Лоуренс УОТТ-ЭВАНС
Чародей 1-2

МАГ И БОЕВОЙ ЗВЕЗДОЛЕТ
КИБОРГ И ЧАРОДЕИ



                            Лоуренс УОТТ-ЭВАНС

                          МАГ И БОЕВОЙ ЗВЕЗДОЛЕТ




                                    1

     Яркий дневной свет, проходя сквозь мозаику оконных витражей,  ложился
на меховые  ковры  полосками  красного,  зеленого  и  синего  цвета.  Дети
немедленно  придумали  какую-то  замысловатую   игру;   кажется,   в   ней
использовалось медленное перемещение полосок  окрашенного  света.  Стоя  в
дверях кухни, Сэм Тернер некоторое время наблюдал за ними,  но  так  и  не
разобрался, в чем суть.
     Он понял одно: когда та  или  иная  цветная  полоска  перемещалась  к
очередному коврику, малыши начинали  торжествующе  вопить  и  носиться  по
комнате.
     Замечательная игра, с улыбкой подумал он.
     На Древней Земле или на Марсе Солнце двигалось  слишком  медленно,  и
подобная игра была бы там невозможна. Но здесь, на Десте, в середине зимы,
полоски перемещаются прямо на глазах, и Тернера  не  переставала  удивлять
изобретательность малышей, приспособивших это явление для своей игры.
     - Папа, - позвала его маленькая Жрелия. - Папа, ты играешь с нами?
     Он покачал головой:
     - Нет, малышка, мне надо идти на рынок, пока там хоть что-то есть.  -
Он показал на холщовый мешок под мышкой.
     На лицах детей отразилось легкое беспокойство. Жрелия  надула  губки,
Дибовар опустила глаза, Мэт попытался изобразить безразличие, хотя тут  же
спросил:
     - Принесешь меду? Мы все съели за завтраком.
     - Посмотрим, - Сэм нежно  улыбнулся.  -  Играйте  себе!  Если  что-то
понадобится, крикните маме, она услышит.
     Как чудесно, думал Тернер, направляясь к  выходу,  что  у  него  трое
прелестных детишек, здоровых, без каких-либо видимых мутаций.
     Ему повезло, что у него  такая  жена,  а  сам  он  занимает  почетное
положение в обществе. Но самое удивительное -  ему  удалось  выжить  после
всего  того  невероятного  нагромождения  событий,  какое  он  испытал   в
молодости. В те годы, когда он бороздил  космос  с  бомбой  в  собственной
голове и, повинуясь воле помешавшегося на войне компьютера, защищал  давно
не существующую планету, он ни за что не поверил бы,  что  когда-нибудь  у
него появятся дети и самый настоящий дом.
     У порога Сэм задержался, чтобы  помахать  детям  на  прощание,  затем
шагнул через дверь и оказался на маленькой площадке позади своей роскошной
квартиры.
     С четырех сторон его окружали деревянные стены, а над головой,  двумя
этажами выше,  нависала  застывшая  мешанина  металла,  дерева  и  бетона,
служившая потолком. Деревянная площадка, на которой  он  стоял,  только  с
двух сторон  была  защищена  стенами  и  представляла  собой  треугольник,
вершина которого  упиралась  в  угол  между  ними.  На  подобные  площадки
выходило множество дверей в стенах других этажей, но в большинстве случаев
за дверями сразу начиналось пустое пространство глубиной  несколько  сотен
метров.
     Глянув за край площадки, Тернер сконцентрировался и шагнул.
     Сперва он повис в воздухе, потом медленно и  ровно  начал  опускаться
вниз.
     По  пути  он  рассматривал  проплывавшие  мимо  стены;  под  пестрыми
заплатами  из  стекла  и   металла   отчетливо   угадывался   заржавевший,
изуродованный  взрывами   металлический   остов   старинного   небоскреба.
Одиннадцать лет назад, когда Сэм только поселился в Праунсе, он все  время
боялся, что эта уродливая металлическая конструкция  не  выдержит  сильных
ветров или землетрясений и однажды рухнет вместе с  его  новеньким  уютным
домом, оставив их всех под обломками.
     Сейчас он улыбнулся, вспоминая свои давние, такие наивные страхи.
