т молодой человек, бритый?.. - спросил милиционер.
   - Живет. Антипов. Его комната направо.  Другого  молодого  человека  нет.
Антипов бритый. Да вот его дверь открыта...
   Милиционер бросился в открытую дверь и вошел в комнату. Пуста!.. Дверь на
балкон раскрыта настежь.
   Милиционер вышел  на  балкон  и  увидал  внизу  автомобиль,  милиционера,
дворника и несколько случайных прохожих. Все  они  размахивали  руками  и  о
чем-то горячо говорили.
   - Эй! Что там у вас? - крикнул милиционер с балкона.
   - Бежал сумасшедший! - ответил ему дворник. - С балконов... Но милиционер
уже не слушал и бросился вниз по лестнице, прыгая через четыре ступеньки.
   Когда  он  сбежал  вниз,  все  начали  наперебой   рассказывать   ему   о
взволновавшем их происшествии. Очевидцем был дворник (он же ночной  сторож),
ему и дано было слово после того, как общий гам утих.
   - Я сидел на углу, около кооператива, - говорил дворник, -  покуривал,  и
вдруг вижу:  на  балкон  пятого  этажа  выскочил  человек  в  одних  трусах,
спустился вниз и повис на решетке. Покончить с собой, значит, человек хочет!
А он - не тут-то было! Раскачался немного да и  прыг  на  балкон  четвертого
этажа! Опять повис на руках и опять прыгнул, и так  с  этажа  на  этаж,  как
белка. Я и дым изо рта не успел выпустить, а он уже  соскочил  с  последнего
балкона. Эва, какая высота!
   Розыску  удалось  установить,  что  сумасшедший,   оказавшийся   служащим
почтамта Антиповым,  в  то  утро  прибежал  на  Курский  вокзал,  вбежал  на
платформу, сбив с ног билетера, догнал скорый поезд, вспрыгнул  на  буфер  и
укатил.
   Дальнейшие следы его были потеряны.

III. ЧТО ПРОИЗОШЛО В ДОМЕ ОТДЫХА

   Статья  "Вечерней  Москвы"  под  интригующим  заглавием  "Сумасшедший   в
зоопарке"  и  подзаголовком  "Победитель  львов"  наделала  шуму  и  сделала
Антипова героем дня Вскоре после появления этой статьи в  "Вечерней  Москве"
появилось письмо в редакцию одного из сослуживцев  Антипова,  сообщавшего  о
"сумасшедшем" новые интересные данные.
   Текущим летом Антипов находился вместе с автором  письма  в  подмосковном
доме отдыха, в бывшем помещичьем имении.
   Здоровый, коренастый, но очень  неловкий  и  неуклюжий,  Антипов  нередко
служил мишенью для острот  своих  товарищей  по  дому  отдыха.  Он,  видимо,
никогда не занимался физкультурой и не  любил  спорта  Однажды,  проходя  по
доскам, не огороженным перилами, в купальню, Антипов оступился, упал в  воду
и начал тонуть, отчаянно призывая на помощь. Его вытащили  и  прочитали  ему
соответствующее поучение о пользе  спорта  вообще  и  необходимости  изучить
плавание в частности.
   Антипов безнадежно махнул рукой и с тех  пор  перестал  купаться,  больше
того: он стал бояться воды и всегда обходил пруд,  не  решаясь  приблизиться
даже к берегу. Несколько дней спустя после того, как его спасли из  воды,  и
произошел случай, удививший всех. Была  теплая,  летняя  ночь.  Полная  луна
стояла над старым домом. Большинство отдыхающих уже  покоилось  мирным  сном
Только несколько любителей "лунных ванн" сидели на скамье у  пруда  и  мирно
беседовали.
   - Те! Смотри., что это? - сказал один из них, показывая  рукой  на  крышу
дома. Там виднелась фигура человека.
   - Антипов!
   Да, это был он Луна ярко освещала его коренастую, характерную фигуру.  Но
он делал вещи, не свойственные ему Антипов смело  и  быстро  продвигался  по
самому краю крыши, подошел к высокой башне и с  обезьяньей  ловкостью  начал
взбираться по отвесной стене, цепляясь кончиками  пальцев  за  неровности  и
выбоины Он взобрался на крышу башни, затем полез  на  высокий  шпиц.  Крепко
сжав шпиц ногами, он протянул руки вверх, к луне, и  начал  раскачиваться  в
такой позе. Потом, не  придерживаясь  руками,  соскользнул  вниз  по  шпицу,
подбежал к краю крыши и вдруг прыгнул в пруд с пятидесятиметровой высоты.
   Свидетели этого необычайного прыжка сидели несколько секунд неподвижно, а
придя в себя, бросились спасать самоубийцу  Но  его  тело  не  всплывало  на
поверхность. На месте падения расходились только  широкие  круги.  Несколько
человек начали нырять в поисках тела, как вдруг  один  из  свидетелей  этого
происшествия увидел, что Антипов вынырнул  на  другом  берегу,  проплыв  под
водою не менее трехсот метров Несколько человек побежали к нему  по  берегу,
но Антипов вновь нырнул и, прежде  чем  они  сделали  несколько  шагов,  уже
вынырнул около башни.
   Все громко заговорили и, схватив Антипова  за  руки,  вытащили  на  берег
Антипов смотрел на них широко открытыми, но  невидящими  глазами  и  молчал.
Потом он вздрогнул, как будто пришел в  себя  и,  окидывая  всех  уже  более
осмысленным, но удивленным взглядом, спросил:
   - Что это? Где я?.. - Испуганно посмотрев на воду, он вдруг побежал в дом
и скрылся в своей комнате Отдыхающие и недоумении посмотрели друг на друга.
   - Лунатик! - догадался кто-то.
   - Не иначе, - согласились другие.
   Отпуск Антипова кончался, и через  несколько  дней  он  уехал  в  Москву.
Однако вернулся на службу он не таким, каким был до поездки  в  дом  отдыха.
Товарищи стали замечать, что Антипов то впадал в  крайнюю  рассеянность,  то
уходил в себя и глубоко сосредоточивался. Кроме того, у него вероятно болели
уши: они были крепко забиты ватой.
   "Ненормальность его уже тогда бросалась в глаза, но никто из товарищей не
предполагал, что она примет такие опасные формы" - так заканчивалось  письмо
в редакцию сослуживца Антипова.

