. Не только каждый из бегунов станет бессмертным, молодым и красивым,
но и каждый живущий на Земле. Все человечество! Надо лишь, чтобы хоть
кто-то уложился в три часа от старта до финиша. Это не много, ведь рекорд,
скажем, равняется двум часам. А тут целый час в запасе! Улавливаешь?

- Еще нет, - призналась она честно. - Что за странное соревнование, когда
приз получат все равно все! Да еще и зрители на трибунах?

- Для небыстрых разумом Невтонов объясняю... Интеграторщики хотят слить все
народы воедино, чтобы все люди жили одним народом. У их бегуна, говоря
образно, мускулов будет побольше, чем у любого атлета, марафонскую
дистанцию он способен одолеть за часок. А то и быстрее... Националисты же
хотят выставить на старте бегунов как можно больше. Правда, они будут
послабее, и часть из них не уложится даже до половины назначенного часа...

Она воскликнула:

- Так в чем же дело? Пусть останется только один, зато самый быстрый и
сильный!

- А если подвернет на дистанции ногу? - спросил Олег жестко. - А если у
него сведет желудок? Или что-то еще похуже? Не рискованно ли доверять
судьбу всего мира, человечества... одному бегуну? Или одному народу? А в
жизни намного больше препятствий, чем на беговой дорожке. Зато, если хоть
один из сотен бегущих достигнет заветной бочки - будут спасены все.

Ее глаза стали испуганными:

- Ой, ну, конечно же! Конечно, лучше быть... националистами. В твоем
понимании.

Олег покачал головой:

- О, если бы все было так очевидно. Все дело в том, что мы не знаем... ни
националисты, ни космополиты сколько времени отпущено на дистанцию. А его в
обрез... Это пусть обыватели представляют через миллион лет Землю в
цветущем саду, где поют птицы. А мы знаем, что нефти хватит едва ли на
пятьдесят лет, озоновый слой истончится за сотню, а могучая комета, та
самая, что вызвала всемирный потоп, а еще раньше - гибель динозавров, может
появиться из космоса в любой год... Это не говоря уже о том, что новые
болезни вроде СПИДа будут вылупляться быстрее, чем комары на болоте. И не
говоря о сотнях других опасностях, каждая из которых способна оборвать нить
жизни рода людского начисто.

- И кто же прав... в этом споре?

Олег грустно улыбнулся:

- Никакая война так долго не длилась бы, а то и вовсе не возникала бы, если
бы правда была только на одной стороне. Но я считаю правым себя. И буду
сражаться за свою правду.

Он сказал это гак просто, что Юлия с холодком поняла: он будет сражаться и
убивать так же просто, как богомол убивает насекомых: холодно, спокойно,
без эмоций.

- Совет Тайных, - проговорила она. - Что-то настолько таинственное, что...
Понимаешь, я всегда верила в оккультные науки, эзотерику, ясновидение и
всякие чудеса, что подвластны древним мудрецам, но верила... как
современный человек! То есть где-то все это существует... или существовало,
но покажи все это мне наяву, сейчас, тут же начну искать, как удалось
проделать такой фокус. Но, с твоими Тайными получается, что они существуют,
что они доныне управляют миром, цивилизацией, направляют народы... так? Или
что-то еще?

- Не пожалеешь? - спросил Олег. - Эх, женщина... Не лучше бы тебе не знать
такие ужасы...

- Рассказывай! - потребовала она.

- Ладно, - сказал он, сдаваясь. - Но договоримся, воспринимай это как
сказку. Или легенду. Ведь правда весьма отличается от представлений о ней.
Те самые рыцари, которые такие красивые и благородные в кино, в жизни же,
убив врага, вспарывали ему живот и пожирали еще живую печень. Они убивали
всех женщин легче сорока пяти килограммов, ибо было доказано, что метла
поднимает не больше сорока пяти кэгэ, по всей Европе эти рыцари убивали
зеленоглазых женщин, ибо зеленоглазые - ведьмы по рождению, а также убивали
всех красивых женщин, ибо телесная красота - от дьявола. Ну, а уезжая на
войну, рыцари надевали женщинам пояс верности...

- Это я слышала, - перебила она, - ты мне лапшу на уши не вешай! О себе
говори.

