прожил лет до семидесяти и
сохранился как тридцатилетний, от хвастовства перед соседями переходят к
смутному беспокойству, наконец начинают менять место жительства, скрывают
возраст... Так делают все, и потому большую часть таких людей мы не
выявили. Правда, многие рано или поздно как-то засвечиваются...

- И что с ними? - спросил хозяин невесело. - Как поступаете теперь?
Находите и убиваете?

Олег даже отшатнулся:

- Россоха, что-то ты говоришь не то. С какой стати убивать?

- Чтоб не разболтали тайну.

- Эх, Россоха... зря ты отошел от активной работы.

После паузы Россоха попросил:

- Расскажи о себе. Ведь сколько мы знакомы, ты никогда о себе не
рассказывал.

- Да ничего интересного, - ответил Олег. Глаза его были закрыты, лицо
расслабилось, а губы двигались медленно, почти засыпая. - Родился, как
принято писать в автобиографиях, в простой рабочей семье. Тогда рабочим
классом были охотники. С тех пор живу, учусь, стараюсь быть полезным миру,
в котором возник. Конечно, перепробовал много разных... гм... профессий.

Россоха спросил:

- Но ты... как-то объясняешь себе то, что живешь... дольше других? Считать
себя уродом - противно.

- Я рационален, - признался Олег. - По мне, так только так и правильно.
Получи все бессмертие во времена скифов - сейчас бы по степям носились на
неподкованных конях лихие всадники, приносили бы тысячи людей в жертву
своему Черному Мечу! А если бы обрели во времена римлян - был бы мир
просвещенного рабства, гладиаторских боев. Нет, для прогресса надо, чтобы
люди умирали, унося с собой и старые взгляды. А новое поколение может
что-то придумать лучше. Но в то же время нужны какие-то ниточки,
связывающие с далеким прошлым! Ведь так поколения перекрывают одно другое
на один-два корпуса: человек успевает вырастить сына, иногда успевает дать
наставления внуку, совсем редко - правнуку, но никто не напомнит, что
тысячу лет назад было нечто, что пригодилось бы как раз сейчас... Да, нас
не может быть много, иначе мы будем чересчур влиять на жизнь, затормаживать
развитие, но мы нужны роду человеческому.

Россоха прошептал:

- Ты всегда говоришь о нем как о едином организме!

- Я его так и воспринимаю. Я не знаю, кто я: кровяной шарик или лейкоцит в
теле человечества, но знаю, что организм растет, обновляется, ежесекундно
умирают тысячи клеток, взамен костный мозг или селезенка рождают новых... Я
думаю, и бессмертных тоже. Или очень долго живущих. Ведь мы хоть и живем
долго, но погибаем тоже. Автокатастрофа, падение лайнера, крушение в метро,
пьяный лихач врезается в толпу пешеходов... Один мой знакомый, чтобы всего
этого избегнуть, поселился в горах. Я говорил ему: что за жизнь среди
заснеженных вершин? Не послушал... Через неделю он мне понадобился, но я
обнаружил только замерзший труп. Нет, погиб не от холода, он мог управлять
температурой... своего тела, понятно, но кто предугадает падение метеорита?
В его черепе зияла дырка, куда пролез бы ботинок горнолыжника.

Россоха зябко передернул плечами:

- А в городе с балконов горшки падают реже!

- Как кирпичи с крыш, а то и просто сосульки.

Россоха снова повел плечами, чувствуя, как по коже бегут пупырышки.

- Но как?.. Почему? Людям не дано жить так долго!

- Кем не дано?.. - поинтересовался Олег. - Я думаю, человек и есть тот
одичавший бог, который мог бы жить вечно. Раньше и жили долго, пока не
погибали. Помню, в нашем племени невров никто не умирал от старости. Все
когда-то да погибали. Природа берегла самое ценное, что могла создать... Но
потом люди размножились, и природа, чтобы ускорить бег к совершенству,
сократила жизнь любимому детищу... Нет, неверно. Она не сократила, ибо ее
любимое детище - род людской! А род людской стал развиваться быстрее, когда
отдельные люди стали умирать рано. Зато новое быстрее находило дорогу!..
Кстати, человек и сейчас живет дольше всех известных тварей земных. Род
людской - это единый организм. Все человечество, что бы о нем ни говорили,
едино. Наверное, все звери и птицы с рыбами и насекомыми - что-то вроде
мышц и мяса, сама планета... и остальные планеты, звезды - скелет этого
организма...