IV. ВОСКРЕСШИЕ ИНСТИНКТЫ

   Антипову везло. О нем появилось еще одно письмо в  газете  -  врача  дома
отдыха Соболева. Письмо это раскрыло наконец тайну "безумия" Антипова.
   "Я принужден признаться, - писал Соболев, - что на мне лежит вина за  все
злоключения т. Антипова. Он, если так можно  выразиться,  пал  жертвой  моей
научной любознательности. Дело в том, что  я  давно  работаю  над  вопросами
изучения лунатизма. А Антипов был весьма подходящий для моих опытов субъект,
так как лунатизм проявлялся у него очень  резко.  Лунатизм  -  малоизученная
болезнь. По мнению И. И. Мечникова, к каковому мнению и я  присоединяюсь,  в
состоянии   лунатизма   вскрываются   те   следы   врожденных   способностей
(инстинктов), которые переданы нам по наследству от  дочеловеческой  ступени
развития и которые  сохраняются  в  скрытом  виде  в  мозгу.  Эти  дремлющие
инстинкты всплывают наружу потому, что  работа  более  поздних  по  развитию
механизмов мозга (деятельность сознания) заторможена и  вместо  нее  мерцает
взбудораженная  подсознательная  деятельность  мозга.  Проснувшись,  лунатик
большею  частью  совершенно  не  помнит  того,  что  совершил  в   состоянии
лунатизма.
   Таким образом, наш мозг как бы представляет слои геологических "пластов".
Древнейшие "пласты" скрыты более  новыми  "напластованиями",  но  продолжают
существовать.
   В лунатизме меня интересовало два вопроса: 1) какое действие оказывает на
лунатиков луна и 2) нельзя ли "воскресить" угасшие  в  современном  человеке
первобытные инстинкты, проявляемые при лунатизме, и  "активизировать"  их  в
бодрственном состояний человека.
   Профессор А.  Сухов,  на  основании  работ  проф.  Фаусека,  Бехтерева  и
Лазарева, полагает, что разгадку здесь надо искать  в  воздействии  движения
Луны на электрические явления в воздухе. По этому пути я и вел свои опыты. Я
предложил т.  Антипову  подвергнуть  его  действию  различных  электрических
токов, стараясь таким путем "возбудить" угасшие инстинкты. Я не  скрывал  от
Антипова, что при благоприятном исходе  опыта  он  будет  обладать  остротой
чувств и навыками первобытного  человека,  и  Антипов  согласился  на  опыт.
Разумеется, на полную  реставрацию  этих  первобытных  инстинктов  надеяться
нельзя было, так как за  сотни  тысяч  лет  произошли  большие  изменения  в
организме человека: например, барабанная  перепонка  современного  человека,
очевидно, не обладает уже той тонкостью звуковосприятия, тем физиологическим
строением, каким обладала она у первобытного человека. Но все же Антипов мог
получить невероятно  обостренные  чувства.  Мой  опыт  удался:  Антипов  мог
слышать,  например,  тиканье  карманных  часов,  помещенных  через  комнату,
узнавал запахи людей не хуже собак-ищеек и тому подобное К сожалению,  я  не
мог продолжать своих наблюдений, так как срок отпуска Антипова  окончился  и
он уехал в Москву. Я никак не ожидал, что  пробужденные  инстинкты  заставят
Антипова совершать такие безумные поступки, какие имели  место  в  зоопарке.
Так или иначе,  Антипов  не  безумец  и  не  сумасшедший.  Я  готов  принять
ответственность за последствия совершенного  мною  опыта,  но  Антипова  эта
ответственность не должна коснуться.  Полагаю,  что  огромное  значение  для
науки проделанного мною опыта явится смягчающим обстоятельством при суждении
о моих действиях. Врач Соболев".

