрела сквозь. В ее
глазах не было гнева, как перед этим не было желания. Они были блестя-
щи и пусты,  ее глаза,  пусты,  как черные впадины, прикрытые пленкой.
Как вычерпанные до дна угольные ямы. Кричащий рот перекосила судорога.

- Вернусь как обычно,- сказал я, осторожно отпуская ее руки и напряга-
ясь. - Не открывай чужим и займись чем-нибудь. Постарайся не скучать.

- Сволочь!..

Я пожал плечами.  В прихожей оглушительно залаял Зулус, требуя выгула.
Где-то под диваном,  невидимый, часто-часто зачихал простуженный морс-
кой свин - а может быть, вовсе не зачихал, а зафыркал, не одобряя про-
исходящего. Я повернулся к двери.

- Самойло!  - крикнула Дарья.  - Ты не уходи, ты постой еще немного...
Самойло, что со мной, а?..



2

Выждать. Подручное средство - шарф, торопливо сдернутый с шеи. Скудно.
Не суетиться, пусть противник ударит первым, а если заупрямится, нужно
выманить удар на себя.  Наверняка не заупрямится: противнику по прави-
лам  игры  полагается  быть нахрапистым и полным уверенности в себе...
Дрянь у меня,  а не шарф, мягкий, даже по глазам как следует не хлест-
нешь. Ладно, урок понял. Впредь буду таскать на себе ошейник с шипами.

Есть! Удар снизу.  Нож легко протыкает шарф, и, пока рука с ножом про-
должает движение,  я,  уходя от удара,  успеваю сделать оборот  шарфом
вокруг этой руки,  затем захлестываю петлей шею.  Бросок - и полузаду-
шенный противник на полу, а если особенно повезет, то либо с поврежде-
нием шейных позвонков,  либо с раной,  нанесенной себе собственным хо-
лодным оружием.  Так сказано в теории.  Практически же  только  теперь
противника нужно обезвредить по-настоящему, и для этой задачи практика
не нашла лучшего подручного средства,  чем каблук. Можно пожалеть гада
и ударить по пальцам,  нужно только быть внимательным,  чтобы не напо-
роться лодыжкой на нож.  Можно врезать по ребрам,  поближе  к  сердцу.
Можно ударить в лицо.

Никто, впрочем,  не бьет. Пятеро валятся на маты, хрипя и наглядно по-
казывая, какие глаза бывают у глубоководной рыбы, пять ног рефлекторно
вздрагивают.  И - ничего. Дядя Коля бурчит в усы, усмешка у него нехо-
рошая.  Он прекрасно понимает, чего хочется нашим мышцам в эту минуту.
Он даже понимает, что мы знаем, что он это понимает. Пятеро удавленни-
ков встают с матов, и вид у них такой, что "пропади все пропадом, луч-
ше пойду заниматься в дзюдо". Точно такой же вид был у меня всего лишь
пять минут назад. Крутить головой все еще больно.

- На сегодня хватит.  Завтра можете не приходить, кроме Струкова и Ко-
лесникова. Послезавтра у всех коллоквиум. Трое противников, одна мину-
та. Обязательно проведение приемов номер четырнадцать, тридцать семь и
сорок один - сорок три.  Подручные средства:  портфель,  шарф,  пустая
пластмассовая бутылка. Все. Можете идти.

Пар - клубами. Недавно дядя Коля придумал заниматься в верхней одежде,
с  тех пор в подвале холодно и промороженные стены обросли инеем в два
пальца толщиной.  Отопление отключено и,  кажется,  надолго. Во всяком
случае до тех пор, пока дядя Коля не решит, что каждый из нас способен
ходить по улице без сопровождения взвода автоматчиков.  Всего неприят-
нее,  когда по ходу спарринга приходится бросаться ничком на хрусткий,
задубевший от холода мат,- правда,  зябко только поначалу. В этом под-
вале еще никто не замерзал.

- Какое оружие у нападающих?  - спросил кто-то из новеньких,  возясь с
завязками набрюшника.  Я разглядел пару ухмылок,  тотчас погасших. Но-
вичкам  простительно  задавать дурацкие вопросы.  Противник может быть
вооружен чем угодно, вплоть до ручного пулемета. Он может быть не воо-
ружен ничем. Это личное дело дяди Коли.

- Любое. Проваливайте.

Набрюшники, нагрудники и набедренники были сняты и заперты дядей Колей
в шкаф. На коллоквиуме шкаф останется запертым, коллоквиум - это серь-
езно.  Только  у нападающих жизненно важные органы могут быть прикрыты
кевларовыми пластинами.  Свистать наверх медицину.  Недавно на  инсти-
тутской  конференции  проректор по кадрам погнал волну,  крича,  что в
секции самообороны при помощи подручных средств институт теряет больше
людей,  чем во всех других,  вместе взятых.  "Все верно,- ответил дядя
Коля.  - Но институт теряет их ранеными,  а не убитыми.  Это обратимо.
Зато,  когда  они  остаются  с жизнью один на один,  их гибнет намного
меньше,  чем ребят из других секций, разве нет?" (Он нас всех называет
ребятами,  вне  зависимости от должностей и научных званий.) Больше он
ничего не сказал,  а начальство для сохранения лица еще немножко прош-
лось насчет необходимости всячески беречь, приумножая, и заткнулось.

