правления жилищного  товарищества,  дворника  и
гражданки Шмеман.
   В первой комнате  обвиняемого  ничего  предосудительного  найдено  не
было, кроме различных инструментов и машин  неизвестного  происхождения.
Во второй комнате мы  застали  шесть  собак  различной  породы,  пола  и
возраста. Все они  были  привязаны  к  стене  на  коротких  ремешках.  У
некоторых из них свисали головы, как бы околевали или устали очень. А на
столе лежала белая собачка, лохматенькая, с пробитой  в  черепе  дыркой,
так что мозги  видны  были.  Гражданка  Шмеман  опознала  в  трупе  свою
собачку, закричала и в обморок упала...
   В зале суда послышались сдержанные рыдания Шмеман.
   - Дэзи, Дэзи!.. - шептала она, всхлипывая.
   - Забранные бумаги мною представлены в суд, - закончил милиционер.
   - Распишитесь. Свидетель Жуков!
   Жуков,  председатель  правления  жилищного  товарищества,  подтвердил
показания милиционера.
   -  Произвести  обыск,  -  добавил  он,  -  нас   заставило   еще   то
обстоятельство, что профессор Вагнер является очень непонятным  жильцом.
Жильцы думают, что он помешанный, и  даже  боятся  детей  выпускать.  Во
избежание паники и дезорганизации  населения  я  просил  бы  подвергнуть
Вагнера психиатрической экспертизе.
   Может быть, он опасен, - почему-то смутившись, прибавил  Жуков,  -  и
его выселить надо.
   Профессор Вагнер улыбнулся.
   - Чем же он опасен? - спросил судья.
   - Как вообще ненормальный! И соседи жалуются: шипит у него  что-то  в
комнате, жужжит, а то взрывы вдруг... Еще дом взорвет!.. И собаки  целую
ночь воют... Неудобный жилец, одним словом.
   - Гражданка Шмеман!
   - Господин судья! -  начала  она  дрожащим  голосом,  утирая  платком
слезы, и тотчас поправилась:
   - Гражданин судья!.. Он - убийца! - Она указала на Вагнера пальцем  с
двумя обручальными кольцами. - Я вдова... У меня никого нет...  Он  убил
моего лучшего друга... Моя Дэзи!.. - И Шмеман опять заплакала.
   - Вы предъявляете гражданский иск?
   - Какой иск? За что?
   - За собачку... Вы об этом просите в вашем заявлении...
   - Ничто не вознаградит меня за потерю!.. - трагически произнесла она.
- Я не знаю, что там написано...
   Остальные свидетели не внесли чего-нибудь  нового.  Дворник  подробно
рассказывал, как пропадали собаки на их дворе, как пропала и  "остатняя"
собачка Дэзи, как он видел Вагнера, приводившего в дом собак...
   Один из свидетелей  опознал  свою  собаку  среди  "жертв"  профессора
Вагнера. Собака была жива, но она  выглядела  необычайно  утомленной  и,
приведенная домой, проспала трое суток непробудно.
   - Среди бумаг, - сказал судья, когда допрос свидетелей был  закончен,
- у профессора Вагнера были взяты во время обыска журналы  с  различными
записями, очевидно о производимых им  опытах  над  животными.  Я  оглашу
некоторые из них.
   Вот, - начал судья, - записи профессора Вагнера об опытах:
   "Опытное животное: Диана, сеттер, самка, вес двадцать два килограмма.
Вязкость крови во время бодрствования -  две  целых  восемьдесят  девять
сотых. Вязкость крови в период истощения  бессонницей  -  одна  и  сорок
шесть сотых".
   Имеется и ряд таких таблиц:
   "Криоскопическая точка: нормальное состояние - пятьдесят девять сотых
градуса; состояние повелительной  потребности  сна  -  пятьдесят  восемь
сотых градуса.
   Плотность: нормальное состояние - одна и шестьдесят четыре  тысячных;
состояние  повелительной  потребности  сна  -  одна  и  пятьдесят   семь
тысячных.
   Вязкость:  нормальное  состояние  -  две  целых  семьсот  одиннадцать
тысячных; состояние повелительной потребности сна - два".
   Обвиняемый профессор Вагнер! Свидетельскими показаниями и оглашенными
документами, я полагаю, вполне установлена ваша виновность. Почему же вы
не признаете себя виновным? Объясните нам...
