вам лучше подружиться со мной, чтобы я никому про вас не
рассказала. Он говорит даже, что это Единственная Ваша Надежда.
   - Мадам...
   - И честное слово, - сказала Мария, -  я  никому  не  скажу,
даже Стряпе.
   - Случай, Мадам...
   - Послушайте. Я вас прошу, идите в колонну и растолкуйте там
все,  что  сказал  Профессор.  Объясните, что я готова Защищать
Вашу Тайну Даже Ценой Собственной Жизни,  независимо  от  того,
будут  ли  ваши  друзья  любезны  со  мной  или  нет. Профессор
говорит,  что  я  не  должна  Угрожать  Вам  Разоблачением.  Он
говорит,  что  тайну  следует  сохранить  в любом случае, и что
всякий Порядочный Человек должен оставить право выбора за вами.
   - Профессор, Мадам...
   - Ваша женщина знает  его.  Готова  поспорить,  что  она  не
упустила  ни единого слова. А теперь, пожалуйста, идите внутрь,
обсудите все как следует, и Профессор еще сказал, что пока идет
обсуждение,    мне    следует    Передвигаться    С     Большой
Осмотрительностью.
   Казалось,  лиллипутскому  посланнику хочется сказать сразу и
то, и другое, и третье, однако он взял  себя  в  руки,  кое-как
собрался  с  мыслями,  вспомнил  о  Предмете,  который желал бы
обсудить,  открыл  было  рот,  закрыл,  оглянулся  на  дверь  в
колонне, поклонился и пошел прочь. В дверях он обернулся, снова
открыл рот, снова закрыл и исчез.
   Мария, глядя во все глаза, обошла лужайку, но никаких особых
открытий не сделала. Правда, она углядела, что лужайка четырьмя
каменными  стенками  дюйма в три высотой разделена на выпасы. В
прошлый раз эти стены показались ей просто грудами мусора. Судя
по всему, их и соорудили из мусора,  собранного  внутри  храма,
бывшего, как начала подозревать Мария, скорее всего, полым. Она
знала,  что в тропических странах муравьи, случается, выгрызают
мебель изнутри, - или не муравьи, а термиты? - похоже, и  народ
лиллипутов  проделал  нечто  подобное.  Во  всяком  случае,  ни
единого  дома  или  иного  строения,   способного   выдать   их
присутствие, снаружи не имелось.
   Обойдя  лужайку,  она  вернулась  к  храму  и около получаса
просидела на его ступеньках, однако никаких признаков того, что
совещание внутри беседки  подходит  к  концу,  ей  заметить  не
удалось.    Мария    еще    раз   обошла   лужайку,   навестила
замаскированный док и внимательно осмотрела кустарники. И здесь
ничего интересного не обнаружилось. В низу зарослей, в  той  их
части,  которую  в  лесу  мы бы назвали подлеском, похоже, были
проложены тропы, ведущие к разным участкам берега, но приметить
их мог  разве  что  кролик.  Кое-что  она,  впрочем,  нашла,  -
малиновку,  попавшуюся  в  прилаженную к одной из верхних веток
петлю из конского волоса. Малиновка была мертвой. Марию это  не
взволновало,  поскольку  она  не  питала  иллюзий  относительно
присущих  малиновкам  повадок,  к  тому  же  она  поняла,   что
пойманная птица предназначается для чьего-то обеда.
   Побродив  по  острову,  Мария  снова  присела на ступеньки и
просидела еще  полчаса,  испытывая  сильнейшее  желание,  чтобы
Парламент, наконец, до чего-нибудь договорился.
   Когда  это и впрямь случилось, к ней вышел прежний посланник
лиллипутов,  -  вышел  один,  довольный,  важный  и   несколько
запыхавшийся.  Он  вежливо поклонился, маленьким платочком отер
лоб и объявил, что идеи Профессора победили! Если  Мария  будет
столь любезна, что присядет вот здесь, на безопасном расстоянии
от хлева, Народ готов предстать перед нею.
   Мария,  еле  дыша  от волнения, села, где ей было указано, а
посланник встал  рядом  -  так,  словно  она  была  его  личным
приобретением. И начались чудеса.
   Сначала  распахнулись  ворота  нижней  ступеньки,  и  из них
выступили коровы, - каждую  вел  на  веревке  особый  работник,
видимо,   из   опасения,   что   коровы,  увидев  Марию,  могут
разбежаться. Скот был сплошь черный, наподобие фризского, и как
ни странно, никаких признаков страха  не  обнаруживал.  Видимо,
Мария  оказалась  для  скотов  столь  велика,  что  те  ее и не
заметили. Приняли  за  дерево  и  на  том  успокоились.  Следом
потянулись,  блея,  овцы  с  мемекающими  и скачущими ягнятами.
