глядывались,  стараясь держаться на разумной дистанции от каждого по-
павшего в поле зрения сапиенса. Один из них, щуплый тип с запавшими, в
кустистой щетине,  щеками,  прошел мне навстречу по тротуару,  кольнув
"марлин" внимательным взглядом. На хилой груди поверх ободранной курт-
ки висел и болтался в такт ходьбе маленький короткоствольный  автомат.
Напоказ.

Добравшись до места, где действовала Единая Дорожная, я перевел машину
на автопилот и позвонил Дарье.  Экранчик  на  лобовом  стекле  показал
часть комнаты и морского свина Пашку,  яростно грызущего ножку кресла.
Дарья не подошла - приглядевшись,  я заметил отблески резкого света на
мебели.  Загорает... Ладно, пусть загорает, это не во вред, не заснула
бы только под лампой, возись с ней потом...

Может быть,  все-таки заночевать у себя?.. Я взял эту мысль за шиворот
и вывел ее вон.  Она тут же вернулась.  Нет,  так нельзя... И так, как
есть,  тоже нельзя...  Спокойнее, сказал я себе. Не трепыхайся. Разбе-
рись с тем, что тебе нужно, и с теми, кому ты нужен, прежде разберись,
а уж потом действуй, здесь тебе жизнь, а не секция самообороны при по-
мощи подручных средств.  Обыкновенная жизнь,  а значит, есть время за-
дать себе тривиальные вопросы и,  кажется, есть время на них ответить.
Хочешь ты, чтобы Дарья осталась с тобой? Да. Ответ ясен. А теперь вни-
мание:  напрягись и попробуй ответить честно,  хочешь ли ты, чтобы она
осталась с тобой такая,  как она есть?  Молчишь? Противно, жалко себя,
отвечать не хочется? Не хочется, сказал я себе. Совсем не хочется. Тут
все зависит не от того,  какая она есть,  а от того, какой она в конце
концов станет, вот этого-то я и не знаю...

Я едва успел среагировать,  когда меня неожиданно бросило на  защитный
лист,- "марлин",  лихо увернувшись от семейного трейлера, вынырнувшего
сбоку на максимальной скорости,  пошел юзом. Чтоб вас всех, подумал я,
потирая локоть, занывший от удара о защитный лист. Стая за вами гонит-
ся?  Я повертел головой. Стаи видно не было. Значит, просто от избытка
чувств,  от радости,  что вырвались отсюда,  и гори все огнем! Обычное
дело.  Странно только, что трейлер один, последнее время беглецы пред-
почитают собираться во внушительные караваны, вроде птиц перед отлетом
на юг, а пробиваться в одиночку рискуют немногие. И это не из вульгар-
ного чувства стадности: ходят слухи, что где-то за границами мегаполи-
са на машины действительно нападают...

В большом городе как в метро - всегда есть что-то над головой. Даже на
набережной.  Справа и сверху уступами нависали сорокаэтажки, слева бе-
лела река,  засыпанная снегом по самый парапет. Вода давно куда-то де-
лась.  Под  снежными  барханами  проложил себе русло сточный ручей,  и
кое-где сквозь протаявшие щели  сочились  тяжелые  испарения.  Дыхание
коллапсирующего города еще ощущалось.

Мои мысли  текли  в  точности как этот ручей - медленно и вязко.  Вот,
скажем,  Бойль...  Этот не уедет,  как другие,  пока своими глазами не
увидит,  чем все это кончится. Тоже мне, Плиний Старший... Мог бы исс-
ледовать коллапс в своем Кембридже,  там даже нагляднее. Сколько нужно
Бойлей,  чтобы справиться в драке с одним,  только лишь с одним вшивым
выродком,  потерявшим речь и остатки человекоподобия?  Двадцать? Трид-
цать?  Похоже  на то,  что реальное соотношение как раз обратное.  Оно
всегда было обратным. Удивительно, что Бойли еще рождаются, после того
как  человечество столетиями с увлечением их жгло,  травило озверелыми
толпами, гноило в бараках за колючей проволокой. Тоже символ цивилиза-
ции не хуже любого другого: колесо ломовой телеги, переезжающее голову
Пьера Кюри...  А вообще-то интересно перечитать,  как эти Бойли предс-
тавляли себе наше Сегодня лет сто назад,  ну, не все из них, конечно,-
только оптимисты от избытка мудрости и постулата,  что мудрость свойс-
твенна всем.  Понять ребят можно.  Приятно,  черт возьми, чувствовать,
что живешь не зря,  что несешь в себе - бережно несешь, лелеешь - свое
маленькое семя Будущего,  что Будущее,  поднявшись на твоем перегное и
преспокойно о тебе забыв,  станет хоть немножко разумнее,  ну хотя  бы
самое чуть-чуть...  Ладно,  пусть лишь не повторит ошибок Прошлого - и
уже неплохо. Кто осудит? Мир Разума! - для этой идеи стоит что-то сде-
лать.  Интеллигентные мусорщики,  думал я,  следя за тем, как "марлин"
осторожно огибает стоящий поперек дороги длинный,  как крокодил, остов
сгоревшего  "эребус-экспресса"  - прекрасная была машина до того,  как
рванули баки.  Вообще все без  исключения  интеллигентны...  Таксисты,
например.  Водопроводчики.  Интеллигентный  вышибала  вышибает  сквозь
дверь последнего неинтеллигента - и сам же интеллигентно подхватывает,
чтобы  вышибаемый не сломал себе что-нибудь...  Блеск!  Интеллигентные
бабки на скамеечках,  отрывая взгляды от шахматных досок, наизусть ци-
тируют  юному поколению Декарта и Спинозу,  и юное поколение не делает
попыток проломить бабулям головы. Интелли

