ожил я.  - Квартира сво-
бодна, я теперь там редко бываю. Это тут недалеко,- я поискал в карма-
не карточку. - Вот адрес. Этот вариант вас устроит?

- Да,-  он заметно обрадовался и оттаял.  - Безусловно устроит,  я вам
очень признателен. Но как же вы?

- Я же сказал:  я там не живу.  Может быть,  навещу вас как-нибудь,  и
только. Договорились?

Как же,  так я и выпустил антрополога.  Я сделал небольшой крюк, завез
Бойля к себе,  перекодировал дверной идентификатор под его палец и дал
краткую инструкцию: никому ни под каким видом не отпирать, а буде объ-
екты его научного интереса начнут крушить дверь - вызывать  полицию  и
баррикадироваться;  если же не поможет - пощады,  упаси боже,  не про-
сить, а брать в руки подручное средство, вот этот специальный железный
прут,  и лупить сволочей прямо в морду, это может произвести впечатле-
ние. Клин клином, только так.

Он вежливо поблагодарил,  изображая,  что понял. Черта с два он понял.
Такие,  как он,  ни за что не станут бить железным прутом по лицу даже
адаптанта,  я их знаю. Им почему-то кажется, что они не должны-де упо-
добляться и ронять свое человеческое достоинство,  они ждут,  когда их
достоинство уронят другие. Нет, я уважаю эту странную вымирающую поро-
ду,  но вымирать такими темпами да еще в самом буквальном смысле - это
уже, извините, слишком. Это не по мне.

И все-таки он был подозрителен,  этот Бойль.  Я вел машину, пробираясь
сквозь заворот центральных уличных кишок, и ругал себя последним идио-
том.  Дурак я был,  прямо-таки непроходимый дурак,  вечнозеленый лопух
самой классической разновидности.  Это надо же придумать: взрослый че-
ловек, с виду вполне вменяемый, ни с того ни с сего поселил к себе ка-
кого-то  сомнительного реэмигранта,  подобранного на улице,  а кто его
знает, что он за тип, документов у него я не спрашивал. Расскажешь ко-
му - ни за что не поверят. И лучше, конечно, никому об этом не расска-
зывать.



6

Эстакаду я проскочил довольно лихо,  зато после нее  все  и  началось.
Улица-колодец, сжатая мертвыми домами, была совершенно пустынна, и мне
это сразу не понравилось.  Не люблю таких улиц,  да и кто их любит,  а
тут еще впереди на дороге показался невесть откуда взявшийся снежок, и
это мне понравилось еще меньше.  На всякий случай я  снизил  скорость:
если здешняя стая ведет охоту по своей обычной схеме,  у меня есть не-
малые шансы уйти живым.

Вот они!  Там же, где и в прошлый раз. Раздирающий треск моторов - та-
кое впечатление, что разом со всех сторон и некуда деться. Ну, это об-
ман зрения. Теперь главное не суетиться и понять, что тут к чему, неп-
ременно понять, слишком многое от этого зависит, слишком многие накры-
лись из-за того, что здесь все решает отнюдь не скорость реакции...

Что ни говори, а согласованность действий у этих ребят всегда на высо-
те.  Не успел десяток мотоциклистов впереди занять свои позиции, как я
был уже отрезан и сзади: там их оказалось раза в полтора больше и вдо-
бавок  из  переулка  выруливал  приземистый квадратный джип с открытым
верхом,  до отказа набитый какими-то холодоустойчивыми  мордами.  Нор-
мальный человек в таком джипе околел бы через пять минут, а этим, судя
по всему,  было вполне комфортно и один из них,  лениво привстав и ще-
рясь, пустил мне вслед пулю - поторапливал. По кормовому экрану корот-
ко стукнуло.  Все было в точности как в прошлый раз,  совсем не делают
выводов, а еще адаптанты.

Газ - до отказа.  Теперь пора. Только зря вы, гаденыши, думаете, что я
буду прорываться вперед,  зря вы расступаетесь,  мне совсем не хочется
портить резину о ваши колючки под рассыпанным снежком. В сущности, ва-
ша тактика рассчитана на ненормальных, колесящих по этим местам на ав-
томатическом  управлении,  таких  чудаков,  вопреки Дарвину,  еще дос-
та-точно много. Расчет на то, что нет времени переключиться на ручное.

Тормоз - руль влево!  Кажется, я кого-то задел. Тем хуже для задетого.
Машину с визгом занесло и развернуло на месте.  Вот теперь я буду про-
рываться, и хотел бы я, ребята, посмотреть, как вы меня остановите...

