- Кому такое фуфло нужно!
     - Сама фуфло!
     - Как тебе,  Зинка,  не стыдно.  И что ты ко всем привязываешься?
Угомонись...

     - Что вы там,  уснули?  - продавщица бухнула на весы связку бана-
нов, заколдовала гирями.
     - Разморило, - Наталья Петровна подставила сетку.
     - Сдачу-то возьмите,  - продавщица высыпала  на  грязную  тарелку
мелочь.
     Наталья Петровна не считая спрятала сдачу в кошелек.
     Очередь все туже захлестывала прилавок.

     Наташа онемевшими пальцами стянула наушники, расписалась в журна-
ле, поднялась на затекшие ноги и наткнулась на Зинку.  Лицо Зинки было
в багровых пятнах - наверное, опять тошнило. Зинка пропустила ее к вы-
ходу и сама уселась на освободившееся место.
     Наташа, держась  за  поручни,  спустилась  и,  запрокинув голову,
вдохнула на полную силу.
     Сквозь маскировочнцю  сеть  и  листья ближней березы угадывалось
светлеющее небо - тусклые звезды подмигивали - то ли вздрагивала  мас-
кировочная сеть, то ли Наташу пошатывало.
     - Слышь,  тяжелая долбает,  - лейтенант остановился рядом с  ней,
закурил. - Теперь фрицам драпать без остановки до Берлина.
     Наташа опять посмотрела на тусклые звезды,  прислушалась.  Совсем
рядом выводил коленца соловей,  и сквозь его трели пробивался назойли-
вый звук морзянки.
     - До Берлина еще далеко,  товарищ лейтенант, - Наташа пошла, хлю-
пая сапогами в росистой траве, остановилась. - Добраться бы сначала до
Киева и Минска, а там - и Берлин.
     - Ох, и молотят их сейчас наши, ох, молотят...
     Соловей примолк на минуту,  чтобы дать послушать лейтенанту дале-
кую призрачную канонаду, и завелся снова.
     Мимо березы  с  ободранной корой пробежал старший радист,  что-то
прошептал лейтенанту,  и они вместе побежали в сторону замаскированной
РАФ.
     Наташа обогнула палатку.  Возле куста, зевая и поеживаясь, стояла
Настя, обхватив карабин,  словно полено.  Увидев Наташу,  она зевнула,
передала карабин,  шагнула к палатке и, подавшись вперед широкими пле-
чами, нырнула под брезент на нагретое Зинкой место.
     Наташа вернулась к машине. В открытую дверь была видна спина Зин-
ка, а чуть сбоку - бледный профиль Верочки.
     Кончались четвертые сутки непрерывного дежурства.

     Наталья Петровна протиснулась напрямик через  очередь,  выдернула
застрявшую сетку и остановилась передохнуть у стены. Ящики, на которых
сидели старушки, были пусты.
     - Счастливая, - донеслось из очереди.
     Наталья Петровна опустила сетку с бананами на ящик.
     Теперь бы только дотащиться...  Виски опять ломит... А все же ка-
кое это глупое слово - счастливая...  Да и есть ли оно вообще на свете
- счастье?..  Глупое,  самозабвенное счастье... Когда кончилась война,
было настоящее счастье,  но ведь одно на всех...  А вот свое,  хотя бы
малюсенькое, но свое...  Неужели так и нечего вспомнить?.. Быть такого
не может... А та ночь, мелькнувшая случайной искоркой...

     - Я тебя люблю,  понимаешь,  люблю! - он вдруг придвинулся к ней,
забавно выпятил нижнюю губу и замер.
     Она его поцеловала. Он ответил неуверенно и вяло.
     - До завтра,  - она встала и попыталась выдернуть руку из его су-
хих ладоней.
     - Я как только увидел...  Как только... Понимаешь?.. Это до самой
смерти...
     Она не дала ему договорить,  еще раз поцеловала и убежала по лун-
ной аллее в корпус.  Всю ночь пролежала не раздеваясь,  а утром собра-
лась и тайком уехала.
     А все началось с пустяка,  с "бега в мешках". Энергичный массовик
загнал их в широкий полосатый мешок - она хохотала,  нежданный партнер
смотрел куда-то в сторону и теребил пальцами  край  мешка.  На  первых
метрах они  упали  раз  пять - она поднималась первая и дергала его за
рукав, а он,  обретя равновесие,  судорожно цеплялся в  край  мешка  и
что-то бубнил под нос.
     Вечером на концерте он подсел к ней.  Она  поправила  его  модный
галстук, съехавший набок...
     Уехала из пансионата утром,  а через пару часов в автобусе  стало
невыносимо душно.  Вот в последний раз далеко внизу мелькнуло море,  а
может, просто клок тумана, застрявший в ущелье. Поворот, короткий тун-
нель, поворот...
     Впереди - поезд дальнего следования,  и облупленный вокзал, и но-
вая квартира на Студенческой набережной,  и раздобревший солидный муж,
и послушная дочь, и в перспективе покупка машины - не хватает пока две
тысячи.
     А если бы он догнал в аллее,  позвал с собой,  ничего не  обещая,
кроме любви... Но он остался на скамейке под магнолией...