Ягнята, когда они пьют, крутят хвостами, будто пропеллерами,  -
то  же самое они проделывали и теперь. Молочный скот был ростом
дюйма в четыре, а овцы - в полтора. Было тут  и  некое  подобие
овчарок,  выглядевших  так,  словно  они только что соскочили с
Ноева Ковчега. Овчарки бегали вокруг  овец  и  тоненько  лаяли,
явно испытывая большое удовольствие.
   После  того,  как  скот провели вокруг лужайки и сохранности
ради загнали обратно в хлев, из тех же ворот появилась  команда
рыбаков.  И рыбаки, искоса поглядывая на Великаншу, тоже прошли
по кругу, неся весла для каноэ, гарпуны вроде того, с каким  на
нее  набросилась  лиллипутка,  крохотные  остроги и удилища для
ловли мальков, оборудованные лесками  из  конского  волоса.  На
рыбаках были высокие сапоги, пошитые из дубленых мышиных шкур.
   Пока  продолжался парад рыбаков, из дверей, пробитых во всех
пяти колоннах, неприметно выступило  население  острова.  Когда
последний  из  рыбаков  удалился, Мария обернулась и увидела на
верхней ступеньке храма сотни людей. (Впоследствии она  узнала,
что  их здесь больше пятисот. Лужайка столько народу прокормить
не могла, но они добывали пропитание рыбной  ловлей,  охотой  и
также  тем,  что  ночами  вывозили,  как мы еще увидим, скот на
тайные пастбища, расположенные на материке.) Мария  обернулась,
и Народ выдохнул, как один человек: "Ооо!"
   Одеты все они были в отрепья.
   Впрочем,  приглядевшись  попристальнее, Мария поняла что это
не так чтобы отрепья, а просто бедные рабочие одежды,  вязанные
из овечьей шерсти или шитые из кротовых и мышиных шкур. Кое-кто
из женщин соорудил себе даже шляпки из грудного оперения мелких
пичуг.
   Застыв  с  открытыми  ртами,  лиллипуты таращились на Марию.
Матери крепко держали детей за руки, а мужчины  стояли  немного
впереди, - на всякий случай.
   Что делать дальше, никто не знал.
   В   конце   концов,  Мария  вспомнила  советы  Профессора  и
обратилась к Народу с просьбой не пугаться,  -  она  собирается
встать. Когда она встала, раздалось новое "Ооо!". Мария сказала
лиллипутам,  чтобы  они  не  расходились,  -  она  через минуту
вернется, - и помчалась к ялику  за  пакетом.  Вернувшись,  она
попросила толпу расступиться, очистив середину мощеной площадки
(некоторые  из  детей  при этом заревели), - и положила в самый
центр храма пакет, задержавшись близ  него  лишь  затем,  чтобы
развязать бечевку.
   После  этого  она  осторожно  отступила,  оглядываясь, чтобы
никого не раздавить, и сказала:
   - Посмотрите, что там внутри.
   Адвокат, или кто бы он ни был,  оказался  из  присутствующих
самым  хладнокровным,  - ибо пережил уже свои страхи, - он-то и
кликнул рыбаков, и те, следуя его указаниям, стянули  с  пакета
оберточную  бумагу.  Мария с интересом отметила, что бумагу они
не порвали, но  обошлись  с  нею  любовно  и  осторожно.  И  то
сказать,  покрывающий  примерно  полакра кусок толстого картона
представлялся им вещью весьма полезной. После того, как  бумагу
сняли,  Народ,  раздираемый  любопытством  и  недоверием,  стал
медленно приближаться, а адвокат, - на  самом-то  деле  он  был
школьным  учителем,  -  взглянул  на Марию, пытаясь понять, что
должно произойти дальше. Она указала жестом, чтобы он  разобрал
подарки.
   Шелковые  носовые  платки,  вот  что  заставило  их забыть о
всякой боязни. Женщины, увидев платки, сразу сгрудились вокруг,
чтобы  потрогать  их,  полюбоваться  на  яркие,  ровные  цвета.
Платков  было  шесть  -  трехпенсовых,  из "Вулвортса", - очень
яркие  дамские  носовые  платки  из  тончайшего  искусственного
шелка.
   Женщины не стали их теребить. Они благоговейно разостлали их
на ступенях. Таких прекрасных вещей этот народ не видывал с той
поры,   как  его  прародителей  вывезли  двести  лет  назад  из
могущественной Лиллипутии.