Ну так и есть.  Все врассыпную,  даже джип. Кто-то справа, зажав мото-
цикл  под тощей задницей,  попытался достать меня очередью навскидку -
не по скатам даже, по экранирующим щитам! Дурачок. Я пронесся впритир-
ку с вихляющимся джипом, очень жалея, что никто из адаптантов не выпал
мне под колеса, и рванул по улице. На секунду мелькнули чьи-то бешеные
глаза.  Мотоциклы за спиной взревели.  Конечно,  от меня так просто не
отвяжутся, инстинкт преследования у адаптантов в крови - у стайных са-
дистов, во всяком случае,- но теперь они вряд ли меня достанут. Можно,
конечно,  рискнуть шинами и увести стаю вправо от эстакады,  там у су-
пермаркета  обычно  стоит полицейский кордон,- а можно и не рисковать.
Лучше, конечно, не рисковать. Я ощупью пошарил между сиденьями и нащу-
пал хорошо спрятанную кнопку. Прекрасная вещь этот распылитель, колло-
идная взвесь еще позволяет кое-как дышать,  зато мгновенно  и  надолго
глушит  любой мотор,  вот только властям это объяснить трудно - похоже
на то, что закон, запрещающий устанавливать распылители на частных ав-
томобилях,  принимали в расчете на граждан какого-то несуществующего в
природе общества.

Оторваться мне,  конечно же,  не удалось, я и не надеялся. Мотоциклы у
этой стаи были что надо. Я пропустил первый переулок - не стоило выра-
батывать у стаи условный рефлекс,- пропустил второй  и,  чуть  сбросив
газ,  нырнул в третий,  очень надеясь, что он не оканчивается тупиком.
Слава богу,  переулок был как переулок,  сквозной.  Я подождал, пока в
него втянется вся стая,  и аккуратно утопил кнопку.  У моего "марлина"
сопло распылителя выведено в глушитель, и это плохо: очень узкий конус
выброса,  на широких улицах невозможно охватить всю стаю. Но, придумав
улицы,  человечество придумало также и переулки, и очень хорошо сдела-
ло.

Естественно, они стреляли,  но крайне бестолково, видимо, от растерян-
ности,  и только одна пуля расплющилась о кормовой щит.  Вообще, адап-
танты, что бы там ни говорили, не слишком доверяют огнестрельному ору-
жию,  они предпочитают наброситься скопом и растерзать, по возможности
голыми руками, вот тогда они получают полное и настоящее удовольствие.
Но теперь в другой раз,  ребята...  Когда-нибудь мы  до  вас,  зверья,
все-таки доберемся,  и крепко доберемся... Дождетесь. Я аккуратно вые-
хал на параллельную улицу и чуть не рассмеялся,  но сразу  приумолк  и
посерьезнел:  позади,  черт возьми, все еще тарахтело. Метрах в ста за
кормой из переулка вылетел одинокий мотоциклист, тормознул, развернул-
ся на заднем колесе и рванул за мной так,  что едва не вылетел из сед-
ла.  А,  черт!.. Все-таки один проскочил, давно было пора сменить бал-
лончик  с  коллоидом,  я так когда-нибудь влипну в историю из-за собс-
твенного разгильдяйства...

Становилось интересно.  Я не стал особенно гнать, и мотоциклист настиг
меня  в  два счета.  Позиция у него была удобнее некуда - сбоку и чуть
сзади,- но, по-моему, стрелять по колесам он не собирался. По-моему, у
него вообще не былоиз чего стрелять.  Ну ладно.  Пусть и мой тайничок
останется нетронутым,  не всякая дрянь заслужила расхода  боеприпасов.
Может,  правильно  делают  славные наши законодатели,  что по сию пору
приравнивают к преступлению ношение доцентом Самойло оружия.  И не на-
до. Доцент Самойло сам себе оружие.

Я затормозил  прямо посередине дороги и не спеша вышел из машины.  Как
ни странно, мотоциклист тоже остановился - крутил по сторонам головой,
щупал ногами асфальт и нервно подгазовывал.  Судя по всему,  он только
теперь заметил, что остался один.

- Ну что,  спортсмен,- сказал я ему,  приближаясь и взвинчивая  себя,-
желаешь сдать зачет?

Его лица я не углядел под шлемом, а вот тело было худое, мальчишеское.
Пожалуй,  выродку стукнуло лет пятнадцать-шестнадцать. Гаденыш, выкор-
мыш стаи, сучий комбикорм. Если только он не удерет, мне не понадобят-
ся никакие подручные средства...

И тут он снял шлем.

