ился. С улицы вклинивался
свет пролетавших машин, и тогда на крышке люка возле стены угадывались
притихшие взъерошенные голуби.  Из-под тяжелой чугунной крышки сочился
пар. Но вот ветер добрался и сюда - загудело,  как в  аэродинамической
трубе...

     Он приехал домой на последнем троллейбусе. Сбросил пальто на пол,
еле развязал шнурки онемелыми пальцами. Долго сидел в прихожей, наблю-
дая, как оттаивает пальто, - и вдруг обнаружил, что до сих пор не снял
шапку. Раскисшую шапку положил наверх,  поднял тяжелое пальто, встрях-
нул, открыв  дверь  в  ванную,  - по кафелю разлетелись брызги.  Отнес
пальто к себе в комнату,  повесил на спинку кресла поближе к  батарее.
Вернулся, открыл кран - трубы завибрировали.
     Хорошо, что увидел ее с длинным, а то бы мучился, надеялся... По-
играла, как кошка с мышкой. Не зря торчал в аптеке, не зря в подъездах
мялся... А если бы узнал все позднее, когда втюрился бы в нее по самые
уши?.. Сейчас же - легкое опьянение; к утру пройдет, и ничего не оста-
нется...
     Отлежавшись в ванне, окатился прохладным душем, растерся полотен-
цем, натянул тренировочный костюм, устроился на кухне.
     Написать ей, что ли, письмо... Пусть не думает, что страдаю, мол,
так и так...  Авантюра,  порожденная  неуемным  воображением  Андрюхи,
рухнула... Приходил не из-за твоих красивых глаз, а из-за папаши...
     На кухню вышла мать в халате.  Налила кружку чаю, села напротив и
стала смотреть на него.
     - Нагулялся?
     - Угу...
     - Опять с Андрюхой в кино торчали?
     - Вроде...
     - Кстати, тебе звонила Тамара... Завтра у вас консультация на ка-
федре, в десять...
     - Без нее знаю прекрасно.
     - Утром  купила две банки эмали...  Надо будет перед родительским
днем оградку подновить...
     - Мы же в том году и оградку покрасили, и тумбочку.
     - Грязновато получилось...
     - Кисть попалась паршивая...  Ты больше такую не покупай...  Надо
соседа попросить, может, японскую достанет...
     - Ты у него опять пластинки брал?
     - Всего две... Сказал, подождет до стипехи.
     - Ладно, пойду...
     Мать выплеснула остывший чай в раковину - так и не отпила ни гло-
точка.

     Студент положил вилку, отодвинул тарелку.
     Да, последний раз они были у бабки  Анны  по  весне.  Поехали  на
кладбище вдвоем.  Заказали такси, положили в сетку банку краски, новую
кисточку с еще не оторванным ценником.  К себе в сумку мать  поставила
бутылочку ацетона.  Приехал на кладбище, с трудом отыскали могилу. Она
теперь была далеко от края. Плотный клин оградок, выбравшись из тесно-
ты рощицы,  позванивая металлическими листьями венков, захватывал ког-
да-то плодородное поле - оспины могил да кое-где  на  уцелевшем  дерне
трава - издали она кажется бумажной,  как вылинявше цветы, прикручен-
ные к облупленным прутьям...
     Студент поставил  сковородку в раковину,  залил водой.  Тщательно
вытер стол. Потом взял металлическую щетку и принялся очищать дно ско-
вородки.
     Мать утром удивится... После консультации рвану прямо в библиоте-
ку, засяду всерьез...
     Поставил сковородку на видное место,  повесил щетку  над  краном.
Вымыл руки, выпил еще кружку чая и ушел спать.
     В комнате от сохнущего пальто воздух был как в кладовке под лест-
ницей.
     Один раз,  играя в войну,  сидел за бочкой,  накрывшись фанерой и
заставив ноги ящиком. Ребята заглядывали в кладовку раз пять, но так и
не обнаружили его, а он выскочил в самый ответственный момент, а потом
рассказывал, как  у его носа по крышке бочки пробежал мышонок,  и дев-
чонки, взвизгивая,  бегали смотреть то место. Про мышонка он, конечно,
наврал. Не  рассказывать  же про то,  нестерпимо хотелось чихать и как
занемели ноги.  А в том, что появился из кладовки в нужный момент, ви-
новата паутина.  Привстал размять ноги,  да и цапанул ее затылком, как
будто летучая мышь приклеилась мягким крылом, - чуть не заорал...
