поражения.  Но  "V-1"   мне   позволили   изучить
досконально, и плюс ко всему мне довелось присутствовать при запуске  одного
из снарядов. Именно тогда мне пришла в голову мысль и тут попытаться сделать
то же самое, что мы сделали с морскими торпедами:  снабдить  ракету  кабиной
для пилота.
   После бесконечных споров с начальством и  с  экспертами  из  министерства
военной авиации мне удалось одержать победу,  сославшись  на  категорическое
желание фюрера немедленно приступить к испытаниям и постоянно держать его  в
курсе того, что делается. Сказать по правде, это "желание"  Адольфа  Гитлера
было самым  обыкновенным  враньем,  но  мой  "маневр"  сработал  безотказно,
полностью рассеяв сомнения этих господ, - факт тем более примечательный, что
несколькими месяцами раньше Ганна Райч, которую осенила та же  идея,  что  и
меня, безуспешно пыталась сломить  сопротивление  чиновников.  Мне  выделили
помещения, станки, инженеров и техников, которые нам  требовались,  и  через
две недели - срок рекордно короткий - состоялись первые испытания.
   Реактивный  снаряд  с  пилотом  закрепили  под  корпусом  "Хейнкеля-111",
который поднял его, словно пушинку. Где-то  в  районе  тысячи  метров  "V-1"
отделился от носителя, грузный "Хейнкель" мгновенно  отстал  (при  300  км/ч
против 600 км/ч "V-1"), Летчик описал несколько широких кругов, затем сбавил
скорость и зашел на посадку против ветра. Первый  раз  он  прошел  метрах  в
пятидесяти от посадочной полосы.
   - Дьявол! Он недостаточно сбросил скорость! - ругнулись все, кто  был  на
вышке. - Только бы все кончилось нормально!
   Пилот вырулил и снова завис над полосой. На сей раз он,  видимо,  решился
сесть: машина буквально выбрила взлетную полосу, пройдя в  двух-трех  метрах
от земли. Но нет - в последний  момент  он  явно  переменил  решение:  снова
поднялся, сделал третий вираж  и  вновь  пошел  на  посадку.  Все  произошло
головокружительно  быстро:  вот  "V-1"  жмется  к  земле  до  самого   конца
взлетно-посадочной, затем пытается обогнуть небольшой холм - нам еще  видно,
как он чиркает брюхом, задевая верхушки деревьев,  прежде  чем  скрыться  за
гребнем.  Секунду  спустя  два  высоких  столба   дыма   рассеивают   всякие
сомнения...
   Я бросился  к  вездеходу  вместе  с  двумя  санитарами,  и  мы  помчались
напрямик, через поля, к месту падения. Обломки  были  заметны  издали:  одно
крыло - здесь, другое - там... Посередине  валялся  корпус,  по  счастью  не
загоревшийся. Метрах в десяти мы нашли пилота, он лежал почти без  движения.
Очевидно, в последний момент он сумел отсоединить  плексигласовый  колпак  и
был  выброшен  из  кабины  при  ударе.  Расспросить  его  не  было   никакой
возможности, и я отправил его  в  госпиталь.  Мы  пытались  хоть  что-нибудь
понять,  рассматривая  борозды,  оставленные  аппаратом  в   рыхлой   почве.
Вероятно, в последний момент пилот решил сесть на это  вспаханное  поле.  Но
зачем?
   Технологи потеряли уйму  времени,  сопоставляя  и  скрупулезно  перебирая
малейшие детали, но не нашли ничего, что дало бы нам ключ к разгадке.
   На следующий день мы решили снова попытать счастья. Но увы, второй  полет
оказался точным повторением первого: "V-1" отделилась от  самолета-носителя,
описала несколько кругов, затем зашла на  посадку  и,  не  касаясь  дорожки,
врезалась в землю почти на том же месте. И вновь  летчик  был  ранен,  и  мы
опять терялись в догадках. Ганна Райч едва сдерживала слезы. Было  очевидно,
что после этого двойного фиаско тех-службы  запретят  всякие  испытания,  по
крайней мере на какое-то время. Через день оба пилота уже пришли  в  себя  и
смогли отвечать на вопросы, но единственное, чего мы от них добились, -  это
не слишком понятное описание  каких-то  вибраций  в  рычаге  управления.  Во
всяком случае, у нас так и не появилось мало-мальски приемлемой версии  этих
аварий.
