о том, что стая
с  обязательной иерархической структурой - крайне устойчивое и дееспо-
собное образование.  Совершенно безразлично,  как называется эта стая:
военная диктатура,  абсолютная монархия или первобытная толпа, которая
вовсе не была толпой...  До появления конкурирующего  вида  считалось,
что  биологически  мы доросли по крайней мере до усеченной демократии.
Впрочем,  это уже предмет экологии структур,  по этому вопросу я реко-
мендовал бы вам обратиться к...  Да-да, вы правы. Все время забываю...
Это ничего, что я столь дидактичен?

- Даже приятно,- сказал я. - Я уже отвык. Вы продолжайте, продолжайте.

- Что тут продолжать? - Бойль развел руками. - Вы же знаете, как крысы
подходят к приманке. Первой ее пробует самая слабая и подчиненная кры-
са,  а остальные сидят и смотрят,  что из этого получится.  Если крыса
издыхает от яда,  для стаи эта потеря практически неощутима.  Стаю,  в
отличие от нас,  можно уничтожить,  только истребив полностью,  единс-
твенный оставшийся в живых - уже зародыш новой стаи. В человеке извеч-
но борется сознательное стремление к свободе с унаследованным от пред-
ков неосознанным желанием жить в стае,  охотно подчиняясь ее дисципли-
не.  Неудивительно,  что после многих цивилизованных попыток мы смогли
противопоставить адаптантам только повстанческие отряды - это ведь то-
же стаи,  Сергей. Стаи против стай. Беда только в том, что их стаи ус-
тойчивее наших, поскольку скрепл... укреплены инстинктом такой силы, о
которой мы не имеем ни малейшего понятия.  Самое неприятное состоит  в
том,  что  любое увеличение свободы отдельной человеческой особи неиз-
бежно ведет к уменьшению запаса прочности цивилизации, и причина этому
лежит  внутри нас.  Нам еще миллион лет не удастся избавиться от этого
естественным путем.  Избавиться - значит поумнеть,  а умнеем мы  туго.
Конечно,  можно  было  бы попытаться искусственно взрастить совершенно
иное человечество,  свободное от наших врожденных недостатков,  техни-
чески  это уже достижимо,- но зачем нам такое человечество,  в котором
не будет нас?  Возможно, мы просто обречены как вид. Поразительно, что
люди только-только начинают это осознавать - отдельные люди,  заметьте
это,  Сергей.  Только отдельные. В своей массе человечество, вероятно,
никогда этого не осознает.

- Почему? - только и спросил я.

Он посмотрел на меня с жалостью. Так мог бы смотреть добрый учитель на
старательного, но безнадежно тупого ученика.

- Не успеет...

Он меня злил.  Я докурил сигарету, поискал глазами, куда бы выщелкнуть
окурок, и бросил его под топчан. Бойль сделал вид, что не заме-тил.

- Допустим,- сказал я. - И чем же все это, по-вашему, кончится?

- Э-э... Вы о людях?

- Нет.  В людей вы не верите,  это ясно, но это ваше личное дело. Я об
адаптантах. Они же без нас вымрут. Или вы так не считаете?

- Трудно утверждать.  - На этот раз Бойль улыбнулся. - Может быть, су-
меют выжить.  Видите ли,  абсолютно новый вид не формируется в течение
одного поколения.  Спросите меня об этом через пять тысяч лет -  тогда
я, пожалуй, отвечу.

- Спасибо...

Он пожал костлявыми плечами:

- Поверьте,  я вовсе не собираюсь...  как это...  затенять забор?  Так
корректно сказать по-русски?

- Наводить тень на плетень,- сказал я. - Так корректно.

- Да-да. Благодарен вам.

- Послушайте,- спросил я. - Кто вы такой?

- Э-э... Простите?

- Вы не Бойль,- сказал я хмуро.  - Я давно знаю,  что вы не Бойль.  То
есть,  возможно,  вы и Бойль, но вы не тот, за кого пытаетесь себя вы-
дать.  Только не изображайте девственницу, у вас это плохо получается.
Неужели  вы всерьез полагали,  что те,  кого это касается,  не наведут
элементарных справок?

Он посмотрел на меня с каким-то детским удивлением:

- Навели?