гентная уборщица вытирает тряпкой пыль...  пардон, приводит в действие
автоматику с искусственным интеллектом. Впрочем, всю бытовую и промыш-
ленную пыль зальют,  конечно,  связующим раствором,  а от  метеоритной
чем-нибудь прикроемся...

Перед неприятным местом,  застроенным старыми домами с множеством под-
воротен,  я притормозил,  чтобы позвонить Мишке Морозову,- сказал ему,
что сейчас заеду,  и отключился прежде,  чем он успел возразить. С ним
так и надо.  Затем свернул с набережной и окончательно взял управление
на  себя  - этой дорогой я не пользовался вот уже много месяцев.  Ког-
да-то здесь было довольно безопасно,  но сейчас всеобщий клич "не  зе-
вай!" был куда как кстати. Один раз у перекрестка пришлось как следует
врезать по тормозам, чтобы пропустить мимо довольно большую стаю - мо-
тоцикликлистов  семьдесят.  Они промчались куда-то со страшным ревом и
не обратили на меня внимания.

У самого Мишкиного дома чернел еще один горелый остов автомобиля - тут
кто-то  позаботился оттащить его с трассы на широченную полосу асфаль-
та,  прямо к громадному пьедесталу без памятника. Прежде на этом месте
была барахолка,  теперь что-то никого не было видно,  только нерушимо,
как могильные плиты,  стояли два монументальных  транспаранта  забытых
времен с плохо различимыми лозунгами - зазывающим: "Вкусную еду на яр-
марке найду!" - и грозным: "Кто ярмарку не посещает, тот народных тра-
диций не соблюдает!" Гм.

Тоже стихи.



Мишка травил жужелиц.  Отворив дверь,  он скривился,  не очень пытаясь
изобразить, будто аэрозольная отрава ему неприятнее, чем я. Я покрутил
носом. Воняло не то чтобы очень противно, но довольно крепко.

- Можно войти? - поинтересовался я.

- Зачем? - спросил Мишка. Его рука лежала на дверном косяке, как шлаг-
баум.

- Есть одно дело.

- Валяй,- поколебавшись, сказал он. - Только недолго.

- Уж будь уверен...

С прошлого раза ничего у Мишки в квартире не изменилось:  те же легкие
веселенькие шторы,  те же измятые случайными пулями стальные жалюзи по
ту сторону окон, та же мебель; даже наш старый диван - еще я покупал -
был  на месте и выглядел плачевно.  Мишка ленив к домашним делам.  Как
еще собрался с духом истребить жужелиц - уму непостижимо.

- Чем травишь? - спросил я, осторожно опускаясь на диван. Этот диван и
в лучшие времена не любил фамильярности.

Мишка, хмыкнув,  показал флакон. Торговая кличка снадобья мне ни о чем
не говорила. Научная, напечатанная ниже в три с половиной строки,- тем
более.  Из химии я помнил только то, что железо ржавеет, что сероводо-
род вонюч,  что существует некая таинственная реакция серебряного зер-
кала,  да еще то,  что вода растворяет все,  кроме того,  что в ней не
растворяется.

- А действует? - спросил я.

- На меня - да.  - Смахнув со стены оробелую жужелицу, Мишка поймал ее
в специальное ведро. - Нет, вроде действует... Совсем осторожности ли-
шились. И бегают неправильно.

- Боком, что ли?