   Несколько дней спустя ко мне вдруг явилась неожиданная делегация -  Ганна
Райч и два  инженера:  один  контролировал  сооружение  стендовых  образцов,
другой был из министерства военной авиации. К моему великому изумлению -  я,
скорее, ожидал услышать,  что  моя  идея  окончательно  отнесена  к  разряду
несуразностей, - Ганна  заявила,  что  она,  кажется,  нашла  причину  обеих
катастроф. Запросив в Центральном  бюро  отдела  кадров  личные  дела  обоих
пилотов, она  обнаружила,  что  ни  тому,  ни  другому  еще  не  приходилось
управлять высокоскоростными машинами. Не подлежит  сомнению,  что  требуется
весьма значительный опыт, чтобы пилотировать  такой  мини-самолет  на  таких
скоростях.  Ганна  Райч  и  оба  инженера  были  совершенно  убеждены,   что
министерство  напрасно  отнесло  двойную   неудачу   за   счет   недостатков
конструкции. Они готовы были доказать мне это хоть сию минуту, благо за  это
время на свет появилось еще несколько новых машин. Да, это  было  заманчивое
предложение, но ведь  нам  запретили  строго-настрого  все  эксперименты!  Я
слишком хорошо знал, что министерство не отменит свой приказ. Но  Ганна  уже
так увлеклась нашим проектом, что  официальный  запрет  для  нее  ничего  не
значил, лишь бы я дал свое согласие. Я не знал, что делать.
   - Послушай, Ганна, - заметил я, - если вдруг с тобой что-нибудь случится,
фюрер собственноручно снимет мне голову с плеч.
   Но они  настаивали  с  таким  жаром,  что  я  готов  был  сдаться.  Ганна
великолепно использовала слабости моей обороны, взывая к моему чувству долга
и цитируя старинную армейскую поговорку о том, что настоящий  солдат  должен
уметь в случае необходимости нарушить полученный приказ. В  конце  концов  я
уступил, хотя и неохотно. Начальника аэродрома мы  решили  взять  на  пушку,
сказав, что министерство разрешило нам продолжить испытания.
   Когда  на  следующий  день  за  Ганной  закрылся  прозрачный  купол,  мне
показалось, что мое сердце не выдержит. Но на этот раз все шло как по маслу.
Как только "V-1" отделилась от самолета-носителя,  Ганна  сделала  несколько
кокетливых виражей и на бешеной  скорости  зашла  на  посадочную  полосу.  Я
почувствовал, как холодный пот бежит вдоль позвоночника -  машина  коснулась
земли, и больше уже ничего  невозможно  было  разглядеть  за  облаком  пыли,
прокатившимся до конца посадочной. Мы бросились вперед, и, когда подбежали к
самолету, к нам на руки соскочила улыбающаяся, сияющая Ганна.
   - Это и впрямь сногсшибательно! - Она явно была довольна.
   Потом настал черед обоих наших инженеров опробовать  собственное  детище.
Все трое, в сумме, сделали двадцать вылетов  и  двадцать  раз  приземлились,
даже не оцарапавшись! Никто больше не сомневался - и идея, и  ее  воплощение
были безупречны.
   Маршал авиации Мильх побледнел как полотно, слушая вечером мой рапорт.
   - Благодарите судьбу за то, что вас не поставили к стенке! - объявил он в
конце концов трагическим тоном. По счастью, его мрачное замечание  не  стало
пророчеством.
   Я добился от него разрешения продолжить  наши  труды  и  начать  обучение
пилотов. На следующий день в наших мастерских закипела  работа.  Для  начала
нужно было сделать еще несколько образцов для испытаний, затем - двухместные
модели для курсов пилотажа и только потом приступить к выпуску боевых машин.
Тем временем я подобрал из своих ребят человек тридцать  опытных  пилотов  и
еще шестьдесят добровольцев предоставила нам Люфтваффе  -  они  должны  были
явиться со дня на день. Мы наконец могли работать в полную силу.
