быстро переглянулись - у  них  не  было  сомнений,  кто  из
присутствующих без ума...
     -  Кто-нибудь  да  спасет!  -  продолжала  Свирель.  -  Думаешь,  они
допустят, чтобы я попала в тюрьму? Вон тот, который ехал рядом со мной  от
самого Блокхед-холла, всю дорогу пытался обнять  и  что-то  объяснить.  Да
если бы я ему просто руку пожала, он бы меня увез, выручил, и вон  тот,  в
капюшоне, тоже, и вон тот, в синем плаще с рыжим мехом!
     - Интересно, как ты это поняла? Ты же не знаешь языка! -  возмутилась
Люс, приседая на корточки, потому что стрелы посыпались уж очень часто.
     - А тут не нужно знать языка,  -  и  Свирель,  присев  рядом  с  ней,
зашептала: - А тебе случалось приходить в гостиницу после  заключительного
концерта всемирного фестиваля? А? Только что  тебе  цветы  дарили,  медали
вручали, призы в бархатных коробочках! Шампанское на сцене! И вот вносят к
тебе в номер всю эту кучу  цветов,  и  расставляют  их  в  ведрах,  и  вот
приводят тебя после банкета - ты  бывала  на  этих  казенных  банкетах?  И
входишь ты в свой номер, а все оттуда выметаются! И  сидишь  ты  всю  ночь
одна  с  этими  дурацкими  цветами  и  проклятыми  медалями!   Ты   сидела
когда-нибудь всю ночь одна, никому  не  нужная?  А  я  сидела!  На  каждом
конкурсе и фестивале!
     От такого взрыва ярости, да еще на корточках, Люс остолбенела.
     - А здесь меня желают все мужчины! Здесь они видят меня  -  и  у  них
глаза делаются сумасшедшие! Вы за меня не бойтесь, я  не  пропаду,  -  как
можно более убедительно продолжала Свирель. - Когда ты дала мне браслет, я
сразу все вспомнила - все эти фестивали! А если вы насильно отправите меня
обратно, чтобы я опять была одна и ревела в подушку, то я просто повешусь,
и все тут!
     - Если веревка выдержит! - съязвила Мэй.
     - Ты вспомни, как от Черного Джека улепетывала! - наконец обрела  дар
речи Мэй. - Мужское внимание ей понадобилось! Да ты из-за  этого  внимания
чуть на эшафот не угодила!
     - Пусть на эшафот! - не сдавалась упрямая  примадонна.  -  Только  не
ночью в пустом номере, с кучей вонючих цветов!
     - Нас окружают! - воскликнула Мэй.
     - Из-за тебя мы все погибнем! - Люс как следует  тряхнула  Серебряную
Свирель за плечи, от чего та повалилась на спину, в  прямом  смысле  слова
вверх тормашками.
     - Вы спасайтесь, - тем не менее упрямо отвечала она, перекатившись на
бок, - а я останусь!
     - Ну, что станешь делать с дурой? - в  отчаянии  воскликнула  люс.  -
Беги хоть ты, Мэй! И не поминай лихом! А я останусь с этой дурой. Я  же  -
сопровождающее лицо...
     - Лезем на холм! - велела Мэй.
     - Ага! Там нас и вовсе окружат!
     - Там мы сможем держать круговую оборону. У нас же целых два  лука  и
полные колчаны стрел!
     - Ну, выпустим все стрелы - дальше что?
     - Дальше видно будет.  Может,  эта  красавица  поумнеет,  -  довольно
презрительно сказала Мэй. - Ну, к холму! И тащи  ее  за  руку,  а  я  буду
пихать сзади!
     Свирель, которой очень хотелось опять попасть в плен,  несколько  раз
пискнула, но ее шустро вознесли на  самый  верх  поросшего  кустарником  и
усыпанного валунами невысокого холмика.
     - В таких, говорят, живут феи, - заметила Мэй.
     - Только поэзии нам тут и не  хватает,  -  буркнула  Люс,  накладывая
стрелу на тетиву.
     Как выяснилось, люди лорда Блокхеда, бросив  лошадей  за  монашескими
завалами, выбрались на открытое место, увидели, что ребята шерифа осаждают
холм, и, естественно, присоединились к ним.
     Первую атаку Люс и Мэй отбили легко - у них было достаточно стрел,  к
тому же они прятались за валунами.
     Со второй было похуже - они уже экономили боеприпасы, но справились.
     Когда нападающие пошли в  третью  атаку,  Люс  окончательно  потеряла
терпение.
