уже оправился, вновь обрел дар  речи  и
ударился в воспоминания, связанные с местами, над которыми мы  летели,  быть
может, не выше пятисот метров - предосторожность против возможных  самолетов
союзников. Дуче бегло говорит по-немецки, почти без ошибок - факт, который в
нервном напряжении первых минут я даже не заметил. Осторожно  мы  проплываем
над последними отрогами гор - и вот  уже  летим  над  Римом,  направляясь  к
аэродрому Пратика-ди-Маре.
   - Внимание, - бросает нам Герлах,  -  держитесь  крепче!  Садимся  в  два
приема.
   И правда, я ведь уже забыл, что наше шасси поломано. Самолет очень  нежно
прикасается  к   земле,   легонько   подскакивает,   пилот   восстанавливает
равновесие, и, на правом колесе и заднем элероне, мы тихо едем по полосе,  а
затем машина останавливается. Все прошло как в сказке, а ведь наши  шансы  с
начала и до самого конца авантюры были, если признаться, не так уж и велики.
   Нас встречает адъютант генерала Штудента, сияя от радости.  Три  самолета
"Хейнкель-111" готовы к взлету. И у нас совсем не  остается  времени,  если,
конечно, мы и вправду хотим достичь Вены до наступления ночи.

ЗАГАДКА ВИШИ

   Я, пожалуй, пропущу в своем рассказе все поздравительные речи и  награды,
которые я получил за эту операцию, искреннюю благодарность  дуче  и  горячие
поздравления,  которые  мне  высказал   Адольф   Гитлер   лично   в   ставке
главнокомандующего перед высшими персонами рейха. После короткой передышки я
вернулся на свою "базу" в  Фридентале,  чтобы  вновь  посвятить  себя  делам
организации  моего  специального  подразделения.  Но  проработать   спокойно
удалось всего пять месяцев. В конце ноября 1943 года я внезапно  получаю  из
ставки  приказ  Гитлера  немедленно  в  сопровождении  роты   своих   солдат
отправляться в Париж, а там, сразу по прибытии,  обращаться  за  дальнейшими
указаниями к генералу Обергу - шефу СС и немецкой полиции во Франции.
   Мне не слишком пришлись по душе эти неточные и  краткие  приказы;  долгий
опыт подсказывал, что чаще всего они служат  признаком  некой  неприятной  и
деликатной миссии. Но солдат должен повиноваться; итак, я вскочил  в  первый
поезд, в то время как рота моих солдат готовилась отбыть на следующий день.
   Честно говоря, я не был так  уж  недоволен  возможностью  повидать  Париж
снова - я бывал там, и, как показалось, слишком кратко, в 1940-м  и  в  1942
годах.  Красота  и  шарм  французской  столицы  произвели  на   меня   такое
впечатление еще во время самого первого визита, что я с  тех  пор  постоянно
высказывал  свое  восхищение  самым  прекрасным  из   европейских   городов,
прибавляя, что, по моему мнению, второе место должно быть присуждено Вене, а
третье - Будапешту.  Эта  классификация  всегда  приводила  в  ярость  истых
пруссаков, и больше того, добрых австрийцев, особенно когда я  уточнял,  что
мне кажется, будто Берлин не более чем нелепое  нагромождение  разного  рода
камней. Частенько я от души смеялся, наблюдая, как они  просто  подпрыгивают
от возмущения при моих столь невинных замечаниях...
   Выполнив  предначертание,  вывешенное  повсюду  на  Северном  вокзале,  -
"немедленно" отмечаться по  прибытии  в  комендатуре  на  площади  Оперы,  я
отправляюсь в отель "Континенталь", расположенный  на  улице  Риволи.  После
длительных поисков в этом огромном улье  -  а  сотни  номеров  переделаны  в
конторы  и  буквально  кишат  штабными  служащими  -  мне  наконец   удается
наткнуться на  своего  благодетеля  полковника,  тоже  в  штабной  форме,  с
красными кантами на брюках. Он меня уже ждет и сразу заявляет, что  получены
инструкции: передать в мое распоряжение подразделения - сколько и для  каких
целей, он, правда, не знает. Он призывает одного  из  ближайших  сотрудников
коменданта  Парижа,  но  и  этот  не  может  сообщить  ничего  нового,  лишь
подозревает, что речь идет о взаимоотношениях, уже достаточно путаных, между
вишистским правительством и нашими. Сообщив  это,  он  принимается  излагать
все, что ему известно об обстановке во Франции, причем в  своей  собственной
интерпретации. Поскольку последние несколько недель я едва  выкраивал  время
на чтение газет, то из его лекции не понимаю и половины: кроме имен  маршала
Петэна, адмирала Дарлана, генералов де Голля и Жиро я  абсолютно  ничего  не
могу различить в хитросплетениях французской политики.