   Я запросил у  службы  снабжения  министерства  военной  авиации  по  пять
кубометров топлива  для  каждого  пилота.  Увы,  это  последнее  препятствие
оказалось самым трудным. Проходила неделя за неделей,  мы  получили  сначала
десять кубометров горючего, потом еще пятнадцать, но заказы наши  так  и  не
были выполнены. Я стоптал каблуки, бегая по бесконечным приемным, но получал
лишь туманные обещания либо откровенные отказы. Осенью 1944  года  я  бросил
свою безумную затею. Увы,  наши  конструкторские  разработки  и  тактические
расчеты оказались напрасными. Мы  надеялись  довести  "V-1"  до  ума  -  она
погибла на свалке неосуществленных идей. По крайней мере  со  мной  остались
ребята - добровольцы из Люфтваффе, и я должен сказать, что они хоть  и  были
"нелетным составом", но исполняли свои обязанности до конца.
   Когда началась зима, мне довелось еще раз не то чтобы  заниматься  самими
"V-1", а, скорее, обсуждать возможности, которые открыло бы их применение. Я
был вызван в штаб-квартиру Гиммлера, чтобы уточнить некоторые  детали  нашей
деятельности в ходе предстоящего наступления в Арденнах, а также доложить  о
работах в области секретного оружия. Когда я упомянул о возможности  запуска
"V-1" с подводных лодок - мы занимались этим в последнее  время,  -  Гиммлер
вдруг встал и, подойдя к огромной карте мира, висевшей  возле  его  рабочего
стола, стал внимательно изучать ее.
   - Стало  быть,  мы  могли  бы  разгромить  Нью-Йорк  нашими  ракетами?  -
осведомился он.
   - Несомненно, по крайней мере теоретически.  Если  наши  инженеры  смогут
создать пусковую установку, которую легко, а главное, быстро можно  было  бы
разместить на борту базовой субмарины...
   Гиммлер, порывистый, как всегда, прервал меня на половине фразы:
   - Я тотчас же доложу от этом фюреру и гросс-адмиралу  Деницу;  необходимо
как можно скорее  подготовить  бомбардировку  Нью-Йорка  нашими  "V-1".  Что
касается вас, Скорцени, я прошу вас всеми силами ускорить работу технических
служб,  чтобы  размещение  "V-1"  на  подводных  лодках   было   произведено
максимально быстро.
   Сказать по правде, я отнюдь не разделял такого энтузиазма. Рейхсфюрер СС,
по моему мнению, не вполне ясно отдавал  себе  отчет  в  истинном  положении
вещей. С другой стороны, меня интересовало, что думают на сей  счет  министр
Кальтенбруннер и мой бывший шеф Шелленберг,  ставший  после  опалы  адмирала
Канариса главным хозяином всех специальных подразделений Германии, - оба они
присутствовали при нашей беседе. Но первый  упорно  отмалчивался,  а  второй
лишь одобрительно кивал, причем не только когда Гиммлер мог его видеть, но и
когда тот поворачивался к нему спиной. Я знал, что  он  никогда  не  рискует
высказывать твердое мнение, не ознакомившись с точкой зрения  своего  босса.
Он скромно называл этот недостаток  решительности  "дипломатичностью",  зато
был застрахован от ошибок. Что ж, тем хуже; если  эти  господа  боятся  себя
скомпрометировать, придется мне рубить сплеча:
   - Считаю своим долгом обратить ваше внимание,  рейхсфюрер,  на  пока  еще
неудовлетворительную точность наведения "V-1". Как вам  известно,  положение
управляющих рулей устанавливается непосредственно перед пуском  и  изменение
курса в процессе полета  невозможно.  Сейчас  вероятный  разброс  составляет
около восьми километров, то  есть  снаряд  должен  упасть  в  пределах  этой
окружности. Радиус  увеличивается  еще  больше,  если  "V-1"  запускается  с
самолета-носителя, типа "Хейнкеля-111", который мы применяем, например,  для
бомбардировки Англии с  наших  авиабаз  в  Голландии.  Разброс,  несомненно,
станет на порядок больше, когда мы будем использовать подводные лодки:  мало
того, что пока невозможно определить точные координаты в ночном море или при
плохой видимости, - сюда добавятся еще килевая и  бортовая  качка,  а  самое
незначительное отклонение при запуске, вызванное малейшим движением корабля,
сильно  изменит  точность  попадания.  Короче  говоря,  у   нас   пока   нет
уверенности, что ракеты достигнут цели,  даже  если  мишенью  будет  служить
огромный город.
   Молчание Гиммлера придало мне новые силы, и я продолжил:
   - Но это еще не все. Военная авиация  не  в  силах  обеспечить  воздушное
прикрытие наших кораблей  в  районе  запуска.  По  нашим  сведениям,  охрана
западных подступов к побережью Штатов организована весьма умело.  Американцы
используют воздушное патрулирование и плотную сеть радаров.