- Сергей, задержись-ка.

Ну вот...  Задерживаться мне не хотелось. Я с надеждой взглянул на ча-
сы.  Отряхивая на ходу рукава и с любопытством  оглядываясь  на  меня,
преподаватели  спешили  на  воздух.  Новенького уже за дверью разобрал
нервный смех, слышно было, как его толкают, приводя в чувство.

- У меня лекция,- сказал я. - Извини, дядя Коля.

- Задержись, я сказал.

Дверь за последним из выходящих закрылась.  Плохо быть любимчиком, по-
думал я.  Дядя Коля пока молчал, держа педагогически выверенную паузу.
Ну,  ясно.  Опять наставление для бойскаутов младшего  возраста.  Если
верно,  что зрелость наступает тогда, когда пропадают мечты и начинают
формироваться планы,  то моей зрелости уже лет пятнадцать. У дяди Коли
иное мнение.  Для него я ныне и вовеки - разболтанный вьюноша, нуждаю-
щийся в патронаже. Он меня любит.

- Что нового? - спросил дядя Коля.

- Ничего... А что ты имеешь в виду?

- Новых попыток не было?

- Каких попы...  А, вот ты о чем,- сказал я. - Нет, ничего такого, жив
пока.  Тишь да гладь,  сам удивляюсь.  Ну, уличные дела, понятно, не в
счет. Это как обычно.

- А где синяк взял? - поинтересовался дядя Коля.

Я потрогал скулу.

- Споткнулся, упал.

- Упал,  говоришь?  - Дядя Коля понимающе хмыкнул. - Ладно, сколько их
было?

- Один.

- Ну, знаешь...

- С пистолетом,- уточнил я. - И не в упор.

Дядя Коля только фыркнул.

- Адаптант?

- Черт его разберет. По-моему, просто какая-то сволочь. Подпустил пря-
мо на улице шагов на тридцать и врезал,  как в тире. По движущейся. Я,
само собой, на месте не стоял.

- С  тридцати  шагов  по движущейся нетрудно и промазать,- сказал дядя
Коля.

- Он и промазал.

- Значит, пронесло? - спросил дядя Коля.

- Похоже на то.

Дядя Коля грянул по письменному столу кулаком. В утробе стола хрустну-
ло, посыпался иней.

- Я так и думал,- сказал он.  - Каким был,  таким остался.  Мальчишка!
Чему я тебя учил,  а? Чему я вас всех учу? Я вас учу тому, как выжить,
а вовсе не тому,  как правильнее махать той дрянью,  что попадется под
руку,  это только средство!  В наше время выжить чаще всего  значит  -
обезвредить противника. Твой противник обезврежен?

- Не знаю... Решетов не объявился?

- Жди. Следствие прекращено за отсутствием состава преступления. Поли-
ции нужен труп,  тогда они зашевелятся.  У них свои дела,  у нас свои.
Нам-то с тобой труп не нужен, верно?

- Это смотря чей,- мрачно сказал я.

- Ничей.  Ладно,  об этом хватит.  Слушай, а где твой дружок? Вацек...
как его? Юшкевич, что ли? Переметнулся?

- Нет.

- Ты ему скажи,  чтобы на занятия ходил,- сказал дядя Коля,- и от меня
прибавь пару ласковых.  Он уже два зачета пропустил, потом не догонит.
Скажешь?

- Да,- помялся я. - Обязательно. Если смогу.

- Что значит: если смогу? - насторожился дядя Коля. - Что еще такое?

Так я и знал,  что этот разговор когда-нибудь возникнет.  Пропади  все
пропадом. Инструкции инструкциями, а врать дяде Коле я не умею. Не по-
лучается.

- Я имею право знать? - спросил он.

- Нет,- сказал я.

Дядя Коля прошелся по комнате тигром,  бормоча себе под нос. Давненько
я от него такого не слышал.

- Не ругайся, не поможет.

Дядя Коля перестал ходить.

- Давно его забрали?

- Кто его забрал? - изумился я. - Куда его забрали? Ты о чем, дядя Ко-
ля?  У нас народная демократия все-таки.  Это только адаптантов теперь
можно, и то не всех, как оказалось, а он даже не адаптант. Проверено.

- Черт его знает, может, и стоило,- задумчиво сказал дядя Коля. - Дыма
без огня, знаешь...

- Я на лекцию опаздываю,- сказал я.