     - Сейчас я пристегнусь к тебе поясом, и мы  отбудем  домой  на  одном
хронобраслете! - пригрозила она Свирели, за  которой  в  ходе  перестрелки
нужен был глаз да глаз - всемирно известное  колоратурное  сопрано  так  и
норовило скатиться с холма в объятия неотесанных вояк двенадцатого века.
     Люс не было  уверена,  что  такое  путешествие  возможно,  да  только
Свирели об этом знать было незачем.
     - Не дамся! - прорычала  Свирель,  отползая  в  сторону.  Тут  первая
стрела четвертой атаки достала ее. Стрелок послал  эту  стрелу  туда,  где
уловил неуклюжее трепыханье в кустах, и  пригвоздил  певицу  к  дереву  за
растрепанную шевелюру.
     - Так тебе, растяпе, и надо! Ты же пропадешь! Немедленно набирай код!
- крикнула Люс, и тут же ей  пришлось  двинуть  тяжелой  рукоятью  кинжала
прямо в челюсть возникшую из кустов бородатую рожу. Схлопотавший  рукоятью
с воплем кувырнулся назад и покатился со склона.
     - Не пропаду! Мужики не дадут пропасть! - отвечала  упрямая  Свирель,
отцепляясь от дерева.
     И тут за цепью нападающих Люс увидела двух всадников. Один,  положим,
еще мог помочь, зато второй был тут сейчас совершенно ни к чему.
     Неизвестно, как вышло, что сэр Эдуард и  братец  Тук  встретились,  и
неизвестно, до чего они договорились, но обоим, очевидно, надоело ждать, и
они, сев на лошадей, дружно поехали посмотреть, чем  это  тут  заняты  две
женщины и одна девственница.
     Разумеется, осада холма их в восторг не привела.
     Хорошо,  что  у  монаха  лежала  поперек  седла  здоровенная  дубина,
смастаченная на скорую руку из подходящего деревца. Он гаркнул,  гикнул  и
бросился вызволять осажденных. Юный лорд молча поскакал за ним.
     Нападающие,  временно  оставив  холм  в  покое,  окружили  отчаянного
монаха, пытаясь стянуть его с лошади. Он, ругаясь и вопя, гвоздил  дубиной
направо и налево.
     Мэй, отложив в сторону лук, шарила в кармане.
     - Записать! - коротко сказала она Люс. - Для  фольклористов!  Это  же
прелесть что такое!..
     И вытащила крошечный диктофон.
     Но запись изысканной  монашьей  ругани  не  состоялась.  Сэр  Эдуард,
разогнавшись, тоже замешался в схватку. Но  он  был  совершенно  неопытным
бойцом. Его-то первым делом, схватив за ногу, и скинули с коня.
     С боевым кличем команчей Мэй, отшвырнув диктофон,  кинулась  вниз  по
склону - спасать своего ненаглядного поэта!
     Судя по тому, что  из  несуразной  свалки  над  ним,  в  которую  она
врезалась с разбега, вылетел некто вопящий,  растопырив  руки  и  ноги,  и
приземлился чуть ли не в десяти шагах, Мэй здорово рассердилась.
     Но противников было все же многовато даже для таких лихих бойцов, как
Люс-А-Гард и Мэй-Аларм.  Люс  была  озабочена  бестолковой  Свирелью,  Мэй
помнила только о юном лорде, и это сильно снижало их боеспособность.
     Кто-то из нападавших догадался и набросил на братца  Тука  веревочную
петлю. Она охватила мощные плечи, четыре человека  повисли  на  веревке  и
завалили монаха на конский круп. Еще двое вцепились в руку с дубиной.
     Ситуация стала - хуже некуда.
     И тут только Люс сообразила - ведь поэт все равно уже в гуще схватки,
так что Мэй не станет возражать против сигнала тревоги!
     По холму карабкались люди шерифа. Они знали,  что  у  Люс  больше  не
осталось стрел.
     Прикрывая собой до сих  пор  не  осознающую  опасности  Свирель,  Люс
поднесла к губам сигнальный рожок.
     Достойно протрубить ей удалось только с третьего захода.
     И хрипловатый, протяжный, переливчатый звук  понесся,  вибрируя,  над
опушкой Шервудского леса....



                          15. ДАМЫ ДЕЛАЮТ ВЫБОР

     На несколько секунд все замерли. Даже те, кто удерживал монаха.  Даже
сам монах, несомненно, ощутивший, что их хватка ослабла.
     Одни  -  с  надеждой,  другие  -  с  ненавистью  прислушивались,   не
откликнется ли лес.
     И он откликнулся!
     Где-то далеко запел другой рожок.
