азве нет?

- Ты у нас, кажется, и то и другое,- ехидно произнесла Дарья.

- Ну, какой я учитель... Я дрессировщик.

- Резонно,- сказала Дарья.  - Кстати, о приспособленности. Я правильно
поняла:  по  твоим словам получается,  что ты,  очевидно,  более всего
приспособлен для того, чтобы лупить своих дубоцефалов по мордам?

Я не нашел, что ответить. Как хотите, а говорить в такой обстановке на
серьезные темы я не могу, хоть застрелите. А если кто-нибудь сможет, я
готов встретиться с этим несчастным и выразить ему  свои  соболезнова-
ния.

- Врешь ты все,- сказала Дарья. - Ты же просто боишься, боишься каждый
день,  дрожишь как заяц, потому и лакаешь коньяк. И болтаешь тоже поэ-
тому.  И я тоже боюсь и тоже пью,  а главное,  никому не известно, чем
все это кончится,  это-то и есть самое страшное. Пусть будет еще хуже,
только чтобы мы об этом знали... Скажи вот лучше: ты сегодня нормально
сюда добрался? Или опять через пень-коллоид?

- Без проблем,- уверенно сказал я. - Как всегда. А что?

- Врешь ты,  как всегда...  Эй, ты там по третьему разу пошел, что ли?
Спину домыл?

- Домыл,- сознался я. - А дальше?

- А дальше ты меня мыть не будешь,- сказала Дарья. - Дальше ты пойдешь
и сделаешь нам кофе с коньяком,  если еще не разучился это делать, а я
посмотрю, разучился или не разучился...

- Ясно,- вздохнул я. - Ты скоро?

- Скоро,  скоро. - Она сделала мне ручкой - иди, мол, иди, не маячь...
И я пошел.

Варить кофе я, конечно, не стал, это было бы и неумно, и преждевремен-
но. Дарья способна пролежать в ванне не один час, особенно когда я до-
ма. Она любит помучить. А после ванны она еще может лечь под лампу за-
горать, тогда уж к ней и вовсе не подходи, не затеняй. Кто как, а я не
согласен.  И никогда не был согласен.  Нет, я, конечно, понимаю: пова-
ляться на диване,  созерцательно глядя в потолок, отловить и выстроить
в каре разбегающиеся мысли - но  загорать!  Лежать  тюленем  и  думать
только о том,  как бы не облупиться,- это занятие, по-моему, второе по
идиотизму после собирания марок.  Так что я не пошел варить кофе, про-
игнорировав  заодно  задверный  скулеж добермана,  а пошел в комнату и
включил экран.

Передавали "Мою страну", предвечерний выпуск, причем шло самое начало,
астрофизический прогноз на будущую неделю опять уточнили, подправили и
теперь выдавали новые цифры.  Я уронил себя в кресло и стал  смотреть.
Как  всегда  при  передаче  прогноза,  на экране показывали Танжерский
комплекс,  все эти грандиозные радиотелескопы, гравиметры и нейтриноу-
ловители,  что, очевидно, должно было внушать зрителям доверие к прог-
нозу. Для начала в очередной раз было напомнено о том, что человечест-
во переживает глобальный ледниковый период, начавшийся еще два миллио-
на лет назад, и что вся история развития человека как вида была в сущ-
ности историей нынешнего оледенения. Не знаю уж, для чего это было на-
помнено.  Наверное, просто чтобы не забывали. Затем невидимый диктор -
от стыда прячется, что ли? - сообщил о том, что поток излучения Солнца
к настоящему моменту составляет,  грубо говоря,  ноль целых шестьдесят
одну сотую солнечных единиц и что на прошлой неделе он, вопреки ожида-
нию,  скачкообразно упал еще на семь десятитысячных,  а число  Вольфа,
напротив,  возросло,  и есть все основания полагать (тут голос диктора
стал как-то неестественно бодр), что в связи с приближающимся максиму-
мом цикла будет наблюдаться локальный рост солнечной активности,  бла-
годаря чему уже на будущей неделе главная обсерватория прогнозов  ожи-
дает  увеличения потока солнечного излучения примерно на две-три деся-
титысячных...

Не знаю,  чего уж они там ожидали на телецентре, какой реакции. Должно
быть,  как минимум той, что каждый зритель так и подпрыгнет от радости
у своего экрана и возликует душой, а потом, конечно, кинется с места в
карьер покупать плавки и озоновый крем.  Я фыркнул, вскочил, поймал на
полу перед креслом жужелицу, отнес ее в унитаз, спустил и окончательно
успокоился,  когда с экрана пропал Танжер и возник Дагомыс. Передавали
сводку прений в Думе, сводку новостей и правительственные решения. Это
было уже интересно, и я устроился в кресле поудобнее.