     Наталья Петровна  положила джемпер поверх бананов.  Паренек в жо-
кейке и Витька,  стоя на краю тротуара, уплетали бананы и разбрасывали
кожуру. Очередь зло и сердито поглядывала на них.
     Нашла что вспомнить...  Но почему-то всегда кажется,  что счастье
прошло совсем рядом на цыпочках...  И наверное, прав зять, когда после
очередного разговора заявил,  что там,  на войне,  счастлива была одна
лишь Верочка... Именно для таких блаженных приберегается счастье...

     Дождь прошел, и только редкие капли, срываясь с веток, продолжали
скатываться по брезенту палатки.
     Наташа пришила пуговицу к гимнастерке и протянула иголку Верочке.
Та долго мусолила губами суровую нитку и наконец попала в ушко.
     - У меня сегодня волна плавала все дежурство,  - Наташа приподня-
лась, чтобы надеть гимнастерку,  и задела головой брезент.  -  Замучи-
лась...
     На брезенте осталась светлая полоса.
     - А  мой  радист опять работал открытым текстом:  "Люблю,  целую,
жду!"
     - И ты, конечно, снова не зарегистрировала нарушение и не доложи-
ла по команде, дуреха...
     - Жалко человека, - Верочка уколола палец и сунула его в рот.
     - Ох, смотри, лейтенант узнает!
     - Ну и пусть узнает, пусть!.. Я уверена, даже больше чем уверена,
что он поймет...  Это вы с Зинкой лезете из кожи,  по любой мелочи шум
подымаете.
     - Поймет,  держи карман шире...  Скажи лучше,  чего ты трясешься,
когда Ремезов к тебе подходит, глазки закатываешь?
     - Лучше бы за своей Зинкой следила,  - Верочка уронила иголку  на
колени и  стала искать ее,  осторожно шаря пальцами по юбке.  - А пом-
нишь, когда вы зимой приходили ко мне в госпиталь  и  Зинка  улыбалась
всем подряд?  Так после лейтенант заглядывал, и мы даже поговорили ма-
лость...
     - Да надоела ты с госпиталем, уши прожужжала... Один раз командир
навестил, подумаешь... Мы вот с Зинкой целых тры раза были, так ты про
нас и не вспоминаешь...
     - Я помню!  И про вас, и про лейтенанта! У меня память хорошая. В
школе знаешь как стихи щелкала, "Мцыри" за вечер одолела...
     - Хорошая, хорошая. Вот проживи еще лет двадцать, потом хвастай...
     - Да я и сто лет проживу - ничего не забуду, ничегошеньки...

     Наталья Петровна  подхватила  сетку с ящика,  вышла на солнцепек.
Забор церкви отрезал ее от очереди.  Было слышно,  как постукивает  на
лесах молоток  о  древние  крипичи и дребезжит сброшенный лист ржавого
железа.
     Такой же жаркий день был, когда Зинку отчислили из части...

