Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
было легче, и казалось, что
очередь начала двигаться рывками, как едва заметный ветерок, только
что выскочивший из-за тополя.
Наталья Петровна закрыла глаза.
Главное, дышать ритмично и глубоко... Куда же пропал ветерок -
пора уж пройтись ему вдоль магазина, ведь тополь снова прошелестел -
еле-еле, но прошелестел...
А здесь, у стены, по-прежнему, как в омуте... Нет, не в омуте, а
в переполненном вагоне... Ночь, но мало кто спит... Поезд, судорожно
подрагивая вагонами, тащится к фронту. Все ждут, что вот-вот сквозь
привычный перестук нахлынет давящий гул самолетов... Или это она одна
не спит, упершись коленями в чьи-то каменные колени, положив руку на
чью-то вздрагивающую в такт вагонам спину, и ей кажется, что не спит
весь вагон... Когда поезд притормаживает, ее шеи касаетс лямка подве-
шенного вещевого мешка - она как маятник, но только отсчитывает не
время, а путь... Хоть бы кто слово сказал, хоть бы кто кашлянул... И
нечем дышать, совсем нечем дышать...
Наталья Петровна открыла глаза, словно после предзакатного одуря-
ющего сна, и посмотрела на тополь. Дерево поникло, бессильно свесив
тяжелые пыльные листья...
В двухэтажной школе на окраине города обживалась разбитая за про-
ливом часть. Люди в рваных окровавленных гимнастерках бродили по кори-
дорам, тупо разглядывая девчонок, прибывших с радиокурсов. Девчонки
старались не показываться в коридорах. С первого дня лейтенант Ремезов
загнал их наверх, в угловой класс, и они продолжали осваивать аппара-
туру.
Вместо разбитых и брошенных при отступлении машин в ограде школы
стали появляться новые, с еще не облупившейся краской и целыми стекла-
ми.
- Нет, вы посмотрите, посмотрите! - Верочка залезла коленями на
подоконник. - Нашу машину пригнали!
- Все они здесь наши, - Зинка достала из нагрудного кармана огры-
зок сухаря. - Гробы на колесах...
- Опять ты, Верочка, ерунду городишь, - Наташа щелкнула тумблером
и метнула в Зинку карандаш; он отскочил от Зинкиной спины и покатился
по залитому солнцем полу к дверям.
- Стал бы лейтенант крутиться у чужой машины - вон, и шоферу
что-то выговаривает...
- Интересненько, - Наташа вылезла из-за стола и подошла к сосед-
нему окну. Внизу размашисто цвела сирень. Лейтенант Ремезов стоял на
подножке. Машина задним колесом раздавила куст сирени - он торчал
из-под шины застывшими фиолетовыми брызгами.
- Замаринуют нас в этой коробочке, - Зинка дохнула в затылок На-
таше. - И никуда не денетесь... Окошко, и то зарешечено, чтобы не сбе-
жали...
- Ноешь-ноешь, как зубная боль! - Верочка спрыгнула со своего по-
доконника. - По-моему, очень даже приличная будочка, вместительная;
вот еще бы ее покрасить в нормальный цвет...
Кто-то бухнул в дверь класса. Девчонки бросились к столам, засты-
ли.
Дверь с треском распахнулась, и, прихрамывая, вошел майор. Скло-
нив к плечу забинтованную голову, уставился ошалелыми глазами на дос-
ку, исписанную мелом, и вдруг, дергаясь всем телом, начал длинно и
связно материться.
Девчонки стояли навытяжку, а он смотрел только на доску и лишь
замолкал на мгновение, чтобы набрать побольше воздуха и вновь нести по
матушке.
Он затих внезапно, помотал головой, вцепился пальцами в небритые
щеки и, пригнувшись метнулся к коридор, волоча ногу. В открытую дверь
было слышно, как он уходит, припрыгивая, а потом с лестницы снова до-
несся его зычный голос.
- Господи, лучше сразу, чем так мучиться, - Зинка пересекла ком-
нату, стала закрывать дверь. Одна из створок никак не вставала на мес-
то.
- Говорят, отходят со временем, - Наташа села за стол, щелкнула
тумблером, взяла наушники.
Зинка стояла у двери. В ее руке чернел сухарь.
Наталья Петровна увидела, что особа в черных очках забеспокои-
лась, закрутилась. В очереди началось движение. Подвалил народ.