(Еще недавно у нас был Конгресс, теперь - опять Дума. Если этот модный
вектор устремится вниз и вширь, очень скоро появятся городовые, около-
точные и прочие статские советники. Городской голова - звучит? Звучит.
Думский голова...  И два уха.  Голова по-тевтонски - копф.  А Думу для
разнообразия можно оставить и по-русски. Получается - думмкопф.

До того глупо, что даже приятно.)

Так... Энергетический терроризм.  Экологический терроризм. Просто тер-
роризм.  Терроризм политический и терроризм немотивированный...  Прог-
рессирующее похолодание грозит всходам зерновых на Кубани... Гм... как
всегда. Боевые действия в Закавказье между эмигрантскими формирования-
ми  и местными силами самообороны продолжаются с прежним ожесточением,
с обеих сторон наблюдаются крайние формы жестокости...  Тоже как всег-
да.  Из Иваново сообщают, что число зарегистрированных новорожденных с
синдромом адаптивности сократилось за последнее время с двадцати  двух
и  трех десятых до двадцати и девяти десятых процента...  Ну,  тут ка-
кая-то ошибка. Продолжающаяся эвакуация Петрозаводска проходит четко и
организованно... Отрадно слышать. Нашествие орды реликтовых гоминоидов
на Великий Устюг отражено силами  специальных  подразделений...  Знаем
мы,  какие они реликтовые... Подвижкой ледника разрушен участок навес-
ной магнитотрассы класса "ультра-рапид" в Беринговом проливе...  Жаль.
Личный баллистический самолет президента Латиноамериканской конфедера-
ции г-на Мигеле Огельо во время совершения частного  полета  подвергся
лучевой  атаке со стороны неопознанного спутника-истребителя.  Обломки
самолета рухнули в  океан,  о  судьбе  президента  достоверных  данных
нет...  Еще бы. "Зеленым" Филиппин удалось уничтожить еще одну солнеч-
ную энергостанцию,  от солнечных батарей освобождено двадцать квадрат-
ных километров территории...  Молодцы ребята. Хм, странно, что там еще
сохранились солнечные... Правительства ряда европейских стран выразили
протест против неконтролируемого озеленения североафриканских пустынь,
считая,  что это приведет к замедлению роста концентрации двуокиси уг-
лерода в атмосфере планеты в целом и,  следовательно, к уменьшению за-
щитного влияния парникового эффекта. Напоминаем, что к настоящему вре-
мени  концентрация  це-о-два в атмосфере составляет около двух десятых
процента...

Прения в Думе,  против ожидания,  окончились столь быстро, что я так и
не  успел  в деталях понять,  кто там на сей раз был возмутителем спо-
койствия и зачем он его возмутил.  Кажется,  в очередной раз было тор-
жественно подтверждено, что "так называемые адаптанты" являются в пер-
вую очередь людьми,  равноправными гражданами,  и как таковые не могут
быть привлечены к какой-либо превентивной ответственности на основании
одних лишь результатов генотестирования... какую бы скорбь мы ни испы-
тывали от утраты наших товарищей... которые могли бы сейчас быть с на-
ми... прошу почтить память вставанием... вся и всякая правовая самоде-
ятельность на местах должна быть строго пресечена,  меры к чему прини-
маются... Короче говоря, я и морщился, и ругался, и даже, кажется, ши-
пел сквозь зубы что-то вроде:  "Люди?  Люди они вам?!  Дождетесь!  Ну,
дождетесь! Вас там, я вижу, еще жареный страус куда надо не клюнул как
следует, так он клюнет, будьте уверены. Еще как клюнет!.." И еще я по-
чему-то ждал, что покажут море, но его так и не показали. То самое мо-
ре, что ворочало некогда гальку у берегов Дагомыса, а теперь - замерз-
шее. Замершее. Тихое. Прошлой осенью мы с Дарьей видели на экране пот-
рясающие  кадры спасательной операции:  ледяные поля ломали ледоколом,
люди, заметаемые пургой, работали как звери, пытаясь вывести к Босфору
последних, самых последних дельфинов-афалин... Не знаю уж, что особен-
но потрясающего было в тех кадрах,  только меня они потрясли, а их по-
казывали  не один раз,  и каждый раз они меня потрясали.  Должно быть,
тогда я и начал понимать,  что все наши метания,  толковые и не очень,
все наши отчаянные потуги как-то выправить положение есть не что иное,
как тщета и самообман,  совершенно необходимый обыкновенный  самообман
для  того,  чтобы не опустить руки,  чтобы неизбежное - оно,  конечно,
случится - случилось хоть немного,  хоть чуть-чуть,  в меру наших сил,
позже...

