в предпринятой ими
в отношении Марии попытке человекоубийства, хотя это,  пожалуй,
не  очень верно, потому что следует говорить о детоубийстве, но
мы, я думаю, сможем на обратной дороге приискать  более  точное
слово.  Да,  и  все,  что они скажут, может быть использовано в
суде против нас, так что не  говорите  потом,  будто  я  их  не
предупреждал. А теперь действуйте, Дамблдум. Еще придвиньте его
немного,  Профессор.  Закуйте  их в железо. Повешенье будет для
них слишком легкой карой. Ну и ночка же  выдалась,  расскажу  я
вам! Держитесь, Дамблдум. Ладно, давайте сюда наручники. Я сам.
Слушайте,  вы  просовываете  руки вот в эти никелевые хомутики,
просто из любопытства, вот так, а я нажимаю  на  эту  кнопочку,
видите?  и  там,  сколько  я  понимаю, срабатывает внутри такая
машинка, потому что вот эти вроде  как  щеколдочки  выскакивают
наружу  и  готово,  вот  так, - Господи-Боже, сработало, - вот,
правда, никакой музыки они,  к  сожалению,  не  играют.  Хитрая
штука, не правда ли?
   - Это вы их украли! - завопили, одновременно приходя в себя,
викарий  с  мисс Браун и, уже скованные одной цепью, попытались
ухватить друг дружку за горло.
   Миссис Дамблдум с помощью Лорда Наместника уволокла их обоих
в тачке.
   На случай, если тебе захочется  вдруг  узнать,  что  с  ними
сталось  дальше,  сейчас,  пожалуй,  самое  время рассказать об
этом. Большая часть обвинений, выдвинутых схватившим их  Лордом
Наместником,   была   сочтена   беспочвенной,  к  большому  его
неудовольствию,  но  жестокого  обращения   с   доверенной   им
воспитанницей  суду  хватило  с избытком, к тому же выяснилось,
что они прикарманили и те малые деньги,  которые  ей  следовало
получать. За все это им был вынесен суровый приговор. Последний
раз их видели в Нортгемптоне, когда они третьим классом уезжали
в   тюрьму.   Викарий   забился  в  угол  сидения,  прикрывшись
двухдневной  давности  номером  "Дейли-Экспресс",  который   он
держал в дрожащих пальцах кверху ногами.
   Несколько   лет  спустя  поговаривали,  будто  они  все-таки
поженились, что было едва ли не  худшей  участью,  какая  могла
выпасть  обоим,  а  один местный житель, вернувшись из отпуска,
который он проводил в Уитби, рассказывал, что видел  их  в  тех
краях,  -  мальчишки  на  улицах  свистели  им вслед, владельцы
пивных отказывали им в  выпивке,  а  автобусные  кондукторы  не
пускали  их в автобусы, вынуждая всюду ходить пешком. Профессор
считает, что они навряд ли решились бы убить нашу героиню, но я
скажу так: получили они за свои дела по заслугам.
   За  плотным  завтраком,  состоявшим  из  кипяченой  воды   и
остатков  копченой  селедки  и состоявшимся в домике лесничего,
Мария  рассказала  Профессору  и  Стряпухе,  что  тут  без  них
произошло.
   - Школьный   Учитель   поспел  сюда  гораздо  раньше  их,  -
рассказывала она,  -  но  дверь-то  ты  запер,  а  до  замочной
скважины  он  добраться  не  смог. Он ухитрился вскарабкаться к
окну по стволу сливы, но опять же разбить стекло оказалось  ему
не  по силам, пришлось спуститься, снять с крысы стремя, и этим
стременем он его все-таки расколотил. Хорошо еще, что все двери
внутри дома были открыты, и он сказал мне, чтобы я  куда-нибудь
спряталась,  ну,  мы  начали думать, куда же спрятаться-то, и в
конце концов решили, что самое верное - в лесу. Вот  мы  с  ним
вышли  наружу, а он заглянул в угольный сарайчик и говорит, как
жаль, что ты с твоим ростом не можешь залезть в бочонок, и стал
там прохаживаться  и  выстукивать  бочонки  стременем,  а  один
оказался  пустым  и  тут  его  осенила  блестящая мысль. Просто
блестящая. Мы уже слышали, как  они  ругаются  около  памятника
Бингу,  и  я  отперла  входную дверь, и мы поставили свечу так,