Одного взгляда было достаточно.  Я плюнул и полез  обратно  в  машину.
Весь боевой заряд пропал даром.  Дубоцефал! Это был самый обыкновенный
юный дубоцефал;  по слухам,  их немало в уличных стаях,  но погоды они
там, разумеется, не делают. Нет, не собирался он меня приканчивать, ну
разве что пнул бы разок-другой,  и то если бы приказали.  Ему не хоте-
лось убивать.  Ему хотелось мчаться за кем-нибудь на вздыбленном реву-
щем "тарпане",  пригнувшись к рулю в завораживающем азарте  погони,  и
чтобы погоня подольше не кончалась, и чтобы тело было облито блестящей
черной кожей,  и чтобы ветер трепал эту кожу на складках...  Разменная
медь, расхожее мотоциклетное мясо.

Трогаясь с места,  я сделал знак недоумку отстать, и он сразу отстал -
должно быть,  поехал выяснять,  почему остался один и  что  это  такое
странное приключилось с родимой стаей. Дурак. Весьма вероятно, что его
за неимением других громоотводов тут же и убьют,  причем не сразу, а с
растяжкой удовольствия;  стайные инстинкты - штука страшная, редко ос-
тающаяся втуне. Конечно, это уже не мое дело: дурак всегда был, есть и
будет виноват сам в том,  что он такой глупый,  что бы там ни твердили
генетики про папу и маму.  Ничего похожего на угрызение совести  я  не
чувствовал.  Будь  этот  прыщ  нормальным адаптантом,  я бы его просто
убил,  задавил бы голыми руками,  такая во мне сидела злость.  Извини,
дядя Коля, но я бы его убил. Правильно ты во мне усомнился, дядя Коля.

Я въехал в Южный туннель,  насвистывая что-то бодренькое. Пятый час, а
я все еще не дома!  То есть,  не у Дарьи, но это одно и то же. Я попы-
тался вспомнить, какой сегодня день - кажется, с утра был вторник, ес-
ли только я не напутал с летоисчислением.  Это хорошо,  что  вторник,-
значит,  вечер наш. Дарья - учительница. По вторникам, средам и пятни-
цам она с девяти до обеда охмуряет гимназистов,  а по понедельникам  и
четвергам  во  исполнение Программы Интеллектуализации преподает в ве-
черней школе для отпетых дубоцефалов,  учит этих великовозрастных  си-
деть прямо,  не сутулиться и выводить по линейке: "Мы не козлы - козлы
не мы",- или что-то в этом роде.  Когда-нибудь это должно  плохо  кон-
читься: насколько мне известно, спецкоманды в той школе нет и не пред-
видится.  Конечно, хоть и не хочется об этом думать, мы можем надоесть
друг другу значительно раньше,  но,  пока этого не случилось, я каждый
день буду выходить из института,  спеша по хрустящему снегу,  и ни  на
что не захочу смотреть, и ничего не буду видеть. Кроме дороги, бегущей
под капот,  кроме вот этих специальных небьющихся,  но  тем  не  менее
всегда битых ламп,  мелькающих над головой в Южном туннеле,  а в перс-
пективе - лифта, двери и четырех стен, достаточно теплых. Кроме Дарьи,
отражающейся в зеркале, и себя около. Честно говоря, она выглядит нас-
только же лучше меня,  насколько я лучше того дебила с  мотоциклом,  и
мне от этого бывает не по себе.  Но,  в конце концов, если она выбрала
меня, значит я того стою, что бы я о себе ни думал. И я люблю, когда я
около. Или над. Или...

Дальше мечтать стало некогда.

Все-таки я не успел - чересчур поздно уловил момент,  когда лучи фар в
брюхе туннеля начали дрожать и странно расплываться,  а потом  впереди
вдруг  вспыхнуло  целое облако мельчайших радужных искр,  какое бывает
только от подсветки коллоидной взвеси.  Отчаянно тормозя,  я влетел  в
самую  кашу,  и  радужное сияние сразу облепило машину со всех сторон.
Мотор чихнул и простудился.  Какие-то заскорузлые серые тени метнулись
было навстречу, но сейчас же отпрянули в темноту, съежились и пропали.
Будто растворились.  И тотчас далеко,  теперь уже очень далеко впереди
дробно  и внятно затопотали чьи-то спешащие ноги.  Я оглянулся - так и
есть: в туннель медленно, с низким тектоническим гулом вкатывался при-
земистый и широкий, как камбала, полицейский броневик. Вовремя.