Должно быть, тогда не только я начал это понимать.

Доберман Зулус продолжал тихонько и надоедливо скулить из своего зато-
чения,  а из ванной по-прежнему слышался плеск.  Я встал, подкрался на
цыпочках к двери в ванную и сунул нос.  Дарья стояла под душем, запро-
кинув голову и медленно поворачиваясь,  а тугие горячие струи восхити-
тельно-упруго  били  в  тугое шелковистое тело,  а еще крутился вокруг
этого тела влажный весомый пар,  обтекал его и пропадал где-то под по-
толком, и, черт возьми, я подумал о том, что никогда еще у меня не бы-
ло такой женщины, как она, и я ее, наверно, совсем не заслуживаю: и не
дура ведь,  и терпение у нее есть,  и темперамент на уровне,  и фигура
просто потрясающая,  слов нет,  хотя Гарька, к примеру, сказал бы, что
грудь полновата, но Гарька эстет оскаруайльдовский, что он понимает...
и даже вот эта белая полоска на животе, оставшаяся от отверстия, через
которое  люди в белом извлекли аппендикс,  ее не портит,  а,  пожалуй,
совсем наоборот...  Но тут я был обнаружен,  послан к черту и, прервав
свои мысли, вернулся в комнату, тем более что на экране началось нечто
неординарное. Начало я, как назло, упустил, но уловил главное: судя по
словам диктора, правительство сегодня наконец приняло давно ожидавшее-
ся решение о строительстве второго европейского пояса  защитных  энер-
гостанций по линии Выборг-Вологда-Пермь,  причем плотность энергостан-
ций во втором поясе решено увеличить по сравнению с  первым  в  полто-
ра-два раза,  иными словами,  расстояние между термоядерными станциями
будет составлять триста километров,  между обычными АЭС - сто  пятнад-
цать  километров и между тепловыми энергостанциями - не более двадцати
километров. Едва я успел переварить это сообщение, как зажужжал вызов.
Я тихонько чертыхнулся, но клавишу "здесь" все-таки нажал, и на экране
в специальном окошке справа внизу возник Гарька Айвакян. Черт. Так я и
знал.

- Смотрел? - тут же спросил он.

- Ну, смотрел.

- И как тебе это?  - возбужденно напирал он.  - Ты ведь,  кажется, это
считал?

- Считал,- сказал я.  - Грубая прикидка,  конечно. Получается, что для
того,  чтобы остановить ледник,  нужно строить десятигигаваттные энер-
гостанции не более чем в восьмистах метрах друг от друга,  так что сам
понимаешь...  Правда,  я считал для северного пояса, там все же холод-
нее...

- Ясно,- сказал Гарька. - Слушай, ты бы хоть изображение включил, неу-
добно так, понимаешь, разговаривать...

- Обойдешься,- отрезал я,  слыша,  как Дарья кричит из-за двери:  "Эй,
Самойло,  с кем ты там?.." Не хватало мне еще, чтобы Гарька увидел ее,
когда она выходит из ванной, вся в томлении и неге. Я его знаю.

- Нехорошо,- с грустью констатировал Гарька.  - Познакомил бы...  Слу-
шай, а зачем их тогда строят, а? Ничего не понятно. Ты хоть понимаешь,
чем все это кончится?

- Еще как,- злобно сказал я.  - Соберут под гребенку всех дубоцефалов,
добавят адаптантов, какие посмирней, и пришлют к нам учиться. А ты как
думал?  И ты будешь их учить, никуда не денешься, да и я никуда не де-
нусь. И с нас за их знания еще спросят. Понятно?

- Это понятно,- сказал Гарька,- я не о том. Я о том, что вообще...

- Э,  нет,- прервал я его. - Извини, сейчас не могу. Насчет "вообще" -
это мы потом, ладно? Завтра.

- Ты погоди, я не то хотел сказать...

- Завтра, говорю! - закричал я. - Завтра!

Я дал отбой,  отчего окошко справа внизу на экране тотчас погасло,  и,
немного подумав, отключил телефон совсем. И ладно. Вечер - наш. Сумрак
за окном выглядел криминально.  Экран скромно известил о том,  что вы-
пуск новостей окончен,  и что передача "Щит и меч" начнется через  од-
ну-две минуты. Одну или две? Никогда точно не скажут. Непонятным обра-
зом название передачи трансформировалось во мне сначала в "шип и меч",
а  потом,  прокрутившись  в голове через некую сеялку,- в "шип и мяч".
Н-да. В общем, шарик лопнул.

