.  Потом  он  небрежно
стряхнул с плеч какую-то  кольчужную  тушу,  и  тут  же  двое  его  бывших
соперников оказались с ним рядом. Брюнет  сбил  с  ног  чересчур  ретивого
стражника Дика, блондин стойкой от ограждения вышиб из чьей-то руки меч. И
пошла заварушка!
     В первые секунды Люс потеряла всякое соображение. Ее толкали и пихали
со всех сторон, в одно ухо орали "Защищайся!", в другое верещали "Бежим!".
Уж больно внезапно началось  побоище,  не  как  привычные  ей  турниры  по
историческому фехтованию. Но недаром первая ласточка женского хронодесанта
носила гордый титул "А-Гард"!
     Люс-А-Гард выхватила из ножен длинный  кинжал,  ребром  левой  ладони
рубанула по шее подвернувшегося стражника  и  в  три  прыжка  пробилась  к
лесным стрелкам. И тут выяснилось, что не она одна  торопилась  к  ним  на
помощь. Еще какие-то мужчины  продирались  сквозь  толпу,  взлетали  мечи,
трещали алебарды, и краем глаза Люс успела  заметить,  что  стрелок-брюнет
сидит на коне позади хрупкого юноши, обхватив его одной  рукой,  а  другой
пытается освободиться от крюка на длинном шесте, которым его хотят стащить
наземь.
     Рядом с Люс опустился  на  колено,  схлопотав  кулаком  под  ложечку,
стражник.  Без  всякого  милосердия  Люс  взбежала   по   широкой   спине,
оттолкнулась - и повисла на шесте, причем только на левой руке, потому что
в правой был кинжал. Шест, естественно, треснул,  и  она  приземлилась  на
чье-то поверженное тело с обломком в руке, причем  обломок  ей  немедленно
пригодился - огреть по шлему ретивого бойца из свиты лорда.
     А потом ее схватили за правую руку, которая с  кинжалом,  и  потащили
куда-то влево. Она повернулась, чтобы увидеть, кто это такой заботливый, и
при  необходимости,  разбив  захват,  заехать  ему  локтем  в  пузо.   Но,
разглядев, радостно побежала рядом с этим человеком -  плечом  к  плечу  и
куда угодно!



                            3. НОЧЬ ПОД КУСТОМ

     - Если бы не ты, парень, вовеки бы мы не увезли молодого лорда!
     Люс, хоть убей, не помнила, как  это  она  помогла  захватить  такого
важного пленника. Но вся ватага в один  голос  утверждала,  что  это  было
именно так,  причем  каждый  приводил  свои  неповторимые  подробности.  А
главное, самый меткий стрелок сегодняшнего состязания сидел рядом с ней  у
костра, уговаривая ее послать к чертям своего господина и присоединиться к
"зеленым плащам" Шервудского леса.
     Всю жизнь мечтала Люс-А-Гард  о  таком  великолепном  ужине  -  возле
огромного костра, где на целой оглобле медленно поворачивают оленью  тушу,
а вино льют в деревянные и оловянные кубки из неохватного  бурдюка,  чтобы
справа непременно сидел, завернувшись в плащ по уши и гордо  отвергая  все
это великолепие, голодный знатный пленник, за которого наверняка  заплатят
роскошный выкуп,  а  слева  бодро  хлопал  ее  по  плечу,  чтобы  привлечь
внимание, единственный в мире человек, от чьего взгляда у нее голова  идет
кругом. А напротив чтобы стоял голый по пояс белокурый верзила и под общий
хохот озадаченно разглядывал продранную рубашку, причем его мускулы должны
обязательно отливать и бронзой, и золотом.
     Эстетическое чувство Люс было удовлетворено полностью и окончательно.
Вдруг она ощутила на кисти левой руки болезненную точку. Люс  взглянула  -
точка оказалась  черной.  Когда  же  Люс  попыталась  ее  пощупать,  точка
мгновенно исчезла, оставив неприятный зуд. Тут только Люс сообразила,  что
это была блоха.
     Конечно, она читала в книгах, что в  неумытые  средневековые  времена
водились и блохи, и клопы, и прочие мерзкие кровопийцы, но  первый  личный
контакт с таким насекомым потряс ее до глубины души. Хорошо еще, что бабка
Диана, знакомая с паразитами  не  по  картинкам  в  учебнике,  добавила  в
походную аптечку  соответствующих  вонючих  мазей,  чтобы  унимать  зуд  и
отгонять шестиногих хищников. Люс немедленно зашарила рукой под сюрко там,
где у нее была пристегнута аптечка.