Мишка скосил на меня глаз,  и я позаботился придать  своей  физиономии
самый невинный вид. Очень хорошо я знал этот его взгляд и еще со школы
усвоил,  что за ним обычно следует,как-никак лет семь учился с Мишкой
в одном классе.  Мишка - транссексуал. Когда-то его зва-ли Катькой Мо-
розовой и не было в школе девчонки более отчаянной и презирающей гово-
рящие куклы "с характером", чем она. Более дерзкого инициатора потасо-
вок и порчи школьного имущества - в том возрасте, когда большинство из
нас открыто считало себя педагогическим браком и тем гордилось. Даже в
старших классах заигрывать с ней не решались. Когда однажды амбал Кот-
ковский, балбес и неукротимый бич всей школы, придумал от большого ума
немного потискать ее в углу, каковую операцию не раз и не два проделы-
вал  с  молоденькими  учительницами,  он  пожалел об этом немедленно и
всерьез. Катьку даже судили за нанесение увечий, но, к счастью, оправ-
дали.  Адвокат как-то сумел убедить суд в том, что имела место попытка
изнасилования.

Усидеть на месте для Мишки было невозможно.  К тому же с ранних лет он
(тогда еще она, а не он, но это не суть важно) имел счастливое и в об-
щем верное убеждение в том,  что самая мощная бетонная стенка не  пре-
восходит  прочностью  самого  хилого человеческого лба,- так вот,  лоб
Мишка имел замечательно прочный.  С терпением было хуже. Одно время он
учился на заочном филологическом,  одновременно успевая заниматься ты-
сячью других дел;  был автором шарлатанской статьи о внутривенном  от-
кармливании бройлеров; потом представил как соискатель антропонимичес-
кую диссертацию (главным образом доказывал,  что козел Трофим из "Под-
нятой  целины"  поименован Шолоховым в честь Т.Д.Лысенко,- однако дис-
сертацию таки отклонили за неактуальностью);  потом занимался еще  ка-
ким-то  прохиндейством,  трудился механиком (спал на каком-то насосе в
каком-то подвале) и наконец прилип к Главному Диагност-центру  -  черт
его  знает зачем,  поскольку в медицине он пень,  всегда был пнем и до
сих пор,  наверное,  уверен, что саркофаг - это импортное средство для
уничтожения саркомы...

Сначала с ней ошиблась природа. Потом ошибся я, потому что не задумал-
ся над тем,  сколько и каких гормонов вырабатывает Кать-кин организм.
Мне этот организм просто нравился. Она не взяла мою фамилию, когда вы-
ходила за меня замуж.  После операции она сменила имя, а место житель-
ства и работы менять не стала - ей было плевать.

ЕМУ было плевать - это точнее.

- Я тебя не звал,- напомнил Мишка. - Говори, что нужно, и убирайся. Ко
мне прийти должны.

Мишка - кобель. Но разборчивый.

- Опять женщины?  - Я покачал головой. - Грустно, Миша, грустно. Раст-
рачиваешь молодые силы.  У меня, может быть, обыкновенная ностальгия -
чем тебе не нравится?  Диван, вижу, тот самый. Приятно посидеть на об-
ломках кораблекрушения.  Кстати,  ты как сейчас пишешь в анкетах:  все
еще "замужем"?

- Пишу "семьянин",- хмыкнул Мишка. - Ты за этим и пришел?

Я коротко объяснил ему, зачем я пришел.

- Ага!  - сказал он,  когда я закончил.  - Значит, непременно по форме
"А-плюс"?

- Верно. И как можно скорее.

- Не пойдет. - Он покачал головой.

Так я и думал.

- Почему?

- Действуй официально - вот почему. У нас с этим строго.

- Официально  -  это  раз-два и в резерват,- возразил я.  - Мне нужно,
чтобы было неофициально. Ты, я и она. И чтобы больше ни одна живая ду-
ша не узнала.

- Значит,  "она"? - ухмыльнулся Мишка. - Ну, естественно. Мог бы сразу
догадаться. Не везет тебе с бабами, а? А скажи мне пожалуйста, с какой
стати мне решать за тебя твои проблемы? Мне просто интересно.

- Катя,- сказал я умоляюще,- я тебя прошу.

Мишка окрысился:

- Я тебе не Катя...

- Миша,- сказал я. - Послушай, не Катя, а Миша, мне очень нужно, чтобы
ты мне помог.  Мне некого больше просить. Ты же работаешь в этом цент-
ре,  Миша!  Помоги и требуй от меня что душе угодно.  Теплоэлемент хо-
чешь?  Ни у кого нет,  а у тебя будет. Тридцать киловатт, автономность
пять лет с гарантией... Или денег? Миша, ты пойми, ты сейчас посмеешь-
ся надо мной,  но один раз ты меня пойми:  мне Дарья нужна так, как ты
никогда нужен не был... не была...

