ской и новоместской радниц.
   Поднялся  второй  коншель,  старый  виноторговец.  Выставив  вперед  свое
длинное,  остроносое,  с  лисьим  выражением  лицо,  он  принялся   убеждать
советников:
   - Каждый день этой драки нас разоряет. Знаете ли вы,  друзья,  сколько  у
меня пропало лучшего вина за эти дни? И кто мне возместит убытки? Кто мне  и
всем нам, пражским купцам, убытки возместит, я вас спрашиваю? К тому же, что
ни день к королеве подходят новые войска, а там и сам  Сигизмунд  со  своими
мадьярами пожалует, и тогда... вы сами знаете, что тогда будет с  Прагой.  Я
считаю: надо мириться, а там видно будет.
   - Да, да, правильно,  надо  согласиться  на  перемирие,-разом  заговорили
коншели.
   Микулаш из Гуси с гневом вскочил  с  места  и  выпрямился  во  весь  свой
огромный рост:
   - Паны коншели! Не понимаю, о каком перемирии сейчас можно  говорить?  Вы
полагаете, что с Сигизмундом вы договоритесь? А я вам заявляю: не  для  того
чешский народ уходит в горы, продает свое имущество и собирается в  братские
общины, чтобы признать этого негодяя Сигизмунда своим королем! Не  для  того
мы привели к вам в помощь войско братских общин из крестьян и ремесленников,
чтобы надеть на себя ярмо Сигизмунда и католических попов! Не для того  наши
братья полили своей кровью  улицы  Праги,  чтобы  снова  мириться  с  нашими
злейшими врагами - Сигизмундом, попами и панами! Не для того, коншели!
   Красный от гнева Микулаш  так  тяжело  сел  на  скамью,  что  она  громко
затрещала. И сейчас же раздался сильный, резкий  голос  Яна  Жижки.  Стоя  у
стола, упершись одной рукой в бок, а другой ударяя по  столу  в  такт  своим
словам, Ян Жижка размеренно и твердо,  словно  бросая  камни,  а  не  слова,
заговорил:
   - Вы коншели радницы, но не народ. Вы после  смерти  короля  Вацлава  IV,
испугавшись народного гнева, позволили панам, немецким  богачам-патрициям  и
римским попам собрать свой сейм и пригласить Сигизмунда поскорее приехать  и
расправиться с  истинными  последователями  мученика  Яна  Гуса.  Вы  хотите
сохранить свое богатство - народ желает свободы. Вы стоите между  народом  и
его врагами и не  знаете,  куда  примкнуть.  Вы  боитесь  римской  иерархии,
императора и панов и еще больше боитесь  бедноты  и  мужиков.  Потому  вы  и
хотите примирения с нашими врагами. Миритесь, мы же уйдем из  Праги.  Нам  с
вами не по пути. Но помните: зря  вы  думаете,  что  Сигизмунд  создаст  вам
райскую жизнь. Вы еще позовете нас на помощь... Идемте, друзья!
   Ян Жижка, высоко подняв голову и бросив презрительный взгляд на коншелей,
покинул совещание. Вслед за ним встали и вышли  Микулаш,  Ян  Желивский,  Ян
Рогач и другие главари народного движения.
   В ожидании коня Ян Жижка стоял, погруженный в глубокую задумчивость, и не
заметил подошедшего к нему Коранду.
   - Брат Ян, ты видишь, сейчас  в  Праге  нам  невозможно  создать  главную
братскую общину: слишком многочисленны и сильны здесь "хромающие  гуситы"  -
все эти богатые купцы и университетские мистры. Послушай меня;  уведем  всех
истинных гуситов отсюда к нам в Пльзень. Я много в Пльзене  проповедовал,  и
там сейчас немало наших братьев, из которых мы создадим  обширную  и  мощную
общину. Там укрепимся и оттуда двинемся на силу антихриста и сокрушим ее.
   Ян Жижка с сомнением покачал головой:
   - Пльзень - богатый город, в нем очень много  немцев-патрициев,  панов  и
духовенства, а теперь их стало еще больше, как  из  Праги  туда  понабежали.