- Гм... прости. В подобное очень давнее время и появился Совет Тайных. Мир
был другим, обычаи были другими. Совет Тайных тоже двигался на ощупь,
пробовал в отдельных странах то возводить на престол доброго короля, то
отдавать всю власть в руки жрецов... то пробовал варианты демократии... ну,
той демократии, типа эллинской, когда все люди равны, все имеют
избирательное право, никто никого не ущемляет в правах, и даже у самого
бедного гражданина не меньше двух рабов. Пробовали варианты полигамии,
полиандрии, даже эйнастии... нет, эйнастию не Совет придумал, это... гм...
ну ладно, об этом в другой раз. Пару раз даже... ладно, это тоже пропустим.
Словом, пришли к выводу, что наименее кровавым является вариант со всеобщим
голосованием без разбиения на кланы, касты и привилегии, то есть нынешний
вариант демократии, но в то же время всячески поддерживали последние
королевства в Европе, султанат в Брунее, несколько полиандровых племен в
Индии, полигамии в Африке...

У нее вырвалось:

- Зачем?

- На всякий случай, - ответил он сердито. - Ацтеки, которые ежегодно
убивали своего царя и выбирали нового, искренне считали, что их вариант
правления не только лучший, но вообще единственный. Но наш Совет видел не
только ацтеков... Кто знает, не рухнет ли нынешний вариант демократии глупо
и страшно? Не заведет ли демократия свои народы в тупик? На этот случай
надо иметь и другие варианты...

Он говорил все медленнее, глаза уставились в одну точку. Голос стал
монотонным, жил отдельно, а мозг ушел в решение каких-то сложных задач. Она
вздохнула и опустила голову на эти массивные римские латы, что настолько
прикидываются простой грудью, что для убедительности даже поросли рыжими
волосами... вот щекочут в носу, а под ухом негромко и успокаивающе качает
горячую кровь могучая сердечная мышца.

- Поспи, - шепнул он над ухом. - Ты вымоталась, на тебя смотреть страшно!
Кожа да кости. Смерть выглядит краше. Засни хоть на часок, а я пока
посторожу...

Однако ощутила, что большие руки, словно отцовские, укладывают ее на
довольно удобное ложе. Уже сквозь сон ощутила, как укрывают одеялом,
заботливо подтыкают с боков, чтобы не дуло. Попробовала улыбнуться
благодарно, так и заснула с улыбкой.

Вынырнула из забытия не скоро, но во всем теле была еще такая усталость,
что лишь приоткрыла один глаз. Олег в той же позе за столом, на экранах
перед ним мелькают комнаты, ангары, военная техника. Юлия провалилась в
сон, но спала беспокойно, просыпалась, и всякий раз, когда открывала глаза,
на экранах по-прежнему в ускоренном ритме мелькали фигурки, слышались
тонкие буратиновские голоса.

Однажды очнулась, на экране уже все двигалось в обычном ритме, голоса
доносились грубые, по-военному отрывистые, четкие. Она приподнялась на
локте, из-за плеча Олега виднелось овальное помещение, прошел человек в
комбинезоне, исчез за краем экрана.

Потом все помчалось обратно в ускоренном темпе, пальцы Олега коснулись
клавиш, изображение на миг застыло. Юлия успела увидеть двух офицеров на
ступеньках широкой лестницы. Пред ними навытяжку стоят не меньше двух
десятков таких же собранных, рослых, словно отлитых в одной форме людей в
десантном камуфляже.

Она рассмотрела лицо первого: удлиненное, с твердыми чертами, высокий лоб и
горящие глаза, сомкнутые губы. Слегка седеющие волосы, но лицо сильное,
моложавое. На погонах - генеральские звезды. За его спиной стоял, похожий
на облагороженного вышибалу, массивный гигант с непонятными для Юлии
знаками различия. Правую щеку пересекал страшный шрам, крохотные глаза
прятались в узких щелях между тяжелыми надбровными дугами и такими же
тяжелыми скулами, нос сломан зверски, подбородок в мелких шрамах, словно
иссечен осколками.

Генерал вскинул руку, голос его прогремел как фанфары:

- Приказ по группам первого броска!.. Сегодня в восемнадцать тридцать
собрать всех младших офицеров в большом ангаре. Поступит важный приказ,
которого все мы ждем. Будет указан час выступления.