   - Граждане судьи! Я не отрицаю факта  похищения  собак,  но  виновным
себя не признал, и вот почему. Всякая кража предполагает корыстную цель.
У меня такой цели не было. Вы сами огласили документы,  из  которых  суд
мог убедиться, что я преследовал  исключительно  научные  цели.  Я  веду
опыты, имеющие громадное значение для  всего  человечества.  Та  польза,
которую должны принести эти  опыты,  несоизмерима  с  ничтожным  вредом,
который я причинил.
   - Какие же это опыты?
   После некоторого колебания профессор Вагнер сказал:
   - Я работаю над проблемой  усталости  и  сна.  Победить  усталость  и
уничтожить потребность сна - вот какую задачу поставил я себе.
   - И вы успешно разрешили ее? Правда ли, что вы  сами  уже  обходитесь
без сна?
   - Да, правда. Я больше не сплю и могу работать без утомления двадцать
четыре часа в сутки.
   В публике  произошло  движение.  Послышались  удивленные  возгласы  и
перешептывание.
   - Отчего же вы не опубликовали ваших достижений?
   - Я продолжаю совершенствовать свои методы.
   - Но не объясните ли вы, почему вы сочли  нужным  прибегать  к  таким
странным и незаконным способам добывания собак для  ваших  опытов?  Если
опыты  представляют  ценность,  правительство  обеспечило  бы  вас  всем
необходимым для работы!
   Профессор Вагнер замялся.
   - Эти опыты слишком смелы. Они могли показаться даже фантастичными. В
успех я верил, но на пути лежали неизбежные неудачи. Они могли  погубить
и  дело  и  мою  репутацию  прежде,  чем  я  достиг   бы   положительных
результатов. И я решил производить их в тиши своего  кабинета,  на  свой
страх и риск. Но у меня было слишком мало личных средств на приобретение
собак для опытов. Отказаться же от них,  когда  задача  наполовину  была
разрешена, я не мог. И я был принужден...
   -  Красть  собак?  -  с  улыбкой  добавил  судья.  Профессор   Вагнер
выпрямился и ответил тоном глубокого убеждения в своей правоте:
   - Собачий век - каких-нибудь двадцать лет. Стоимость собаки -  рубли,
много - десятки рублей. Уничтожив же несколько  собак,  я  удлиню  жизнь
человечества втрое,  а  вместе  с  тем  утрою  и  ценность  человеческой
производительности. Если за это я заслуживаю наказания, судите меня! Мне
больше нечего прибавить.
   Судьи ушли совещаться. Публика зашумела, как встревоженный  улей.  Во
всех  углах  образовались  кучки  спорящих  о   предстоящем   приговоре.
Слышались отдельные выкрики:
   - Кража остается кражей!
   - Но его опыты могут облагодетельствовать человечество!..
   - Совсем не спать?.. - говорил какой-то улыбающийся толстяк. -  Слуга
покорный!  Позвольте  отказаться  от  этого  благодеяния!  Еще  Тургенев
сказал, что вся наша жизнь - сон и лучшее в жизни - опять-таки сон!..
   - Может быть, он врет?
   - Кто? Тургенев?
   - Да нет, Вагнер, будто он совсем не спит. Не может человек  обойтись
без сна!..
   - Суд идет!..
   При напряженном внимании был выслушан приговор. Признавая факт  кражи
установленным, суд присуждал профессора Вагнера к месяцу лишения свободы
без строгой изоляции.  "Принимая  же  во  внимание  прежнюю  несудимость
обвиняемого и отсутствие корыстных целей, наказание  применить  условно,
установив годовой срок испытания..."
   - Слушается дело по иску жилищного товарищества... Публика хлынула из
зала, обсуждая  приговор,  который,  видимо,  удовлетворил  большинство:
формально Вагнер наказан, фактически остался на свободе.
   Только некоторые критиковали приговор.
   - Значит, можно  безнаказанно  красть  и  убивать?  -  демонстративно
громко спрашивала Шмеман, ища глазами поддержки.
   - Если нет корысти, то нет и кражи! Вагнеру надо подать  кассацию!  -
говорили другие.
   Под перекрестными взглядами  доктор  Вагнер  пробирался  по  коридору
суда. Но он не обращал ни на кого внимания. Его озабочивала мысль:
   "Откуда же я возьму теперь необходимых для опыта собак?.."