   По тому, что мне объяснили эти два  офицера,  могу  заключить:  окружение
маршала Петэна и некий генерал из правительственных  кругов  Виши  проявляют
недовольство тем фактом, что немецко-французские переговоры остановились  на
стадии военного перемирия сорокового года. За три года не сделано ни единого
шага  к  заключению  мирного  договора,  уже  давно  обещанного,  подписание
которого, без сомнения,  усилит  достаточно  шаткое  положение  французского
правительства. Что касается маршала Петэна, мои собеседники представили  его
ревностным  патриотом,  слегка  упрямым  и  старающимся  -  вполне  законное
желание, по моему суждению,  -  "спасти  мебель",  причем  всеми  возможными
способами. Но увы, к его  досаде,  Германия  по  вполне  понятным  причинам,
которые тоже, по-моему, законны, пока сомневается, нужно ли  делать  слишком
значительные уступки французскому патриотизму.
   К тому же недавно выяснилось, что Виши и "Свободная Франция" поддерживают
и всегда  поддерживали  отношения  гораздо  более  тесные,  чем  можно  было
подозревать раньше. Это предположение представляется мне вполне  допустимым.
В тот момент  Северная  Африка,  как,  впрочем,  и  почти  все  колониальные
территории Франции, были оккупированы союзниками, следовательно,  находились
во  владении  "Свободной  Франции".  Кроме   того,   моральное   воздействие
начального триумфа "держав оси" начинает  понемногу  уменьшаться.  С  самого
начала 1943 года события явно приняли  такой  оборот,  который  не  идет  на
пользу Германии, - обстоятельства изменились, в чем мы, может быть, пока еще
не отдавали себе ясного отчета, но лагерь противника, естественно, находил в
этом некие признаки.
   Мало того, совсем недавно немецкое командование получило конфиденциальные
донесения от тех, кого принято называть "верными  и  заслуживающими  доверия
источниками",  согласно  которым  следовало  ожидать  неожиданной  развязки:
отношения, существующие между Виши и "Свободной Францией",  судя  по  всему,
стали настолько тесными, что  правительство  Петэна  уже  подумывает  искать
убежище в Северной Африке. По другим сообщениям,  полученным  от  источников
тоже  "верного"  характера  из  окружения  генерала  де   Голля,   последний
намеревается сместить  силой  старого  маршала  и  его  министров.  Немецкое
командование во Франции тут же передало обе противоречащие, однако равные по
своей тревожности гипотезы, в ставку фюрера.
   Что касается моей роли  во  всем  этом,  то  они  ничего  не  знают;  без
сомнения, очень скоро мне будут высланы из ставки более точные указания. А в
настоящее время мне  следует  просто  представиться,  и  без  отлагательств,
генералу Обергу.
   Я откланиваюсь, пешком прохожу Елисейские Поля и  оказываюсь  на  улочке,
неподалеку от Авеню Фош, где и располагается бюро генерала.  Меня  принимает
офицер полиции, который не больше господ из отеля "Континенталь"  осведомлен
о характере миссии, которую мне собирались доверить. Он тоже чувствует  себя
обязанным просветить меня относительно ситуации во Франции;  потому  немедля
приступает к докладу, который в точности походит на услышанный  мной  только
что,  с  той  лишь  разницей,  что  этот  менее  краток  и,  таким  образом,
растягивается  на  полчаса  дольше.  Когда  я  скромно  интересуюсь,  каковы
распоряжения генерала Оберга на мой счет, то получаю ответ, что есть надежда
получить его инструкции в течение ближайших двадцати  четырех  часов.  Также
мне дается бесценный совет быть наготове (я спрашиваю себя, к  чему  же)  и,
кроме того, появляться два раза в день. Что же касается роты, которая должна
была прибыть на следующий день, то ей следует разместиться в одной из казарм
у Сен-Жермен-ан-Лэ.