   Гиммлер,  кажется,  уже  не  слушал  меня,  увлекшись  какими-то   своими
размышлениями; он вдруг остановился передо мною.
   - Мне думается, - заметил он, - что вот, наконец, у нас  появилась  новая
возможность  или,  лучше  сказать,  счастливый  случай  решительным  образом
повлиять на ход  войны.  Настала  теперь  очередь  Америки  на  своей  шкуре
испытать все прелести бомбардировки. До настоящего времени Соединенные Штаты
считали себя недосягаемыми для атак - еще бы, они ведь  находятся  вдали  от
полей сражений. Шок, который вызовет налет  на  Нью-Йорк,  мгновенно  сломит
моральный дух американцев. Эти люди не вынесут вида падающих бомб. Я  всегда
считал, что Америка не способна  выдержать  прямого  удара,  особенно  столь
неожиданного.
   Не знаю, что по этому поводу думали остальные, что же  касается  меня,  я
склонен был смотреть на вещи скептически. Я не возражал  против  самой  идеи
воздушной бомбардировки американцев, тем более что  беспрерывные  налеты  на
наши города и растущее число наших разрушений и смертей легко оправдали бы в
моих глазах подобные меры. Но я опасался, как бы психологический  эффект  от
применения "V-1" не оказался диаметрально противоположным тому,  на  который
рассчитывал Гиммлер. Поскольку остальные явно не торопились  высказаться,  я
снова бросился в омут вниз головой:
   - Рейсхфюрер, я имею основания полагать, что результат подобной  операции
будет иным. В основу своей пропаганды  американское  правительство  положило
лозунг:  "Германия  угрожает  нашей  безопасности".  После  залпа  "V-1"  по
Нью-Йорку американцы почувствуют, что это и впрямь не пустые  слова.  Помимо
всего прочего, в их жилах слишком велик процент англосаксонской  крови.  Что
касается англичан, то мы  с  вами  имели  случаи  убедиться,  что  в  момент
опасности их жизнестойкость становится просто пугающей.
   Видя, что Гиммлер внимательно слушает, я продолжал более уверенно:
   - Мы, без  сомнения,  могли  бы  подвергнуть  моральный  дух  американцев
серьезнейшему испытанию, но  только  в  том  случае,  если  бы  нам  удалось
выпустить несколько ракет в совершенно определенные точки. Мне кажется,  что
задача наша должна быть следующей. Нужно, чтобы в условленный  день  и  час,
заранее  объявленный  по  германскому  радио,  "V-1"   сровняли   с   землей
какой-нибудь из нью-йоркских небоскребов,  какой  -  это  тоже  должно  быть
известно всем. Тогда ущерб действительно будет двойным - и  материальным,  и
психологическим.
   Гиммлер был живо заинтересован моими  идеями.  Я  вкратце  обрисовал  ему
состояние наших исследований в плане увеличения  точности  наведения  ракет.
Тогда работы  двигались  в  двух  направлениях:  во-первых,  разрабатывалась
проблема радиоуправления - устройство, установленное в корпусе, позволило бы
корректировать курс во время полета. В этом случае  передатчик,  управляющий
снарядом, находился бы возле пусковой установки. А во-вторых, рассматривался
вариант размещения передатчика в районе  мишени;  система  наведения  должна
была включаться всего на несколько минут,  чтобы  не  быть  запеленгованной.
Несмотря на то, что последний способ представлялся куда  более  простым,  мы
столкнулись здесь с непредвиденными трудностями технического порядка. Какова
должна быть мощность управляющего передатчика? И, главное, каким образом  он
попадет в условленное место именно тогда, когда это необходимо?  Эта  задача
входит в компетенцию секретных агентов, но к тому  времени  в  нашем  активе
почти не было  удач  в  состязании  с  американской  контрразведкой.  Только
недавно  американцы  арестовали  нескольких  наших  людей,   заброшенных   с
подводной лодки...
   Гиммлер   слушал   меня,   разглядывая    на    карте    тяжелую    глыбу
Североамериканского континента. С видимым  сожалением  он  заметил,  что  на
данный момент бомбардировка  Нью-Йорка  нашими  "V-1"  представляется,  увы,
слишком сложным и рискованным делом. Однако его просьба ускорить  работы  по
подготовке этой операции остается в силе. Что же касается меня, то я  должен
постоянно держать его в курсе происходящего и  докладывать  о  каждой  новой
идее в этой области. Потом мы заговорили о других вещах...