- Естественно,- сказал я.  - В Академии о вас знать не знали.  Чего  и
следовало  ожидать.  Впрочем,  некий  Святослав Меррилл Бойль,  как ни
странно, в природе существует, но ни к науке вообще, ни к антропологии
в частности отношения не имеет.  Действительно,  предки по материнской
линии у него русские, из старых эмигрантов. В духе своего историческо-
го однофамильца постоянно проживает в Кембридже... если еще проживает.
Шесть лет назад привлекался к суду по обвинению в уклонении от  уплаты
налогов,  но был оправдан.  Уважаемый человек,  совладелец магазина по
продаже сантехнического оборудования...  Вам ведь это известно  лучше,
чем мне, не так ли?

Он понурился.  На всякий случай я придвинул к себе автомат. Перегибать
палку сегодня не следовало, теперь я это понимал, но раз начал, прихо-
дилось продолжать. От прижатых к стене можно ожидать всякого.

- Знаете, почему я вас не сдал сразу же?

- Нет.

- А вы спросите.

- Почему? - покорно спросил Бойль.

- Потому что все это выглядит невероятно глупо. Первое, что приходит в
голову нормальному человеку,  когда ему дают ознакомиться  с  подобной
справкой,-  махровая дубоцефальная глупость вашей легенды.  Наводит на
определенные  мысли  о  достоверности,  однако  источники  информации,
по-видимому, вполне безупречны. Такая легенда попросту невозможна, од-
нако же вы ею воспользовались. Вы не агент и никогда им не были. Вы по
своему складу не можете им быть:  вы не понимаете намеков.  Вы человек
не от мира сего и не ученый в общепринятом смысле этого слова, тем бо-
лее не ученый такой... карикатурно-устаревшей модификации, каким хоти-
те казаться.  У вас нет ни одной печатной работы. Однако вы, безуслов-
но,  крупный  специалист по адаптантам,  вот этого я никак не могу по-
нять. Кто вы такой?

Бойль поднял голову.

- Простите,- мягко сказал он,- вас это интересует профессионально?

- Нет,- ответил я. - Считайте, что это личный интерес.

- Я могу об этом перемолчать?

- Лучше бы вам ответить,- сказал я.  - И перестаньте коверкать русский
язык, вы же не англичанин. Вы не представляете опасности, я это понял.
Но есть люди, которые не любят непонятного.

- А вы любите? - спросил он.

- Терплю.  Но мое терпение на исходе. Я надеюсь, вы понимаете, что бы-
вает с людьми, когда у них терпение на исходе?

- Они делают глупости,- сказал Бойль.

- Правильно.

- Нет,  нет,- быстро сказал Бойль. - Не надо делать глупостей. Вы оши-
бочно думаете,  уверяю. Никакого вмешательства, только наука. Исследо-
вания, не способные повредить. Никакой опасности для вас.

- Для меня лично?

- Для вас. И для других. Для всех на вашей Земле.

- Что? - переспросил я.

Бойль медленно потер ладонью морщины на лбу.

- Да. Вы поняли. На вашей Земле, Сергей.

Так.

Наверное, мне полагалось бы опешить. Я не опешил. Я ждал чего-либо по-
добного. Если после такого признания, сделанного всерьез (а я был уве-
рен,  что это именно признание,  точнее, начало признания), человек не
чувствует, что из него делают идиота, то это у человека сугубо профес-
сиональное.  Вычислить  было нетрудно,  я сделал это еще в госпитале в
качестве логического упражнения,  но куда труднее было поверить... Не-
вероятные объяснения надо искать только тогда,  когда не проходят объ-
яснения вероятные,- если человек принял эту аксиому,  он  нормален.  Я
был нормален.  А Святослав Меррилл Бойль - не Святослав,  не Меррилл и
не Бойль - уже говорил,  он давал мне первое и единственное из неверо-
ятных объяснений,  его прорвало взахлеб, так его никогда еще не проры-
вало, и он говорил, говорил, нимало не интересуясь тем, верю я ему или
нет,  он говорил невозможные, дикие вещи о другой Земле и другом чело-
вечестве,  он был смешон и велик одновременно, его невозможно было ос-
тановить, и я не хотел его останавливать...

Два Солнца. Очень похожих.

Две Земли. Тоже очень похожие.

Два человечества. Одного корня.

Два? Или больше?

Пока неизвестно.