     Студент разделся, приоткрыл форточку и залез под холодное одеяло.
Все, что произошло вечером,  казалось ему сейчас таким же далеким, как
детство в старом доме.  Словно кто-то другой торчал в аптеке,  метался
по городу,  стоял в тоннеле,  дыша на руки,  а рядом на крышке колодца
грелись усталые голуби...
     Под самое утро проснулся.  Почудилось сквозь сон, что у соседа за
стеной, чуть слышно, - та музыка, тот же ударник, как в магазине, ког-
да вздрагивала стеклина, за которой стояли "кассетники" и "вертаки", а
в экранах телевизоров отражалась она, идущая к выходу...

     После консультации  студент  зашел  в столовую,  взял "комплекс",
устроился в уголке.  Отпил сразу полстакана компота,  ткнул  вилкой  в
шницель.
     Может, поехать к биофаку?  Попытаться еще раз... Нет... Рядом бу-
дет маячить  и  ухмыляться  тот парень...  Лучше вообще об этом не ду-
мать... Сейчас главное - сесть за диплом,  сесть основательно... Через
две недели надо показать собранный материал... В библиотеку сегодня не
сунусь - оттуда прямая дорога к биофаку - поеду к Андрюхе; сегодня чем
дальше от центра, тем лучше...
     Студент отнес посуду в мойку.  Из-за соседнего столика рукой мах-
нула Тамарка. Отвернулся.

     Пока студент ждал трамвай,  по дороге, что шла параллельно линии,
один за одним проносились самосвалы,  груженные снегом.  Потом, уже из
вагона, он видел вгрызающиеся  в  сугробы  снегоочистители,  грейдеры,
скребущие обочину, людей в оранжевых жилетах.
     Студент не отрываясь смотрел в протаянную дырку. Сквозь нее город
казался чуточку незнакомым.
     В трамвае не умолкал пассажир:
     - Нынче зима что надо...
     - А в том году снега почти не было,  помните?..  Вот и приходится
теперь небесам план перевыполнять...
     - Старики говорят, лето будет засушливое...
     Студент, вслушиваясь в разговор,  выскреб на замерзшем стекле ма-
ленькую буковку "м".
     - Я лично в их приметы не верю. Все же на глазах меняется. Может,
мы уже такого на нашей многострадальной планете натворили, что и поду-
мать страшно.  Кругом стронций-девяносто - снег,  и тот радиоактивный,
скоро люминесцировать начнет - вот примета настоящая...

     Андрюха был дома.  Как и в прошлый раз,  ползал  на  четвереньках
вокруг ватмана - подправлял, подчищал.
     - Да ты не расстраивайся,  - Андрюха  свернул  ватман,  отнес  на
стол. - Я еще вчера понял, что наш план с изъяном: не учел психологии.
Во-первых, насильно мил не будешь,  во-вторых, девицы типа твоей изба-
лованы до ужаса - им принцев подавай,  ведь,  по их мнению,  они живут
для счастья,  а счастье должно строиться на прочном фундаменте...  Вот
был бы ты железобетонным...
     - А если она специально с тем парнем подстроила,  чтобы надо мной
подшутить, - знала, что будут ее ждать? А может, он случайно забрел на
день рождения, и она хотела от него отделаться, да не могла?
     - С женщинами надо рвать сразу и с корнем!
     - Что-то  ты  свою Верочку до сих пор забыть не можешь...  Сам же
говорил:  если вернется, все прощу, пусть хоть с ребенком чужим, - го-
ворил?
     - Сравнил... У нас была настоящая любовь...
     - У меня, может быть, тоже настоящая.
     - Не  смеши...  Тебе просто обидно,  что тебя обвели вокруг паль-
ца... Если бы любил,  то не сидел бы у меня, а метался бы под ее окна-
ми, телефон  бы  терзал,  плакал  бы горючими слезами,  кусал пальцы и
выл... Впрочем, я знаю, как тебе помочь, - Андрюха расстелил очередной
лист, прижав края толстыми справочниками. - К тому же доведем до конца
наш первоначальный план...
     - Опять за свое!
     - Нет,  наберись терпения и выслушай, - Андрюха сжал лезвие между
пальцами, навис над ватманом и срезал прозрачный лоскуток.- Есть самый
верный и надежный путь... И как я сразу не допер? Нет на свете писате-
ля, могу поспорить на что угодно, который не мечтал бы открыть настоя-
щий талант и ввести его в большую литературу, А ведь у человека на лбу
не написано - талант он или элементарный графоман...