     - Продержитесь еще немного! Спешу на выручку! - обещал он.
     Малость поближе отозвался еще один, не такой звонкий, зато басовитый.
     - Еще минутка - и я здесь! - сообщил он.
     А когда совсем рядом подхватил его угасающий  звук  четвертый  рожок,
самый звонкий, самый отчаянный, издалека прилетела первая стрела  "зеленых
плащей".
     Конечно же, она никого не ранила и даже не задела. Она  была  уже  на
излете, да и пущена наугад. Но по ней все поняли, откуда спешат стрелки. И
быстро сообразили, сколько времени потребуется  этим  неутомимым  бегунам,
чтобы добраться до поля боя.
     Трудно было смутить "зеленые плащи"  завалом  на  дороге.  Они  могли
передвигаться по ветвям едва ли не быстрее, чем по ровному пути.  Открытое
место они  переползали  со  скоростью  змеи.  Водная  преграда  их  только
радовала.
     Поняв по стреле, откуда ждать подмоги, Люс бросилась ничком в  траву,
потащив за собой Свирель.
     Главное сейчас было - не мешать.
     Она поняла, что перед рукопашной, где и  ей  найдется  чем  блеснуть,
"зеленые плащи" дадут по людям шерифа и лорда Блокхеда  несколько  дружных
залпов, и если встать на пути  грозовой  тучи  стрел,  то  превратишься  в
помирающего ежа.
     Прошло с полминуты - и этот гром грянул!
     Отряд шерифа ответил тем же, и над головами Люс и Свирели туча  стрел
пролетела уже в другую сторону.
     Дав залп, "зеленые плащи" под его  прикрытием  совершили  короткую  и
стремительную перебежку.
     Рядом с Люс припал на одно колено  Черный  Джек.  Словно  не  замечая
Свирели - а, может, и впрямь он ее сгоряча не  заметил,  -  стрелок  вдруг
вскочил, оперенная стрела молниеносно легла на тетиву, сорвалась, улетела,
и сразу же ушла в полет и вторая стрела. Не дожидаясь ответных  выстрелов,
Джек бросился в траву рядом с Люс.
     - Неплохо! - одобрила она.
     - Хорошая штука - добрый тисовый лук!  -  сообщил,  приподнявшись  на
локте, банальную истину Черный Джек. - Он достался мне от Энтони Смита,  А
Энтони получил его от покойного Аллана О'Дейла. Этому луку  лет  пятьдесят
уж будет.
     Тут Джек вместе со своим историческим луком откатился  в  сторону,  а
туда, где только что была его голова, вонзилась стрела.
     Смех Черного Джека раздался вдруг почему-то из куста боярышника.  Как
стрелок успел там оказаться, было совершенно непонятно. Он сделал еще  два
молниеносных выстрела и кинул лук Люс.
     - Прикрой меня!
     "Зеленые плащи" наконец-то пошли врукопашную!
     Схватка была короткой - в тылу врага орудовали Мэй и выпутавшийся  из
веревок монах.
     Люс, конечно, могла вмешаться и проявить все свои боевые таланты. Но,
во-первых, она видела, что дело клонится к победе лесных стрелков, так что
можно  расслабиться  и  просто  понаблюдать  за  сражением.  А  во-вторых,
кое-какие  заявления  Свирели  навели   ее   на   размышления.   Возможно,
Томасу-Робину будет куда приятнее видеть ее не с  ножом  в  руке,  или,  к
примеру, брыкающей какого-нибудь недотепу каблуком в челюсть, а  в  первом
ряду партера, созерцающей схватку, словно настоящая леди.
     А было-таки на что поглядеть!
     Томас-Робин сражался не только отчаянно,  но  и  красиво  -  особенно
когда поднимал врага в воздух на вытянутых  руках,  чтобы  отшвырнуть  его
подальше.
     Скоро люди лорда Блокхеда отступили в лес -  туда,  где  за  монашьим
завалом остались их кони. А отряд шерифа, оказавшись в убогом меньшинстве,
сбился в кучу и без лишних разговоров дал деру - тем более, что  лошади  в
схватке не пострадали. А молодцы из Шервудского леса могли бы бежать рядом
с лошадью, идущей рысью, но догнать коня на галопе, да  к  тому  же  коня,
которого шпорят и лупят поводьями по шее, было даже им не под силу.
     Подбирая  свои  и  чужие  стрелы,  пряча  оружие,  стрелки   медленно
сбредались туда, где стоял их красавец-вожак и негромко  трубил  в  рожок.