Кроме того, вокруг Пльзеня лежат земли и замки ландфрида* -  наших  заклятых
врагов.
   - Все это я и сам знаю, но что мы сейчас  можем  выбрать  лучше  Пльзеня?
Куда еще мы можем двинуться? - горячился Коранда.
   Ян Жижка, не отвечая, опустил голову на грудь и только машинально теребил
бороду:
   - В этом, пожалуй, ты прав: кроме Пльзеня, нам пока идти некуда. Пойдем в
Пльзень, а там увидим, что делать далее. Но по совести: ничего доброго я  от
Пльзеня не жду.
   - Напрасно ты, брат Ян, так сомневаешься в Пльзене,  -  обиженно  заметил
Коранда. - Быть может, в Пльзене мы и создадим главную общину.
   - Поглядим, поглядим... - без  энтузиазма  отозвался  Ян  Жижка  и  одним
прыжком вскочил на коня. Подъехав к Микулашу, Жижка мрачно сказал:
   -  Соберем,  брат,  всех,  кто  пожелает  покинуть  это  *   Ландфрид   -
католический союз панов. гнездо подлости и трусости, и уведем их  отсюда.  Я
еду в Пльзень - там Вацлав Коранда, верный ученик Яна Гуса и мой друг, своим
горячим словом собрал множество божьих воинов.
   - Ты, Ян, решил правильно. Нам с пражскими толстосумами не по  пути.  Иди
ты в Пльзень, а я буду собирать  народ  на  Элеонскую  гору.  Потом  выберем
место, где соединимся со всеми, кто за нами пойдет. А тогда дружно  двинемся
на Сигизмунда и его сторонников.
   Оба друга медленно двинулись от староместской радницы к Новому  Месту.  К
Яну Жижке подошел Ратибор;
   - Пан Ян! Что вы прикажете моему отряду?
   -  Собирайтесь,  доставайте  телеги,  грузите  все  добро,  а  главное  -
съестное, и сегодня в ночь двинемся на Пльзень-нечего здесь  нам  зря  кровь
проливать за  бессовестных,  толстопузых  купцов  да  разжиревших  мастеров.
Может, и твоя родня поедет с нами?
   - Моим старикам здесь теперь вовсе делать нечего.  Отец  с  нами  пойдет.
Только где лошадей достать?
   - Лошадей? Пойди во двор архиепископского дворца-там стоят захваченные  у
рыцарей лошади. Найди Прокопа Большого и скажи ему, что  я  приказал  выдать
тебе пару хороших  коней,  а  телегу  найди  уж  сам.  Помни:  собираться  у
новоместской радницы.
   Ян Жижка хлестнул коня и поскакал вдоль Большой площади. За ним, привстав
в стременах, пустились все остальные.
   В глубоком раздумье воевода подъехал к дому новоместской радницы и только
тут, очнувшись от своих невеселых мыслей,  заметил,  что  вся  площадь  была
переполнена вооруженными людьми.
   Толпа была возбуждена и глухо волновалась.  Отдельные  голоса  слились  в
сплошной гул. Площадь напоминала исполинский улей.
   Навстречу воеводе выехал Хвал из Маховиц:
   - Брат Ян, наши разъезды задержали  под  Книном  шестерых  рыцарей.  Люди
говорят, что они из отряда Петра Штеренберкского. Народ требует казни  убийц
безоружных братьев и сестер из Усти под Лужницей,
   - На виселицу! В костер их, слуг антихриста! Казни, казни требуем!
   Ян Жижка, суровый и решительный, сошел  с  коня  и  поднялся  на  крыльцо
радницы. За ним взошли и его спутники. На крыльцо вынесли несколько кресел и
скамьи. Ян  Жижка,  Микулаш  из  Гуси  и  другие  вожди  восставшего  народа
разместились на  них.  Из  толпы  вышел  седой  старик  крестьянин  и  смело
обратился к сидящим на крыльце:
   - Мы все, собравшиеся тут воины за чашу, просим  справедливого  суда  над
убийцами трехсот путников из Усти.