     Позже, став учеником мага, он  долго  не  решался  летать.  Однако  в
Праунсе маги жили на башнях, так было заведено Так повелось сразу же после
Тяжелых Времен, когда в здешних местах появился  первый  маг.  В  качестве
ученика  Тернер  жил  в  башне  своего  наставника  Арелиса,  поэтому  ему
ежедневно, и не единожды, приходилось летать вверх и вниз  по  центральной
шахте.
     Теперь, став магом, хоть и не ахти каким, Тернер знал, что его  былые
опасения насчет надежности здания  совершенно  беспочвенны.  Он  физически
ощущал степень прочности конструкции и силу оказываемого на нее давления и
был уверен, что, несмотря на ржавчину, на сильные повреждения от  ядерного
удара, уничтожившего город, на  руинах  которого  построен  Праунс,  башня
запросто простоит еще пару столетий.
     Но спуск в шахту временами все еще беспокоил  его.  Когда  дети  были
поменьше, мысль о том, что кто-нибудь из них может открыть не ту  дверь  и
свалиться с площадки, приводила его в ужас. Даже  сейчас  его  то  и  дело
охватывал  страх  за  Жрелию,  несмотря  на  замки  и  всевозможные   меры
предосторожности.  Подобно  всем  двухлетним  малышам,  она  больше   жила
любопытством и думать не думала об осторожности.
     При мысли о дочери Сэм снова улыбнулся.
     Он посмотрел вниз - уже больше половины  пути.  Несмотря  на  тусклый
свет и зависшую в воздухе пыль, он отчетливо видел в  десятке  метров  под
собой складское помещение с кучей мешков с зерном,  которые  были  свалены
прямо на полу. Количество  их  за  зиму  поубавилось,  но  оставалось  еще
порядочно: город встретил зиму с хорошими запасами.
     Тернер чихнул и быстро проскочил несколько метров, прежде чем удалось
затормозить. Пустые шахты башен всегда были пыльными - их никто никогда не
чистил. Поэтому даже хлеб неизменно отдавал пылью;  песчинки  иной  раз  и
похрустывали на зубах. Пыль и  песок  проникали  всюду  и  оседали  легкой
корочкой на всем, включая глаза и  волосы,  и  Тернеру  приходилось  после
каждого полета откашливаться и прочищать нос.
     Он, правда, мог вылететь в окно, но снаружи стоял  ужасный  холод,  а
ему как магу полагалось взамен пальто  вырабатывать  собственное  тепловое
поле:  магам,  естественно,  не  пристали  слабости,  которым   подвержена
обыкновенная половина человечества.
     Однако вырабатывание тепла на холоде сильно утомляет;  лучше  немного
поглотать пыль, чем без причины себя изнурять, сказал он себе, приземляясь
на люк, ведущий на нижние восемь этажей. Простые смертные жили в основании
башни;  среди  них  было  немало  мутантов,  уродов  и  других  не  вполне
нормальных мужчин и женщин, появившихся на свет в  результате  длительного
воздействия радиации и химического  заражения  развалин,  на  которых  был
заново отстроен город.
     Ни один маг не жил внизу. Маги - и только маги с семьями  -  жили  на
самых вершинах башен. Даже после одиннадцати проведенных здесь лет  Тернер
не до  конца  решил,  одобряет  ли  он  такое  разделение  -  на  элиту  и
простолюдинов. Конечно, это  было  не  демократично,  а  родители  Тернера
воспитали  его  поборником  демократии.  Но,  с   другой   стороны,   маги
действительно отличались от других людей, и было  бы  лицемерием  отрицать
это.
     Кроме того, элита магов ни в коем случае не была закрытым  обществом.
Любой человек мог подать заявление  о  поступлении  в  ученики,  имея  все
основания быть принятым. Фактически  каждый  ученик  становился  магом,  и
каждого из них маги принимали как равного, независимо от того, исходил  он
из  аристократов,  крестьян  или   из   семьи   чародеев.   Незначительные
разграничения  допускались  по  принципу   старшинства   или   исходя   из
способностей, но ни в коем случае не по происхождению. В конце концов, сам
Тернер был весьма далек от этого круга, и все же его приняли как равного.
     Однако заявление об учебе подавали  очень  немногие,  что  в  немалой
степени озадачивало Тернера. Он предпочитал относить это на  счет  лени  и
недоверия, присущих жителям Праунса. Магия таинственна, думал  Тернер,  и,
возможно, мало знакомым с ней представляется  диковиннее  и  сложнее,  чем
есть на самом деле.