Дядя Коля взглянул на меня с усмешечкой:

- Не знал я, что и ты в этом дерьме... И как тебе там? Давно влез?

- Куда?

- Я должен был раньше догадаться,- сказал дядя Коля. - Вижу: неладно с
парнем. Или я ошибаюсь? Ты не молчи, ты мне скажи, если я ошибаюсь.

- У меня все в порядке,- сказал я.

- Может,  все-таки расскажешь?  - предложил он,  помедлив. - Вместе бы
придумали что-нибудь.

- Извини, мне некогда.

- Весь ты какой-то...- неодобрительно сказал дядя Коля. - Нервный, ши-
пы во все стороны.  На прошлой неделе,  говорят,  какого-то студента в
кровь избил. За что?

- А отвечать обязательно? - спросил я.

- Твое дело. Разные, понимаешь, слухи ходят. Большой шум был?

- Не было шума. И не будет.

- Ага,- сказал дядя Коля.  - Я так и думал, что студентишка-то этот...
того... Верно я думаю?

- Думай как хочешь.

Сейчас бы и уйти, но дядя Коля навис надо мной, как скала. Утес. Мохом
порос. Педагог.

- Не нравишься ты мне последнее время,  Сергей.  Морду себе не добрил,
волком смотришь. Не заметишь, как последняя женщина от тебя сбежит. Ты
среди людей живешь, с тобой уже и так здоровается не каждый, а почему?
Не замечал?  Врешь,  не верю.  Ты бы хоть Карнеги, что ли, перечитал -
классика!  - или этого...  как его...  Бундук-Ермилова,  недавно книга
вышла, хорошо, гад, пишет, как раз для отечественных условий. Принести
тебе?

- Сам читай,- сказал я.

- Почему?

- Не хочу.  По-моему,  нечестно это как-то. Превентивное одностороннее
преимущество. Подловато.

- Ага!  - каркнул дядя Коля. - Так я и думал. Значит, желаешь быть са-
мим собой?  Похвально.  И как это у  тебя  получается,  интересно  мне
знать. Подручные средства выручают?

Я отмолчался.

- А  тот  приемчик,  что  ты без меня освоил...- дядя Коля молниеносно
сделал захват, и я только и успел, что приготовиться к жуткой боли, но
он вдруг отпихнул меня в сторону,- это не подлость?

- Подлых приемов вообще не бывает.

- Вот как?

Нет, голос дяди Коли - это нечто.  Этакий боцманский рык,  от которого
дрожат мачты дредноута и всплывает кверху брюхом мелкая рыба.  Доценты
разные всплывают.

- Знаешь, дядя Коля, мне смешно,- сказал я. - Если у тебя есть понятие
о благородном поединке,  то очень хорошо.  Держи его при себе.  В  мои
правила  не  входит  напрашиваться  на драку,  ты знаешь.  А если меня
кто-то к этому принуждает,  с какой стати мне вести себя по его прави-
лам?  Почему  ты считаешь,  что в драке вот это морально,  а вот это -
нет? Драка вообще вне морали. Я буду защищать себя так, как сочту нуж-
ным.

- То есть, убьешь?

- Может быть, только искалечу.

- Хорош,- пророкотал дядя Коля. - И откуда такие берутся?

- А какие?

- Да вот такие... чистоплюи. По полочкам все разложит, не придерешься,
а сам, если вникнуть, просто шкура без чести, без совести, и озлоблен-
ный, как всякий слабак. Чуть копнешь - и вот оно, выползло! Кушайте.

- Мне можно идти? - поинтересовался я.

- Иди.  И чтобы я тебя... Стой! - Я обер-нулся. - Скажи-ка лучше: тебе
уже приходилось убивать людей?

- Нет.

Дядя Коля невесело усмехнулся. Усы его топорщились.

- Ну, это ненадолго...



3

На лекцию я все же успел, да еще забежал в деканат и с неудовольствием
переварил новость: общее собрание на сей раз не перенесено и состоится
сегодня в обеденный перерыв в помещении кафедры  электрических  машин.
Секретарь, жуя какую-то мочалку, безаппеляционно сообщил мне, что явка
строго обязательна ибудет проконтролирована.  - Кем? - агрессивно ос-
ведомился я. Секретарь устремил толстый свой палец в потолок, и больше
я от него ничего не добился.  Зато в "два-Б" сегодня было на удивление
пристойно,  один только раз в меня запустили бутылкой, и то без всякой
злобы. Просто так. Я прочитал лекцию, как в какую-то широкую бездонную
трубу,  не имитируя преподавательскую увлеченность и очень стараясь не
поворачиваться к аудитории спиной. Студентов на этот раз пришло немно-
го, и я отпустил их за полчаса до звонка, наказав - впустую, разумеет-
ся,- не оглашать коридор звуками охоты на  мамонта,  особенно  в  виду
патруля.  Будет мне от Сельсина.  Впрочем,  сие еще н