Глава 3

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ СПИТ

   Судебный процесс имел для профессора Вагнера неожиданные последствия:
к нему пришла известность, быть может, раньше, чем он  этого  хотел.  На
судебном  заседании  случайно  оказался  корреспондент  одной  небольшой
московской газеты.  Через  несколько  дней  в  отделе  судебной  хроники
появилась заметка с интригующим названием "Человек, который не спит".  В
заметке описывался судебный процесс доктора Вагнера и сообщалось о  том,
что профессор "победил сон": он совершенно не спит и может работать  без
устали двадцать четыре часа в сутки.
   Результатом этой заметки было то, что через несколько  дней  экономка
доложила Вагнеру о приходе корреспондента "Известий". Вагнер  недовольно
поморщился: он привык оберегать тайну своих работ. Но, подумав  немного,
профессор решил использовать посещение представителя прессы: если нельзя
больше ловить по ночам собак, остается  прибегнуть  к  правительственной
помощи. Продолжать опыты втайне больше не представлялось возможным, да в
этом не было и большой нужды: с тем, чего  он  достиг,  уже  можно  было
выступать публично. Корреспондент был принят.
   Пробираясь через  нагроможденные  машины  и  аппараты,  корреспондент
Горев увидал профессора Вагнера и в изумлении остановился. Вагнер  стоял
у высокой  конторки.  Из  носа  профессора  шли  две  резиновые  трубки,
выходящие сквозь отверстие  оконной  рамы  наружу.  Эти  трубки  как  бы
органически связывали профессора с окружающими его машинами, будто и  он
сам наполовину превратился в машину. И еще одно поразило  Горева:  левым
глазом Вагнер просматривал какую-то книгу и делал из нее левой же  рукой
выписки, а правый глаз он устремил на посетителя и протянул  ему  правую
руку.
   - Прошу садиться! - любезно  сказал  Вагнер,  не  прекращая  работать
левой рукой.
   Горев, видавший виды,  как  всякий  опытный  корреспондент,  был  так
поражен, что забыл все обычные подходы  журналиста  и  молча,  с  полным
недоумением смотрел то на  бегающий  по  книге  и  рукописи  левый  глаз
профессора, то на трубки в его носу.
   Профессор заметил этот недоуменный вид посетителя и улыбнулся.
   - Вас удивляют эти трубки? - любезно начал он. - Но это так просто: я
слишком дорожу своим временем, чтобы ходить  гулять.  Между  тем  чистый
воздух необходим для здоровья тела и  ясности  мысли.  И  вот  я  сделал
маленькое приспособление: я вывел наружу, над крышей, две трубки,  концы
которых с особым приспособлением вставляются в нос. При вдыхании воздуха
открывается один клапан, при выдыхании  этот  клапан  давлением  воздуха
закрывается,  а  открывается  другой,  который  выпускает   отработанный
легкими воздух. Это маленькое приспособление дает  мне  возможность  все
время дышать свежим воздухом, и  видите,  какие  у  меня  румяные  щеки!
Пустяковое  изобретение,  но  оно   может   принести   большую   пользу.
Представьте  больных,  которых  нельзя  выносить  из   комнаты.   Да   и
современная вентиляция оставляет желать много  лучшего.  При  помощи  же
этого прибора все больные  могут  дышать  чистым  воздухом.  Я  предвижу
большее:  если  еще  древние  римляне  умели  проводить  воду  за  сотни
километров, создав свои монументальные акведуки, то  почему  бы  нам  не
создать "аэродуки"? Можно было бы по трубам доставлять, например, горный
или морской воздух. В конце концов это было  бы  дешевле,  чем  посылать
больных ради воздуха за сотни и тысячи километров. Центральные  трубы  с
особым нагнетателем будут подавать воздух в наши города, и там он  будет
распределяться. Горный, морской,  степной  или  напоенный  хвоей  воздух
будет доступен всем...
   Профессор Вагнер говорил быстро, не переставая  писать  левой  рукой.
Правым глазом он продолжал смотреть на посетителя.
   Горев, наконец, обрел дар слова.
   - Скажите, как вы это можете?.. - И он посмотрел на  скошенные  глаза
профессора и его левую руку.
   - Писать левой рукой, управлять каждым глазом  отдельно,  работать  и
одновременно беседовать с вами? Дело в том,  что  у  меня  оба  мозговых
полушария действуют совершенно самостоятельно и почти независимо друг от
друга.