     Было здесь еще одно "но": хотя  маги  не  чинили  особых  препятствий
кандидатам в ученики, но и не особенно поощряли их.  Ученичество  означало
труд и налагало  ответственность,  до  которой  мог  подняться  далеко  не
каждый, вместе с тем увеличение числа магов привело бы  к  более  широкому
распределению власти и соответствующих привилегий.
     Но заявление мог подать любой. Этим утверждением Тернер подавил  свои
эгалитарные инстинкты.
     Он открыл люк, не прикоснувшись к нему.  При  этом  пришлось  немного
подняться вверх, чтобы крышка,  откинувшись,  не  задела  его.  Когда  люк
открылся настолько, насколько позволяли петли, Сэм  медленно  опустился  в
образовавшееся отверстие.
     В  нескольких  сантиметрах  от  пола  он  остановился  со   странным,
незнакомым     ощущением,     которое     впоследствии     описал      как
"чувство-будто-за-тобой-следят". Странно, но эта фраза пришла ему в голову
на его родном языке, а не на англо-испанском диалекте Праунса, на  котором
он говорил и думал последние лет десять.
     Однако никто не  способен  следить  за  магом  и  остаться  при  этом
незамеченным. Тернер за несколько лет вполне убедился в этом. Он несколько
раз повернулся в  воздухе,  напрягая  все  чувства,  но  не  увидел  и  не
почувствовал ничего,  напоминающего  внимание  к  его  персоне.  Людей  за
закрытыми дверями комнат вдоль коридора было  мало,  и  никто  из  них  не
проявлял интереса к нему: Сэм ощущал их ауры в спокойном голубом цвете.
     Мысленно пожав плечами, он опустился на пол и направился к лестницам.
Померещилось, подумал он Либо внутри барахлит какая-то из схем.  Возможно,
какая-то деталь  или  неполадка  в  проводах  реагировали  на  статическое
электричество, образующееся в морозном воздухе. Или же это была реакция на
солнечные пятна, точнее, звездные пятна, поскольку светило Деста совсем не
похоже на земное солнце. Возможно  также,  рассуждал  он,  внутри  у  него
что-то разладилось от времени или из-за отсутствия ремонта и,  тем  самым,
нарушило равновесие его ощущений.
     Последнее умозаключение было  малоприятным,  поскольку  не  исключало
возможности поломок в будущем, а потому он отогнал его.
     Он успел спуститься еще на два пролета, когда снова  поймал  себя  на
странном чувстве - что-то  происходит.  Теперь  казалось,  что  в  воздухе
вибрирует какой-то звук, неуловимый  для  слуха.  Тернер  замедлил  шаг  и
остановился у нижних ступеней лестницы, прислушиваясь.
     Его уши не уловили ничего, кроме отдаленных звуков  города,  занятого
своей обычной суетой. Отовсюду исходило ленивое, благодушное  безразличие.
Тем не менее он определенно слышал что-то, он был уверен  в  этом.  Тернер
попытался вспомнить, как прослушивается электронная система, вживленная  в
его нервную систему, но последний раз он пользовался  ею  так  давно,  что
пришлось  порядком  повозиться,  прежде  чем  он  опять  уловил   какое-то
колебание.
     Маг сконцентрировался - и понемногу начал улавливать  что-то  слишком
слабое, чтобы назваться звуком, но  имеющее  тем  не  менее  четкий  ритм.
Спустя еще несколько секунд Сэм понял, что это человеческая  речь.  Однако
ее ритм не соответствовал ни  одному  диалекту,  которые  ему  приходилось
слышать на Десте за все одиннадцать лет пребывания здесь.
     Невероятно,  невозможно,  но  Сэм  узнал   его   -   это   был   ритм
универсального языка  Древней  Земли  -  интерлингва,  языка,  на  котором
говорили дипломаты, торговцы и военные, языка, на котором изъяснялся и  он
сам, будучи выходцем из средних  городских  слоев  Северной  Америки,  его
родного языка. Удивительная речь звучала именно в том, полузабытом ритме и
постепенно становилась все громче и яснее.