V. ТОЛСТОВКА ИЛИ ЗВЕРИНАЯ ШКУРА?

   В то время как газеты,  ученый  мир  и  рядовые  граждане  волновались  и
спорили,  обсуждая  опыт  доктора  Соболева,  Антипов  бродил  по  лесам   в
окрестностях Москвы, прячась от  людей.  Он  вел  первобытный  образ  жизни,
подстерегал и ловил руками птиц и  рыб,  спал  на  дереве.  Однако,  на  его
несчастье, он уже не был первобытным человеком  и  толстовку  от  Москвошвея
охотно предпочел бы звериной шкуре. Он был вполне современный человек, но  с
изощренными, как у  первобытного  человека,  чувствами  и  инстинктами.  Ему
хотелось в кино, он тосковал, вспоминая своих товарищей. Притом и  физически
он не был закален, как первобытный человек. Он умел теперь  лучше  управлять
своим телом, но все же его мускулы были не так развиты, как  у  первобытного
человека. Вот почему он начал уставать во время погони.  Он  насиловал  свое
тело, свои мышцы. Нет, он не был первобытным человеком. С отвращением ел  он
сырую дичь, мечтая о моссельпромовской  столовке.  А  ночами  он  дрожал  от
холода. Тоска одолевала его, когда, сидя на суку и  слушая  уже  по-осеннему
завывавший ветер, он думал о манящих огнях города, уличном движении и теплой
комнате на пятом этаже своего дома.
   И Антипов не выдержал.
   Однажды ночью он отравился в путь.  Руководствуясь  инстинктом,  он,  как
почтовый голубь, направлялся  по  прямой  линии  к  дому  отдыха.  Утром  он
постучал в комнату врача.
   Соболев очень удивился и обрадовался этому неожиданному  появлению  Я  не
могу так, - без предисловия начал Антипов, обращаясь к умывавшемуся врачу. -
Я теперь ни дикарь, ни совслужащий. На войне  или  в  экспедиции  мои  новые
свойства, может быть, и были бы полезны, но в городе с  ними  беда.  Уличный
шум прямо оглушал меня, - я теперь понимаю, почему дикари, услыхав в  первый
раз ружейные выстрелы, падают на землю. Это не от страха, а потому,  что  их
уши слышат, может быть, в сто раз сильнее, чем наши.  Я  шатался,  когда  по
Покровке с треском, шумом и звоном шел трамвай. На службе я с ума сходил  от
трескотни пишущих машинок и арифмометров. А придешь домой - все слышно,  что
говорят и внизу, и с боков. Я весь дом слышал! Это прямо сводило меня с ума.
Я живу на пятом, а в первом этаже под полом мышь скребет, и я слышу. Муха по
стене ползет, и это слышу. Выйдешь вечером или ночью на двор и слышишь,  как
ревут звери в зоопарке, на другом конце  Москвы.  Этот  звериный  рев  манил
меня. И страшно, а тянет... Мне казалось, что только убив  зверей,  я  смогу
спокойно спать и не слышать их рева. Этот рев всю ночь преследовал  меня!  И
запахи . Я узнал запахи всех знакомых. Едешь  на  трамвае,  потянешь  носом:
Петров ехал, на бульваре Григорьевым пахнет, там  Булкина  прошла..,  голова
все время этим занята... Вот только плавать, пожалуй, я не отказался бы так,
как теперь умею. Это пригодится. Неровен  час,  упадешь  в  воду.  Да  и  на
спортивных состязаниях хорошо бы победить, чтобы товарищи не смеялись. А уши
и нос уж пусть будут, как у всех. Не по городу такие уши...