   Но я должен вам пояснить, так сказать, мою отправную точку.  Как  вам
известно, официально  я  профессор  биологии.  Не  менее  вам,  надеюсь,
известно и то, что современные  научные  дисциплины  чрезвычайно  быстро
распадаются  на  самостоятельные  части.  На  наших   глазах   вырастает
биологическая химия. Каждое новое  научное  ответвление,  вроде  атомной
теории, быстро вырастает в  самостоятельную  научную  дисциплину.  Нужны
годы, чтобы постигнуть каждую из этих отдельных научных областей.
   А между тем для того чтобы идти вперед, надо знать и  смежные  науки:
биология и физиология, химия и электричество, даже геология и астрономия
- все они переплетаются, взаимно влияют друг на  друга.  Нужен  какой-то
всеобъемлющий  ум,  чтобы  охватить  всю  эту  массу  знаний.  А   жизнь
человеческая так коротка! Мне за пятьдесят. Еще  десяток-другой  лет,  и
конец. Передо  мной  колоссальные  задачи,  которые  я  хочу  разрешить.
Значит, первое, что я должен был сделать для своей  цели,  это  так  или
иначе удлинить жизнь. Сначала я думал об опытах омоложения. То, что  уже
достигнуто, помогло мне: я выгляжу моложе своих лет.  Может  быть,  я  и
вернусь к этим опытам. Но пока я остановился на том, что было мне больше
знакомо по своим работам над мозгом.
   Первое, что мне пришло на мысль, это выработать способность  работать
отдельно каждым мозговым полушарием. К сожалению,  я  не  могу  подробно
остановиться на этих работах: это заняло бы слишком много времени. Скажу
лишь, что  здесь  главную  роль  играет  тренировка.  Вам,  может  быть,
приходилось видеть  ритмическую  гимнастику  Далькроза?  Детишки  быстро
овладевают способностью управлять  асимметрическими  движениями:  правой
рукой они могут отбивать три такта, левой  -  два,  притом  в  различных
темпах, одновременно  проделывая  различные  движения  и  ногами.  Нечто
подобное проделывал и я,  кстати  сказать,  к  полному  недоумению  моей
экономки.
   Труднее оказалось овладеть аппаратом глаз. У нас  каждый  глаз  имеет
самостоятельную систему управления, но в силу того, что мы лучше  видим,
фиксируя  оба  глаза  на  одной  точке,  у  нас  выработалась   привычка
согласовывать движения глаз.  Наследственность  этих  навыков  осложняла
борьбу за "автономность" в движении  глаз.  Однако  такая  независимость
движения каждого глаза вполне возможна.  Примером  этому  может  служить
хамелеон. Я занялся упражнениями. Результаты вы видите. Научиться писать
и работать  левой  рукой  не  представляло  труда.  Осталось  перейти  к
последнему: научиться одновременно производить  две  умственные  работы,
например писать обеими руками сразу два научных исследования  на  разные
темы. На это ушло у меня несколько лет. Я добился своего. Таким  образом
я удвоил свою мозговую продукцию.
   Но мне и этого казалось мало. Восемь часов  сна!  Треть  человеческой
жизни мы теряем  на  то  беспомощное,  полумертвое  состояние.  Вот  что
возмущало меня. Освободить  человечество  от  сонной  повинности.  Какие
необычайные   перспективы,   какие   возможности!..   Сколько    великих
произведений дали бы нам еще великие мыслители, если бы им подарить  все
ночи для творчества! Сколько неоконченных великих произведений  было  бы
закончено! Как двинулся бы прогресс! Рабочий, отработав положенные  часы
у станка, проводил бы ночь за книгой или общественной работой. У нас  не
было бы неграмотных. Больше того,  все  получили  бы  возможность  стать
вполне образованными  людьми.  Какими  бы  гигантскими  шагами  двинулся
прогресс! Вот о чем думал я...
   Профессор Вагнер  одушевился.  Его  правый  глаз  горел  энтузиазмом.
По-видимому, волнение передалось и другой  половине  мозга:  левый  глаз
также вспыхивал и левая рука стала писать прерывисто.
   Но Вагнер заметил это, и левый глаз как будто  погас,  углубившись  в
работу, левая рука методично застрочила, в  то  время  как  правый  глаз
продолжал гореть воодушевлением и правая рука обводила широкие круги.
   - И теперь это возможно! -  сказал  профессор.  -  Сон  -  совсем  не
нормальное  явление,  а  болезнь,  являющаяся   результатом   отравления
гипнотоксинами: это особые яды, которые выделяет мозг при своей  работе.