     - О Боже! - воскликнул Тернер на языке детства, забыв на секунду годы
практики на местном диалекте и поклонение трем богам Праунса. Больше он не
смог вымолвить ни слова. Ошеломленный, он стоял  у  лестницы  в  коридоре,
уставившись в никуда, и слушал едва уловимый голос, звучавший в нем самом,
в его собственной голове. Голос без конца повторял:
     - Все, кто верен Древней  Земле,  пожалуйста,  отзовитесь.  Все,  кто
верен Древней Земле, пожалуйста, отзовитесь. Все, кто верен Древней Земле,
пожалуйста, отзовитесь...
     - Я здесь! - молча  закричал  Сэм  помимо  воли,  ни  на  секунду  не
задумавшись, что означает появление неожиданного  посланца  с  исчезнувшей
планеты. - Я здесь!



                                    2

     За  одиннадцать  местных  лет  канал  связи,  вмонтированный  ему   в
затылочную  часть  черепа  на  тренировочной  базе  Марса,  ни   разу   не
понадобился Сэму - просто потому,  что  во  всей  звездной  системе  Деста
говорить было не с кем.  За  одиннадцать  лет  Сэм  Тернер  и  не  подумал
провести хотя бы одну профилактику искусственных систем  в  своем  теле  и
ничуть не беспокоился, когда центр самоконтроля  отмечал  неисправность  в
какой-нибудь мелкой схеме.
     Он  почти  не  использовал  свои  внутренние  технические   средства;
компьютер,  отвечавший  за  контроль   и   профилактику   естественных   и
искусственных систем его организма, постепенно пришел в негодность.  А  до
этого  он  и  компьютер  вдвоем  в   течение   четырнадцати   земных   лет
субъективного  времени  бесцельно  скитались  в   космосе.   Бесцельно   и
бессмысленно, разрушая и саморазрушаясь.
     Не странно ли, что внутренний приемопередатчик до сих пор действовал?
Но куда удивительнее был зов, настигший его через столько лет, звучавший в
его мозгу и сейчас, спустя несколько долгих минут после его  необдуманного
мысленного крика. Едва пришедший в себя Тернер понял,  что  его  ответ  не
достиг неизвестного адресата. Передатчик, встроенный в череп,  работал  от
биоэлектричества его собственного тела и имел дальность передачи не  более
одной или двух световых минут.
     Случилось ли что с его  собственным  передатчиком  или  с  приемником
другой стороны или просто расстояние между  ними  было  слишком  велико  -
этого Тернер не мог знать. Он догадывался, что скорее  всего  имеет  место
последнее, но не удивился бы ни одной из вышеназванных причин.
     Тем временем сигнал, не прерываясь ни на миг, монотонно звучал в нем:
     - Все, кто верен Древней Земле, пожалуйста, отзовитесь.
     А может, и к лучшему, что его не услышали. Он не  знает,  в  чем  там
дело и связан ли сигнал с его пребыванием на Десте. Ему оставалось  только
догадываться о существовании других выходцев  с  Древней  Земли,  которые,
возможно, все еще бродили среди звезд.
     Тернер сел прямо на пыльный пол,  чтобы  привести  мысли  в  порядок,
стараясь не обращать внимания на беспрерывно повторяющееся "Все, кто верен
Древней Земле, пожалуйста, отзовитесь...".
     Он  провел  на  Десте  одиннадцать  лет  по  местному  времени.  Если
прикинуть, получится  чуть  больше  десяти  земных  лет,  поскольку  более
короткие дни на Десте образуют 402 дня в году. Это значит, что он  покинул
Марс 314 лет назад по земному и 338 лет назад по дестианскому  времени,  -
если не обращать внимания на то, что одновременность событий на двух столь
отдаленных друг от друга планетах релятивистской вселенной  -  совершенная
бессмыслица.
     Конечно, в своем собственном субъективном времени он ощущал  это  как
двадцать пять прожитых лет - четырнадцать по бортовым часам и  одиннадцать
смен времен года на Десте.  Он  никогда  не  пытался  разработать  систему
отсчета относительно реалий какой-то одной - любой - планеты;  в  этом  не
было необходимости.