Люс и Свирель встали, отряхнулись и тоже пошли к нему, причем сердце у Люс
билось, как много лет назад перед экзаменом по ненавистной химии.  Никогда
больше она не была в такой панике - даже на том чемпионате, где  завоевала
титул "А-Гард".
     К ней подошел юный поэт - изрядно потрепанный в побоище, но почему-то
веселый и довольный.
     - Если бы братец видел, как я дрался, он перестал бы соблазнять  меня
тихой кельей! - гордо сказал юноша, и Люс поняла  -  ему  удалось  кого-то
нечаянно смазать по уху. Правда, она удивилась его радости - но, возможно,
в мальчике проснулась боевая ярость дедушки крестоносца.
     Подошла и Мэй - взлохмаченная, как попавшая в смерч ведьма.
     - Люс, у меня есть предложение, - тихо  сказала  она.  -  Эти  дикари
сейчас усядутся под зеленый дуб праздновать победу, а нам троим не  мешало
бы умыться. Ты посмотри, на что мы похожи! К тому же - не знаю, как ты,  а
я вспотела.
     - Думаешь, они обратят на это внимание?
     -  Нет,  конечно,  а  разве  тебя   не   волнует   твое   собственное
самочувствие? И я в таком виде работать не могу. Это несолидно.
     - И у тебя хватит  мужества  лезть  в  холодный  ручей?  -  Люс  даже
содрогнулась от такой перспективы.
     - Почему же в холодный ручей? - загадочно спросила Мэй.
     И у Люс появился предлог отозвать Томаса-Робина, притянуть его  рукой
за шею, коснуться губами его уха и долго шептать о том, что женщины сейчас
скроются на полчасика, и вовсе незачем искать и беспокоить их.
     На берегу ручья Мэй расстегнула и сняла свой  широкий  пояс.  Он  был
сделан на манер патронташа, только  патроны  двенадцатому  веку  никак  не
соответствовали бы - порох в Европу должен был прибыть примерно  два  века
спустя.
     Мэй достала один патрончик и  вынула  из  него  какую-то  бесконечную
тонкую пленку. Достала другой - это был  крошечный  металлический  баллон,
наподобие гильзы, как оказалось - со сжатым воздухом. Достала третий -  он
оказался футляром для странной штуковины, из которой торчала  спиралька  в
палец длиной. И, наконец, четвертый патрон оказался складным ведром. В нем
же хранились и пузырьки с жидким мылом неслыханного аромата.
     Люс взвыла от зависти - такое  снаряжение  хронодесантницы  ей  и  не
снилось.  И  она  как  следует  ругнула  в  душе  свой  век,   озабоченный
орбитальными станциями и не знающий о подлинных нуждах десанта.
     Не успели Люс и Свирель ахнуть -  перед  ними  была  надувная  ванна.
Осталось только натаскать туда воды из ручья, согреть ее и развести пенный
шампунь, который Мэй тоже прихватила с собой в виде крошечных, с дробинку,
шариков.
     Люс, оттираясь от боевой грязи, взяла всю  эту  роскошь  на  заметку,
чтобы дома скопировать  ее,  насколько  позволят  технические  возможности
промышленности.
     По очереди искупавшись, десантницы и Свирель вылили воду, выложили на
солнечное место одноразовую ванну и пузырьки от мыла, чтобы они быстренько
самоуничтожились,  и  вернулись  к  "зеленым  плащам".  Теперь  они   были
полностью готовы к боевым действиям - даже Свирель, хотя она и поглядывала
на Черного Джека с большой опаской.
     Правда, удовольствие от купания Люс умудрилась себе  омрачить  -  она
глядела на плещущуюся Мэй и обоснованно беспокоилась, как бы Тома-Робин не
ухватился обеими руками за эти мощные бедра,  за  эти  круглые  колени  и,
конечно, за грудь, которая торчала не хуже, чем бюст  Серебряной  Свирели,
вознесенный чуть ли не до подбородка  корсетом.  Люс  даже  удивилась  про
себя, как это украшение не мешает Мэй воевать. К тому же, у соперницы  был
натуральный загар потрясающего оттенка - Люс, будучи блондинкой, не  могла
добиться такого никакими средствами.
     Свирель тоже была хороша собой -  с  длинными  светлыми  косами  и  в
радужной пене. Впервые Люс подумала, что не такая уж она и  толстая,  если
поместилась в ванне.