- Пошел вон! - сказал Мишка.

Что ж,  исчерпывающе. Я встал и прошелся по комнате. Уж чем-чем, а до-
ходчивостью изложения Катерина всегда отличалась,  не отнять и не  за-
быть,  как ни старайся.  Черт меня побери,  понял я вдруг с испугом, а
ведь мне хотелось ее увидеть! Не его, а именно ее. Вспомнить, предста-
вить  в воображении вот эти руки - они теперь Мишкины,  вот эти щеки -
они тоже теперь Мишкины,  бритые,  но зато вон та ложбинка сзади,  где
шея переходит в затылок - она еще Катькина, ее Мишка не украл...

- А хорошо, что у нас с тобой не было детей...

Мишка промолчал.

- Значит, не поможешь? - спросил я.

- Ты еще надеялся?

Чтобы успокоиться,  пришлось глубоко вдохнуть. Воняло приторным. Мерз-
кое снадобье не подавляло обоняние,  совсем наоборот.  И ведь ходят же
сюда женщины...  Впрочем,  Мишкины женщины - они ко всему привычные, к
насосу в подвале в том числе.

Ну что ж... Я вытащил из кармана мятые брошюрки и шлепнул перед Мишкой
в ведро с жужелицами. Теперь была моя очередь. Извини, Катя.

- Читал?

- Нет,- покосился он. - Что за дрянь?

- Я тебе оставлю,- пообещал я. - Ты почитай, тебе будет интересно. Ви-
дишь ли, мне предписано зачать от тебя ребенка.

Мишка открыл рот.

- Что-о?

- Вредно говорить на вдохе,- сказал я.  - Можно поперхнуться. Повторяю
еще раз.  От нас требуется зачатие ребенка,  детали процесса оставлены
на наше усмотрение.

Мишку передернуло.

- Ты от рожденья такой или в детстве уронили?

- Можно двойню,- уточнил я.  - Но приступить мы должны немедленно, там
так  написано.  Начало можешь не читать,  там лозунги и статистика,  а
дальше кратко и энергично:  уклонение считается  действием,  наносящим
прямой  вред государству и человечеству.  Систематическое неисполнение
требований ГЕП,  выявленное окружной комиссией, карается в установлен-
ном законом порядке.  Кстати, разводы отныне запрещены. Будем плодить-
ся, вроде кроликов. Так что раздевайся, женушка, и ложись в постель.

- Погоди,  погоди,- пробормотал Мишка.  Он попятился и стал бледен.  -
Как ты это себе представляешь?

- Это  не мое дело,- нахально сказал я и,  подобно толстому секретарю,
устремил указательный палец в космические сферы.  -  Там  спроси.  Или
придумай сам, проблема-то твоя. У тебя девять месяцев на доказательст-
во лояльности.

- А вот это ты видел?  - завопил Мишка,  брызгаясь.  - Ха, удумал, чем
напугать!  Да плевать я хотел!  Да не один нормальный человек,  даже в
твоей говенной комиссии... Ни один, слышишь!..

- Ты сомневаешься,  что Государственная Евгеническая разработана  нор-
мальными людьми? - кротко спросил я. - Видишь ли, наш с тобой случай в
Программе не предусмотрен,  так уж вышло.  Раньше надо было думать. Ты
моя жена, иди докажи обратное.

В дверь позвонили.

Я обошел пораженного столбняком Мишку и отпер. На пороге стояла женщи-
на,  мало того - знакомая женщина.  Самое интересное,  что я  даже  не
очень удивился.  Похоже, сегодня выдался такой день, что я просто под-
сознательно ждал чего-нибудь в этом роде. И второй раз за пять минут я
видел, как лицо человека вытягивается, одеваясь бледностью.

- Здравствуйте,-  сказал я.  - Вас ведь зовут Субм...  то есть,  вино-
ват... Марина? С Вацеком все в порядке?

- Да,- очень тихо сказала цыпа.

- А с Сашкой Столповским? Он знает, что вы здесь?

Мишка за спиной громко сглотнул.

- Простите, что не могу уделить вам сейчас внимание,- непреклонным то-
ном  произнес  я,  затворяя дверь,- но у нас с супругой есть дела,  не
терпящие отлагательств...

- Сволочь!!! - заорал Мишка и попытался меня лягнуть. Я уклонился, од-
новременно проверяя взглядом комнату на наличие подручных средств.