     Ей стоило немалого труда откопать ощупью тюбик. Капелька  зеленоватой
дряни утихомирила больное место, но "зеленые  плащи"  стали  подозрительно
принюхиваться. Люс даже рассердилась - вонь от неделями не снимаемых сапог
эту команду не смущала, а медицинский аромат им, видите ли, не по нутру!
     Теперь-то она поняла, почему лесную шайку так прозвали.  Уже  выбежав
из города, они скинули пестрые наряды и откуда-то достали зеленые и  бурые
лохмотья. Сейчас, сидя  у  костра,  они  в  своих  защитных  плащах  почти
сливались с кустами, выделялись лишь энергичные и жизнерадостные лица.
     "Зеленые плащи" пили и пели медвежьими голосами, пока  поодиночке  не
уснули прямо у пламени, не позаботившись его потушить.
     Пленник по-прежнему сидел прямо и молча глядел в огонь.
     - На вашем месте я бы что-нибудь съел, добрый сэр, - обратился к нему
избранник Люс. - Мясо еще не остыло, эль у нас крепкий.
     - Если вы предводитель этого сброда... - высокомерно  начал  юноша  и
запнулся, встретив взгляд стрелка.
     - Да, я у них тут за главного, и не потому, что родился от породистых
родителей, - холодно ответил "зеленый плащ". - Вы, добрый сэр, обучались у
монахов, так ответьте мне на такой вопрос: когда Адам пахал, а Ева  пряла,
где был тогда дворянин?
     - Вам угодно устроить тут богословский диспут о божественной  природе
власти? - несколько оживился юноша. Люс  улыбнулась  -  и  этому  хрупкому
ребенку непременно хотелось быть победителем, пусть даже в диспуте с  носу
на нос у догорающего костра. Это желание не то что было ей знакомо  -  оно
было главным желанием всей ее жизни.
     - В богословии я не силен, добрый сэр, - честно признался стрелок.  -
Но я бегаю быстрее всех, прыгаю дальше всех,  стреляю  точнее  всех.  Если
кто-то мне перечит, то я  готов  сойтись  с  ним  в  честной  борьбе,  без
подножек. Поэтому я стал вожаком. Надо полагать, на то  была  воля  Божья,
потому что не я у вас в плену, а мои ребята взяли в плен вас. Что до меня,
то я не принял бы вас в ватагу, добрый сэр, оруженосцем к самому хилому из
моих стрелков. Эта должность вам не по плечу, сэр.
     - Пожелай я остаться у вас в ватаге, нашлось бы и для меня место,  да
такое, которое никому из вас  занять  не  под  силу  и  не  по  разуму,  -
помолчав, сказал юный пленник.
     - И что же это за место? - поинтересовался стрелок,  приосанившись  и
как бы предлагая пленнику полюбоваться своей богатырской статью.
     - Я же сказал - место разумного человека.  Хоть  один  из  вас  умеет
читать, писать или  складывать  стерлинги  и  пенни,  когда  монет  больше
десятка?
     Тут стрелок хмыкнул. И попросту не ответил на вопрос, а юноша не стал
настаивать.
     - Так зачем вам понадобился наш предводитель, добрый сэр?  -  спросил
он наконец.
     - Чтобы предупредить его - не пройдет и суток,  как  мой  благородный
брат лорд Блокхед соединится с шерифом и придет сюда за  мной.  Посмотрим,
как от вашего сброда останется мокрое место...
     - А интересно, кто укажет дорогу благородному лорду и шерифу? - хитро
полюбопытствовал стрелок.
     - Поселяне, - твердо ответил пленник. -  Если  им  заплатят.  А  лорд
Блокхед хорошо платит.
     - М-м-м... Да-а-а... - протянул стрелок и вдруг  замурлыкал  мелодию,
как бы припоминая ее и сам себе дирижируя пальцем.  А  потом  он  и  вовсе
запел: - Старуха Робину в ответ: "Коль ты и  вправду  ты,  прими  подмогу,
Робин Гуд, от нашей нищеты! Кто мне прислал  в  голодный  год  и  хлеб,  и
башмаки, того я как-нибудь спасу от вражеской руки..."
     - Робин Гуд?!. - и тут глаза юноши потеряли старательно выдерживаемый
холодный прищур и стали круглыми, как орехи.
     Люс  тоже  как  бы  приподняла  какая-то   антигравитационная   сила,
подержала секунду в воздухе и аккуратно шлепнула на место.
     - Нет, настоятель Оксфордского аббатства! - воскликнул стрелок.
     - Какой же ты Робин Гуд? - чуть опомнившись, возразил  пленник.  -  Я
слыхал, что тебя зовут Томас Тернер - разве нет?