Как бы путаница не началась...
Наталья Петровна вернулась в очередь. Особа улыбнулась ей как
родной.
- Почему люди такие бессовестные? Вот мы с вами героически стоим,
а они назанимались и ушли... Гуляют себе и над нами впридачу насмеха-
ются. Мое бы право, так я бы обратно в очередь никого не пустила.
- Пожалуйста, пройдитесь, если вам невмоготу.
- Да разве дело в этом - обидно до глубины души, ведь такие бес-
совестные...
Наталье Петровне вдруг показалось, что из-за тополя выглянул
зять. Такая же рубаха, такие же усы. Хотя, этот ростом повыше.
Когда, наконец, Костика привезли из роддома, зять недели две не
возобновлял разговора о войне. Старательно жулькал пеленки, грел ук-
ропную воду. Но однажды вдруг ни с того ни с сего спросил.
- Теща, вы не страдаете хронической бессонницей? - зять облил
соску кипятком. - Теперь я, кажется, понял, почему вы не пользуетесь
удостоверением. Ведь правда, есть чем терзаться? Хотя бы взять службу.
Ваш постоянный, неусыпный контроль за своими. Конечно, вы помогали,
когда терялась связь, пресекали открытые тексты, но в то же время пос-
тавляли записанные цифирки в Особый отдел, а из-за этих цифирок людей
под трибунал отдавали... Время-то было суровое...
Она ему на ответила, да и не смогла бы ответить, если бы даже за-
хотела. Она просто ушла из кухни. А зять больше не заговаривал о тех
днях - и вот, совсем недавно, когда ушел в отпуск, вдруг снова завел-
ся...
Вечером, когда девчонки уже лежали на узких кроватях, в комнату
вошел лейтенант Ремезов. Не зажигая света, он подхватил стоящую у две-
рей табуретку, сел и, наверно, как обычно, наклонился вперед.
Край колючего одеяла врезался Наташе в щеку, но она неподвижно
лежала и вслушивалась в беспорядочные шаги, которые то накатывались со
стороны коридора, то приглушенно падали с потолка - кто-то метался в
их классе, роняя стулья.
Из-под двери пробивалась тусклая полоска света, и когда по кори-
дору, нарастая, приближался топот, она вздрагивала.
Наташа перевернула подушку, натянула одеяло на голову и, забыв
про лейтенанта, попыталась уснуть. Иногда ей это мгновенно удавалось.
Но сегодня мешал голод, хотя Верочка и поделилась своей порцией. Каша
была теплая, водянистая и хрустела на зубах.
Наташа откинула одеяло. По коридору кто-то пробежал, а наверху
уронили стул.
- Спите? - лейтенант вздохнул, зашуршал гимнастеркой. - Спите?
- Так точно! - Зинка в углу подскочила на кровати, сетка заходила
ходуном.
- С завтрашнего дня будем нести боевое дежурство на РУКе, - лей-
тенант снова пошарил по карманам - ему хотелось курить. - Разве с ва-
ми, мелюзгой ушастой, на что-нибудь высококлассное потянешь?.. Другим
РАТыї51ї0 или РАФыї52ї0, а мне - РУК...
_____________________
ї51ї0 РАТ - радиостанция автомобильная тыловая
ї52ї0 РАФ - радиостанция автомобильная фронтовая
- Нас на передовую? - спросил кто-то шепотом.
- За забор, - лейтенант привстал - ножки табуретки стукнули об
пол.
- На свалку! - Зинка сотрясла кровать. - Девочки, готовьтесь на
свалку!
- Боец Коржина, прекратите разлагать личный состав. Приказано
развернуть контрольный узел на ипподроме, а вы не могли не заметить,
что вышеназванный ипподром находится за соседним забором... Смотрите
не опозорьте меня...
Лейтенант вышел.
Очередь рывком продвинулась вперед. Совсем рядом заплакал ребе-
нок. Но его не видно. Только головы, да плечи, да взмокшие спины...
За окном был дождь, нудный и мелкий. Зять ходил по комнате, раз-
махивая руками.
- Милая теща, я снова буду надоедать вам расспросами... Я за это
время много думал... Думал о том, что вы успели мне рассказать... Я
ведь сам тогда не подозревал, какого джина выпускаю из бутылки... Я
вообразил, что могу посторонним взглядом оценить события... И за де-
ревьями не увидел леса... В конце концов я понял, что смысл не в под-
робностях... Судьба - вот главное...