Иногда приятно сознавать, что в полиции работает отнюдь не банда идио-
тов,  по крайней мере броневик в кашу не полез,  а,  включив  слепящий
прожектор,  замер в безопасном отдалении от радужного облака, и из его
распахнувшейся утробы четко, по двое, посыпались люди в уродливых бро-
некомбинезонах. Четверо, натягивая на ходу пулестойкие "морды", пробе-
жали мимо,  не обратив на меня никакого внимания, и скрылись впереди в
черноте. Пятый остановился и побарабанил мне в дверцу:

- Выходите.

Я бы и без него вышел: коль скоро опасность миновала, торчать в машине
не было никакого смысла. Моего "марлина" уже цепляли тросом к броневи-
ку. Коллоид - штука сильная. На несколько часов машину можно было счи-
тать мертвой, да и потом первые пять-десять километров двигатель будет
сбоить,  приходя в себя, астматически задыхаться и временами трястись,
как припадочный.

- Ваша машина? - спросил полицейский.

- Моя.

- Значит, ваша... А что вы в ней делаете?

Рано я полицию похвалил.

- Сижу,- сердито сказал я. - То есть, сидел.

- Документы есть?

Впереди послышались приглушенные голоса,  потом что-то лязгнуло, чмок-
нуло, раздирающе затрещало и донесся гулкий удар металла по пластику -
там что-то ломали.

- Эй! - крикнул в черноту мой полицейский. - Что такое?

- Еще машина! - крикнули оттуда. - Крепко ее, сволочи... Тут один уби-
тый и еще, кажется, женщина. Сейчас вытащим.

- Жива?

- Хватил... Носилки есть?

Появились носилки. Я не стал смотреть. Когда говорят: "Кажется, женщи-
на",- то смотреть уже действительно не на что. Оба тела унесли куда-то
за броневик - очевидно,  позади был еще автомобиль.  Броневик заурчал,
медленно пополз назад, и трос натянулся.

- Куда ее? - спросил я полицейского.

- Машину-то?  Отбуксируем в участок,- он назвал адрес,- завтра получи-
те.

- А может быть, вы ее отбуксируете в... - я тоже назвал адрес.

Полицейский смерил меня взглядом с головы до ног.

- Еще чего...

- Я заплачу,- посулил я.

- Еще чего,- сказал он. - Ты что, не видишь, что творится? Слепой? Те-
бя вот, если хочешь, подбросим, коли недалеко. Хочешь?

- Хочу,- сказал я.

- Зверье...- меня он словно не слышал и взгляд имел невидящий.  - Сво-
лочи поганые, чем дальше, тем хуже. Да что же это у нас делается, а?..



7

Я даже не вошел к Дарье.  Я ввалился.  Должно быть, примерно так же во
все исторические эпохи вваливались после вылазки в свое логово челове-
ческие самцы всех пород и достоинств, от насупленных троглодитов, вып-
левывающих на ходу из пасти чужую шерсть и влачащих по полу пещеры ок-
ровавленную дубину, до какого-нибудь завалящего, завшивевшего в Палес-
тине средневекового барона,  громыхающего иззубренным  эскалибуром  по
осклизлым  ступеням родимого донжона,- впрочем,  и много позже процесс
вваливания в логово не претерпел существенных изменений.  Так что вва-
лился я по всем правилам,  притом чувствуя себя кем-то вроде победите-
ля. Почему бы нет? Времена меняются, и не я в этом виноват. Если в на-
ше,  извините,  время и в нашем,  еще раз извините, континууме человек
вообще что-нибудь чувствует,  он уже должен чувствовать себя победите-
лем.  Потому что живой.  И, сообразно исторической традиции, он вправе
последовательно требовать вина, мяса и женщин. Первого и второго - по-
больше, а женщину можно одну, но такую, как Дарья.

В ванной горел свет и шумела вода - Дарья была дома. Из боковой комна-
ты сдержанно гавкнули и застучали лапами по паркету -  надо  полагать,
там маялся взаперти гладкий лощеный доберман Зулус и,  судя по отсутс-
твию подкроватного шороха, там же пребывал морской свин Пашка, нахаль-
нейшая тварь из всех грызунов его весовой категории.  Я торопливо ски-
нул куртку,  сковырнул, наступая себе на пятки, с ног ботинки и заспе-
шил  прямиком  к бару.  Пусть даже никакой я не победитель,  куда там,
пусть все мои сегодняшние телодвижения,  нужные и ненужные,  выглядели
достаточно убого и даже шкурно,  а вовсе не героически,- но на прогрев
суставов я себе заслужил,  и все тут.  Дарья, конечно, тоже, с ее про-
фессией  данаиды я бы вообще удавился по собственному желанию,  но вы-
пить с ней вдвоем мы еще успеем,  у нас впереди не только вся ночь, но
и весь вечер, исключая, конечно, время на выгул добермана...