   За платками последовал пакетик с иглами.  Мужчины,  кивая  и
обмениваясь   умудренными   замечаниями,  трогали  это  оружие,
испытывая его твердость, упругость и остроту.
   Еще несколько мужчин, судя по всему,  кузнецов,  оттащили  в
сторону   двухпенсовый   набор   гвоздей.   Кузнецы  со  звоном
простучали молотками каждую железную штангу,  некоторые  гвозди
они   приподнимали  и  затем  роняли,  вслушиваясь  в  тишайший
металлический лязг, вдумчиво  обсуждая  прекрасные  достоинства
материала.
   Пакетик бритвенных лезвий, очень полезных вещиц, острых лишь
с одной  стороны,  так  что,  затачивая  ими  карандаши,  никак
невозможно порезаться, довольно долго не желал разворачиваться.
Впрочем, когда лезвия все же извлекли  на  свет,  освободив  от
полосок  промасленной бумаги, все восхищенно вскрикнули. Двести
с лишком лет Народ не видал  иного  металла,  кроме  заржавелых
гвоздей, удерживавших дранку под штукатуркой купола: только эти
гвозди  да шесть кривых сабель, привезенных ими из Лиллипутии и
переделанных теперь в гарпуны.
   Но чудеснейший из подарков оставался еще лежать  в  бумажном
пакетике.  Мария,  окруженная  застывшим в ожидании нового чуда
Народом, сама открыла  пакетик  и  пустила  его  содержимое  по
кругу. То был сливочный шоколад ценой в целый шиллинг.
   По   поводу   этого  шоколада  Марии  пришлось  выдержать  с
Профессором  едва   ли   не   сражение.   Профессор,   питавший
великанскую  склонность  (если не манию) выбирать для маленьких
людей и подарки помельче,  вознамерился  накупить  старомодного
сахарного  горошка,  под названием "Сотни и Тысячи", - им еще и
поныне иногда украшают торты.  Это  такие  малюсенькие  твердые
сахарные  шарики, розовые, белые или голубые. Мария же настояла
на полномерных шоколадках. Сама-то ты что предпочла  бы:  кусок
твердого  сахара  размером  с  яблоко или шоколадку величиной с
плоскодонку?
   Что  касается  Народа  лиллипутов,   то   относительно   его
предпочтений  никаких  сомнений не осталось. Половину шоколадок
быстро разрезали бритвенными лезвиями на равные доли,  и  через
минуту   каждый   уже   покачивал   головой,  улыбался  соседу,
поглаживал себя по животу и откусывал новый кусочек.
   В  общем,  оказалось,  что  завоевать  их  доверие  -   пара
пустяков.
   Но  внезапно  толпу  лиллипутов  пронзило смятение. Едоки не
доели долек, которые  еще  держали  в  руках,  женщины  оросили
слезами  шелк  носовых  платков,  все  отошли  в  угол  мощеной
площадки и заспорили со Школьным  Учителем.  Мария  с  тревогой
следила за ними.
   Наконец, Школьный Учитель возвратился.
   - Народ,   Мадам,   -  смущаясь,  произнес  он,  -  внезапно
вспомнил, что среди Наций,  населяющих  цивилизованные  Области
земного  Глобуса,  Сделки  подобного Рода подразумевают Оплату.
Четыре сотни Спругов,  Мадам,  Ваша  Честь,  Мисс,  -  вот  все
Сокровища,  кои нам удалось вывезти из нашей несчастной Страны,
и их мы храним как Память о нашем прежнем Величии...
   Что такое спруги, Мария знала.  С  тех  самых  пор,  как  ей
удалось   обнаружить   Народ,   она  запоем  читала  знаменитые
"Путешествия", и потому ей было  известно,  что  спруги  -  это
золотые  монеты  древней Лиллипутии, не превосходящие величиною
маленькой блестки.
   - Боже мой, - сказала она. -  Но  ведь  это  подарок.  Никто
ничего  не должен платить. Я выгребла деньги из моей копилки, а
Профессор все купил, вот разве мисс Браун об этом  пронюхает  и
сживет меня со свету. Мы отдаем вам все это даром, в знак нашей
любви.
   - Подарок, Мадам, - промолвил Школьный Учитель с неожиданным
пафосом  и  уронил  в  правый  рукав слезу, подобную мельчайшей
капле росы, спадающей с паутины, - Дар,  отличающийся  подобным
Великолепием,  - он сронил еще три слезы, - который, после всех
этих Лун, Мадам, Ваша Честь, Мисс, Подарок, который...