Не очень давно, каких-нибудь девять-десять тысячелетий назад в историю
человечества были внесены распараллеливающие изменения:  небольшая, но
представительная выборка биологического вида хомо сапиенс была пересе-
лена на другую планету.  Так на Земле-два из приблизительно  пятидеся-
ти-ста тысяч переселенных индивидов возникло и продолжило развитие че-
ловечества-один человечество-два.  Своеобразие природных условий новой
планеты определило отклонения в направлении и скорости этого развития,
на особенностях которого сейчас нет причин  подробно  останавливаться,
главный же смысл настоящего момента состоит в том, что впервые со вре-
мен Великого Разделения технические возможности человечества-два  поз-
волили  ему совершить первое посещение человечества-один ради его изу-
чения и рассмотрения вопроса о целесообразности возможного контакта  в
будущем,  каковое  посещение близится к успешному концу,  так что,  вы
должны нас понять,  мы просим,  мы даже очень просим вас считать сооб-
щенные вам сведения конфиденциальными...

- А это что? - спросил я, постучав паль-цами по "Новому подходу к изу-
чению миграций", торчащему из проектора, и, не удержавшись, хмыкнул. -
Поиск корней?

Самое интересное, что глаза старика загорелись, а механическая шкатул-
ка была пущена вновь:

- Существует несколько гипотез о причинах Великого Разделения,  в нас-
тоящий момент я проверяю наиболее безумную...

И прочее, и прочее, и прочее. Почти Бернс. Прочего было много. Закусив
губу,  я слушал молча,  почти не перебивая. И прочее, и все такое про-
чее... Теперь уже точно Бернс и Маршак.

И два человечества.

Нельзя сказать,  чтобы даже теперь я безоглядно поверил Бойлю.  Нельзя
сказать,  чтобы я не поверил ни одному его слову.  А только не был  он
сумасшедшим,  это я вам точно говорю. Скорее я подумал бы такое о себе
- с психикой агентов, имеющих не по чину резвое воображение, случаются
любопытные вещи.  Разгадка не разгадка,  объяснение не объяснение,  но
что-то от рабочей гипотезы, за неимением лучшей, во всем этом присутс-
твовало, и такая гипотеза меня не вдохновляла. Такая гипотеза била на-
отмашь.  В памяти с перископной глубины суетливо всплыло и закачалось:
"Нам  нужно  наше отражение.  Мы не знаем,  что делать с другими мира-
ми..." Н-да...  Вот оно - отражение.  Мы и с нашим-то миром не  знаем,
что делать. Зачем мы им? Чем, ну чем мы можем их заинтересовать? Своих
братьев по разуму и генокоду,  если Бойль не врет.  Ведь не  нашей  же
технологией...  Чем  еще?  Техникой организованного истребления людей?
Вряд ли это им нужно,  если только у них не те же проблемы, что у нас.
Тогда  чем?  В альтруизм человечества-два что-то не верится.  В добро-
вольный альтруизм человечества,  какой бы номер оно ни носило,  не ве-
рится вообще.  Получается,  что мы можем заинтересовать их только сами
собой как объектом наблюдения,  как объектом научного интереса Бойля и
ему подобных - кстати,  сколько их среди нас всего? - вот только чело-
век так устроен, что быть ему под взглядом всегда унизительно, а иног-
да, в иные моменты истории, не просто унизительно, а стыдно, невозмож-
но стыдно...

Показать ему весь наш стыд... Да ведь он его уже видел.

Бойль кончил говорить.  Струйка пота, сорвавшись с его лба, пошла чер-
тить извилистое русло.  Теперь он ждал, что скажу ему я. Я не сказал -
не мог. Наверное, следовало произнести что-нибудь приличествующее слу-
чаю, а я пробормотал два, всего два жалких слова:

- Нашли время...



5

Вертолет полз в низких облаках.  Каша со всех сторон обзора была осно-
вательная,  плотная, без всяких легкомысленных тучек-странников и про-
чих  неорганизованных  обрывков,  без цепи жемчужной и степи лазурной.
Казалось, мы висели на месте, и только щекотная вибрация пола выдавала
полет,  дробились об остекление снежные заряды да еще свистела над го-
ловой турбина,  всасывая воздух и снег,  и с надтреснутым низким гулом
вращался  несущий  винт.  Вертолет был маленький,  созданный в забытые
времена - скромная муниципальная машина для десантирования в городских
условиях мелких групп,  легкая, очень маневренная, без изобилия навес-
ных излишеств,  но с прекрасными возможностями локации по земле и воз-
духу.  Сейчас экран панорамного локатора по воздуху отражал отсутствие
в последнем постороннего металла,  зато экран локатора по земле, напо-
ловину  скрытый  спиной пилота,  рисовал красивую трехмерную картинку:
вот он проспект - даже уцелевшие по обочинам скелеты деревьев  получи-
лись  вполне  прилично,- вот прилегающие улицы и эстакада надземки,  а
вот виден бывший гипнотеатр с просевшей от снега крышей,  далее  давно
разграбленный супермаркет, а за ним вот-вот покажется то, что нам нуж-
но, тот самый дом со знаменитым на всю Москву винным баром "Истина" на
первом этаже - чудесное было местечко, но Дарье почему-то не нравилось
и последний год я туда не ходил...