Настоящего коньяку не оказалось. Настоящий мы выпили вчера. Водки тоже
не было. Было какое-то подозрительное бренди какого-то не менее подоз-
рительного Усть-Кишского изготовления,  судя по надписи мелкими буков-
ками на этикетке.  Стаканчики Дарья куда-то задвинула.  Я нашел  фужер
под  шампанское и налил себе до половины в намерении интеллигентно вы-
цедить,  но поперхнулся и заглотнул разом, как удав. Меня прожгло. Эн-
ное время я стоял без дыхания,  вроде персонажа Эдгара По, и дико ска-
нировал пространство вращающимся взглядом,  в желудке бушевали Этны  с
Толбачиками и плавились минералы, гортань варилась заживо, а в пищево-
де рвались мелкие петарды.  И ко всему было невыносимо гадко.  Дверь в
ванной  звучно хлопнула задвижкой.  Образовалась щелка,  вся в свету и
ошалелом метании водяного пара.

- Самойло, ты? - крикнула Дарья. - Опять булькаешь?

Я перевел дыхание.  Если в Усть-Кише спирт для этого бренди не  делают
из местных энцефалитных клещей на креозоте,  тогда я не знаю,  из чего
его делают. Ладно, бывает хуже.

- Ничего,  тут нам с тобой еще хватит,- сказал  я,  вытирая  слезы.  -
Спинку потереть?  Имей в виду,  считаю до трех,  потом раздумаю.  Раз,
два... два с половиной...

- Потереть. Эй, где ты там?

- Бегу!  - я кинул на диван пиджак,  содрал с себя свитер и очутился в
ванной. Там было жарко, влажно и дышалось, как в коллоиде. - Вот я уже
и добежал...  Что тут нужно потереть?  О-о!  - отшатнулся я и закрылся
рукой. - Не показывайте мне этого, я сейчас сойду с ума...

- Болтун! - сказала Дарья. - Э, ты что делаешь?

- Рубашку снимаю,- объяснил я. - Жарко.

- Не вздумай ко мне забраться,- предупредила она. - Я тебя позвала ра-
ботать, вот ты и работай...

- Я и не собирался,- соврал я,  беря и намыливая губку.  - А ну-ка вот
так... Привстань. Так хорошо?

- Алкоголик,- сказала Дарья. - Пришел, дышит тут какой-то отравой... И
каждый день пьет,  да еще слабую женщину в пьянство втягивает.  Другой
бы на его месте давным-давно стал доктором, а этому хоть кол на голове
теши...

- А зачем?  - спросил я,  работая губкой.  - Мне и кандидата за  глаза
хватит,  а остальное у меня уже есть. - Тут я приналег на губку, и ос-
тальное застонало, выгибая спину. - Не нужно засорять собой науку, это
антиэкологично...

Я развил эту мысль. В конце концов, сила науки заключается отнюдь не в
том,  какое иерархическое место занимает в ней некий доцент, говорил я
Дарье,  вновь намыливая губку.  Если угодно,  сила науки в том,  чтобы
каждый имеющий к ней касательство делал именно то, к чему он на данный
отрезок времени наиболее приспособлен,  а вышеупомянутый доцент именно
этим изо дня в день и занимается как проклятый... Да, конечно, если бы
лет десять назад ему сказали, чем все кончится, он бы крайне удивился,
поскольку был в те годы бодр, настырен, самолюбив и непомерно глуп, не
представляя ни себя без науки, ни даже, совсем уж смешно сказать, нау-
ки без себя. Так что в глазах того сопляка, ворковал я, с наслаждением
водя губкой по восхитительной упругой спине,- да,  в глазах того целе-
устремленного глупого сопляка вышеприведенное суждение имело бы  неко-
торый вес,  и даже,  можно сказать с уверенностью, очень большой вес в
силу обозначенных только что причин...  Да. Что я хотел сказать?.. По-
жалуй,  теперь некий доцент,  заменивший благополучно вымершего кайно-
зойского сопляка,  считает, что занимает более честную позицию, нежели
какой-нибудь  бездарный  выползень,  каких  на государственных грантах
пруд пруди,  какой-нибудь  от  науки  прихлебатель  профессор  Антило-
пов-Гнусов... И потом, ты что, экран не смотришь? Теперь самые достой-
ные профессии - энергетик и учитель, р