Зять то присаживался на тахту, то огибал стол. А она почему-то
пыталась вспомнить первое дежурство, вспомнить во всех подробностях,
назло умничающему зятю, - и не могла...
Ребенок продолжал надрываться. Очередь застыла монолитом.
Наталья Петровна расстегнула верхнюю пуговицу блузки.
Как порой беспомощна память человеческая... И сейчас, хоть убей -
не вспомнить ни первого дежурства, ни второго, ни третьего - все сли-
лось в один час, в одни сутки - как будто и не снимала ни на минуту
наушники и не переставала писать убористые колонки цифр, лишь изредка
трогая ручку настройки... А рядом, скорчившись на складных стульях, -
девчонки перед приемниками, и каждая слушает свою волну, каждая боится
потерять своих... А ночью индикатор особенно резок, и свет, падающий
от шкалы, линует колонки записанных цифр, и эфир полон помех...
Еще помнится, как, возвращаясь из особого отдела, лейтенант выго-
варивал свободным от дежурства за плохие записи, - а попробуй успеть
за одуряющей морзянкой, которую на слух-то не всегда уловишь. При этом
лейтенант проходился в адрес курсов и вспоминал прежний состав полка,
почти наполовину оставшийся там, за проливом...
И почему-то врезался в память скакун чистых кровей в белых чулоч-
ках и с ослепительным пятном на лбу. Каждое утро и каждый вечер его
водили по ипподрому, а возле трибуны всегда стоял усатый генерал в
бурке. Лошадь грациозно подымала ноги, встряхивала гривой, поводила
хвостом. Она и в последний вечер перед отступлением тоже делала поло-
женные ей круги...
Лейтенант перепрыгнул через перила, сбежал по ступеньками к маши-
не и, запнувшись о растяжку антенны, качнулся всем корпусом вперед, в
последний момент поймал ручку открытой двери и заглянул в будку стан-
ции.
- Кончайте к чертовой матери! Приказано свернуть РУК! В двадцать
три ноль-ноль выступаем!
- У двадцатого связь пропала...
- Я же сказал: сворачивайте, времени в обрез... Где аккумулятор-
щик!
- Санушкин в роту пошел, в мастерские...
- Мастерские! - лейтенант взобрался в будку, захлопнул дверь. -
Боец Коржина, получите у старшины сухой паек.
Зинка выключила приемник, не торопясь убрала в ящик столика жур-
нал и карандаш, спрятала наушники. Лейтенант вытащил из угла пустой
вещмешок и протянул ей. Она почти выдернула широкие лямки из его рук,
плечом надавила дверь и стала осторожно спускаться - и вот ее голова,
последний раз мелькнув на фоне закатного неба, провалилась в сумрак.
Наташа, сдвинув наушники, смотрела в проем двери и как будто не
могла насмотреться на силуэт трибуны, над которой обвис флаг.
- Что же с конем будет, Натка? - Верочка уронила журнал. - Такой
красавец, ну прямо сказочный, - а, Натка?
- Отставить, - лейтенант обернулся на подножке. - Сюсюкать будем
потом, выполняйте приказ.
Они успели к школе вовремя. Колонна машин уже начала движение, но
по двору все еще кто-то бегал, топоча сапогами и матерясь.
Девчонки прилипли к окошку станции. Колонна казалась бесконечной.
Мимо них проплывали темные силуэты, рыча моторами.
В дверь заколотили.
Наташа отбросила щеколду и увидела растрепанную Зинку и ошалелого
Санушкина с тугим вещмешком, прижатым к груди.
- Еле нашла этого обалдуя, - Зинка сунула вещмешок в угол.
Санушкин пристроился на скатанный матрац, вытянул длинные ноги,
задремал.
- Во время движения соблюдать маскировку, - лейтенант заглянул в
будку, хлопнул дверью и побежал в кабину. Под окошком блином мелькнула
его фуражка.
- Санушкин, лапочка, подвинься, - Зинка стянула пыльные сапоги. -
Подвинься, тебе говорят...
Рядом с очередью продолжал плакать ребенок.
- Какие нынче дети пошли визгливые, - особа повернулась к Наталье
Петровне, сняла очки.
Наталья Петровна расстегнула еще одну пуговицу блузки.