Отравленный этими ядами, человек засыпает, то есть заболевает.
   Когда человек спит, мозг не вырабатывает новых токсинов;  за  это  же
время организм уничтожает токсины, накопившиеся за рабочий день.
   Таким образом, поспав, человек выздоравливает,  но  -  увы!  -  чтобы
опять заболеть к вечеру, и он опять принужден ложиться в кровать.  Разве
это не ужасно?!
   Если хотите, сон заразителен. Я делал такой опыт: заставлял собаку не
спать.
   Когда ее организм  был  отравлен  гипнотоксинами,  я  извлекал  их  и
впрыскивал хорошо выспавшейся и  только  что  проснувшейся  собаке.  Она
тотчас засыпала.
   Вся задача была в том, чтобы найти "противоядие" -  антигипнотоксины.
И мне удалось разрешить задачу шире, чем я предполагал:  найденный  мной
антягипнотоксин  убивает  не  только   токсины   сна,   но   и   другие.
Следовательно, он оздоровляет весь организм. Было немало препятствий, но
они побеждены. Я поборол сон. Я выбросил кровать - этот символ больницы.
Я больше не сплю  и  работаю  почти  круглые  сутки.  Антигипнотоксин  я
принимаю вместе с пищей. На прием пищи уходит у меня час-два в сутки.
   Все это было  так  необычайно,  что  Горев  продолжал  сидеть  молча,
внимательно слушая профессора.
   - Но как вы чувствовали себя первое время? - наконец спросил он.
   - Да, мне пришлось немного повозиться с привычкой  спать.  Спать  мне
совершенно не хотелось. Но этот беспрерывный, бесконечный рабочий день -
то с солнцем за окном, то с темной  завесой  ночи  -  действовал  как-то
странно. К этому я, однако, скоро привык. Зато как хорошо  работается  в
тиши ночи! Не скрою одну эгоистичную мысль: я боюсь, что, когда все люди
начнут вести бессонный образ жизни, не будет так тихо по ночам.
   - А вам не кажется, что не всем может понравиться  перспектива  жизни
без сна?
   - Я уверен даже в этом, - и профессор улыбнулся. - Я предложил как-то
зимой, в глухой деревне, одному крестьянскому парню, удивлявшемуся,  что
я не сплю, испробовать на себе мое средство. Он согласился. Наутро я его
спрашиваю, как он себя чувствует. "Будь оно неладно! - говорит парень. -
С тоски чуть не помер! Вся деревня спит. Одни собаки лают. Ходил,  ходил
- тощища! На печь залез - сна ни в одном глазу. Думал, ночи этой и конца
не будет!"
   Освободите людей от привычного труда, - продолжал  профессор,  -  они
тоже заскучают. Но все это лишь на низших ступенях культуры. Сама же эта
культура быстро поднимается при  рациональном  использовании  "бессонных
ночей".
   - Еще один вопрос. Вы говорите, что вы не спите  почти  все  двадцать
четыре часа. Но как же вы не устаете?
   - Очень просто. Усталость - это тоже болезненное явление.  Работающий
мозг выделяет гипнотоксины, работающие же мускулы выделяют кенотоксины -
яды, которые вызывают чувство усталости. Я ввожу противоядие - ретардин,
и усталости как  не  бывало.  Мой  ретардин  так  же  прерывает  течение
болезни, именуемой усталостью,  как  прерывают  теперь  возвратный  тиф,
введя в организм диоксидиаминоарсенобензолдихлоргидрат, -  скороговоркой
проговорил Вагнер.
   У  Горева  дух  захватило  от  этого  длинного  слова.  Он   попросил
профессора повторить по слогам диковинное название и записал в  блокнот.
"Такие слова придают статье научный вес", - подумал он.
   - И вот теперь подсчитайте, -  сказал  профессор  Вагнер.  -  Работая
двумя половинками мозга, я удваиваю  свою  продукцию.  Работая  двадцать
четыре часа вместо восьми, я утраиваю рабочее время. Значит,  я  работаю
за шестерых, притом без всякого вреда для  здоровья.  Следовательно,  за
тридцать лет рабочей жизни человек в состоянии будет  произвести  работу
ста  восьмидесяти  лет.  Еще  иначе  говоря,   за   каждое   полстолетие
человечество будет двигаться вперед  по  пути  прогресса  сразу  на  три
столетия.
   Как