чтобы она освещала ступеньки, а сами открыли дверь в сарай и  я
за  ней  притаилась.  Потом  появился  Народ, несколько отрядов
верхом на крысах, и Учитель их всех  расставил  на  ступеньках,
чтобы  их  было  видно,  и когда эти дураки открыли калитку, он
велел всем кричать всякие обидные вещи  и  размахивать  шпагами
как  я  не  знаю  кто!  Тут мисс Браун с викарием сразу обо мне
позабыли и давай скакать туда-сюда, как ошалелые, и хватать  их
руками,  а  Народ,  как  и  было задумано, увертывался, так что
никого они не поймали, и в конце концов все кинулись в угольный
сарайчик, а мисс Браун с  викарием  кинулись  за  ними.  Тут  я
захлопнула  дверь  и  заперла ее, и от радости даже сплясала на
ступеньках задней двери. _ слышала, как они там жгут  спички  и
чертыхаются. Народ-то, конечно, улез в бочонок сквозь дырку для
втулки,  и  эти двое до них дотянуться ну никак не могли! Это и
был наш план. Здорово, правда? Только  я,  если  хотите  знать,
сделала  кое-что  получше.  Я нашла долото и коловорот, которые
они  с  собой  притащили,  обошла  сарай  с  другой  стороны  и
просверлила три дырки, коловорот оказался на три четверти дюйма
и  прошел  насквозь  через  стену и через бочонок, так что весь
Народ выбрался наружу! Ну, разве  не  роскошно!  Вот  мы  какие
умники!  На  самом-то  деле,  они  и  сейчас  сидят  вон там, в
крыжовнике...
   Вспомнив о прячущихся друзьях, Мария стремительно поднялась,
весело подбежала к окну и взмахнула копченой селедкой.
   Снаружи,  вместе  с  золотыми  лучами  восходящего   солнца,
полетело звенящее "ура!".

     Глава XXX

   Почти  через  пять  месяцев  после  всех  этих  событий,  по
засыпанной  снегом  Большой  Аллее  Мальплаке,  ведя  за   руль
трехколесный  велосипед,  шагал  старый  джентльмен в котелке с
загнутыми  полями  и  в  выцветшем  длинном  пальто.  На  седле
велосипеда  сидела,  обнявшись с огромным пакетом, усталая юная
леди, сидела и смотрела на покрытые  коркой  льда  ветви  голых
деревьев.  Солнце,  садившееся в багровом блистании, окрашивало
разрезанный лиловыми тенями белый простор  в  шафрановые  тона.
Как  оно  и  следует  в  эту  пору, скакали вокруг разного рода
зарянки. Ибо дело происходило под самое Рождество.
   Они провели вдали от дома долгое время, проживая,  пока  шел
суд  над  викарием,  в  одной  из  захудалых  гостиниц великого
столичного города Нортгемптона, зато теперь Мария  возвращалась
во  дворец  своих  предков  свободной  девочкой.  Больше  ей ни
гувернантки, ни алгебра не грозили. Было условлено, что  вместо
гувернантки  учить  ее  станет Профессор, получая за это каждый
квартал  совокупную  плату  в  шесть  пенсов,  -  сумма  в  его
хозяйстве  далеко  не  лишняя.  Оба  они устали от пережитых во
время   суда   волнений,   от   трудностей   предыдущего   дня,
проведенного  в  беготне  по  магазинам,  и  от  долгого пешего
возвращения из Нортгемптона, предпринятого ими ради того, чтобы
сэкономить плату за  проезд.  Да  и  оголодали  оба,  поскольку
накануне  не ужинали, тоже из экономии, желая оставить побольше
денег  на  покупки.  Вдобавок  Профессор  стер  ноги,  а  Мария
закоченела.
   - Слава Богу, - сказал Профессор. - Вот и Триумфальная Арка.
Еще миля и можно будет присесть. А благородный у нее вид, когда
солнце садится прямо за ней.
   Размерами Триумфальная Арка вдвое превосходила парижскую. Ее
возвели,  чтобы приветствовать Первого Герцога, когда он в 1707
году вернулся домой, победив Набоба Тины под Марципаном.
   - Издали почти и не видно, что она разваливается.
   - Не видно.
   - Надеюсь, с Народом теперь все обойдется.
   - Я тоже надеюсь.
   - Ноги очень болят?
   - Очень.
   - Ты знаешь, - немного погодя сказал Профессор, - я, похоже,
старею. Как-то мне теперь и еда нужна, и кресло, чтобы  сидеть.