     - Кто такой Томас Тернер? - осведомился стрелок. - Почему  я  впервые
слышу это имя? Это кто-то из моих молодцов?
     От такого ответа юноша только сердито  засопел,  а  стрелок  встретил
восторженный взгляд Люс и подмигнул ей.
     - Мы с вами в Шервудском лесу, молодой лорд, - уже помягче сказал он.
- А какой же Шервудский лес без  Робина  Гуда?  Это  уж  будет  непорядок,
добрый сэр! Где Лондон - там и король. Где лес - там и  Робин.  Вот  разве
что ваша светлость прикажет вырубить лес под корень...
     Некоторое время оба молчали. Юноша - сердито, назвавший себя  Робином
Гудом - пофыркивая, а Люс  -  с  любопытством  переводя  взгляд  с  одного
безмолвного собеседника на другого.
     Юноша  сдался  первым.  Он  демонстративно  лег  спиной  к   стрелку,
завернулся в  плащ  с  головой  и  несколько  минут  спустя  стал  усердно
посапывать.
     - А ведь неизвестно, успеем ли мы с вами позавтракать, добрый сэр,  -
задумчиво сообщил ему стрелок. -  Я  бы  все-таки  на  вашем  месте  ночью
тихонечко пожевал холодного мяса, а хлеб мы держим вон в той корзине.
     - Бог с ним, - и Люс коснулась рукой мощного плеча.
     - Нет уж, если хочет быть в ватаге разумным человеком  и  вести  нашу
переписку с лордом и шерифом - пусть привыкает к нашему  распорядку,  -  и
стрелок негромко рассмеялся.
     - Упрямый мальчишка, и ничего больше,  -  проворчала  Люс,  несколько
обиженная тем, что какому-то  полудохлому  графу  стрелок  уделяет  больше
внимания, чем ей.
     - Сдается мне, что ты еще моложе этого мальчишки, - заметил стрелок.
     - Сколько же ему лет?
     - В прошлом году на святого  Михаила  стукнуло  восемнадцать,  это  я
точно помню. Тогда же и началась вся история с наследством.
     - Какая история? -  спросила  Люс,  в  точности  соблюдая  инструкции
мудрой Асият: сперва  дать  объекту  наговориться  в  полное  его  мужское
удовольствие.
     - Паренек, сам видишь, пустое место, не чета  тебе.  Лорд  Блокхед  у
старого лорда был первенцем, потом сколько-то детишек родились и  померли.
Старый лорд овдовел, взял за себя молодую, она тоже ему  троих  родила,  а
только самый младшенький выжил. Ну, решили дохлятинку отдать в монахи, тем
более, что куда еще девать младшего сына? Но  тут  вернулся  из  Палестины
какой-то дядюшка второй супруги  старого  лорда.  Его  тут  давно  отпели,
сколько на упокой его души в обитель всякого добра отдали - не  перечесть!
А он возьми и вернись из Палестины!
     Стрелок от души расхохотался. Люс покосилась  на  юношу  -  спит  или
слушает собственную историю? Похоже, что заснул...
     - И ведь все приползали оттуда без гроша  за  душой,  а  этот  привез
неслыханное богатство! И объявил - все отдаст хворенькому племянничку. Ну,
наш лорд, конечно, сразу монахам -  от  ворот  поворот!  А  у  дяди  через
полгода - новая придурь. Он себе привез сарацинскую девку, жил с ней, жил,
а она зимы не выдержала и померла. Так что бы ты думал, парень?  Он  вдруг
решил жениться и оставить законного наследника! И ведь  женился!  Ну,  про
это ты, наверно, слышал - взял дочку сэра Питера Хэмфри.
     - Ага, - на всякий случай сказала Люс.
     - Вот теперь наш лорд с леди ждут, что у  них  там  с  молодой  женой
получится, - весело завершил стрелок. Дядя-то стар,  как  Масу...  Муса...
Ну, как его?..
     - Мафусаил, - четко выговорила Люс.
     - А ты, парень, тоже грамотный? - заинтересовался стрелок.  -  Я  вот
подумал - точно, не дело, что бумагу перехваченную прочесть или там добычу
посчитать в ватаге некому. Ладно, твою долю в добыче мы  потом  обсудим...
Мафусаил? Так вот, хорошо, если  молодая  Мафусаилова  женушка  догадается
кого на помощь позвать. Хоть бы и из соседней обители, там братия по  этой
части - о-го-го! А если нет? Мафусаил-то скоро помрет, ей - вдовья  часть,
а все наследство - вот этому красавцу. Так что сэр  Эдгар  сейчас  спит  и
видит, чтобы Мафусаил помер, не оставив ни сына и ни дочки.  Тогда  он  на
такие денежки лапу наложит!