     На первый взгляд казалось, что  по  прошествии  трехсот  лет  уже  не
осталось живых свидетелей войны, в которой он участвовал, -  той,  которую
люди Деста называют Тяжелыми Временами и которая до сих пор  напоминает  о
себе. Но, поразмыслив, Сэм понял, что ошибается. В конце  концов,  он  сам
бороздил космос больше трех столетий, а что по  сравнению  с  этим  лишние
десять  или  одиннадцать  лет.  Эффект  растягивания  времени   во   время
космических  полетов  с  околосветовой  скоростью  противоречит   здравому
смыслу. Но Тернера это никогда не волновало; он никогда не пытался  понять
теорию относительности Эйнштейна. Он просто принимал ее как факт,  подобно
множеству других вещей в жизни. Вот и сейчас он принял как  данность,  что
автор  послания  мог  покинуть  Древнюю  Землю  еще  в  момент  зарождения
межзвездной космонавтики, то есть за два столетия до рождения Тернера:
     - ...все,  кто  верен  Древней  Земле,  пожалуйста,  отзовитесь...  -
повторял голос, все громче и яснее. Сигнал вполне мог  передаваться  такой
же, как и он, чудом уцелевшей единицей вооруженных сил  Древней  Земли.  В
зависимости от траектории полета расстояние от посылающего сигналы корабля
до Деста может равняться десяти световым дням - или  нескольким  столетиям
по бортовому времени. Экипаж, если  только  кто-нибудь  до  сих  пор  жив,
определенно знает, что и Древняя Земля, и Марс взорваны вражеским  оружием
класса Д и что война давно проиграна: за прошедшие столетия это  сообщение
распространилось по всему обитаемому космическому пространству.
     - ...все, кто верен Древней Земле, пожалуйста, отзовитесь...
     "Разве осталось хоть что-нибудь, - горько спросил себя  Сэм,  -  чему
можно хранить верность?"
     Конечно, если передатчик принадлежит  военным,  факт  гибели  Древней
Земли вовсе не значит, что сторона, пославшая  сообщение,  готова  сложить
оружие. Что до него, он начал выискивать любую возможность  отказаться  от
выполнения задания, как только понял,  что  больше  бороться  не  за  что.
Однако ясно, что так поступили (или поступят) далеко не все.
     Некоторые, по его разумению,  станут  жаждать  мести  за  уничтожение
Древней Земли. Другие будут драться из чувства  долга,  когда  и  долг,  и
борьба потеряли всякий смысл, а еще кто-то просто потому, что  в  жизни  у
них не осталось ничего другого.
     - Все, кто верен  Древней  Земле,  пожалуйста,  отзовитесь...  -  все
звучало и звучало в голове, и Сэму чудились  в  этом  неотступном  зове  и
мольба, и угроза.
     Конечно же, еще какую-то группу уцелевших в войне заставят продолжать
борьбу их компьютеры, как было с ним самим.
     Сама мысль об этом причиняла почти физическую боль, и воспоминания  о
впустую потраченных годах были мучительны до сих пор. Сэм  ушел  на  войну
добровольцем,  в  восемнадцать  лет,  из  колледжа,  где  изучал   историю
искусства. В то время он не имел мало-мальски отчетливых  представлений  о
том, чего он хочет от жизни и во что ввязывается своим решением.
     Добровольное вступление в армию казалось тогда более чем патриотичным
поступком, почти геройством, и уж во всяком  случае  было  ничем  не  хуже
любого другого занятия. Для столь юного  существа,  каким  он  был  тогда,
перспектива борьбы в космосе представлялась даже романтичной.
     В известном смысле он сделал правильный выбор. Он  до  сих  пор  жив,
физиологически ему сорок три - сорок четыре года или около того, а если бы
он остался на Древней Земле, то, скорей всего, погиб  бы  во  время  удара
Д-серии.
     И уж наверняка его не было бы в живых теперь, три столетия спустя.
     Хотя, если быть откровенным, стоит  признать:  годы  после  окончания
войны, когда он бесцельно бороздил космос, частенько казались ему  чьей-то
жестокой шуткой.
     Тернер  стоял,  уставившись  в  глухую  стену   коридора,   рассеянно
корректируя киберлинзы глаз, то увеличивая, то уменьшая изображение трещин
на дереве. Уж это-то усовершенствование ему ни разу не  помешало,  подумал
Сэм с довольной улыбкой. Он обладал сверхзорким зрением.  Его  психические
возможности, психическое "чудо", которое и делало его магом, позволяло ему
ощущать невидимое и неслышимое; так, сейчас он воспринимал недоступную  ни
зрению, ни чувству простого смертного энергию дерева; он видел, что  стена
испещрена  тонким  узором  золотистого  света  в  тех  местах,   где   она
подвергалась внешнему воздействию, и