     Девчонки молча подходили к Наташе, и каждая протягивала ей то ку-
сок фланели, то ненадеванный лифчик, то недавно полученный кусок мыла.
     - Зинку, тварюгу, надо было в штрафбат заместо лейтенанта, - Нас-
тя долго крутила в руках газетный сверток и наконец сунула  Наташе.  -
Теперича назначат дундука вшивого, намаемся...
     Через полчаса Наташа отыскала Зинку у дороги.  Та сидела на пыль-
ной траве в ожидании попутки.  Лицо ее в багровых пятнах казалось зап-
лаканным.
     - Тошнит? - Наташа положила узел Зинке на колени. - Пригодится...
     - Честное слово,  Наток,  я не думала,  что лейтенанта  упекут  в
штрафбат... Это в тот день было,  помнишь, когда мы с тобой котел чис-
тили... Повар все любезничал со мной,  гадости всякие  рассказывал,  а
потом и говорит - что вы, девчонки, дурака валяете, все равно скоро на
фронт отправят, а вам ведь, глупеньким, так легко от армии избавиться,
стоит только случайно от доброго человека забеременеть... Вечером пош-
ла я к тому дворику,  где коза блеяла,  а навстречу лейтенант с котел-
ком, а в котелке молоко...  Потрепались малость, да и пошли к нему мо-
локо пить,  и тут я воспользовалась моментом,  а он  как  будто  этого
ждал... Видишь,  не прогадала,  отправляюсь в глубокий тыл... А лейте-
нант выживает, такие не пропадают...
     Из-за поворота показалась машина. В кузове маячила одинокая фигу-
ра. Пыль густо стелилась на обочину.
     - Наток,  прости,  что я тебя на курсы потянула,  а сама сбегаю -
хочется урвать кусочек жизни,  а я сумею,  вот увидишь,  сумею, только
береги себя,  может,  когда-нибудь и придется свидеться, прости, ох, и
смутно мне,  хоть давись,  - прости,  да девчонки пусть на меня зла не
имеют, у самих как еще сложится - неизвестно; дура я, полная дура, бы-
ла бы поумней, глядишь, за Ремезова бы замуж выскочила...

     А через три дня шустрый лейтенантик построил отделение возле РУКа.
     Был он молоденький,  рыжеватый,  в лихо заломленной фуражечке,  и
кого-то напоминал Наташе.
     - Не пора ли обедать? - Настя высунулась из шеренги.
     Лейтенантик молча посмотрел на нее, забавно покачал головой.
     - Да не томите, товарищ лейтенант...
     - Значит,  есть приказ... Командировать одного человека на летуч-
ку. Особое задание командования у линии фронта...  Ротный так и сказал
- особое задание...  Не знаю,  кого выбрать, познакомиться как следует
не успел...
     - Можно мне на летучку? - Верочка сделала два шага вперед. - Я не
подведу.
     Лейтенантик прошел вдоль строя и остановился  перед  Верочкой,  и
все увидели, что он чуть выше ее, да и то из-за фуражки.
     - Будут другие предложения? - командир вернулся назад и уставился
неподвижными глазами на замершую Настю.
     Откуда-то появился Санушкин с котелком в вытянутых руках, но сей-
час же попятился назад, прячась за машину.
     - Вы,  товарищ лейтенант, не думайте, что Верочка у нас робкая, -
Настя часто заморгала. - Она очерь серьезная и упрямая, даже боевая...
     Остальные девчонки молчали.
     - Значит, решено... Разойдись!
     - Не ожидала от тебя такой прыти, - Наташа поправила Верочке заг-
нутый воротничок. - Возвращайся скорее.
     - Может,  лейтенанта Ремезова встречу, - Верочка нагнулась и сор-
вала мятый одуванчик,  побелевший наполовину.  - Ты знаешь, как только
про летучку услыхала,  сразу об этом подумала.  Вышла и боюсь - как бы
еще кто не вызвался...
     Пушинки облепили рукава Верочки.
     - Иди,  собирайся,  дорога  не близкая,  - Наташа вмяла сапогом в
пыль отброшенный Верочкой одуванчик.

     Летучка не вернулась с задания.  Позже дошел слух, что ее накрыло
при артналете.

     Наталья Петровна  прошла до конца забора,  остановилась.  Закрыла
глаза.
     Выйдет мне эта очередь боком...  Головушка проклятая раскалывает-
ся... Хорошо еще, что прямо у прилавка не сподобилась...
     А все тот нелепый случай...

     Наташа посмотрела на Санушкина, который, как всегда, обхватив ко-
лени, дремал на матрацах.  Но рядом с ним не было Зинки. А она так лю-
била замирать, прижавшись щекой к его плечу.
     На месте Верочки сидела Настя,  а из-за нее  выглядывала  недавно
присланная с курсов девчонка.
     Вот и осталась одна...
     Вдруг Наташу бросило на стенку, а Санушкин, взмахнув руками, ныр-
нул к Насте,  а потом, так же взмахнув руками, отпрянул обратно, толк-
нув Наташу к приемникам.
     Настя и новенькая повалились вслед  за  Санушкиным  на  скатанные
матрацы.
     Ближний к Наташе приемник сорвал крепление и,  подпрыгнув на сто-
лике, рухнул ей на голову.