Россоха сказал шепотом, боясь, что голос дрогнет, и Олегу станет видно,
насколько ему страшно:

- В моем теле кровь меняется за неделю, плоть за пару месяцев. Даже кости
целиком меняются за два-три года. Но я все тот же, верно?

- Верно, - согласился Олег.

- Но есть и нервные клетки, - продолжил Россоха. - Те самые, с которыми
человек рождается. И которые остаются до его смертного часа. Мы они и есть,
да? Хотя и нервные клетки мрут в конце концов. Как ты... к этому?

- Ужас смерти? - перепросил Олег. - Стараюсь о ней не думать.

- Разве такой ужас тебе знаком?

- Ну... мне страшно подумать об озоновой дыре, что может погубить
человечество... С ужасом представляю движение огромных ледников,
человечество может погибнуть целиком. Да и воздушная оболочка земного шара
истончается с каждой минутой. Очень скоро, через каких-нибудь
десять-двадцать тысяч лет человек начнет задыхаться... Еще мне страшно
представить угасающее багровое солнце над опустевшей землей, холодной и
безжизненной...

Он зябко передернул плечами. Россохе показалось, что всегда непоколебимый и
ровный Олег-богоборец, как его называли в старину, побледнел.

- И ваши националисты и ненационалисты...

Ему показалось, что в зеленых глазах мелькнул огонек благодарности.

- Россоха, говорю же тебе, ты зря надолго выходил из Совета Тайных и вообще
ушел от активной работы... Сидишь тут, всякие мысли в голову лезут. А так
за делом было бы не до самокопания. Понятно же, что мы, долгоживущие,
больше, чем кто-либо, заинтересованы, чтобы человечество жило и процветало.
У простого человека жизнь коротка: ему хватит и запасов нефти, и на
исследования космоса наплевать - даже на Марсе побывать не успеет, а вот
нам в лом через какие-нибудь сто лет бродить по выжженной пустыне среди
миллиардов вымирающих людей! Потому именно мы стараемся что-то делать.

Россоха проговорил жалко:

- Да знаю, знаю... Но иногда среди бела дня как будто морозом осыплет! Как,
думаю, они обходятся в этом мире без рабов, жертвоприношений, хлеба и
зрелищ?.. Долго ли это продлится? Не вернется ли снова на круги своя?

Олег помолчал, прошелся по комнате. Россоха неотрывно смотрел, как он
подошел к окну, распахнул створки. Заговорил, не поворачиваясь к Россохе:

- Ты загнул... И рабы на месте, только по-иному называются, и шаманы
по-прежнему в силе, разве что вместо людей жгут в своих капищах ладан, а уж
хлеб и зрелища так и вовсе раздают, куда ни глянь!.. Мы знали, что земля
плоская, а накрывает ее твердый хрустальный купол. Верно? Так и было. Потом
начали считать, что земля круглая и стоит в центре мира, а вокруг ползают
звезды, солнце и планеты. Хотя для большинства людей Земля и доныне плоская
и стоит в центре мира, а Солнце встает с востока и заходит на западе... Мир
таков, каким воспринимаем. А каким воспринимаем, таков он и есть. Человек и
есть бог, только сам этого не знает, всего боится и все ищет если не бога,
то хотя бы надсмотрщика... Ты уверен, что мир на самом деле таков, каким
считаем сейчас?

Он не видел глаз Россохи, но чувствовал ответ. Конечно, мир не останется
таким: машины станут еще крупнее, их станет больше, компьютеры станут
мощнее, телефоны появятся в наручных часах... К сожалению, всего лишь
экстраполяция. Как с механическими часами, которые Россоха может понять в
любом виде, но для электрических требуется некий скачок в понимании...

- Да нет, - ответил Россоха неохотно, даже голову втянул в плечи. - Боюсь,
что на это вот время скоро станут смотреть как на средневековье.

- Если не на пещерное, - отозвался Олег без всякой жалости. - Тут уже
бабушек считают едва ли не ископаемыми. Только потому, что не знали
телевизоров и холодильников. Не говорю уже о компах или видеомагах! Этих
людей назовут дикими... даже вот те назовут.

Он кивнул на экран телевизора. Звук был отключен, но было видно, как
переходят дорогу малыши из детского сада. Они держались друг за друга, шли
торжественно и важно.

Россоха сказал дрогнувшим голосом:

- Но все-таки... Ты там держишься уверенно! Ты живешь в их огромных
городах, пользуешься банковскими счетами, управляешь самолетами, снимаешь
по Интернету деньги, перебрасываешь на другие счета... Тебе не странно в
таком мире?