   И бедняга зашелся плачем. Слишком много потрясений выпало на
его долю в тот день.
   Мария, умница, отвернулась и ушла, дав им возможность прийти
в себя.

     Глава VII

   Мигрени мисс Браун растягивались иногда  на  три  дня:  один
требовался  на  обзаведение  мигренью,  другой  - на лечение, и
третий -  на  то,  чтобы  оправиться  от  последствий  лечения.
Благодаря  этому  обстоятельству,  наша героиня смогла посетить
остров в третий раз.
   Это посещение совсем не походило на прежние.
   Она  едва  пришвартовалась  к  лиственнице  и  увидела,  что
колючие  ежевичные плети вновь перекрыли проделанный ею проход,
как плети стали вдруг сами собой подниматься.  В  прошлый  раз,
после  того,  как  она  удалилась, проход пришлось перекрыть из
страха перед другими человеческими существами, однако маленький
Народ прикрепил к ежевичным  плетями  множество  сплетенных  из
конского  волоса  веревок,  за  которые теперь рьяно ухватилась
отборная команда техников. Через минуту перед Марией  открылась
широкая дорога.
   Она поклонилась техникам и пошла к храму, но, едва достигнув
лужайки, остановилась, как вкопанная.
   На  трех  сторонах  мощеной площадки храма в полном молчании
стоял Народ лиллипутов. На канатиках конского волоса, натянутых
между колоннами, трепетали гроздья красных,  зеленых  и  желтых
флажков.  В  центре развевалось знамя, в котором Мария признала
государственный флаг Англии,  даром  что  диагональные  красные
полоски  на  нем  отсутствовали.  Настоящий  "Юнион  Джек"  был
учрежден через много лет  после  того,  как  завершилась  эпоха
Хогарта,  хотя  Мария  об этом не знала. Под стародавним флагом
стоял небольшой оркестр - странноватый  оркестр  восемнадцатого
столетия  с  флейтами,  скрипками  и  барабанами. При появлении
Марии толстый капельмейстер взволновался,  взмахнул  руками,  и
грянула музыка. Оркестр играл "Британских гренадеров"!
   Мария стояла неподвижно, пока мелодию не проиграли дважды от
начала  и  до конца, - конский волос смычков пиликал по струнам
из  мышиных  жил,  весело  переливались  под  белыми   пальцами
камышовые флейты, и гром желудевых барабанов раскатами валил по
площади.  После  того,  как  отзвучала  последняя  нота, Мария,
вдохновленная воспоминанием о плененной ей лиллипутке, со  всем
искусством,  на  какое  была способна, присела в реверансе. Она
помнила, что реверанс исполняется медленно и если  учесть,  что
этот   был  самым  первым  в  ее  жизни,  получился  он  просто
замечательно.
   Подняв голову, Мария увидела  картину,  которую  иначе,  как
чудесной,  и  назвать  было нельзя. Все маленькие женщины также
присели в  реверансе,  да  так  и  остались!  Каждый  маленький
мужчина  выставил  вперед  левую ногу, правую согнул под прямым
углом к  левой  и  склонился  перед  Марией,  или  вернее,  как
говаривали в прежние дни, "сделал ей ножкой".
   Когда лиллипуты с тихим шелестом распрямились, капельмейстер
описал  палочкой несколько замысловатых парабол, грозно грянули
барабаны, и оркестр, наигрывая "Остров честный, остров тесный",
перестроился и расступился, обнаружив Главный Сюрприз, до  поры
до времени скрытый спинами оркестрантов.
   Сюрприз  же  был  вот  каков:  во-первых,  не  превосходящий
величиною наперстка винный бочонок со сбитым верхним  донышком,
во-вторых,  зажаренный  целиком  и  помещенный  на  три зеленых
лавровых листа бычок,  в-третьих,  шесть  хлебов  из  травяного
семени,  размером с грецкий орех каждый, и в последних, одна из
ее собственных  шоколадок,  сохраненная  специально  для  этого
случая,  хотя лиллипуты с преогромным наслаждением съели бы сей
раритет сами.
   Они приглашали ее отобедать.
   Мария была очарована настолько, что не нашла  никаких  слов.
Поэтому она отпустила еще один реверанс, поскромнее, царственно
взошла  по  ступеням  и  опустилась  на  колени,  дабы отведать
предложенных яств.