***

   Необычайная  история  Антипова   приходит   к   концу.   Доктор   Соболев
удовлетворил просьбу Антипова  и  вернул  ему  нормальные  чувства,  оставив
только способность необычайно и ловко плавать. Анчипов решил воспользоваться
этой способностью и выступил на водных соревнованиях. Он плыл, как  дельфин,
далеко оставив позади себя своих соперников. Но недалеко от финиша он  вдруг
ощутил необычайную слабость и начал тонуть.  Его  извлекли  из  воды.  Врач,
присутствовавший на" состязаниях, нашел у него растяжение мышц и сухожилий.
   - Придется вам расстаться с  вашими  "лунатическими"  дарами  и  заняться
нормальной тренировкой, - сказал  врач.  -  Это  путь  более  медленный,  но
верный!



    Александр БЕЛЯЕВ
    СЕЗАМ, ОТКРОЙСЯ!!!



I. БОЛЬНОЕ МЕСТО ЭДУАРДА ГАНЕ

   - Вы начинаете стареть, Иоганн, - ворчливо сказал Эдуард Гане,  отодвигая
кресло.
   Лакей с трудом опустился на колени, подавляя  вздох,  и  начал  подбирать
упавшие с подноса кофейник, серебряный молочник и чашку.
   - Зацепился за угол ковра, - смущенно проговорил он, медленно поднимаясь.
   Эдуард Гане, выпятив толстую синюю губу, неодобрительно смотрел на  пятно
от разлитого кофе и с упрямством старика сказал еще раз:
   - Вы начинаете стареть, Иоганн! Сегодня утром, одевая меня, вы  никак  не
могли попасть отверстием рукава в  мою  руку.  Вчера  вы  разлили  воду  для
бритья...
   На каменном бритом лице Иоганна промелькнула тень печали. То, что говорил
Гане, было правдой: Иоганн начинал стареть и  даже  дряхлеть.  Но  это  была
горькая правда.
   Семьдесят шесть лет не  шутка,  и  из  них  пятьдесят  пять  было  отдано
служению Эдуарду Гане, который только на шесть лет был моложе слуги.
   Пора на покой. Иоганн имеет кое-какие сбережения. На его век  хватит.  Но
что  он  будет  делать,  оставив  службу?  Его  старое  тело,  как   машина,
справляется с привычной работой обслуживания другого человека. На себя же  -
Иоганн знал это - у него не хватит сил. И он привык, сжился  с  этим  старым
брюзгой Эдуардом Гане.
   Иоганн поступил к нему еще в Ганновере, откуда они приехали в Новый  Свет
искать счастья пятьдесят лет назад. Эдуарду Гане повезло. Он  нажил  большой
капитал и десять лет назад  после  легкого  удара  продал  свои  текстильные
фабрики, выстроил  в  окрестностях  Филадельфии  загородную  виллу  в  стиле
немецкого замка и удалился на покой.
   Полсотни лет не сделали из Гане американца. Он  остался  немцем  в  своих
вкусах, привычках, во всем. Дома с Иоганном он говорил только по-немецки.
   Настоящее имя Иоганна было Роберт, но Гане  признавал  для  слуги  только
одну "кличку" - Иоганн, и в конце концов старый лакей сам забыл свое  первое
имя...
   Как многие старые холостяки, Эдуард  Гане  был  не  чужд  странностей.  В
домашнем быту он  не  признавал  новшеств.  В  его  замке  время,  казалось,
остановилось.
   Гане не выносил электрического света,  который,  по  его  мнению,  портит
зрение.  Во  всех  комнатах  горели  керосиновые  лампы,  а  в  кабинете  на
письменном столе стояли свечи под зеленым абажуром. О радио старый  Гане  не
мог слышать. "Довольно того, что через меня проходят радиоволны,  -  говорил
он. - От них у меня усиливаются подагрические боли.  Непременно  надо  будет
сделать на крыше и стенах дома радиоотводы. Я не  желаю,  чтобы  через  меня
проходили звуки какой-нибудь пошлой шансонетки".  Гане  не  переносил  также
езды на автомобиле.
   В его конюшне стояла пара выездных лошадей, и в редкие  посещения  города
он появлялся в старомодной карете,  возбуждая  удивление  прохожих.  Но  эти
выезды он совершал не более двух раз в год.  Зато  каждое  утро  с  немецкой
пунктуальностью Гане прогуливался по саду, опираясь на руку Иоганна.
   И когда они шли так по усыпанной песком дорожке, рука об руку, с  черными
тростями в руках, незнакомый человек затруднился  бы  сказать,  кто  из  них
хозяин и кто слуга. За  долгую  совместную  жизнь  Иоганн  как  бы  сделался
двойником Гане, усвоив все его жесты и манеру держаться.
   Иоганн казался важнее,  так  как  он  был  старше  и  брился,  как  истый
американец, а у Гане были небольшие бачки. И только внимательный взгляд  мог
по костюму отличить хозяина: у Гане сукно было значительно дороже.
   Иоганн очень любил эти прогулки.
   Неужели им должен прийти конец? Нет, этого не может быть.
   Никто лучше Иоганна не знает привычек Эдуарда Гане, никто не вынесет  его
старческого брюзжания.
   Эта мысль несколько успокоила Иоганна, и он с едва  заметной  улыбкой  на
высохших губах, но внешне покорно сказал:
   - В таком случае, господин Гане, вам придется поискать мне заместителя..,
молодой человек, конечно, справится лучше меня...
   - Что-о?  Молодой  человек?  Вы  решили  сегодня  извести  меня,  Иоганн!
Принесите мне кофе...
   Иоганн бодрящейся походкой вышел, подергивая в коленях ногами. За  дверью
лицо его утратило каменное выражение. Он улыбнулся во  весь  рот,  обнаружив
искусственные зубы безукоризненной белизны. Иоганн  попал  в  самое  больное
место Эдуарда Гане. Гане не выносил слуг вообще а молодых в  особенности.  В
своей вилле он держал самое необходимое количество слуг: садовника -  он  же
был кучером -  и  повара-китайца.  Обоим  было  по  пятьдесят  лет.  Женской
прислуги не было. Белье отдавалось в стирку на  соседнюю  ферму.  Оттуда  же
приходила старая женщина, когда нужно было навести порядок в доме.  Повар  и
садовник жили во флигеле, а Иоганн помещался в небольшой  комнате  рядом  со
спальней Гане, готовый во всякое время дня и ночи прийти на зов хозяина.

II. НЕВЕРОЯТНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

   После утреннего кофе Эудард Гане и Иоганн совершали обычную  прогулку  по
саду.
   Опираясь друг на друга, как два старых подгнивших  дерева,  они  медленно
шли по дорожке, от времени до времени отдыхая на удобных садовых скамейках.
   - Вы предлагаете, Иоганн, нанять нового слугу, молодого. Разве год  назад
мы не сделали этого опыта? И что же? Я не  знал,  как  отделаться  от  этого
молодого человека. Правда, он не бил  посуды  и  быстро  попадал  в  рукава,
одевая меня. Он не зацеплялся за ковры и не портил мне дорогих  ковров,  как
вы, Иоганн...
   Иоганн терпеливо ожидал, когда последует "но".
   - Он все делал быстро и  хорошо.  Но  ведь  это  же  невозможные  люди..,
современные слуги, молодые! Каждое слово обдумывай, чтобы не обидеть их и не
нарваться на грубость.  Лишний  раз  не  позови.  Ночью..,  у  меня  подагра
разыгралась, зову его,  а  его  и  след  простыл.  Нет!  Гулять  отправился!
Воскресенье придет - давай ему отпуск... И чем все это кончилось? Нагрубил и
ушел. Хорошо еще, что не зарезал, не ограбил...  Присядем,  Иоганн,  у  меня
что-то нога... К дождю, вероятно...
   И, усевшись на скамью, Гане тяжко вздохнул:
   - Нет больше хороших слуг, Иоганн. Вымирает  эта  порода.  Хороший  слуга
должен быть как машина. "Сядь!" Сел. "Встань!" Встал. "Подай!" Подал. И  все
молча, четко, ловко. И чтобы никаких там "сознаний личности", обид. Мало  ли
что старый человек сказать может, когда у него и тут ломит, и  там  болит!..
Нет! Иоганн, это не выход.
   - Можно нанять постарше, - самоотверженно давал советы Иоганн, - так, лет
пятидесяти, чтобы крепкий был, да только без молодого шала.
   - Да где их достать таких? Такими дорожат. Ведь я  бы  вас  не  отпустил,
Иоганн, когда вам было пятьдесят, если бы кто захотел переманить вас к себе.
Так и каждый хозяин. Да и трудно привыкать к новому человеку,  а  ему  -  ко
мне...
   Оба замолчали, подавленные безвыходностью положения.
   - Если женщину, постарше?
   - Вы решительно хотите доконать меня, Иоганн. Неужели вы не  знаете,  что
каждая женщина, поступая в услужение к старому одинокому богатому  человеку,
норовит прибрать его к рукам, женить на себе, вогнать в гроб и  выйти  замуж
за молодого! Нет, нет, избави меня бог. Я еще жить хочу.  Уж  лучше  с  вами
буду век коротать, Иоганн.
   На душе  Иоганна  отлегло.  Он  не  знал