     И красавец-стрелок прямо замычал от восторга.
     Люс явственно видела, что ее избранник - дитя лесной чащобы. Конечно,
природный ум тут имелся, и  сообразительность,  и  чувство  юмора,  вполне
приличное  для  двенадцатого  века.  Но,  с   другой   стороны,   разворот
богатырских плеч, прищур синих глаз и повадка бывалого бойца были для  нее
слаще меда.
     - Ну, давай-ка, парень,  ложиться,  -  распорядился  стрелок,  то  ли
Томас, то ли Робин. - Завтра отсюда затемно убраться надо. Мы больше  двух
ночей на одном месте не спим. Ну, пойдешь с нами, что ли?
     - Подумать надо, - сказала Люс.
     - Ты решайся! С нами не пропадешь!  Все  красивые  девчонки  -  наши!
Думаешь, они в Шервудский лес по грибы ходят? В Шервудском  лесу  для  них
такие грибы вырастают - о-го-го!
     И стрелок показал, какие именно грибы, таким  жестом,  что  Люс  даже
порадовалась неисправимости рода человеческого.
     Стрелок же улегся вполне грамотно  -  ногами  к  догорающему  костру,
завернулся в плащ, а через полминуты уже спал.
     Люс глядела на него, терзаясь противоречиями.
     Она, одна из самых светских молодых дам своего времени, не могла  вот
так прямо взять и грехопасть с человеком, которого знала  всего  несколько
часов - правда, весьма насыщенных часов, - будь это хоть  сам  Робин  Гуд.
Начать хотя бы с того, что при всей  любви  к  восточным  единоборствам  и
историческому  фехтованию,  ее  душа   жаждала   цветов,   шампанского   и
комплиментов...
     Конечно, и цветы ей дарили, но это были букеты из трех роз  или  пяти
гвоздичек. Конечно, и шампанское в  ее  жизни  было.  И  комплиментов  она
наслушалась. Но недаром эту женщину звали Люс-А-Гард! Ей хотелось уж  коли
цветов  -  так  охапками,  шампанского  -  ваннами,   а   комплиментов   -
умопомрачительных!
     Но какое, к лешему, шампанское мог ей предложить этот лесной бродяга?
     Это была одна сторона медали.  Другая  заключалась  в  том,  что  Люс
успели-таки покусать блохи.
     Это было ужасно. Она не могла представить себе,  что  заснет,  пустив
пастись на свое нежнейшее тело эскадроны этих чудовищ -  а  может,  и  еще
каким многоногим тварям, потому что от "зеленых плащей"  Шервудского  леса
можно было, пожалуй, набраться чего угодно. Сидеть же до утра, скорчившись
и гоняя проклятых блох, которые  на  новейшие  антинасекомые  мази  чихать
хотели, она совершенно не  желала.  И  мысль  о  том,  что  в  неотесанном
средневековье ей предстоят исключительно блохастые ночи, ее совершенно  не
радовала.
     Оставалось одно - соблазнить красавца-стрелка  сейчас  и  немедленно.
Люс плохо знала повадки блох, но надеялась, что они не  трогают  тех,  кто
активно двигается.
     Опять же, она не могла припомнить,  чтобы  близость  мужчины  так  ее
волновала.
     Конечно, победительница Люс во всем хватала через край - кроме дюжины
профессий и стенда с турнирными медалями, она имела  еще  и  троих  бывших
мужей. За первого она пошла из любопытства, за второго  -  чтобы  досадить
первому, а третий показался ей достойным сырьем, чтобы  вылепить  из  него
мужчину. Напоровшись на отчаянное  сопротивление  сырья,  Люс  получила  в
паспорт третий штамп о  разводе  и  поддалась  на  бабкину  провокацию.  О
ребенке она всерьез не задумывалась, бабуля Диана и не  собиралась  делать
на это ставку. Но быть первой в такой великолепной авантюре?!. Тут  бабкин
расчет оказался  верен  на  все  сто  процентов.  Тем  более,  Люс  любила
осознавать, что на нее с надеждой глядит все человечество...
     Люс сидела  у  гаснущего  костра,  глядела  на  спящего  темнокудрого
великана и думала, что, пожалуй, веселые местные толстушки куда счастливее
ее. Им доставались бойцы - а  Люс  и  ее  сверстницам  -  разговорчивые  и
ленивые  экземпляры,   весьма   несовершенные   как   физически,   так   и
эмоционально, зато умеющие  очень  научно  объяснить  и  превознести  свое
несовершенство.