     - Зато написано в его произведениях...  Талант виден по первой же
строчке...
     - Это когда талант уже развился...  Вначале же трудно  определить
истинную цену,  тем более в литературе...  Сколько примеров, что писал
человек ерунду, писал, а потом взял да выдал гениальную книгу - и ник-
то его остальную писанину не помнит,  и кажется,  что гениальная книга
была написана им сразу,  без усилий...  Да что я тебе объясняю - ты же
об этом лекции слушал, на семинарах спорил, рефераты писал...
     - Если я тебя правильно понял, то ты предлагаешь, чтобы я изобра-
зил подающий надежды талант.
     - Да тебе и делать-то,  в сущности,  ничего не придется -  возьми
какого-нибудь сильного,  но забытого писателя,  сработай под его стиль
новеллу - так, странички три-четыре, чтобы не напугать мэтра объемом.
     - Но он же знает, зачем я приходил в первый раз.
     - И прекрасно... Скажи, что новелла уже тогда лежала в дипломате,
а ты  переволновался  и  нагородил всякой чепухи про диплом...  Сделай
страдальческое лицо, и он, вспомнив, как был несправедлив к тебе в тот
раз, компенсирует все повышенным вниманием...  К тому же любопытство -
вдруг ты приволок шедевр...  А когда он заглотнет наживку, ты не стес-
няйся, соглашайся  со всеми его замечаниями и побольше спрашивай,  как
ему удается так замечательно писать, и уверяй, что хочешь сам научить-
ся такому искусству...
     - Ты же знаешь, я слишком уважаю литературу... К тому же я никог-
да не  писал ни прозы,  ни стихов и пробовать не хотел...  Человек или
рождается писателем, или нет... Этому нельзя научиться...
     - Минуточку, - Андрюха сходил на кухню, принес кусок батона, ска-
тал мякиш. - Неужели из всей уймы прочитанных книг ты не вынес ничего?
Все равно  что-то осело в твоем мозгу,  вошло в тебя непроизвольно,  -
Андрюха прогнал хлебный шарик ладонью по ватману. - Сядь, попробуй; не
получится - и не надо... К тому же твое появление с новеллой у писате-
ля даст тебе шанс прояснить отношения с  дочкой...  Она  откроет  тебе
дверь, а ты холодно скажешь:  извините,  но я не к вам, или, наоборот,
убедишь ее, что она вдохновила тебя на творческие муки и ты благодарен
ей...
     - Лучше позвонить...
     - Да она по телефону и разговаривать с тобой не будет,  не надей-
ся, - бросит трубку,  и все, а на улице будет нарочно таскать за собой
ухажера, и он даже может начистить тебе харю... Выбирай...

     Вернувшись домой,  студент отыскал в затрепанной телефонной книге
нужный номер.  Ему хотелось лишь одного: чтобы подошла она -  и  будь
что будет. Но трубку снял писатель. Студент, прикрыв микрофон ладонью,
дождался коротких гудков - давать отбой сразу было  бы  подозрительно.
Минут через пятнадцать снова позвонил, и опять трубку поднял писатель.
     Наверное, ждет срочного и важного звонка,  или просто Марины  нет
дома... Гуляет с длинным по набережной...
     Студент ушел к себе в комнату, уселся в старое кресло. Телефонный
звонок - резкий и неожиданный.
     Боясь опоздать, сдернул трубку - и услышал насмешливый голос Анд-
рюхи. Тот  обещал  нагрянуть  с  утра  пораньше и приобщиться к плодам
творчества...
     Студент еще раз, как можно старательней, набрал пять обыкновенных
цифр.
     Теперь этот номер вряд ли удастся забыть...
     Но опять неудача.
     А действительно, в предложении Андрюхи насчет новеллы есть рацио-
нальное зерно... Писатель же не круглый дурак, чтобы выставить начина-
ющего автора, даже не загляув в предложенную рукопись... История лите-
ратуры убедительно показывает,  что молодые всегда  цеплялись  с  лов-
костью обезьян за старые,  но прочные ветки... Скакали по ним вверх, и
только сорвав желанный плод,  успокаивались и начинали в свою  очередь
помогать тем,  кто  рвался следом...  Да и не в этом даже дело - пусть
раздраженно откажет или озабоченно сошлется на нехватку времени -  его
право... Главное  -  доказать самому себе и Андрюхе,  что не такое это
сложное дело - выдать образец  элементарной  прозы,  ведь  большинство
профессионалов лишь владеют суммой приемов,  они как бы делают зарядку
по давно заученному комплексу,  и им в голову не приходит,  что  можно
выкинуть какой-нибудь дух захватывающий трюк...  Взять яркость и терп-
кость Бунина,  добавить мягкость и плавность Чехова, подбросить болез-
ненной психологии Достоевского и увенчать все толстовским  психоанали-
зом...  Но тогда получится не рассказ,  а целый роман,  бумаги не хва-
тит...  Глядь, к утру на эпопею из современной жизни потянет... Только
начать - засосет, как болото...