   На следующее утро я заявляюсь в бюро снова, но  провожу  время  напрасно:
никаких приказов  из  ставки  для  меня  еще  не  пришло.  После  полудня  я
отправляюсь встречать своих людей на Северный  вокзал,  и  только  там  меня
внезапно осеняет: я ведь пока не вхож в  достаточное  число  бюро  и  служб,
чтобы обеспечить шестью грузовиками прибывших солдат и их  оборудование!  На
любопытный вопрос одного из моих офицеров, как им  добираться  до  места,  я
могу лишь ответить, что, видимо, нам придется немного подождать.
   Вечером, во время моего уже второго визита  в  контору  генерала  Оберга,
меня просят зайти еще раз после полуночи,  ибо  именно  тогда  они  надеются
получить приказ из ставки. Зная,  что  фюрер  любит  работать  по  ночам,  я
нисколько не удивляюсь. И действительно, в два часа ночи  телеграф  передает
долгожданные инструкции.
   "Приказ: окружить город Виши кордоном немецких войск, соблюдая  все  меры
предосторожности  и  как  можно  незаметнее.  Военные   силы   должны   быть
расставлены так, чтобы по первому же сигналу из ставки немедленно  перекрыть
все выходы из города и воспрепятствовать  любой  попытке  бегства,  в  пешем
порядке или на машине. Кроме того, следует поставить в резерв боевую  группу
достаточной мощности для того, чтобы по второму сигналу перекрыть выходы и в
случае необходимости захватить здание собственно французского правительства.
Войска, которые примут участие в этой операции, должны быть подчинены майору
Скорцени; командующий немецкой армией во Франции, а также  начальник  службы
безопасности и полиции, каждый в своей области, должны предоставить ему  все
необходимые средства, которые он сочтет нужными.  Как  только  силами  будут
заняты назначенные позиции, майор Скорцени обязан проинформировать  об  этом
ставку по телеграфу".
   Сопровождающий меня фон  Фолькерсам  бросает  на  меня  многозначительный
взгляд. Еще раз нам придется  провести  всю  ночь  за  работой.  Как  всегда
предусмотрительный, он уже разложил на  столе  штабную  карту  района  Виши.
Вспомнив наше  стремительное  вторжение  в  глубь  Франции  и  сложности,  с
которыми нам тогда пришлось столкнуться, я прошу офицера принести мне  карту
Мишленас, которой доверяю. Затем  мы  разрабатываем  основные  линии  нашего
плана. Судя  по  протяженности  района,  который  следует  блокировать,  нам
потребуется два батальона, к которым придется прибавить еще один в  качестве
резерва. Поскольку предписывается совершать все по возможности  скрытно,  то
мы решаем использовать  для  образования  кордона  силы  полиции,  появление
которых в глазах местных жителей не будет слишком странным. И напротив,  для
возможного захвата  правительственных  зданий  нам,  очевидно,  потребуются,
помимо моей роты, обстрелянные части, которые, слава  Богу,  вермахт  обязан
предоставить в наше распоряжение.
   Начальник штаба генерала Оберга сказал, что все решит  в  течение  сорока
восьми часов. Я выражаю удовлетворение. На следующий  день  выясняется,  что
эти два батальона  поведет  генерал  полиции!  По  инструкциям  ставки  этот
генерал должен в свою очередь попасть под мое командование  -  обыкновенного
майора! Впрочем, мне казалось, что подобным осложнениям не  будет  конца.  К
счастью, мои страхи оказались напрасными. Сразу по прибытии в  Виши  генерал
расположился в одной  из  окрестных  гостиниц  и,  соблазненный  выкрутасами
местной кухни, больше о своих войсках и не  думал.  Чревоугодие  возобладало
над военными обязанностями.
   Впрочем, я опережаю события. На самом деле мы еще не там  -  мы  еще  так
далеко, что об этом я и не думаю. Начиная со  следующего  дня  я  принимаюсь
выбивать  из  командующего  силами  вермахта  разрешение  прибрать  к  рукам
какую-нибудь отборную часть. Но разрешение, как известно, - это еще не  все.