   - Пусть приведут задержанных! Их будет судить  народ!  -  возвысил  голос
Микулаш из Гуси.
   К крыльцу подвели шестерых рыцарей, окруженных воинами.
   -  Кто  может  показать  против  этих  людей?  Из  толпы  выступили  трое
ремесленников. Один из них снял шапку и, поклонившись, сказал:
   - Я, Православ из Книна, и двое моих земляков  -  Бартош  и  Томаш-своими
ушами слышали, как  эти  пятеро  между  собой  похвалялись  убийством  наших
братьев под Книном.
   Штепан и Ратибор подошли поближе к задержанным. Взглянув в лицо одного из
рыцарей, стоявшего с краю, Штепан тотчас узнал грубияна на постоялом дворе.
   - Как ваше имя?-бесстрастно обратился Микулаш к крайнему.
   - Альфред фон Фруг.
   - Имя следующих?
   - Бедржих из Боратани, Ольдржих из Седличаны, Гайк из Книна.
   - А ваше? - спросил Микулаш у пятого, стоявшего отдельно от всех.
   Ратибор толкнул Штепана в бок:
   - Погляди на того, в желтом плаще, с золотыми галунами. Узна„шь?
   - Рожа как будто знакомая, но не припоминаю, где его видел.
   - "Золотой кабан" помнишь?
   - А и верно! Это ж барон Ульрих фон Зикинген! Был мальчишка, а теперь вон
какой красавец стал! - Так как же ваше имя?-строго повторил вопрос Микулаш.
   - Его имя барон Ульрих фон Зикинген! - крикнул  Ратибор.  -  Как,  барон,
ваша рука? - насмешливо обратился он к барону.
   Тот  медленно,  не  опуская  высоко  поднятой   головы,   повернул   свое
высокомерное  лицо  к  Ратибору  и,  смерив  его   презрительным   взглядом,
отвернулся, ничего не ответив.
   - Ваше имя, рыцарь?-задал вопрос Микулаш шестому рыцарю и, прежде чем тот
ответил, нагнулся к Яну Жижке и сказал ему тихо несколько слов.
   Ян Жижка только утвердительно кивнул головой.
   - Вилем Новак из Коуржима. Штепан вытянул шею,  чтобы  лучше  рассмотреть
лицо рыцаря.
   - Кто желает показать против этого рыцаря? - снова  разнесся  по  площади
мощный голос Микулаша.
   Толпа молчала. Хвал из Маховиц выступил перед Микулашем:
   - Этот рыцарь во время задержания остальных был в их обществе, но участие
свое в убийстве отрицает.
   - Альфред фон Фруг! Сознаетесь ли вы  в  убийстве  безоружных  селян  под
городом Книном?
   - Что там признаваться! Жалею, что этого молодчика не успел  повесить,  -
кивнул головой Альфред  фон  Фруг  на  Штепана.-А  на  вас  всех,  еретиков,
дьявольское отродье, я плюю! - громогласно закончил  он  и  с  остервенением
плюнул в сторону Микулаша.
   В толпе разнесся зловещий гул,  но  Микулаш  поднял  руку,  и  все  вновь
затихло.
   - А вы, остальные?
   Бедржих, Ольдржих и Гайк опустили голову  и  ничего  не  отвечали.  Барон
выступил вперед и небрежно бросил:
   - Я выполнил лишь приказание пана Петра из Штеренберка.
   - А вы, рыцарь Вилем Новак?
   - Я никогда не участвовал и не мог бы участвовать в этом  злодеянии.  Это
же я сказал и им всем, когда случайно оказался по дороге в их компании...
   - Он лжет! - перебил пана Вилема барон. - Пан Вилем вместе со всеми  нами
участвовал в уничтожении еретиков.
   Микулаш и Ян Жижка обменялись многозначительными взглядами.
   Пан Вилем остолбенел от неожиданного обвинения. Штепан рванулся вперед  к
крыльцу.
   - Брат Хвал,-вмешался Вацлав Коранда,-обнаружена ли на оружии задержанных
кровь?