Пожалуй, приятно было бы иметь возможность позволить себе и то,
и  другое.  Ну  да  что  там,  сразу  всего не получишь. Должен
сказать, и велосипед иметь - уже хорошо. Забыл вот только,  кто
мне  его  подарил.  Верно,  участливый  был человек. А впрочем,
стоило тебе заговорить об этом, как я сразу и вспомнил, - я его
в канаве нашел.  Наверняка  ведь  существует  немало  людей,  у
которых  нет ни еды, ни велосипеда, так что, если подумать, мне
по сравнению с ними, в сущности говоря, повезло. А  этих  шести
пенсов  мне  теперь  надолго  хватит, очень надолго. Рыболовный
крючок   куплю,   вообще   пороскошествую.    Ну,    плутократ,
совершеннейший   плутократ.   Слава   Богу,  вот  уже  и  спуск
начинается, значит поедем накатом.
   - Там что-то есть, под Аркой.
   - Точно, есть. Господи помилуй, похоже ее перегородили.
   - По-моему, там что-то чудесное!
   Они двинулись побыстрее, желая выяснить, что там такое.
   Поперек  огромного  арочного  прохода  висело  что-то  вроде
хоругви.  Хоругвь  была  большая,  не меньше носового платка, и
подвесили ее так, чтобы под ней можно было пройти.
   На ней значилось:

                      Добро пожаловать Домой!
               Верноподданные Лиллипуты приветствуют
                            свою Марию!
                     И ее просвещенного Друга!
                         Veni, Vidi, Vici!
                       Sic Semper Tyrannis!

   Прямо  под  хоругвью  стояли  оркестранты  в  треуголках,  в
костюмах восемнадцатого столетия, с фонариком на жердине - точь
в  точь  христославы  с  рождественской  открытки.  Флейтисты в
красных митенках, хоть как-то согревавших их посинелые  пальцы,
готовясь  к игре, облизывали застывшие губы. Как только путники
приблизились достаточно, чтобы услышать музыку, оркестр во  все
доступное ему фортиссимо грянул "Зри, Герои С Победой Грядут!".
   Затем Марии поднесли традиционный изукрашенный Адрес, и пока
Школьный   Учитель  зачитывал  его  вслух,  отряд  моряков  под
командованием   Адмирала   облепил   трехколесный    велосипед,
прилаживая  к  нему  упряжь  из  конского волоса. По завершении
чтения оркестр под звуки "Правь, Британия" зашагал вперед, а  в
упряжь  впряглась  команда  бурлаков и, поскольку остатний путь
шел, по счастью, под горку, Марию триумфально  повезли  к  дому
преданные  ее  арендаторы!  Профессор  на удивление пружинистой
походкой шагал сзади. Латинские слова  на  хоругви,  специально
для него туда помещенные, очаровали его совершенно.
   Когда  шествие  достигло Северного фасада, оказалось, что на
верхней ступени его  лестницы  расположился  в  полном  составе
Народ лиллипутов, в шубах и с муфтами, а в самой гуще его стоит
Стряпуха  с  еще  одной хоругвью из красной фланели с надписью,
сделанной белой хлопковой нитью, той  самой  хоругвью,  которую
выносили  в  старинные времена, когда юные герцоги возвращались
из школы. Надпись гласила: "Счастливых  каникул!"  Едва  кортеж
приблизился  к ступеням, все лиллипутские дамы извлекли носовые
платки и замахали ими, все дети, наученные  загодя,  стянули  с
голов шапки и пронзительно прокричали "ура", а в наступившей за
тем тишине колокола сыграли рождественский гимн!
   В    расположенную    наверху    фронтона    Часовую    залу
заблаговременно отправили целую команду музыкантов, разобравшую
механизм,  который  играл   "Когда   Сердце   Мужчины",   чтобы
использовать колокола для рождественского перезвона.
   Но  самым удивительным было вот что: в окнах Большой Бальной
Залы сверкал свет. Они поспешили внутрь и увидели, от  чего  он
исходит, - от стоявшей в бочонке громадной рождественской елки,
украшенной  сотнями тростниковых свечей; Лорд Наместник зажигал
их, щелкая зажигалкой в виде кобылки,  а  Дамблдум  придерживал
стремянку. Народ по собственной воле открылся этим двоим, чтобы
получить  от  них  помощь  в  доставке  елки и пригласить их на
празднество.  На  елке  висели  подарки  для  всех  и  каждого,
изготовленные  мастерами  острова  в свободное от работы время.