Глаза особы напомнили ей экран телевизора, когда вдруг пропадает
изображение, и ничего, кроме ряби... В ту субботу зять смотрел футбол
из-за границы, и рябь то и дело выскакивала на экран.
- Теща, вы почему-то снова перешли на оправдания, - зять оттянул
майку и стал разглядывать прыщик на груди. - Может, вас испугал мой
тезис о бессмысленности вашей жизни? Успокойтесь - любая жизнь оправ-
дана участием, пусть и едва заметным, в той войне... Четыре бесконеч-
ных года - это весомо... Но, скажете вы, после была демобилизация,
поступление в горный институт, голодные белые ночи, диплом с отличием,
работа в геологоуправлении до заслуженной пенсии, а кроме того, рожде-
ние дочки, правда, чуть поздновато, а также успешное накопление
благ... Вроде бы не к чему придраться... А вот я считаю, что все это
было по инерции... Затянувшаяся передышка... Теперь можно вернуться
назад... Вам сейчас кажется, что ничего особенного нет в том, что в
юности, как опаленный огнем фундамент, лежит война...
Рябь сменилась заставкой, потом замелькали футболисты, но голоса
комментатора не было слышно, а лишь гул трибун.
- Возможно, я и ошибаюсь, и причины вашей рядовой, практически
безрезультатной жизни лежат гораздо ближе, и они гораздо проще для по-
нимания, но убедите меня в этом, и тогда уже я начну бояться, так как
чувствую неуклонное сползание в кем-то вырытую яму... Если бы я знал,
что вместе с Ольгой получу квартиру, дачу, машину и героическую тещу,
то, наверное, раздумал бы жениться... Не было бы всего - и я, как нор-
мальный человек, полжизни бы потратил на стабилизацию, которая боль-
шинству кажется счастьем... Радовался бы поэтапно своим достижениям...
Выход - уехать от вас... Но, во-первых, Ольга никогда на это не пой-
дет, во-вторых, где найти силы начать на пустом месте, да и зачем на-
чинать, когда результат будет такой же?..
Особа вернула очки на нос. Наталья Петровна взяла сумочку в дру-
гую руку - занемели пальцы.
Как выразился зять: рядовая, безрезультатная... Но как подумаешь,
что и такой могло не быть...
Как только рассвело, колонна машин, обтекаемая беженцами, встала
на перекрестке полевых дорог. Образовалась пробка. Надрывались клаксо-
ны, плакали дети, мычал скот.
Наташа с трудом поднялась на затекших ногах, посмотрела в зареше-
ченное окошко - черные платки, пестрые косынки, мятые шляпы, плоские
кепки, а у самой машины - серые одинаковые лица и нагруженные узлами
плечи.
Солнце уже тронуло кромку дальнего леса и трубы ближней деревни.
Все девчонки, полулежа вдоль бортов, продолжали спать. Санушкин,
положив белесую голову на плечо Зинки, даже похрапывал.
Наташа открыла дверь, и тут же рыжая корова с отломанным рогом
потянулась к ней мордой.
И вдруг среди ровного гула моторов жахнул взрыв.
Наташу отбросило внутрь, дверь с размаху встала на место и посы-
палось стекло.
Зинка первой, на четвереньках перескочив через Наташу, бросилась
к дверям, котоыре сами раскрылись, и босиком, прикрыв голову ладонями,
мимо рыжей коровы кинулась в кювет, забитый беженцами.
Размеренно грохало, по крыше будки стучали комья земли, стекло
лениво выкрашивалось.
Наташа, цепляясь за край столика, поднялась и увидела скорчившую-
ся на полу Верочку - она прижималась к полосатому матрацу, крепко обх-
ватив его руками. Наташа опустилась на колени рядом. Спина Верочки
вздрагивала.
Дверь в очередной раз хлопнула, и наступила тишина. Лишь где-то
далеко, наверное, в горящей деревне, выла собака.
Верочка продолжала обнимать матрац. Наташа разглядывала свои ру-
ки, порезанные осколками.
- Струхнули? - лейтенант заглянул в проем, отряхнул гимнастерку,
скрутил цигарку и долго слюнявил ее, прежде чем чиркнуть спичкой.
Наташа отыскала свои сапоги и выпрыгнула наружу. Возле самой ма-
шины лежала на боку корова. Из-за уха сочилась кровь.