   Хвал из Маховиц обернулся к пожилому воину;
   - Брат Иво, что ты скажешь?
   Пожилой воин приблизился к крыльцу и вручил сидящим шесть поясных  мечей.
Все мечи были тщательно осмотрены. Пять мечей были положены налево,  а  один
меч Ян Жижка поднял над головой:
   - Чей этот меч?
   - Мой, - ответил пан Новак.
   - Кто из братьев желает сказать что-либо в защиту обвиняемых?
   Микулаш обвел глазами стоявших вокруг. Все молчали.
   - Я могу! - вышел вперед Штепан. - Я ручаюсь за этого человека.  Он  спас
мне жизнь, предупредив об опасности, когда рыцари хотели схватить меня.
   Глаза пана Вилема при словах Штепана обратились к нему, и в них появилось
выражение надежды.
   - А, вот кто помог сбежать еретику! - заметил рыцарь Альфред  фон  Фруг.-
Ох, и повесил бы я тебя вместе с твоей  девчонкой,  кабы  знал,  что  ты  за
птица!
   - Кто еще может сказать в защиту обвиняемых? Кто-то,  расталкивая  толпу,
пробирался вперед, и перед крыльцом предстал  молодой  черноволосый  парень,
держа за руку плачущую девочку.
   - Кто ж, как не мы!  От  самого  Книна  бежали,  чтобы  не  отстать.  Пан
рихтарж, поглядите на нашего пана Вилема! Разве  надо  иметь  четыре  глаза,
чтобы разобрать, что он за человек? Вы меня спросите, убил ли когда-нибудь в
своей жизни пан Вилем человека не в честном бою. Не был пан  Вилем  с  этими
живодерами! А это его дочка, она то же  самое  скажет!  -  наивно  и  горячо
закончил свою речь Павел Черноголовый.
   У пана Вилема одна за другой покатились крупные слезы.
   - Кто ты, любезный, и откуда ты знаешь пана Вилема?
   - Я слуга пана Вилема. Мой отец  служил  у  пана  Вилема  и  мне  завещал
служить. И скажу по чести: пускай все паны  были  бы  хоть  на  сотую  часть
таковы, как пан Вилем. Ни один мужик не имел от него обиды.
   Штепан подошел к Павлу и крепко пожал ему руку.
   - Ба, и кнез Штепан тут! Тогда все благополучно. Не плачьте,  барышня,  с
вашим отцом ничего дурного не приключится.  И  сколько  раз  я  ему  говорил
принять чашу!
   - Не знаете ли вы кого-либо из присутствующих тут? -  спросил  Микулаш  у
рыцаря. Тот немного смущенно проговорил:
   - Мне кажется, я встречал где-то вас, пан Микулаш.
   - Я помню.
   - А со мной пан Вилем никогда не встречался? - спросил Ян Жижка.
   В памяти рыцаря отчетливо встала сцена:  опушка  леса,  из  чащи  выходит
исхудалый, оборванный человек с настороженным взглядом затравленного  зверя.
Человек обречен или на смерть в неравном бою, или  на  виселицу,  Тогда  он,
Вилем, в знак сочувствия и уважения пожимает отверженному руку.  В  этот  же
день вторая встреча с этим человеком - Вилем привозит ему радостную весть  о
спасении. Ян Жижка, весело улыбаясь, снова пожимает ему руку и благодарит за
известие.
   Но тут же пан Вилем сказал себе: "Если я напомню Яну Жижке о той встрече,
он может решить, что я хочу спасти сейчас свою жизнь. К черту! Я ведь и  так
ни в чем не виновен".
   И пан Вилем, не глядя на Яна Жижку, сказал:
   - Нет, не помню.
   Ян Жижка скосил глаз на Микулаша и не без лукавства улыбнулся:
   - А я хорошо помню, пан Вилем, наш первый разговор и как вы принесли мне,
десять лет назад, счастливое известие.
   Пан Вилем молча кивнул головой.
   - Ну что ж, будем решать,-обратился Микулаш к своим соседям.