Марию ожидала пара чулок из паучьего шелка,  за  которые  любая
кинозвезда   отдала  бы  такие  деньги,_каких  не  сыщешь  и  в
королевской казне. Стряпуха получила  выделанную  из  кротового
меха  успокоительную  повязку  для  ее  больной ноги. Дамблдуму
подарили притирание из змеиного жира,  чтобы  лечить  прострел,
который,  правда,  пошел  уже на поправку. Капитану, весь вечер
ходившему, словно на привязи, за  Школьным  Учителем,  достался
новый ошейник из тончайшей, замечательно выдубленной лягушачьей
кожи.  А  Лорду  Наместнику  преподнесли  вырезанную  из дерева
гончую  длиной  в  его  ноготь,  еле  слышно  игравшую   "Бобби
Забулдыга"  и извергавшую из себя струю нюхательного табаку, от
которого все расчихались. Однако  истинный  шедевр  представлял
собою  подарок, предназначенный для Профессора. То был "Словарь
средневековой латыни" ("Бакстер  и  Джонсон",  10  шиллингов  6
пенсов),   который   лиллипуты   раздобыли,  попросив  Стряпуху
заложить в Нортгемптоне их спруги.  На  вырванном  из  Марииной
тетради  листке в клеточку они написали письмо, затем увеличили
его в десять раз, расчертив на квадраты и перерисовав кистью из
крысиного волоса на листок  писчей  бумаги.  Письмо  и  деньги,
вырученные за священные спруги, доставили им словарь, в котором
Профессор  мигом  обнаружил  Trifarie,  то  есть  клевер,  и на
радостях сплясал со Стряпухой куранту.
   Мария,  как  только  смогла  улучить  минуту,   сбегала   за
привезенным  с  собой пакетом, содержимое которого придало елке
окончательный блеск. Во время суда Профессору удалось занять  у
Лорда  Наместника  целых пять фунтов, и все эти деньги пошли на
подарки для Народа. Тут  было  изобилие  всякого  рода  шелков,
закупленных  в  "Вулвортсе";  тончайшие  нитки и мишура, какими
торгует  фирма,  изготавливающая  мормышки  для  ловли  форели;
"Гринвелловы вуальки" (размера 000) для дам, чтобы носить их на
шляпах;  полотна  для  слесарных ножовок, чтобы валить строевой
лес,  а  также  пилки  для  лобзика;  проволочные  поводки  для
рыбаков;  муравьиные  яйца  для приманки, хотя это, конечно, не
яйца, а самые  настоящие  куколки;  множество  игл  и  булавок;
ровные роговые пуговицы без дырок - готовые тарелки; серебряные
наперстки,  чтобы  провозглашать тосты в торжественных случаях;
пакет с семенами разнообразных карликовых альпийских  растений;
детям   предназначались   всякие   вкусности,  какими  украшают
рождественский пудинг, и немного сушеной смородины - по  ягодке
каждому;  взрослых угостили снетками, икрой, слабеньким пивом и
бекасами;  были  здесь  и  лекарства  вроде  картеровых  пилюль
"Маленький  эпикуреец";  и  игрушечная  яхта для увеселительных
прогулок; и игрушечный телескоп, чтобы можно было посмотреть на
Марию с другого его конца, если у кого-либо  вдруг  разгуляется
комплекс  неполноценности; и выпущенная издательством "Пингвин"
книга "Елизаветинские миниатюры"; и несколько белых мышей  плюс
пара  морских  свинок  для  разведения  новых  пород  скота;  и
маленький   детекторный   приемничек   с   наушниками    вместо
громкоговорителей. Едва были розданы и покрепче прижаты к груди
эти  подарки,  колокольных  дел мастера заиграли в Часовой зале
"Да пошлет вам Бог Веселья, Джентльмены", и  двери  в  гостиную
мисс Браун растворились, явив взорам праздничный стол.
   Стол  украшала  холодная закуска из молодых барашков, рыбное
блюдо из двадцатифунтовой щуки,  над  которой  так  поколдовала
Стряпуха,  что  щуку стало невозможно отличить от лосося, суфле
из мяса молодых  бычков,  пойманные  в  парке  силками  фазаны,
испеченный  миссис  Дамблдум рождественский пудинг, а для Лорда
Наместника - острая закуска  из  колюшки,  уложенной  так,  что
получилась  лошадь.  Дамблдум  прикатил  на  тачке Профессоровы
бочонки с вином, а Лорд  Наместник  принес  с  собой  несколько
бутылок портвейна.
   Стали  поднимать тосты за здоровье. Лорд Наместник предложил
выпить за здоровье миссис Ноукс,  миссис  Ноукс  за  Дамблдума,
Дамблдум  за  Профессора, Профессор за Марию, а Мария за Народ.
Народ не забыл предложить выпить за здоровье Капитана,  который
в  ответ помахал хвостом. Тосты так и следовали один за другим.