     Когда Наташа очнулась, она увидела лейтенантика. Он стоял над ней
и что-то беззвучно говорил разбитыми в кровь губами.  Может, он объяс-
нял ей то, что она узнала позже, - шофер, оказывается, завалил станцию
в воронку,  но, к счастью, никто не пострадал, лишь ей досталось, да и
то чуток.
     Только сейчас она разглядела у лейтенанта на носу мелкие веснушки
и поняла,  что он весь,  начиная с новой портупеи и сияющей на фуражке
звездочки, похож на того мальчишку, который давным-давно нравился ей в
седьмом классе,  - разглядела и вновь потеряла сознание и очнулась уже
в госпитале.
     Она сразу догадалась,  где находится,  по запаху, который помнила
еще с зимы, когда ходила вместе с Зинкой проведать Верочку.
     Открыв глаза,  Наташа долго изучала мятую простыню, натянутую пе-
ред ее кроватью,  и когда с той стороны, в гулкости палаты, возник от-
чаянный стон  боли,  он  обрадовалась,  потому что мгновенно вспомнила
беззвучные губы веснушчатого лейтенанта.
     Мамочка моя, чуть не оглохла совсем...
     Стон, приглушенный подушкой или ладонями, повторился.
     Наташа легонько,  самыми кончиками пальцев потрогала свою голову,
которая даже не болела - пальцы наткнулись на бинт.
     Стон за простыней сменился хрипом.
     Забыв про бинт, Наташа откинула одеяло, соскочила на шершавый пол
и, отогнув простыню, выглянула.
     Два длинных ряда серых коек,  а за окнами утро,  такое же  серое,
как одеяла на койках,  и на табурете посередине прохода уснувший сани-
тар - он уперся ногами в спинку койки,  с которой вновь сорвался то ли
стон, то ли выкрик.
     Наташа с трудом разобрала слово "пи-и-ить!"
     Набросив одеяло на плечи, она проскользнула мимо сопящего санита-
ра к бачку с перевернутой кружкой на прогнутой крышке, наполнила круж-
ку до краев и, боясь расплескать, понесла воду мимо приглушенно вскри-
кивающих, охающих во сне,  к тому,  который разбудил ее,  не  выдержав
жажды.
     - Дура!  - крикнул санитар,  когда Наташа склонилась над окровав-
ленными бинтами. - Ему же нельзя!
     Кружка покатилась между кроватями, и струйки побежали по тусклому
полу, и вдруг первый солнечный луч стрельнул в окно и застрял в лужице.
     - Я подотру, дайте тряпку...
     - Дуреха, тебе же вставать нельзя! - Санитар вернулся на табурет.
- Брысь отсюдова!
     Не успела она забраться в кровать,  как палата заматерилась, зас-
тонала, и санитар,  гулко стуча сапогами,  начал чем-то греметь и звя-
кать.
     Наташа повернулась набок и увидела на стуле рядом с кроватью пач-
ку махорки  и два больших куска сахара,  и ей вдруг захотелось горяче-
го-прегорячего чаю с курагой...

     Через две недели ее выписали.  За это время она привыкла помогать
санитарам, и раненые называли ее сестрицей,  а главврач,  заметив ее с
"уткой", улыбнулся,  а вечером,  присев на кровать, долго смотрел ей в
глаза и,  наконец,  сказав, что она молодцом, посоветовал все же избе-
гать резких движений.
     - Если бы разрешили,  я бы осталась у вас,  - Наташа обернулась в
дверях. - Мне кажется,  здесь от меня больше проку...  Только не поду-
майте, что я боюсь возвращаться,  нет, - но у вас все ясно, понятно, а
там... Кому я нужна там...
     - Дорогуша,  я  вас понимаю.  Только каждый из нас должен быть на
своем месте,  а уж решать,  чье место важнее, не берусь и вам не сове-
тую...

     Поток автомобилей  прервался,  и Наталья Петровна перешла дорогу.
Перед самым домом она заметила  Костика  на  велосипеде.  Зять  шагнул
навстречу, засунул газету в карман, подхватил сетку.
     - Рванем после обеда на дачу?
     Она кивнула.  Внук с разгона въехал в ближнюю лужу. Зять уже мая-
чил у подъезда, нетерпеливо поглядывая на бананы.
     С газона пахло сиренью.
     Зачем ворошить старое,  когда ничего ни вернуть,  ни исправить...
Дожить тихо и спокойно,  что осталось...  Федя никогда не терзался,  и
был прав...  Зять тоже побесится да успокоится...  На дачу,  срочно на
дачу... Теплица не достроена, парник почти развалился, да и грядки на-
до снова полоть...
     - Милая теща, - зять открыл дверь подъезда, - последние дни я был
невыносимо назойлив...  Всякую чепуху городил...  А хотите,  поклянусь
больше не тревожить вашу память?.. Но позвольте напоследок спросить...
Почему вы ни разу не вспомнили последние дни войны?
     Наталья Петровна,  оставив зятя внизу, долго поднималась по лест-
нице. Следом за ней тащили детский велосипед,  поторый то и дело заде-
вал за ступеньки...