Когда отряду для штурмовой работы  придают  вертолет,  это  прекрасно.
Пусть летчик, вполне сознающий свою дефицитность, капризен и брюзглив,
но так или иначе работать над очередной сорокаэтажкой  можно  одновре-
менно сверху и снизу.  Основная сила атакует подъезды и окна,  верхняя
группа сыплется вниз,  кроя противника огнем и яростным матом.  Наташа
меняет снайперскую винтовку на короткоствольный автомат. По коридорам,
если они есть, с волчьим воем путешествует дефектная реактивная грана-
та Дубины Народной Войны, рикошетирует от стен и потолков и разрывает-
ся в безопасном отдалении как от нас,  так и от адаптантов.  Но  клещи
сжимаются.  Если нет - тогда крайнее средство: нижние этажи по команде
очищаются, в вентиляционные шахты пускается газ, а спасающихся от него
бегством отстрелять уже несложно. Но это, повторяю, на крайний случай.
Теоретически в здании могут быть и люди.

- ...А в двадцатом отряде еще такое было,- продолжал Гарька.  - Видят:
над  домами  струя пара метров на триста вверх - снегоед,  ясное дело!
Сто лет уже не видели. Только очень уж странно работает: пар - импуль-
сами.  Выпустит серию и замрет на полминуты,  выпустит и замрет, потом
опять.  Пригляделись - сигнал бедствия, классика: три точки, три тире,
три точки.  Выстрелы слышны. Послали, естественно, штурмовую группу на
выручку,  сам командир двадцатого с ними пошел,  тоже был любитель де-
лать  чужую работу,- только эту группу с командиром и видели.  Капкан.
Хорошо,  говорят,  ребята держались, минут десять. Никто там, конечно,
бедствия не терпел, и рассчитано все было по высшему классу. Вот вам и
олигофрены-имбецилы. Что ты сказал?

- Утомил,- повторил я.

- Это я от тебя уже слышал.  Ты мне скажи про адаптантов:  кретины они
или все-таки нет?

- Заткнись,- душевно сказал я.  - Это все, что я могу тебе сказать про
адаптантов, да и про кретинов тоже.

- Один из нас точно кретин,- хмуро вставил дядя Коля.

На всякий случай я предпочел не выяснять,  кого он имел в виду.  Может
быть - меня. Если это так, тогда сегодня уже третий человек указывает,
где мне нужно быть и что делать. Что-то много.

Интересно, не в первый раз подумал я,  почему Сашка так легко позволил
мне  участвовать в этой по сути ничего не решающей операции - для раз-
рядки, что ли? Он заботливый...

Вертолет встряхнуло.  Обе скамьи внезапно и  синхронно  провалились  в
преисподнюю,  там  бы  им и остаться,  но они вернулись и наподдали по
копчику. Вацек замычал, прикусив язык. Дядя Коля клацнул зубами. Дуби-
на  Народной  Войны  уронил  гранатомет,  повалился на Наташу и был по
окончании рефлекторных объятий отвергнут с отпихиваниями.

- Эй! - заорал Гарька. - А поосторожнее?

Пилот повернул к нам голову.  Лицо у него было потное. Совсем не такое
лицо было у него пять минут назад,  самодовольная была морда,  даже не
морда,  а штампованная тыловая ряшка;  он сразу же начал покрикивать с
интонациями о-очень большого начальника,  что не туда-де мы сели и не
так сидим,- но когда в вертолет насупленным медведем полез дядя  Коля,
прижимающий к груди пулемет с самодельной патронной коробкой на четыре
состыкованные ленты и не подпоясанный разве  что  танковой  гусеницей,
моментально умолк и больше не не высовывался.

- Здесь! - прокричал пилот. Я взглянул на дядю Колю. Дядя Коля кивнул.

- Садимся,- сказал я.