Затем Лорд Наместник  поднял  тост  за  Лисью  Охоту  и  извлек
откуда-то  винный  бокал  в  форме  охотничьей шапочки, который
сыграл  "Рожок,  Рожок,  Благородный  Рожок"  и   оросил   всех
присутствующих    портвейном.    Профессор   поднял   тост   за
Предполагаемого Продолжателя Ингульфа  Кройлендского.  Дамблдум
поднял  тост  за Отсутствующих Друзей, за которых Стряпуха пить
отказалась, - но все остальные уже простили  викария  с  бедной
мисс  Браун,  к  тому  же сидящих в тюрьме, и поставили для них
перевернутый кверху дном пустой стакан.
   Наконец,   появились   рождественские   певцы,    мальчуганы
росточком  примерно  в  три дюйма, гладко причесанные матерями,
уронившими им на головы по капельке воды, чтобы волосы  лежали,
как  полагается,  и  певцы  дискантами запели на три голоса "О,
придите, верные" и пели, пока Мария не расплакалась.
   Все эти колокола и подарки, и хоругви, и праздничный стол, и
труды, потраченные на то, чтобы встретить ее среди снегов,  так
далеко  от  дома,  все  это  было  больше  того,  что она могла
вынести.
   Она произнесла речь, которая, пока Мария не  спохватилась  и
не   вспомнила,  что  пирату  положено  отличаться  суровостью,
состояла по большей части из всхлипов, а  после  того  общество
разобралось  на  небольшие  группки,  дабы  выпить на посошок и
поговорить о славной кампании, в которой  они  плечом  к  плечу
сражались и победили.
   Тут-то  Стряпуха  и  припомнила,  что  днем раньше пришло по
почте важного вида письмо с семью красными печатями, и  немедля
вручила его Марии - вдруг там какой подарок.
   Долго было бы пересказывать все подробности. Коротко говоря,
письмо  пришло  от  Марииных  стряпчих. Оказалось, что во время
суда  над  злодеями  стряпчим  удалось   подробнейшим   образом
переговорить  с  Профессором,  и по его совету они обратились в
суд, пустив в дело и mort d'ancestre с trailbaston, и  косвенно
прикосновенное  к  делу  praemunire,  и  на  приправу  oyer and
terminer, in partibus, - все, основываясь на документе, который
Профессор  обнаружил  в   подземной   темнице.   В   результате
колоссальное наследство Марии возвратилось к ней целиком.
   Когда  эта  новость  дошла  до всех, раздалось оглушительное
"ура". Во всяком случае, очень  громкое.  Каждый  пожимал  руки
кому  только мог; одновременно запели "Забыть ли старую любовь"
и "Она чертовски добрый парень"; Школьный Учитель  похлопал  по
спине  Капитана;  Профессор  расцеловался  с миссис Ноукс; Лорд
Наместник, не сходя с места, произвел Дамблдума в  сержанты;  и
все,  шагая  домой  по  сугробам рождественской ночи, взирали в
будущее с  полными  надежды  сердцами,  предвкушая  дни,  когда
древняя слава Мальплаке вновь процветет как во время оно.
   На  том, Амариллис, и кончается незамысловатая наша история,
да и тебе пора уже спать. Но прежде, чем ты ляжешь  в  постель,
может  быть,  стоит  рассказать  тебе еще кое-что. Если ты ныне
отправишься   по   дороге,   ведущей    из    Нортгемптона    в
Не-При-Монахе-Будь-Сказано,  придется  тебе  по  пути  миновать
каменные ворота, за которыми открывается неохватная для  взоров
аллея.  Все  петли  на  воротах  смазаны маслом, все деревья на
аллее подстрижены, а если ты пройдешь по ней еще пять или шесть
миль, то достигнешь и Триумфальной  Арки.  Тут  из  боковой  ее
двери  появится  страж  семи футов ростом, в украшенной золотым
кружевом  шляпе,  с  золотым  жезлом  и   бронзовым   обеденным
колоколом  в  руках. Тебе придется предъявить ему твою визитную
карточку (ту, с золотым обрезом). Страж три раза  ударит  оземь
жезлом, после чего двое его помощников широко распахнут арочные
врата,  а  сам  он,  чтобы  известить  о твоем приближении, так
взмахнет своим колоколом, что гром пойдет по аллеям. И пока  ты
будешь  кружным  путем  двигаться  по  одной  из пяти остальных
аллей,  сотни  довольного  вида   садовников,   работающих   на
безупречной  опрятности  тюльпановых  клумбах  или  на  широких
грядках  шалфея,  будут,  разгибаясь,  с   важной   вежливостью
притрагиваться  к шляпам на головах. Загляни, как пойдешь мимо,
в место, называ