   Вино оказалось  из  бузины  (вкуснее  Профессорского),  мяса
бычок нагулял не меньше, чем молодая куропатка, свежевыпеченный
хлеб   был  хорош  необычайно.  Пока  Мария  обедала,  Народ  в
напряженном молчании  стоял  вокруг,  не  упуская  ни  малейшей
подробности,  но  при  этом  твердо  помня,  что  не следует ни
произносить "Ооо", ни позволять себе Замечаний Личного Свойства
относительно величины зубов и прочего.
   Едва Мария покончила с едой и задумалась,  прочитать  ли  ей
благодарственную   молитву  или  просто  встать,  как  Школьный
Учитель,  назначенный  присматривать   за   соблюдением   всеми
присутствующими   положенных  приличий,  взмахом  руки  дал  ей
понять, что подыматься с колен пока еще рано. Несколько  женщин
проталкивались  через  толпу  с  какой-то тяжелой ношей, внешне
похожей на свернутый корабельный парус. Как мы  сейчас  увидим,
это  он  самый и был. Мария осталась на прежнем месте и сверток
положили к ее ногам. Дюжина торопливых рук развернула его.
   Сверток оказался носовым платком.
   Народ постарался выбрать ей в подарок что-нибудь покрепче, -
точь в точь как Профессор норовил выбрать  для  Народа  подарки
поменьше,  -  этот  платок  был  не  таким тонким, как обычные,
льняные платки. Ткань его более походила на плотную  марлю.  Но
самое  замечательное  -  по  краешку платка шли девизы, вышитые
крестиком, тончайшей зеленой и желтой шерстяной нитью.
   Девизы гласили:

               Скромный Подарок Нашей Женщине-Горе +
              От Граждан Города Лиллипутов В Изгнании
                 + С Пожеланиями Долгого Здравия и
                Благополучия + Боже, Храни Короля +

   Они, должно быть, трудились всю ночь напролет, чтобы поспеть
его вышить.
   Мария обнаружила, что ее одолевает слабость,  не  так  давно
постигшая Школьного Учителя. Она сказала:
   - Ах, какой прелестный платочек! Это чтобы сморкаться?
   И  не  откладывая  дела  в  долгий  ящик,  ибо  боялась, что
лиллипуты заметят в ее глазах нечто, похожее  на  слезы,  Мария
сунула нос в платок и высморкалась.
   Успех  она  имела  необычайный.  Все  до единого разразились
уважительными рукоплесканиями, - они сроду не слышали  подобных
трубных  раскатов,  -  а какой-то мальчишка, ударившийся было в
рев, получил подзатыльник, и поделом.
   - Последний Девиз, - пояснил Школьный Учитель, -  сохранился
в  наших  Архивах  со  Дней  Капитана  Джона Бидля. Это Капитан
обучил наших  Прародителей  произносить  его,  дабы  позабавить
ваших,   Мадам,  Соотечественников,  каковое  Обстоятельство  и
позволило нам проникнуться Надеждой, что Девиз сей придется вам
по Душе.
   - Как вы милы, - сказала Мария, вытирая один глаз, - как это
мило с вашей стороны, заботиться о том,  что  придется  мне  по
душе, а что не придется.
   - И  конечно,  -  прибавила  она,  высморкавшись  вторично,-
король тоже был бы в восторге.
   По окончании  этой  чувствительной  сцены  Школьный  Учитель
сообщил  Марии,  что на него возложены обязанности ее гида. Ему
предстоит показать ей все, что  она  захочет  увидеть,  и  дать
любые  объяснения,  каких  она только потребует, и он надеется,
что их Домоустройство при всей его Простоте, сумеет пробудить в
Марии некоторый Интерес. Мария ответила, что не  пожалеет  Сил,
дабы  показать себя достойной их Доверия и Уважения, - Господи,
подумала она, и я перешла на заглавные буквы,  -  и  повторила,
обращаясь  к  толпе,  что  будет  хранить  их тайну. Лиллипуты,
услышав это обещание из ее собственных уст, воззрились на нее с
надеждой, но и с некоторым томлением, - они  еще  слишком  мало
знали  Марию, чтобы питать уверенность, что она выполнит данное
ею обязательство. Им только  и  оставалось,  что  надеяться  на
лучшее.  Сказать  по  правде,  больше  всего  лиллипутов тронул
отпущенный Марией реверанс. При всей их малости,  им  нравилось
уважительное  к  ним  отношение  -  даже  со  стороны Горы, - и
вежливость новой великанши произвела на них самое благоприятное
впечатление.
   Первым делом ей показали национальные  сокровища.  Сокровища
эти  были  просты  и  немногочисленны,  а хранились они в самой
верхней  комнате  храма,  под  куполом.  (Единственно