     Студент достал из стола новую общую тетрадь, приготовил набор ша-
риковых ручек,  подаренных матерью,  открыл форточку, чтобы проветрить
комнату, а сам пошел на кухню чем-нибудь подкрепиться.
     Заглянул в холодильник.
     Почему раньше  не  тянуло писать?..  Или чем больше читаешь,  тем
меньше тянет к творчеству, и наоборот?.. Если у Марины скажут хоть од-
но доброе слово,  начну копить деньги на пишущую машинку... В комисси-
онке их - завались...
     Достал колбасу, масло, хлеб.
     Для начала выдать бы страниц десять...
     Студент просидел над раскрытой тетрадью всю ночь.  Рисовал черти-
ков и принцесс, каждые полчаса умывался холодной водой и снова рисовал
чертиков. Когда пришел Андрюха, то чертики перепрыгнули уже на следую-
щую страницу.
     - По небритой, мятой роже вижу, что шедевр готов, - Андрюха вошел
в комнату. - Завидую твоей работоспособности...
     - Знаешь, я наконец-то понял, почему в наше время так поздно ста-
новятся писателями.
     - Оттого, что поздно влюбляются, - Андрюха взял тетрадь. - Насто-
ящая любовь теперь посещает людей,  увы, в достаточно зрелом возрасте,
и исключения вроде меня только подтверждают правило...
     - Я загорелся твоей идеей,  устремился к листу бумаги -  и  вдруг
подумал: о чем писать?..
     - Конечно, о чертях, - Андрюха положил тетрадь обратно на стол. -
Под Булгакова!
     - Понимаешь,  для меня не было откровением,  что писатели, как бы
они ни уходили от реальности, строят свое произведение на фактах своей
жизни. Пережитая ими боль,  испытанное ими счастье - вот неисчерпаемый
источник всех  эмоций...  А я,  очутившись перед чистым листом,  вдруг
осознал, что мне не о чем рассказать людям, совсем не о чем...
     - А детство?
     - Детство  было  у каждого - а мое детство вряд ли чем отличается
от детства любого другого;  все мы шагаем по одним ступенькам,  и  все
это на сто рядов давно обмусолено и обкатано.
     - А учеба в университете?
     - Конечно,  весьма неловко вспоминать о пропущенных лекциях,  ду-
рацких практиках, косноязычных преподавателях... Можно еще припомнить,
как забывал платить комсомольские и профсоюзные взносы, как на суббот-
нике грелся на солнышке,  как смылся из колхоза и потом достал липовую
справку...
     - Стоило из-за этого страдать всю ночь! Взял бы да написал о сво-
ей бабке... Ты же мне все уши прожужжал. Какая она была хорошая, какая
добрая...
     - О бабке Анне я сразу подумал,  и когда понял,  что, в сущности,
ничего о  ней не знаю,  опешил...  Вспомнил,  что муж ее бросил еще до
войны, что двое детей из трех умерли,  даже не знаю, от чего... Вспом-
нил обрывки  рассказов о ее работе на швейной фабрике и в театре...  И
все... Осталось от нее одно это кресло,  которое скоро тоже выкинут...
Оказывается, я и корней-то своих не знаю...  Как-то стал мать расспра-
шивать, а она достала старую,  всю изломанную  фотографию,  ничего  не
разберешь, - говорит, это прабабушка с прадедушкой - Петр и Анастасия,
а отчества ихние уже не помнит... Не умел я бабку слушать, все некогда
было - помню,  то в футбол гоняли, то мультики смотрели, а потом, уже
когда студентом стал,  - просила: запиши, мол, для своих будущих детей
факты прошлой жизни - смеялся, отмахивался, думал, успею...
     - Ладно, побегу, мне еще пять листов чертить.
     - Сейчас  завалюсь спать на целый день...  Представляешь,  до сих
пор даже влюбиться не мог по-настоящему...  А то было бы про  что  пи-
сать, наверняка...