Старики-ветераны, которых предлагают сперва, меня  не  привлекают;  батальон
рекрутов,  которых  подсовывают  затем,  тоже  никак  не  вызывает  у   меня
повышенного интереса. Раз уж может так статься, что  придется  броситься  на
штурм цитадели французов  после  весьма  поспешной  подготовки  и  во  главе
незнакомых мне частей, то по крайней  мере  я  имею  право  рассчитывать  на
опытных подчиненных!
   После утомительных переговоров с несколькими офицерами главного  штаба  я
наконец добиваюсь следующего: вместо требуемого батальона мне  выделяют  две
роты, но зато - из новой дивизии "ваффен СС "Хохенштауфен". Случайно  в  тот
же день я познакомился с командиром этой дивизии. Когда мне удалось в  конце
концов убедить  его  в  исключительной  важности  нашей  миссии,  он  обещал
направить мне тщательно отобранных людей и  с  ними  двух  своих  капитанов.
Должен сказать, он сдержал слово. Всего через  несколько  дней  по  прибытии
подразделений на маленький аэродром к северу от Виши,  который  я  определил
как место дислокации резерва, у меня возникла счастливая уверенность, что  с
этими людьми наша операция пройдет совершенно спокойно.
   Точно так же урегулировав некоторые детали, связанные с  транспортировкой
моих людей, на следующий день я вместе с фон фолькерсамом еду к  Виши.  Ради
предосторожности мы выдаем себя за гражданских лиц и  устраиваемся  в  самом
городе, не привлекая внимания, - теперь можно присмотреться повнимательнее к
топографии местности.
   На  следующий  день  мы  "прошлись"  по  городу  в  сопровождении  нашего
"хозяина", офицера службы безопасности, тоже в  штатском.  Естественно,  наш
особый интерес вызвали улицы  и  здания,  примыкающие  к  правительственному
кварталу. Правительство располагалось в самом центре, в  одном  из  огромных
отелей, который соединялся с другой группой жилых домов крытым переходом  на
высоте первого этажа. Этот переход в моем  плане  играл  немаловажную  роль.
Фасад одного из этих жилых домов был обращен к городскому  парку,  а  другой
выходил на большую площадь.
   Столь обширное протяжение облегчало нам как проникновение, так и  быстрое
рассредоточение сил. Однако нам на глаза  попались  две  весьма  современные
постройки на площади, довольно маленькие, которые, как нам сказали, занимают
войска охраны, подчиняющиеся напрямую французскому  правительству.  Солдаты,
которые   нам   встречаются   то   тут,   то   там,   создают    впечатление
дисциплинированных и  хорошо  вооруженных,  и,  кроме  того,  ими  руководят
прекрасно обученные командиры.  Итак,  здесь  нам  следует  ожидать  крепкой
обороны, - по крайней мере застать всех врасплох не удастся, и у кого-нибудь
из офицеров найдется время отдать соответствующий приказ.
   Когда мы неспешно возвращаемся к нашему  жилищу,  я  внезапно  становлюсь
молчаливым и мрачным. Дело в том, что я пришел к  весьма  унизительному  для
себя выводу: я просто глупец, невероятный глупец! Все это утро мы вели  себя
как совершенные болваны, а вовсе не так, как полагается  офицерам  секретной
немецкой службы и тем более - командирам частей, действующих  на  территории
противника. И как нам только в голову пришло -  отправиться  на  прогулку  в
обществе этого офицера полиции, который должен быть известен всем и  каждому
в городе? Уж не говоря о том, что, возможно,  после  освобождения  Муссолини
местная пресса растиражировала фотографии моей рябой физиономии!  Короче,  я
собой  весьма  недоволен:  следует  признать,  что  мне  многому  еще  нужно
учиться...
   В течение всего времени после полудня я  заводил  контакты  с  различными
служащими  и  офицерами  немецких  служб  в  Виши,  только  чтобы   примерно
разобраться в ситуации. Сначала юный атташе посольства - сам  Абетц  в  этот
момент отсутствовал  -  разъяснил  мне  две  теории  прямо  противоположного
свойства, которые вызрели в  недрах  нашего  министерства  иностранных  дел.