   Ян Жижка встал и поднял руку. Площадь мгновенно затихла.
   - Чего заслуживает тот, кто участвовал в убийстве наших братьев и  сестер
с детьми?
   -  Смерть!  Смерть!  Смерть!..-оглушающим  ревом  ответила  толпа,  стуча
оружием.
   - Заслуживают ли казни  Альфред  фон  Фруг,  Бедржих,  Ольдржих,  Гайк  и
Ульрих? Они уличены свидетелями и своим  оружием,  да  и  сами  не  отрицают
своего злодеяния.
   - На виселицу панов-убийц!
   - Палачу!
   - Нет им пощады! Сжечь их!
   Ян Жижка снова потряс булавой. Опять стало тихо.
   - Мы тоже так думаем. А рыцарь Вилем Новак виновен  ли  в  убийствах?  Он
отрицает, и на его мече нет крови.
   Площадь молчала. Подождав немного,  Ян  Жижка  неторопливо,  раздельно  и
решительно заявил:
   - Что пан Вилем Новак не мог участвовать в этом злодеянии, утверждаю я-Ян
Жижка из Троцнова, брат Микулаш из Гуси и  брат  Штепан  Скала.  Что  скажет
община?
   - Правильно! Сразу видно, что за человек! Пускай идет  со  своей  дочкой,
коль его слуга за него горой!
   - Пан Вилем Новак, даете ли вы рыцарское слово, что никогда  не  подымете
меч против чаши?
   - Слово чести-никогда ни в мыслях, ни в словах, ни на деле я  не  окажусь
на стороне врагов чаши!
   - Верните пану Вилему Новаку его меч и свободу!  Стража  расступилась,  и
Млада бросилась к отцу, а за нею - Павел.
   Пан Вилем вытирал кулаком глаза  и  обнимал  поочередно  то  девочку,  то
Павла, не будучи в силах вымолвить ни слова.
   - Брат Хвал!-произнес Микулаш.-Возьми  этих  пятерых,  отведи  в  Книн  и
передай их в руки палачей. Пусть уделом их будет виселица.
   - Мы рыцари!-возмущенно крикнул Бедржих.
   - Не рыцари, а кровожадные убийцы! Вас судил народ. Его приговор - закон.
   Осужденных увели. По толпе пронесся как бы ураган. Все кричали,  грозили,
в воздухе мелькали копья, топоры, сжатые кулаки:
   - Справедливо! Казнь убийцам! Другим неповадно будет!
   Ян Жижка поднял булаву:
   - Братья, суд окончен! Отправляйтесь по своим отрядам. Покинем Прагу.
   Шум стал утихать. Люди, возбужденно разговаривая, расходились.
   Пан Вилем в сопровождении Павла и дочери подошел к Штепану:
   - Пан бакалавр, мы снова у  вас  в  долгу.  Бог  даст,  еще  когда-нибудь
встретимся.
   - Я хотел бы встретить пана Вилема с чашей на груди и на щите,  -  сказал
Штепан, пожимая руку рыцарю.
   Штепан вскочил на коня и тронулся следом  за  Яном  Жижкой.  Он  был  уже
далеко, когда до него донесся детский голос:
   - До свиданья, пан Штепан! Приезжайте  к  нам!..  У  ворот  Ян  Желивский
простился с уходящими братьями:
   - Остаюсь, не могу покинуть своих новоместских бедняков, пока они во  мне
нуждаются.
   Ян Жижка не успел ответить проповеднику, как к ним галопом  подскакал  Ян
Гвезда.
   - Брат Ян, староместские коншели  уже  заключили  с  королевой  и  Ченком
перемирие: королева обязуется  допустить  в  Чехии  причащение  из  чаши,  а
коншели  обещают  прекратить  разгром  монастырей  и   церквей.   Но   самое
позорное-Вышеград возвращен Ченку.
   Ян Жижка потупился. Но затем снова поднял голову и  ободряюще  сказал  на
прощание:
   - Что ж, война только начинается! Ты, Енек, и брат Желивский  еще  будете
встречать нас в этих самых воротах. Пражане скоро узнают Сигизмунда!