     - Хочешь,  я схожу на биофак, разыщу твою Марину и выясню отноше-
ния? Объясню твои чувства? Ты же никогда сам на это не решишься...
     - Заткнись и сделай милость,  исчезни! Рожа твоя мне за последние
дни очень уж опротивела. Генератор идей! Мефистофель недорезанный!
     - Я же хотел как лучше...
     - Бывает.
     - Ну, отсыпайся.
     - Постараюь...

     Через три дня,  вернувшись из библиотеки,  студент в один присест
написал почти без помарок грустную новеллу,  вернее, акварельный этюд,
и после  уже,  перечитывая,  удивлялся,  почему  вдруг  именно сегодня
вспомнил давнишнюю осень, старого пса без имени на покосившемся крыль-
це и мотоцикл у забора с разбитой фарой.  Остальное придумалось как-то
само собой - и письмо, что привез на этом мотоцикле почтальон в дожде-
вике и фуражке с оторванной кокардой,  и человек, проживающий временно
в доме и ушедший в сырые сопки по палой листве,  так и  не  дождавшись
письма.
     Студент переписал все начисто,  сколол листки скрепкой, положил в
дипломат.
     На улицах уже зажгли фонари. Когда он пересаживался из троллейбу-
са в трамвай, повалил снег.
     Вот и хорошо...  Пусть все будет,  как в тот вечер...  Только  на
этот раз в дипломате - пять убористых страниц...  Кажется,  получилось
хорошо... Даже при отсутствии сюжета,  при традиционности характера...
Есть какое-то грустное,  особое настроение...  А может, действительно,
это начало чего-то настоящего, серьезного... И все началось с глупого,
нелепого визита...  Марина... Думал беспрестанно лишь о ней, хотел на-
писать про нее, вспоминал, мечтал, клял - и вдруг: человек, уходящий в
тайгу с ружьем на плече,  уходящий,  чтобы не вернуться,  и старый пес
долго смотрит ему вслед с крыльца, и запоздавший мотоцикл...
     Когда подходил к дому и поднимался по лестнице,  твердо знал, что
теперь никакая сила не остановит. Прежде чем нажать кнопку звонка, от-
дышался, снял шапку, спрятал перчатки в карманы.
     Только бы прочитал...
     Дверь открыла Марина - все та же книга в руках - молча отступила.
Он шагнул за порог.
     - Мог бы и предупредить по телефону, - Марина поправила очки.
     - Я, как это ни странно, снова к твоему отцу.
     - К сожалению,  папа уничтожает все черновики и варианты...  Улы-
байся - не улыбайся, а я имела удовольствие поговорить с твоим другом,
по крайней мере он так отрекомендовался,  кажется, Андрей или Алексей,
-  так  вот,  этот твой друг отыскал меня и объяснил твое поведение...
При этом брал всю вину на себя...
     - Значит, не судьба, - студент напялил шапку, повернулся к дверям.
     - Да ты не огорчайся, папа все равно в Москве.
     - Какая разница? - студент вышел на площадку.
     - Ты на меня сердишься?  - Марина вышла на площадку следом.  - За
день рождения?
     - Ни на кого я не сержусь, - студент поставил дипломат, повернул-
ся к Марине.  - Я бы никогда тебе этого не сказал, да видно, не встре-
чаться нам больше...
     - Как торжественно.
     - Люблю я тебя,  - студент подхватил дипломат и,  не оглядываясь,
стал спускаться по лестнице.
     Он приостанавливался  на  каждой ступеньке и,  прежде чем сделать
следующий шаг,  напряженно вслушивался - но лишь с улицы  доходил  шум
редких машин:  им,  наверное,  было трудно врезаться в пелену снега, и
"дворники", натужно поскрипывая, сбивали мокрые хлопья по рамке стекла.
     Дойдя до площадки с почтовыми ящиками, студент услышал, как лязг-
нула дверь,  и звук этот, цепляясь за прутья гнутых перил, опадал, как
последний лист с озябшего дерева.  Навалившись плечом на железо  мятых
ящиков, студент пытался угадать, по какую сторону двери осталась Мари-
на - боясь догнать его,  все еще смотрит в черную  щель  пролета  или,
сжав мягкий воротник, уходит по коридору мимо широких лыж, мимо зерка-
ла, мимо тусклого бра.
     Он выпрямился - плечо тяжело отлепилось, и пустое железо щелкнуло
и загудело. Вернулся к лестнице, уперся ногой в перву