Согласно мнению одних мыслителей, французы совершенно ничего не затевают  и,
следовательно,  у  нас  нет  ни  малейших  оснований  для  интервенции.   По
предположениям других, мы должны перевести правительство Петэна, по согласию
или же силой, в Париж. Таким образом, старый маршал найдет себе  укрытие  от
веепроникающих голлистских идей и, кроме того, попадет под немецкое влияние,
что, безусловно, скажется с лучшей стороны на  развитии  французско-немецких
отношений.  Эта  вторая  группа  теоретиков,  как  поговаривают,  даже   уже
приготовила какой-то замок к северу от Парижа для размещения маршала.
   Мой второй собеседник, офицер секретной армейской  службы,  следовательно
один из подчиненных адмирала Канариса, охотно  поделился  всей  информацией,
которой  располагал.  Это  была  причудливая  коллекция  слухов,  сплетен  и
объективных сведений, добытых большей  частью  нашими  агентами  в  Северной
Африке, плюс  -  совершенна  фантастических  предположений;  например,  одно
бесценное сообщение  было  получено  в  беседе  за  стаканчиком  в  баре  от
болтливого секретаря одного из французских министерств; другое  исходило  от
подруги морского  офицера  из  окружения  адмирала  Дарлана,  некой  "бравой
девицы", которая одаривала своей благосклонностью всех без  разбору  парней,
лишь бы на них была престижная  военная  форма  поярче.  Вся  эта  словесная
мешанина, естественно, не прибавила мне понимания происходящего, и я  только
подивился, как на основании подобной информации сам адмирал Канарис способен
приходить к каким-либо ясным заключениям.
   Шеф нашей тайной полиции оказался осведомлен не  больше  всех  остальных.
Единственное, что он мог выдавить из себя,  -  это  честное  признание,  что
ситуация "далеко не ясна",  что,  естественно,  для  меня  уже  новостью  не
являлось.  Впрочем,  он  тоже   горел   желанием   поделиться   внушительным
количеством противоречивых сведений. Но  почти  все  они  были  основаны  на
данных, позаимствованных у арестованных голлистских агентов. Ему уже  дважды
за последнее время доносили о грядущих и весьма  грозных  акциях  "Свободной
Франции" против правительства Виши, но ничего  так  и  не  происходило.  Он,
кстати, тоже ратовал за немедленный перевоз правительства  в  оккупированную
зону. Я вполне понимал его замысел: подобное решение разом прекратило бы все
волнения и суету, которые столь досаждали ему здесь последнее время. Короче,
этот человек желал только одного: чтобы его наконец оставили в покое.
   В конце концов я даже свел знакомство  с  полковником  Люфтваффе,  членом
нашей комиссии по перемирию. Этот заявил мне без  обиняков,  что  ничего  не
знает и что лично он отказывается верить в  любой  из  бесчисленных  слухов,
которые заразили всю атмосферу города.
   - Лучше всего безотлагательно заключить мирный договор с Францией, а если
возможно - одновременно и с Англией. Это прекрасное решение всех проблем,  -
утверждал  он,  явно  радуясь  тому,  что  наконец  нашел  столь  простое  и
радикальное решение.
   Увы, это предложение едва ли могло оказаться мне  полезным.  На  обратном
пути я не мог удержаться от тягостного недоумения при мысли о невероятнейшем
винегрете, который, по всей видимости, образовали  в  досье  ставки  рапорты
наших представителей. Как фюрер и его советники могли прийти  к  какому-либо
верному заключению или по крайней мере  к  ясному  пониманию  ситуации?  Что
если, основываясь именно на этих рапортах,  чтобы  не  сказать  -  сплетнях,
ставка   совсем   недавно   отдала   мне   приказ   начать   эту   тщательно
подготавливаемую операцию;  а  ведь  когда  решение  принимается  на  основе
полного доверия к подобной ошибочной или даже намеренно  ложной  информации,
то в результате выходит ужасная каша: в данном случае во всех отношениях,  и
нынешних и будущих, - между Францией и Германией.
   Единственное утешение, говорю я себе, что моя прогулка, при всей мешанине
противоречивых  и  ненужных  сведений  в  голове,  оказалась  не  так  уж  и
бесполезна. Бродя по городу,