Один из офицеров поднял руку, как на школьном уроке:

- День выступления уже высчитали: признаков много. Но нам запрещается
покидать даже свои помещения. А это такие казематы...

Генерал засмеялся:

- Если это единственное, что вам мешает жить, то это скоро кончится. В
вашем распоряжении будет не только вся Москва, но и весь мир! Мир без
границ, без таможен, без нелепых формальностей, без необходимости иметь
кучу документов... Это вы сделаете его таким!

Изображение разрослось на весь экран. Плечи Олега поднялись и опустились.
Юлия услышала тяжелый вздох. Она неслышно поднялась, ее босые ноги
скользнули неслышно, но Олег не вздрогнул, когда она сзади обхватила его за
шею.

- Кто это?

- Кропоткин, - ответил он, не поворачиваясь.

Изображение дернулось, понеслось в обратную сторону, словно при скоростной
перемотке пленки. Похоже, - подумала она смятенно, - он все-таки как-то
сканирует изображение даже на такой скорости. Иначе сразу бы ткнул в нужное
место, это же на харде, не на пленке...

- Ага, - сказала она. Навалилась мягкой грудью, пощекотала губами. -
Кропоткин... Тот самый Кропоткин, понятно... А кто такой Кропоткин?

Не поворачиваясь, он цапнул ее за подол платья. Она пошатнулась, розовые
камни слились в цветную полосу, она не заметила, как очутилась у него на
коленях. Спина ее уперлась в край стола, загораживая экран.

- Ты, в самом деле, хочешь знать?

- Разве я не с тобой?

Он погладил ее по спине. Она не видела его лица, но сердце сжало, словно
холодной ладонью. От него впервые веяло такой тревогой, даже страхом.

- Правая рука Яфета, - обронил он нехотя. - Самый преданный сторонник.
Самый главный исполнитель.

Глава 28

- Скажи еще, - попросила она.

- О чем?.. А-а, у тебя большие выразительные глаза... еще у тебя большие
ухи... тьфу, я хотел сказать - уши...

Она засмеялась:

- Тебе повезло, я - феминистка, помнишь? Меня оскорбляют даже более умелые
комплименты. Все-таки расскажи о своей работе. Я до сих пор так и не
поняла, то ли ты простой исполнитель - вон как бегаешь и стреляешь!.. то ли
почти генерал - кредитки в бумажнике не помещаются! Однако чем вы
занимаетесь, для чего? Если вы не работаете на государство, то на кого...
на мафию? Да, я поняла - на Семерых Тайных. Но если серьезно, Семеро Тайных
- это международная мафия?

Он фыркнул:

- У тебя такой бедный набор?

-- А что еще? Ах да, еще есть террористы!

- Не только, - ответил он. - Есть масса организаций, которые мечтают
перестроить мир. Конечно, к лучшему. Политические, религиозные... всякие!..
Они тоже - транснациональные. Для них нет государств, нет наций. Есть
только люди, которые придерживаются тех или иных взглядов.

- Но все же...

Его зеленые глаза чуть потускнели.

- Лапушка, ты думаешь, мне самому не насточертело, что меня зовут
занудой?.. Иногда хочется быть таким же лихим парнем, как... ну, ты знаешь
таких по кинобоевикам. Бывало, даже попробуешь, но через пару дней уже
тошнит, будто попал в тело тупого лесного кабана. Лучше уж занудой... Люблю
до всего докапываться. Досконально. Я могу, конечно, рассказать тебе про
нравственный императив Семи Тайных или о своем лично, но, боюсь, мне
придется потом тебя долго уверять, что я тебя все еще люблю...

Она вскинула брови:

- А это при чем?

- Как раз ни при чем, - ответил он убитым голосом. - Но когда тебе станет
непонятно, ты сразу же...

- Валяй, - разрешила она решительно.

- Все века, - сказал он, - да что там века, все тысячелетия! -
всегда-всегда, начиная от первых проблесков разума... человек ставил волю
свою над желаниями тела, плоти. Дикарь смеялся и пел, когда его пытали
другие дикари, воин отважно встречал смерть, Сцевола сжег свою руку,
христианские аскеты показывали рекорды власти духа над плотью, как и йоги,
хоть каждый из них по-своему... Но вот пришло гибельное для цивилизации...
и для развития человеческого рода вообще!.. учение... хотя учением это не
назовешь, это торжество простолюдина, торжество худшего в человеке,
торжество плоти над духом...