     Но когда они вернулись к ватаге, то были жестоко выруганы. И  поделом
-  бултыхаясь  в  ванне,  они  совершенно  утратили  чувство   времени   и
реальности. Томас-Робин жестко сказал, что лучше им всем  сейчас  поскорее
отсюда убраться - ведь дело сделано, Марианна свободна, и  он,  вожак,  не
видит причины дружно сидеть на  холмике  и  ждать  возвращения  шерифского
отряда с подкреплением. А по дороге  на  одну  из  многочисленных  стоянок
можно проверить  силки  и  запастись  дичью,  благо  ватага  в  спешке  не
позавтракала. Опять же, по дороге можно было сделать крюк и разжиться элем
у родного мельника.
     Спорить с Томасом-Робином десантницы не стали -  во-первых,  им  тоже
хотелось есть, а во-вторых, он был прав. И ватага, по команде сорвавшись с
места, ровным бегом, не особо утомляя себя, направилась к водяной мельнице
- на первом месте у молодцов всегда стоял Эль.
     Тут выяснилось, что Серебряная Свирель  не  в  состоянии  после  всех
потрясений пробежать и полмили.
     Случилось то, чего Люс опасалась. Отправив ватагу вперед, Томас-Робин
и Черный Джек, а также примкнувшие к ним братец Тук  и  сэр  Эдуард  пошли
шагом, приноравливаясь  к  крейсерской  скорости  Свирели.  И  Томас-Робин
явственно поглядывал на великолепную Мэй.
     Монах и юный поэт сперва трещали на  латыни,  как  две  древнеримские
сороки. Причем, судя по возвышенным жестам, они били друг  друга  длинными
цитатами. Потом оба  угомонились  и  повели  себя  как  полагается.  Монах
присоединился к Джеку, осаждавшему Свирель, а та настолько была рада снова
попасть в центр мужского  внимания,  что  распелась  и  пускала  трель  за
трелью. Мэй пыталась завести с поэтом беседу о поэзии и тоже декламировала
на латыни что-то красивое и непонятное, но он, к великому  огорчению  Люс,
уворачивался  от  летевших  в  него  цитат  и  встревал  в  беседу  люс  с
Томасом-Робином. А она как раз рассказывала своему красавцу про поединок с
леди Кэтрин, не забывая выставить себя в самом выгодном  свете  -  мол,  и
следствие  провела,  и  справедливость   восстановила,   и   кровопролития
избежала.
     У мельницы их уже ждало целое пиршество.
     Мельник, пожилой седогривый гигант, был крайне рад такому  нашествию.
Он подкармливал ватагу, ватага выручала его из  неприятностей.  По  такому
случаю он даже встал с постели, где несколько дней провалялся с никому  не
ведомой хворобой, лечась элем и терроризируя ближних.
     Единственное, что мешало его искренней привязанности к стрелкам - так
это присутствие на мельнице двух старших незамужних  дочек.  Младшие  дети
для молодцов интереса не представляли, а  эти  дочки  еще  и  уродились  в
папеньку - такие же рослые, крепкие и пышноволосые.  Мельник  не  возражал
против внуков, но он хотел бы знать своего зятя в лицо и по имени.
     Увидев, как хороша эта старая мельница, как медленно  проворачивается
деревянное колесо, как мирно пасутся на лугу овцы, корова с теленком и две
лошадки мельника, какие ровные грядки  у  него  на  огороде,  Люс  безумно
захотела пожить здесь простой и несуетной жизнью с милым  другом,  с  этим
вот простым и улыбчивым стрелком, а не носиться во главе десанта Бог весть
где, размахивая и  потрясая  алебардами,  ятаганами,  малайскими  крисами,
японскими нунчаками, индийскими катарами и древнерусскими дубинами...  что
там еще у них было? Она освоила  такое  количество  всех  этих  совершенно
ненужных в ее веке  воинских  искусств,  что  иногда  ей  просто  хотелось
посидеть в тени и тиши, поливать грядку, воспитывать овечку... причесывать
детишек, вот таких же хорошеньких, как эти два  малыша  на  лужайке,  один
годовалый, второй примерно двухлетний... чем это они играют?..
     Больше всего штуковина, которую старший младенец усердно  заворачивал
в листья, была похожа на десантный хронобраслет!
     Люс сперва уставилась на эту  блестящую  штучку  в  полном  ошалении.
Потом потрогала собственную  левую  руку.  Ее  браслет  был  при  ней.  За
браслетом Серебряной Свирели Люс присматривала особенно тщательно - и  тот
уж точно был при хозяйке. Оставалось предположить, что деревенский  кузнец
нечаянно смастерил для мельничихи что-то очень похожее.
     Поглядывая тем не менее на детишек с большим  подозрением  и  успешно
преодолевая искушение подойти и рассмотреть их игрушку,  Люс  двинулась  в
обход мельницы, и поэт как-то незаметно о