     И вот сидела Люс, смотрела на стрелка  и  все  больше  понимала,  что
только с ним познает во всей полноте то счастье, о котором читала в книгах
из бабкиной библиотеки.
     И она опустилась на колени перед спящим стрелком.
     Ей бы очень хотелось исполнить  один  из  тех  восточных  эротических
танцев, которым научила ее и Зульфию мудрая  Асият  -  в  свете  гаснущего
костра Люс смотрелась бы превосходно. Но она вовремя сообразила, что могут
проснуться другие стрелки. И финальное па вызовет слишком  бурную  реакцию
зрителей.
     Поэтому  она  просто  провела  узкими  ладонями  над  лицом   спящего
избранника, концентрируясь на одном мыслеобразе и посылая вспышки энергии.
Легкий   бесконтактный   массаж   должен   был   настроить   стрелка    на
соответствующий лад.
     Но массаж вскоре стал контактным.
     Люс осторожно коснулась щек и бородки  Томаса  Тернера  -  а,  может,
все-таки  Робина  Гуда?  Она  потрогала  упругие  завитки  его  кудрей,  и
погладила крепкую загорелую шею под этими завитками, и  ее  тонкие  пальцы
как-то незаметно оказались у него под рубашкой, на горячей груди. Рубашка,
как и у Люс, была стянула у ворота шнурком. Люс потянула  за  шнурок  -  и
узелок развязался.
     Тут она поняла, что на ней, пожалуй, надето  слишком  много  лишнего.
Обреченно вздохнув и пообещав себе, что такую блохастую ночь она  проводит
первый и последний раз в  жизни,  Люс  стянула  через  голову  фестончатую
короткую пелеринку с капюшоном, а  навязанный  бабкой  плащ  постелила  на
траву, возле стрелка, и устроилась так, чтобы обе руки  были  свободны,  а
лицо спящего - обращено к ней.
     Она продолжала невесомо ласкать избранника, но он,  видно,  набегался
за день и спал мертвым сном. Хотя  и  веки  у  него  дрогнули,  и  дыхание
сбилось, и рука зашарила по траве -  очевидно,  наконец-то  стало  сниться
навеянное  Люс  томление...  Обнаружив  эти  признаки,   Люс   улыбнулась,
склонилась над ним и поцеловала в губы.
     Сонные губы сначала вяло воспротивились, как бы не понимая,  что  это
такое  им  навязывают.  Потом  они  шевельнулись  уже  более  осознанно  -
приоткрылись. Люс  скользнула  к  стрелку  и  обняла  его  за  шею.  Через
несколько секунд поцелуй сделался уже вполне активным с  обеих  сторон,  а
уверенная рука легла ей на бедро и поползла выше - к груди.
     Грудь  была  гордостью  Люс.  Безупречность  ее  формы   одно   время
доставляла фехтовальщице немало хлопот - Люс чуть ли не ежедневно получала
приглашения  позировать  то  знаменитой  скульпторше,   то   прославленной
художнице, то известной специалистке по голограммам. Дошло  до  того,  что
отыскали в Лувре ту чашу, которую изваяли по форме груди Марии-Антуанетты,
и дама-стеклодув предложила Люс совместно вызвать на соревнование покойную
королеву. Все эти деятельницы искусства  наговорили  столько  комплиментов
бюсту, сравнивая его то с половинками яблока, то  с  античными  образцами,
что разъяренная Люс полгода ходила в закрытых свитерах с  воротниками  под
горлышко.
     И вот крепкие пальцы нашарили безупречную грудь. Люс извернулись так,
чтобы стрелку было удобнее. Она уже думала,  как  поскорее  избавиться  от
сюрко и пристегнутой к поясу аптечки. Да и вообще  следовало  бы  убраться
подальше от костра и спящей ватаги.
     Но тут ее подстерег крайне неприятный сюрприз.
     - Бедняжка... - ласково сказал окончательно  проснувшийся  стрелок  и
убрал руку с ее полуобнаженной груди.
     Люс остолбенела.
     - Почему это... бедняжка?.. - заикаясь и запинаясь, спросила она.
     - Такая ты неудачная уродилась, -  загадочно  высказался  стрелок.  -
Наверно, с детства хворенькой была... Что ж  тебе  и  оставалось,  как  не
пажом одеться?
     Люс ошарашенно молчала.
     - Ты девчонка, конечно, добрая, - качая кудлатой  головой,  продолжал
красавец-стрелок. - Хорошая ты девчонка! А будь ты парнем - цены  тебе  бы
не было! Я бы тебе в ватаге полторы доли добычи дал. Или даже две!
     - При