     Никто не знал,  когда кончится война, и все же война кончилась, и
был взятый яростным штурмом Кенигсберг,  где она впервые увидела трупы
фашистов, был пьянящий, ликующий май, а затем - бросок через всю стра-
ну в Хабаровск и долгий обратный путь в Москву после капитуляции япон-
цев, и долгожданная демобилизация в ноябре сорок пятого, и было нетер-
пеливое ожидание бурной, счастливой жизни, потому что иная жизнь после
войны и не мыслилась...



                         Михаил БАШКИРОВ

                       СТРАСТИ ОБЫКНОВЕННЫЕ

     Гражданин возвращался из отпуска с иконой.
     Лето гасло.  Тусклые  краски ползли вдоль тракта,  и не верилось,
что через неделю-другую густо закипит резвая осень.
     Автобус покачивало и трясло на выбоинах.
     Сластенов то и дело поправлял рукой обшарпанный чемодан,  а  тот,
как нарочно,  раздув  бока,  отползал назад или прибивался к соседнему
креслу.
     Икона лежала в чемодане,  завернутая в старую газету. Одним углом
она зарылась в толстый свитер домашней вязки, другим углом тупо стука-
лась  о поллитровую банку с вареньем.  На икону мягко наседали грязные
скомканные рубахи,  майки, носки. Снизу ее подпирали сломанный фотоап-
парат  и толстенная книга по специальности,  так ни разу и не открытая
за время отпуска,  да журнал с частично разгаданным кроссвордом и пер-
выми главами свежего английского детектива.
     Сластенов смотрел мимо дремлющего соседа  на  обочину,  поправляя
непослушный чемодан, вспоминал парное молоко, творог, сдобренный саха-
ром и густо приправленный сметаной, и лихо закрученный детектив. Снова
смотрел на обочину.
     В первой же главе сразу четыре трупа,  исчезнувшая реликвия и  ни
одной улики...  Туман,  кровь,  недоеденный пудинг и уверенная походка
сержанта полиции... А как спалось в дождь на сеновале под толстым оде-
ялом... Было слышно, как возятся свиньи, блеет овца и бдительно ворчит
пес... Бедный сэр Чарльз...  Надо будет обязательно  купить  продолже-
ние... Как спалось...
     Сластенов задремал и пришел в себя,  когде уже въехали  в  город.
Чемодан, покрытый ровным слоем пыли, уполз далеко назад, под ноги пар-
ней, которые, как и шесть часов назад, резались в карты.
     За всю дорогу Сластенов ни разу не вспомнил об иконе,  когда ехал
с автовокзала в переполненном трамвае,  не вспомнил и войдя в подъезд,
заново покрашенный за время его отсутствия.
     Отомкнув дверь, сбросил прямо у порога кроссовки, расстегнул пид-
жак, толкнул  чемодан под зеркало,  уронил мятую кепку на пол и уселся
на табуреточку.
     Наконец-то дома...  Чем-то вкусным тянет с кухни. Сейчас бы таре-
лочку борща...
     - Кирилл, это ты? - жена выглянула в прихожую, думая, что вернул-
ся сын, обмерла, держа на весу руки, белые от муки. - Ваня!
     - Решил последнюю недельку дома отсидеть. А то и не заметишь, как
на работу выходить,  и опять ящик на балконе останется  неотремонтиро-
ванным, да форточку надо подогнать, сама же говорила...
     - Знала,  что сбежишь, - жена ушла на кухню, вернулась с вымытыми
руками, -  с  утра чувствовала...  Пришла с работы - и сразу за блины,
твои любимые...
     - Фаршированные?
     - С мясом и рисом,  - жена задвинула чемодан в угол, подняла кеп-
ку, нацепила ее на вешалку и поцеловала мужа в небритую щеку.
     - Я тебе,  Машунчик,  варенья привез - клубничного,  -  Сластенов
поднялся. - Каждую ягодку своими руками собирал,  на четвереньках пол-
зал.
     - Загорел,  поправился,  - жена у входных дверей нагнулась, взяла
кроссовки и поставила их рядом со своими туфлями.  - Тетя Катя все та-
кая же шустрая?
     - Кстати, она же мне свитер толстущий связала, - Сластенов шагнул
к жене  и  запнулся об угол чемодана.  - С магазинскими не сравнить...
Может, Кириллу подойдет?
     - Обойдется...  Ты и так отдал ему венгерские по