   Но события шли своим чередом, не интересуясь успехами наших  лабораторий.
Несколько месяцев спустя  наша  военная  беспомощность  навсегда  похоронила
надежду Гиммлера на запуск "V-1" в сторону Штатов.

СТОЛЬКО ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ПРОЕКТОВ!..

   На своей базе в  Фридентале  мы  работали  не  разгибая  спины.  Конечно,
приходилось половину времени и сил тратить - я бы  сказал  транжирить  -  на
беспрестанную борьбу с бюро, засыпавшим нас валами  бумажного  хлама,  и  со
службами обеспечения, которые буквально по каплям выделяли средства и людей.
Тем не менее мы без устали создавали и разрабатывали грандиозные планы.  Нас
подстегивало изучение толстых досье, в которых были собраны детальные отчеты
о снискавших громкую славу отрядах коммандос лорда  Маунтбеттена.  Полезная,
поучительная информация, хотя, пожалуй, несколько удручающая. Мы бледнели от
зависти при виде практически неограниченных средств, сосредоточенных в руках
командиров этих отрядов. Они - вот счастливчики!  -  могли  рассчитывать  на
помощь крейсеров, миноносцев, подводных лодок, не говоря  уже  о  постоянном
скоординированном взаимодействии с авиационными подразделениями, оснащенными
самыми совершенными  видами  техники.  Мы  же,  напротив,  бедны  -  ужасно,
непостижимо бедны! Военно-морское ведомство ни разу не дало нам  "добро"  на
использование сколь-нибудь серьезной в боевом отношении  посудины,  а  200-я
истребительная эскадрилья, к  счастью  переданная  в  наше  распоряжение,  с
великим  трудом  выбивала  себе  каждую  единицу  оборудования.  К  примеру,
призванное  оперативно  решать  сложнейшие   боевые   задачи   на   огромной
территории, упомянутое авиационное подразделение имело на все про  все  лишь
три "Юнкерса-290".
   Впрочем, чтобы быть до конца откровенным,  должен  отметить,  что  высшее
командование британских коммандос все-таки  не  располагало  кое-чем  весьма
важным - реальным влиянием:  Маунтбеттен  сосредоточил  в  своих  руках  всю
власть, сам определял цели, и каждый  раз  удар  отрядов  коммандос  являлся
исполнением   именно   его    замыслов.    Это    и    полное    уничтожение
маслоочистительного  завода,  расположенного  на   норвежском   острове,   и
превосходно подготовленная операция,  в  ходе  которой  англичане  захватили
новый германский радар,  незадолго  до  того  установленный  на  французском
побережье в районе Дьепа, а также рейд с целью нападения на  главную  ставку
Роммеля в Африке. Последняя затея, впрочем, провалилась, но  лишь  благодаря
случайности или, возможно, дезинформации, проведенной через  высшие  эшелоны
власти.
   Тем не менее у союзников тоже должны были  обнаружиться  уязвимые  места,
особенно на огромных пространствах Среднего  Востока,  находившихся  под  их
контролем. Мы старательно нащупывали эту ахиллесову пяту. И  хотя  положение
наших армий было близко к критическому, надежда отыскать свой шанс  разожгла
в нас такой энтузиазм, что дни и ночи  напролет  мы  неделями  прорабатывали
варианты операций.., чтобы в конце концов напороться на  непреодолимый  риф,
всегда один и тот же, - проблема транспорта.
   Никак не  удавалось  обеспечить  необходимое  количество  "Юнкерсов-290",
единственного действительно надежного германского самолета дальнего  радиуса
действия  (по  мнению  экспертов,   конструкция   "Хейнкеля-117"   оказалась
неудачной), и мы попытались обойти эту трудность. Почему бы не  использовать
способ, примененный неприятелем против нас? Наверное, можно добиться,  чтобы
несколько  огромных   американских   четырехмоторных   самолетов   совершили
вынужденную посадку в Германии или на территориях, занятых нашими  войсками.
Мне  удалось  заинтересовать  нашим  проектом  штаб  Люфтваффе;   управление
ресурсами  пообещало  немедленно  с