- Что именно?

- Что? Да то, что пришло из-за океана и победно заливает тьмой все
континенты. Что плотские радости сильнее духовных, к тому же удовлетворить
проще, что все мы - от обезьян, а значит, все еще обезьяны, так что не надо
стыдиться животных привычек и желаний, ибо все, что естественно, не
позорно, но даже то, что неестественно, но относится к радостям плоти, как
гомосексуализм или прочие половые перверсии, это тоже радости помощнее, чем
любые духовные... Словом, это духовное растление вида человеческого надо
остановить...

Она догадалась:

- А, ты из этих... антиамериканцев?

Он снисходительно улыбнулся:

- Лапочка, этот термин только для тебя что-то значит. Как и названия стран
или народов. Для меня племена, нации, народы и народности - лишь части вида
гомо сапиенс. Какие-то на взлете, какие-то регрессируют... Ты не будешь
отрицать, что в процессе эволюции погибло народов и государств гораздо
больше, чем сейчас на планете? Ну, где могущественная Ассирия, государство
Аттилы, Чингисхана, где скифы, майя, шумеры, эллины?.. Но для тебя, живущей
сегодняшним выпуском новостей по ящику, мир кажется неизменным!.. Лапочка,
в целях развития вида... да что там развития!.. чтобы не дать погибнуть,
придется совершить эту маленькую хирургическую операцию... гм... если
терапия окажется бессильной.

Она воскликнула:

- Я не понимаю твоих слов! Ты говоришь ужасные вещи!

- Для сохранения вида людей, - ответил он, - никакие меры не ужасны. Ни
клизмы, ни рвотное, ни даже хирургический скальпель. Даже пила.

Она помолчала, словно переваривая сказанное, а когда подняла голову, в ее
прекрасных карих глазах была обида.

- А ты меня что... уже не любишь?

Экран пошел полосами, заволокло лиловым туманом. Очень медленно проявилось
странное помещение, сплошь заполненное электроникой. Что-то двигалось,
позвякивало, раздражающе мигал свет, и тогда с экрана по глазам била
вспышка.

Морщась, Олег сделал ряд переключений. Свет погас, затем вспыхнул ровный,
рассеянный. Из глубины помещения показалась фигура. Юлия с трепетом
всматривалась в приближающегося человека. Судя по голосу Олега, он вызывал
кого-то из главных. Может быть, даже из состава самого Совета? Тогда он не
рядовой, еще как не рядовой исполнитель! И даже не из среднего звена...

С экрана взглянуло очень худое лицо. Глаза запали так глубоко, что Юлия
видела только сердитый блеск, скулы натянули кожу до треска, вот-вот
прорвут, нос как у покойника, глубокие впадины на висках, губы настолько
тонкие, что зубы пропечатываются через кожу.

- Приветствую тебя, высокочтимый Ганзард, - сказал Олег. - Я думаю, ты уже
все знаешь о плане Яфета...

Человек несколько мгновений всматривался в Олега. Кивнул, голос раздался
скрипучий, словно Ганзард не говорил, а молол кофе на ручной мельнице.

-Да.

- И что думаешь о нем ты?

Голос прозвучал так же скрипуче, однако Юлия уловила в нем словно бы
извиняющиеся нотки:

- Яфет заторопился, потому что по планете пошел СПИД-2.

- Меня интересует твое отношение к проекту Башня-2.

Ганзард сказал торопливо:

- Ты знаешь меня, Олег. Я понимаю твою позицию и... уважаю. Она мудрая и
взвешенная. Но сейчас надо спешить! Я не вижу выхода, как можно ухитриться
и сохранить Разность, и резко ускорить прогресс... Яфет предложил для этого
всего лишь слить все народы воедино. Таким образом исчезнут армии, вообще
исчезнет военное производство. Сотни тысяч людей... да какие сотни тысяч!..
миллионы из производства танков и прочей гадости перейдут на производство
тракторов. А ученые, изобретающие новый смертоносный вирус для уничтожения
врага, будут придумывать лекарства. А десятки миллионов здоровых молодых
парней, что сейчас готовятся убивать друг друга, плечом к плечу начнут
строить... Олег, строить!