Пол ушел  из-под  ног.  Вертолет падал.  На секунду в облаках мелькнул
просвет,  и тотчас затянуло снова.  Примолкшая было турбина буркнула и
взвыла хриплым воем - вертолет завис и закачался,  примериваясь.  Дядя
Коля уже щелкал замком,  воюя не на жизнь а  на  смерть  с  примерзшей
дверцей. Снизу фонтаном взлетело облако снега. Ударило по окнам.

- Прыгайте! - крикнул пилот.

Дядя Коля  откатил-таки  дверцу.  Одно мгновение белую муть в овальном
проеме загораживала его спина, потом она исчезла. Вторым под вопль пи-
лота:  "Быстрее,  сносит!"- прыгнул я,  третьей - Наташа. За ней почти
одновременно кувырнулись в снег Гарька, Вацек и Дубина Народной Войны.
Как ни вымело на этой крыше, снега хватило на то, чтобы уйти в него по
пояс.  Вертолет сразу же пошел вверх и через секунду пропал  из  виду.
Через десять секунд его не стало слышно.

Теперь все  молчали,  даже  завязший в сугробе Гарька.  На этой высоте
ветру было где разгуляться, снежная крупа неслась почти горизонтально,
и  было трудно отделаться от ощущения,  будто мы выброшены за ненадоб-
ностью в ледяной пустыне за тысячу километров от человеческого  жилья,
и вовсе не верилось,  что человеческое жилье находится у нас под нога-
ми.  Бывшее человеческое.  Дубина Народной Войны выполз на наст  и  на
ветру  сразу же начал стучать зубами - что-то неладное творилось с его
термокостюмом. По возвращении надо будет добыть ему новый, отняв его у
какого-нибудь  дубоцефала...  Дядя Коля снял с себя "горб" и извлек из
него веревку. Я откашлялся в "уоки-токи", чтобы всем было слышно:

- Командуй, дядя Коля...

Вот именно так авторитет и зарабатывают - если,  конечно,  твое имя не
Наполеон Буонапарте.  И это надо было сказать сейчас, потом могло быть
поздно. Как ни отработана нами техника проникновения в здание, она ос-
тавляет место для многих случайностей. Никто и никогда заранее не ска-
жет, что ждет группу внутри, после того как в башенке посередине крыши
упадет дверь.  Дом может быть пуст. Он может оказаться набитым битком,
и попытка атаки сверху будет заведомо обречена на неудачу. В ясную по-
году группу могут с азартом гонять по всей крыше огнем с более высоких
зданий,  отстреливая поодиночке,  и на основании личного опыта я  могу
сказать, что в этом нет ничего веселого. В метель или туман, напротив,
легко затеряться и начать блуждать наугад с риском продавить своей тя-
жестью снежный карниз - что до меня,  то я предпочитаю более спокойные
мысли, чем те, которые возникают у человека при падении с высоты в сто
пятьдесят метров.  Но метель, конечно, кстати: за воем ветра и нулевой
видимостью наша высадка теоретически могла остаться незамеченной...

Хотелось в это верить.

Веревка, привязанная к ограждению, неритмично подергивалась - дядя Ко-
ля  уже  исчез  за  краем крыши.  Как он со своим пулеметом ухитряется
спускаться к окну вниз головой в ежесекундной готовности дать  очередь
- ума не приложу.  Страха высоты у эксперта по самообороне никакого, а
отсутсвие суеты в действиях и мыслях просто поражает. Вот бы кому нами
командовать, не Сашке Столповскому...

Кстати, успел подумать я,  интересный вопрос: зачем Сашке командование
отрядом?  В особенности таким отрядом,  где каждый третий  помнит  его
вздорным лаборантишкой.  Темна вода во облацех,  да и полевой командир
из него,  надо сказать...  Ладно, замнем. Сказано при дамах: "Не тронь
герань - вонять не станет." Цитата. Дядя Коля.

Металлическая дверь в нише башенки была полузанесена, заперта и хорошо
выглядела,  она явно никогда не подвергалась взлому.  Сей-час  ей  это
предстояло в первый раз. В некоторых случаях лучшее подручное средство
- отмычка,  а лучшая в мире отмычка всегда при мне.  Я разгреб  вокруг
двери снег и загнал кумулятивную гранату в подствольник.

- Отошли все!

- Уже? - дробным от стука зубов шепотом спросил Дубина Народной Войны.
- А дядя Коля?

Вечно