- Конечно,  сволочь. Только вот что интересно: людей почему-то сильнее
всего бесит не тот,  кто сам по себе сволочь хуже всякого адаптанта, а
тот, кто становится сволочью тогда, когда его к этому вынуждают. Поче-
му так, не знаешь?

- Марина!  - закричал Мишка. - Марина, ты здесь? Марина, ты подожди, я
сейчас...

- Мы договорились? - спросил я.

- Ладно...- Мишка тяжело дышал. - Давай адрес... Попробую.

Я записал адрес и фамилию и,  послав Мишке воздушный поцелуй, галантно
распахнул дверь перед дамой.



6

- Нет,  мне так не нравится,- сказал Бойль. - Давайте все-таки оттолк-
немся  от  какого-то  определения,  иначе нам не забраться...  Не выб-
рать-ся?  Да-да, правильно. Не выбраться. Итак, попробуем сформулиро-
вать:  основная черта, выделяющая адаптантов из основной массы челове-
чества,- суть острая интеллектуальная недостаточность при сохранении и
даже совершенствовании адаптивного поведения,  отсюда и видовое назва-
ние. Так?

- Так,- поддакнул Георгий Юрьевич,  нюхая яблоко.  - Вот это ты, брат,
правильно сейчас сказал. Дураки они и дерьмо живучее, всего и делов. А
то напустил тут поначалу: зиготы какие-то, аллели, Менделеев...

- Мендель,- поправил я и погладил Дарью по руке выше локтя. Она не по-
чувствовала.

- Вот  я и говорю,  что проще надо...  - Георгий Юрьевич вытер слезы и
захрустел яблоком.  - Верно,  Даш?  Ты чего скучная?  Серега, налей-ка
еще.

Уютно. Мягкие  кресла,  вечерний  полумрак,  морской свин под кроватью
шуршит и грызет деревянный чурбачок,  а доберман Зулус изгнан и заперт
в другой комнате за надоедливость. Вино, коньяк, кое-какие фрукты. Ви-
но, кажется, хорошее. Это все Бойль. У меня в баре вина сроду не было.

- На самом деле это определение тоже порочно,- заметил Бойль,- если мы
уже двести лет не можем договориться о том,  что такое интеллект, а мы
этого именно не можем. Кроме того, наше определение поневоле упрощено,
как  вообще всякое определение сложного понятия.  Самые сложные вещи -
как известно, те, в изготовлении которых не участвовал человек. Напри-
мер,  такой вещью является он сам.  Я бы сказал так: интеллект по сути
своей есть привычка - или, скажем, его можно рассматривать как привыч-
ку, как чисто человеческий способ уверенно чувствовать себя в обществе
себе подобных, причем само же общество и формирует привычку, и подска-
зывает способ.  Очевидно, что у Маугли не может быть иного интеллекта,
кроме волчьего,  да и не нужен ему в стае человеческий интеллект, даже
вреден.  Что касается нас,  то мы долго и поступательно,  называя свое
движение прогрессом, шли к такому обществу, при котором интеллект вов-
се не является ни условием выживания,  ни даже условием душевного ком-
форта.  По сути, хотя это, конечно, тоже упрощенная модель, у адаптан-
тов выключены именно и только те участки мозга,  которые усложняют су-
ществование индивида в современном социуме.  Сейчас сохранение  интел-
лекта сдерживается только общественной привычкой,  а привычка,  знаете
ли,  штука колкая...  Хрупкая?  Да-да, спасибо, я имел в виду сказать,
что именно хрупкая...

- Как чашка,- неожиданно сказала Дарья. - Хруп! Я ее рукой...

Я быстренько налил вина в ее рюмку.

- Выпей, малыш...

- С  точки  зрения  социологии  интересен  именно этот вопрос,- сказал
Бойль,  внимательно разглядывая Дарью. - Почему до шестидесяти процен-
тов адаптантов проходят через фазу дубоцефальства,  до поры до времени
никак не проявляя своей видовой сущности,  которая напрямую следует из
их генотипа? Здесь общественная привычка выручает нас сильнейшим обра-
зом,  а вместе с ней, конечно, вся система подражательного воспитания.
Подумать  страшно,  сколько  раз на протяжении последней сотни лет эту
дрессировку клеймили,  и справедливо, а оказалось, что в ней заключена
внутренняя защита еще не окончательно дегенерировавшего общества,  она
дает обществу шанс...- Бойль аккуратно отпил из своей рюмки и поставил
ее  на стол.  Все молчали.  - Однако воспитание тоже палка о двух кон-
цах,- сказал он.  - Оно может скрыть от нас самое начало процесса, как
скрыло на