Я пробежал по другим программам - там было что-то  откровенно  дубоце-
фальное - и выключил экран.  Сзади послышались шаги, доберман призывно
застучал лапами по полу,  крутнулась дверная ручка, и голос Дарьи про-
изнес:  "Вот ты где,  дурачок, настрадался, бедный, да?" Зулус оглуши-
тельно гавкнул.  Немедленно в поле зрения возник морской свин Пашка  и
шариком  закатился под диван,  где,  судя по звуку,  тотчас вгрызся во
что-то несъедобное.

- Эй! - сказала Дарья. - Где кофе?

- Будет,- пообещал я.

Она села с ногами в другое кресло,  и я залюбовался.  А ведь  чуть  не
упустил ее тогда, чуть мимо не прошел, словно специально поставил себе
целью упустить такую кису,  хотя, конечно, настроение тогда у меня бы-
ло,  сколько я помню, препаршивейшее, и это в какой-то степени извиня-
ет... Зато теперь приятно смотреть, как она сидит, свернувшись в крес-
ле,  в подпоясанном халатике, поджимает ноги, в которые тычется мордой
дурак Зулус,  и расслабленно дымит безникотиновой ароматической  сига-
реткой,  стряхивая  пепел в маленькую пепельницу на подлокотнике.  Вот
эти сигаретки я не люблю,  после них изо рта пахнет каким-то полупере-
варенным  одеколоном,  и Дарья очень хорошо знает,  что я их не люблю.
Поэтому, должно быть, и курит.

- Бездельник,- осудила она и красиво выпустила струю  дыма.  -  Доцент
озабоченный. Ты зачем в ванную полез, когда не просили, а?

- Нельзя? - спросил я.

- Нельзя.

- А когда будет можно?

- Сам знаешь когда. Когда сделаешь предложение, тогда и можно.

- Могу сделать хоть сейчас.

- Дурак. Знаешь ведь, что я имею в виду.

- А-а,  формальности! - сказал я. - А какие нам с тобой нужны формаль-
ности?  Мерзлое шампанское, мороженые цветы, куча развеселых дубоцефа-
лов и что-нибудь плюшевое на радиаторе?

- Хотя  бы.  Ты лучше не придвигайся,  а то знаешь как хочется тебе по
физиономии заехать...

- Догадываюсь,- сказал я.  - Впрочем, на мою физиономию ты уже посяга-
ла.

- Неужели?

- Забыла? - я потрогал голову. - Еще легко отделался, на три сантимет-
ра левее - и быть бы мне без глаза.

- Это я нечаянно,- сказала Дарья.  - Подумаешь, один раз лыжи уронила.
Это не считается.

- Это с шестого этажа не считается?

- Что-то  я  не пойму,- прищурилась Дарья поверх сигареты,- ты от меня
отказываешься или просто дразнишь?

- Дразню,- сказал я. - Кстати, я женат. А ты торопишься.

- Знаю я, как ты женат. Долго смеялась.

Я пожал плечами: твое, мол, дело.

- Формально - женат... Я же тебе говорю: торопишься.

- А чего ждать?

- Вот составлю инструкцию по эксплуатации, повешу себе на грудь и зас-
тавлю вызубрить.  Муж - он, видишь ли, предмет хрупкий, требует ухода,
он еще раз лыжами по морде не выдержит, от этого только любовник в раж
входит, а муж ведь и загнуться может...

Она не ответила. Вот всегда у нас так бывает, не можем друг перед дру-
гом не выкобениваться,  без этого нам жизнь не в жизнь, а почему - за-
гадка природы. Дарья молча курила, глядя куда угодно, только не на ме-
ня.  Доберман наконец отстал.  Я шуганул ногой Пашку,  высунувшего на-
хальный нос из-под дивана, и позвал:

- Дарья...

- М?

- Да нет,  ничего. Просто я люблю твое имя... Не Даша, а именно Дарья.
Знаешь,  был когда-то такой персидский царь,  Дарий Третий. Плохо кон-
чил.

- Я,  по-твоему,  тоже плохо кончу?  - спросила она. - И я у тебя тоже
третья?

- А это много или мало?

- В твоем возрасте безобразно мало.

- В моем возрасте уже начинают думать о сохранности  зубов  и  волос,-
сказал  я.  -  И еще в моем возрасте обычно умеют не все понимать бук-
вально. Извини, пожалуйста.