Беженцы снова шли покорно и размеренно, протискиваясь рядом с за-
мершими машинами.
По одной возвращались девчонки и, не глядя на лейтенанта, лезли в
будку. Отшвырнув цигарку, лейтенант обошел корову. Молчаливые люди об-
гоняли его.
Наташа потрогала рыжую корову за крепкий рог и, толкнув локтем
мужика в соломенной шляпе, кинулась вслед за лейтенантом к кабине.
Шофер сидел на подножке и сосал воду из фляжки. Лейтенант вырвал
у него фляжку, сделал два судорожных глотка.
Ближняя машина с пробитым осколками брезентом дернулась и трону-
лась с места, как будто увлекаемая беженцами к далеким спасительным
перевалам...
Наталью Петровну подтолкнули. Она качнулась и уперлась плечом в
чье-то плечо. Очередь продернулась вперед. Наталья Петровна почувство-
вала, как ее вытесняют в сторону, - но вдруг кто-то истошно закричал,
и очередь замерла.
- Плюхнулась я в канавищу, и носом прямо в сапоги, - Зинка облиз-
нула ложку. - Мужик там здоровенный, скорчился от страху, - так я вот
носом в подошву его сапожищ... Подошва новенькая, с подковками, и се-
ном пахнет, и дегтем... Видать, только на праздники из сундука доста-
вал...
- Натерпелись страху, - Наташа скребанула ложкой по дну котелка.
- Я как на корову глянула...
- Долго туточки проторчим? - Верочка пересела с бревна под окном
на крыльцо разбитого дома.
Солнце садилось в облака.
На дороге, за огородами, движение не прекращалось - шли колонны
машин и брели намаявшиеся за день люди.
Облако, в которое просело солнце, напоминало сейчас раскаленный
пепел.
- Лежу, значит, я, сапожища нюхаю и думаю, что вот пришло времеч-
ко помирать, и думаю еще, что ничегошеньки от нас с мужиком не оста-
нется, окромя дымочка сизого...
- У нас корову Зорькой кликали... Рыжая такая, бока - не обхва-
тишь. Мы ее перед самой войной купили...
- Если они с машиной провозятся, то глядишь - и удрапать не успе-
ем. Лучше бы бросили ее на дороге, хотя жалко бросать-то, ведь новая
совсем...
Ветром качнуло ставню. Что-то внутри дома упало. С той стороны,
откуда шли беженцы, донесся похожий на бомбежку звук, только приглу-
шенный и слабо повторенный эхом.
- Может, в хате пошарим? - Зинка пересела к Верочке на крыльцо. -
Печка вроде целая, а там ждет-дожидается чугунок с наваристыми щами...
- У нас отец завсегда, с мельни придет...
- Девочки, лейтенант!
Ремезов посмотрел на пустые котелки, облизнул губы.
- Ночевать буем здесь. Мы с шофером и Санушкиным в машине... Кор-
жина, остаетесь за старшую. Разбейте в огороде палатку, организуйте
пост, а с утра начнем догонять наших...
- Думала, опоздала, - беременная, про которую Наталья Петровна
успела забыть, встала в очередь. Особа в черных очках неохотно сдвину-
лась на шаг в сторону. И тут же подбежал, размахивая авоськой, знако-
мый паренек, а за ним еле успевал Вовка в пестрой майке - нет, не Вов-
ка, Витька...
Паренек сдернул жокейку и начал старательно приглаживать мокрые
волосы.
Наталья Петровна положила джемпер на плечо.
Вчера зять после ванны, напившись чаю со сливками, долго не ухо-
дил с кухни.
- Будем считать, что в заданности вашей жизни виновата война...
Всегда становится легче, если можно найти хоть какую-то причину...
Война предрешила вашу судьбу, где-то в самом начале, когда вы еще не
окрепли. Но самое интересное, что это срикошетило по мне... Вы бы, те-
ща, могли стать для меня ориентиром или укором... Вы бы тревожили ме-
ня, заставляли вырываться из очерченного круга... А я должен удивлять-
ся человеческой беспомощности и подсчитывать насмешки судьбы. Часто
переоценка ценностей происходит, когда уже поздно... Четыре года назад
я был глупо, непозволительно глупо счастлив... Сейчас же одно желание
- выпить еще один стакан чаю, да покрепче... Вам, теща, легче, можно
свалить на войну... Мне же, получается, винить некого, кроме себя са