   Глава IV
   1. ТАБОР ЗАЛОЖЕН
   Отошли рождественские и крещенские морозы, и во  второй  половине  января
наступила оттепель. Улицы Пльзеня раскисли. Штепан сменил овчинный кафтан на
студенческий плащ.
   До городских ворот было далеко, и Штепан имел время  хорошенько  обдумать
предстоящий план действий. Шлепая тяжелыми сапогами по лужам, он ругал  себя
за недогадливость и нерасторопность.
   Вернувшись еще в  декабре  прошлого,  1419  года,  после  разгрома  замка
Некмиржа, Ян Жижка однажды  вызвал  к  себе  Штепана.  Воевода  был  хмур  и
задумчив, Штепан объяснил это полученным на днях  Яном  Жижкой  известием  о
том, что пан Богуслав из Швамберка,  незадолго  перед  тем  побитый  Жижкой,
ударил внезапно по Зеленой Горе и выбил оттуда Микулаша из Гуси.
   Но первые же слова Яна Жижки опровергли это предположение:
   - Штепан, мы хотя и выгнали из города монахов да попов, но думается  мне,
что немало еще католиков осталось. Нас не так уж много, и маленький враг  за
спиной опаснее, чем большой перед тобой. Назначаю  тебя,  брат,  следить  за
городом. Не может быть, чтобы Ченек не имел здесь  своих  людей.  Нужно  как
можно скорее выяснить, кто сносится с Ченком.
   На этом разговор и закончился. С тех пор почти месяц Штепан не знал покоя
ни днем, ни ночью.  Вокруг  городской  стены  круглые  сутки  ездили  конные
дозоры. Была осмотрена стена, и у выходов и проломов были поставлены  верные
люди, наблюдавшие за всеми входящими и  выходящими  из  Пльзеня.  Но  долгое
время Штепан не мог похвастаться хотя бы незначительным успехом.
   И только недавно  старый  привратник  Богунек  доложил  ему,  что  каждое
воскресенье перед пражскими воротами  садится  какой-то  торговец  хлебом  и
торгует до захода солнца.
   - Ну и что ж, пусть себе торгует!
   Старик хитро прищурил левый глаз и продолжал:
   - Продавать хлебцы проезжим людям-дело, конечно,  обыкновенное,  но  тут,
брат Штепан, есть одна маленькая закорючка: каждый раз за полчаса до  захода
солнца подъезжает какой-то верховой на пегом коне, берет хлебец и уезжает.
   Штепан в досаде только пожал плечами:
   - Что ж тут особенного? Всякому хлеб нужен - и тебе и мне.
   Старик продолжал тихонько посмеиваться:
   - В  прошлое  же  воскресенье  у  него  еще  в  обед  селяне  все  хлебцы
порасхватали, а он все сидел, как квочка, с  пустой  корзиной,  пока  уже  к
самому вечеру не подъехал тот на пегом коне. Тогда он  достал  из-за  пазухи
спрятанный хлебец, продал ему и сразу же вернулся в город.
   - Вот оно что! - наконец уловил Штепан мысль привратника.
   В ближайшее воскресенье Штепан взял с собой  двух  расторопных  ребят  из
новоместских ремесленников и  отправился  к  воротам.  Снаружи,  опершись  о
каменную стену, стоял невысокий толстый человек в одежде бедного горожанина.
Штепан искоса оглядел хлебника. Вся его поза с  высоко  поднятой  головой  и
полузакрытыми  глазами  и  особенно  сложенные  на  круглом  животе  руки  с
короткими, толстыми пальцами удивительно напоминали кого-то.
   "Господи, ну кого же он мне напоминает?" И вдруг неожиданно в его  голове
возник знакомый образ. Монах... ну конечно, монах! Не хватает только рясы  и
веревки на отвислом животе. Нос красный, глаза  распухшие,  веки  в  дряблых
морщинах - значит, пьяница.
   Штепан вернулся к своим сп