Она надулась.  Черт меня побери,  если я не буду следить за своим язы-
ком. В моем возрасте... В моем возрасте не стоит быть просто болваном,
пора бы уразуметь, что женщины всегда ищут подтекст, даже там, где его
нет.  Так или иначе, но если я и почувствовал досаду, то только на се-
бя, и через минуту уже был этаким котенком, пушистым и ласковым, кото-
рому даже сметаны не надо,  только погладь. Я признавался, что неправ,
распинался,  что такой уж с детства,  втолковывал об испорченной  нас-
ледственности и о том, что в младенчестве выпал из кроватки и ударился
о пол так, что этажом ниже обвалилась люстра,- в общем, нес низкосорт-
ную ахинею и только удивлялся, как плавно и гладко у меня это выходит,
пока Дарья (мысли она читает,  что ли?) не сказала: - Язык у тебя, Са-
мойло,- уполовинить бы.

- Зачем?

- Не зачем, а чем. Трамвайным колесом.

Здравая мысль.  Сельсин как-то раз тоже в таком духе высочайше изволил
высказаться.  Стоп,  она, кажется, сказала "Самойло"? Хороший симптом,
надо не упустить.

И я проговорил скучнейшим сургучным голосом:

- Язык есть продолговатое,  обычно красное,  иногда с сыпью,  средство
общения человеческого индивидуума с другими аналогичными  индивидуума-
ми...

Она захохотала, закрыв мне рот ладонью. Моя паяльная лампа работала не
зря: ледник между нами таял.

- Покажи свой с сыпью,- потребовала Дарья.

- Что?

- Язык, говорю, покажи.

- Зачем?

- Хочу посмотреть, раздвоенный или нет.

- Не раздвоенный.

- Зато уж точно без костей. И в трубочку, наверно, сворачивается.

Я продемонстрировал.

- А в две трубочки?

Я показал и это.

- А дурак ты, Самойло,- сказала Дарья,- Я понимаю, зачем я тебе нужна:
должен же кто-то иногда говорить тебе,  что ты дурак,  тебе это иногда
просто жизненно необходимо, от кого ты это услышишь там, где в умниках
ходишь...

И все  возвратилось  на  круги своя.  Мы выпили кофе и дружно изругали
бренди, потом мы выпили этого бренди уже без кофе, а потом еще раз ко-
фе,  но уже без бренди, и еще раз, последний, мы выпили немного, чтобы
согреться после выгула добермана,  расточительно заели настоящей трес-
кой  в настоящем томате,  а не вульгарным ротаном в рапсовом масле,  и
Дарья дважды принималась рассказывать,  что и как у нее сегодня было в
школе,  а я слушал и даже вставлял философские замечания, в общем, ве-
чер получился таким,  как я хотел.  И еще мы поговорили о Георгии Юрь-
евиче и о том,  что надо-таки навестить его в больнице,  а то свинство
получается... А потом мы вместе разобрали постель, я напоследок вспом-
нил о Вацеке и Сашке и успел еще подумать,  что нельзя же так, в самом
деле...  И сразу мои мысли распались на фрагменты, ничего в них не ос-
талось,  кроме меня и Дарьи, нам было в этот раз особенно хорошо вдво-
ем,  все получилось просто чудесно, и во второй раз все получилось чу-
десно,  вот  только под кроватью все шуршал и шуршал проклятый морской
свин, грыз, подлец, что ни попадя, и я сказал, что на таких свинов, по
идее, должны хорошо ловиться сомы, а Дарья хотела было рассердиться на
меня за этот выпад,  но не рассердилась, потому что уже засыпала, утк-
нувшись лицом мне в плечо.  Должно быть,  я тоже скоро заснул,  потому
что, когда открыл глаза, за окном оказалось утро.



8

Я скосил глаза на часы - они показывали семь  с  чем-то  -  потянулся,
смахнул с одеяла пригревшегося Пашку,  зевнул и включил телефон.  Утро
выдалось таким же,  как вчера,  не хуже и не лучше.  Дарья еще  спала.
Пусть поспит,  полчаса у нее еще есть, а потом я ее разбужу, провожу и
обдумаю, чем бы мне сегодня заняться. Пожалуй, почитаю, неделю уже ни-
чего не читал по специальности,  непростительно даже...  А может быть,
плюнуть на Сашку и все же поехать в институт?

Зажужжал вызов. Я прошипел сквозь зубы краткое ругательство, подскочил
к экрану и повернул его в сторону от постели. Ну, если это