Он говорил часто и торопливо, будто поставил все на шифт, но фразы выходили
путаные, рваные, будто нечаянно задевал бэкспэйс, а то и вовсе табился,
снова возвращался, забывая, с какого места потерялся, краснел и говорил все
напряженнее, словно домохозяйка с трибуны Мавзолея.

Олег спросил горько:

- Значит, монокультура?

- Олег, это неизбежно.

- Может быть, - сказал Олег медленно, - хотя и здесь есть варианты... Но в
любом случае сейчас монокультура, даже самая идеальная из существующих на
планете, опасна...

- Олег, подумай о ее преимуществах!

- Я страшусь монокультуры, - ответил Олег честно. - Хотя бы потому, что еще
ни одна культура не оказалась... идеальной. А эта, которая грозит поглотить
все человечество, уже сейчас далеко не самая лучшая. Я не виню народ,
который ее создал. Он вообще никакой не знал! Простые люди, крестьяне и
рабочие, в поисках лучшей доли приехали на новые земли. Своим трудом
освоили дикие земли, отбились от индейцев, выкорчевали леса, развели скот,
стали распахивать нетронутые плугом земли... О какой там высокой духовности
речь, когда нужно было просто выжить? И когда эти люди, создав свое
образование, стали сами писать книги, музыку, снимать кино, то это и
создавалось простыми людьми для простых людей! Это дворянин мог красиво
застрелиться, предпочитая смерть позорному плену, а девиз этих простых
людей: Не будь героем! Помню, еще в Первую мировую русские офицеры... как и
немецкие и английские, стеснялись кланяться пулям, во весь рост обозревали
укрепления врага, а в атаку ходили шагом, не пригибаясь... Да что там в
Первую, даже во Вторую мировую советские офицеры все еще не пригибались под
пулями, а в случае неудачи нередко стрелялись, как бы кровью своей смывая
позор со своего имени. Это русские, немцы, англичане снабжали своих
разведчиков ампулой с цианистым ядом. Само собой разумелось, что разведчик
должен покончить с собой, чтобы не выдать ничего врагу. А эти же в страхе,
что на Лубянке или в гестапо им погрозят пальчиком, давали своим агентам
разрешение выдавать всех и все, подписывать любые бумаги, ползать по дерьму
и целовать врага в зад, только бы выжить... Наследие народа, так и не
успевшего создать ни русского дворянства с его кодексом чести, ни немецкого
баронства, ни английского сэрства!

- Это всего лишь объяснение, - прервал Ганзард, морщась, - с которым мы в
целом согласны. А вот с выводами, уверен, согласятся не все...

Олег развел руками:

- Вывод прост: простой народ хорош для короткого забега. А для дальнего...
Я - против, чтобы этот образ жизни подминал те государства, где в ходу все
еще понятие чести, гордости, достоинства. При этой культуре человек живет
как мыслящее животное, чей интеллект поставлен полностью на службу
простейшим потребностям организма этого животного. Вкусно есть, сладко
спать, не рисковать, сделать всех женщин как можно доступнее, жить с
минимальными усилиями.

- Разве это не желания каждого человека?

Олег вскинул руки:

- Конечно! И даже наши. Я тоже хочу вкусно есть, сладко спать, не
рисковать... Даже то, что сейчас каждой можно прямо на улице задрать
юбку... или спустить джинсы, нравится! Не то, что в старину, когда пока
уговоришь... А чтоб затащить на сеновал - семь потов прольешь, а потом
отбиваешься от ее требований немедля жениться... Но все же я встаю с
постели, хотя хочется поспать, выхожу в дождь и снег, иду на риск, хотя мне
терять больше... Прогресс продлится только до тех пор, пока на науку будет
отпускаться денег больше, чем на увеселения. А сейчас только на косметику
тратится в десятки раз больше, чем на исследования космоса! На модельеров -
в четыре раза больше, чем на биологию. Для производства духов строятся
гигантские заводы с дорогим оборудованием, о котором мечтают сотни хиреющих
научно-исследовательских институтов. Люди, производящие губную помаду,
получают денег в сотни раз больше, чем крупные ученые, делающие открытия в
области металлургии, химии, электроники!

Ганзард сказал невесело:

- Я тоже страшусь унитарности. Тот образ жизни - худшее, что можно
придумать. Это само скотство, но не простое