Снова Олег не повернулся, только слегка сдвинул глыбами плеч. Волна
мускулов прокатилась по широкой спине, выпячивая каждую жилку, пока не
затихла на уровне узкого пояса.

- Странно? - прозвучал его равнодушный голос. - А чем эти люди отличаются
от тех же древлян? Те в лесу родились, пням молились, верили, что рождаются
под знаками их лягушек, рыб, головастиков, и потому их судьба
предопределена. Дикие люди, верно? А когда я вижу по телевидению, как
ведущая на полном серьезе спрашивает государственного деятеля, под каким
знаком тот родился, а идиот так же серьезно рассказывает, что он Свинья или
Козел... я вижу, что он, в самом деле, и свинья, и козел. А прогнозы
астрологов в газетах, журналах? По телевидению. Да это еще нелепее, чем
верить деревенскому волхву. Тот хотя бы исходит из местных реалий, а
нынешний дурак считает себя то Обезьяной, то Козерогом, хотя в его
местностях таких зверей отродясь не было...

Он замолчал на полуслове. В соседней комнате скрипнула половица. В дверном
проходе показалась стройная фигура молодой девушки, на голове тюрбан из
влажного полотенца, длинный цветной халат до пят, растоптанные шлепанцы на
тонких изящных ступнях.

Россоха улыбнулся:

- Вот и твоя певчая птичка проснулась. Такая женщина сама по себе может
сделать этот мир уютным.

- Почему не для тебя?

Россоха провел дряблой ладонью по седым, уже редеющим волосам:

- Я такой женщины еще не встретил.

Юлия улыбнулась Россохе, неслышно подошла к Олегу сзади, тихо поцеловала в
затылок:

- Заткнись, мой замечательный зануда... Я слышала только твой голос! Ты уже
замучил нашего замечательного хозяина.

Кровоподтеки сошли за ночь, а остатки желтизны она умело укрыла косметикой.
Сейчас она выглядела снова свежей, полной сил, а глаза смотрели с вызовом.

Россоха вытащил из ящика и бросил на стол небольшой бумажный пакет.

- Паспорта, - сказал он буднично, - кредитные карты, водительские права,
право на огнестрельное оружие... Но самого оружия нет, пусть эти бумаги
будут смотреться как выпендреж новых русских.

Юлия с волнением раскрыла свой новый паспорт. С цветной фотографии на нее
высокомерно смотрела жгучая брюнетка азиатского типа. Глаза раскосые,
узкопленочные, нос картошкой, скулы широкие, зубы чересчур крупные...

- Да вы что? - вырвалось у нее. - Да эта... эта образина... я разве на нее
похожа?

Россоха сказал с мягким упреком:

- А вы, оказывается, расистка?

Она от возмущения задохнулась, а Олег бросил нетерпеливо:

- Ты лучше затверди свое имя и фамилию. Остальное тебя не касается.

- Меня не касается собственная внешность?

Россоха мягко взял ее за плечо, усадил в кресло. Когда через полчаса она
встала, даже не через полчаса, прошло едва ли минут двадцать, из зеркала на
нее смотрела женщина, изображенная на фото. Бесцветным клеем Россоха
подтянул уголки глаз, что-то сделал с веками, в нос запихнул пластмассовую
распорку, из-за чего изменился не только нос, но и голос, нарастил скулы,
да так искусно, что она сама практически не отличала искусственное от
естественного, а когда он проделал нечто скверное с ее прекрасными зубами,
у нее вырвалось:

- Так и останется?

- Только на время перелета, - успокоил Олег.

- Господи... Мне кажется, это мои собственные зубы! Я что, жевала табак?

- Или бетель, - ответил Россоха.

Голос его был будничным. Она не рискнула спрашивать такого благородного
человека, что за пошлость он имел в виду.

Глава 21

Шоссе мягко стелилось под колеса. Когда вырулили на Окружную, стрелка
спидометра дрожала на ста двадцати, но Юлии казалось, что стоят на месте:
справа и слева, как и впереди, все двигались на одной скорости, разве что
изредка проносился какой-либо лихач. Идеально ровное шоссе создавало
иллюзию, что машина вертит колесами на месте.

- Чудесно, - прошептала Юлия. - Поверишь ли, я никогда не ездила в таких
машинах.

Олег покосился удивленно:

- Разве? С такой фигурой...

- При чем тут фигура? - спросила она враждебно.

- Ну, всякий остановится и предложит подвезти, куда скажешь.

- Но я не ко всякому сяду, - отрезала она.

Настроение чуть испортилось. Неужели он считает, что она, с ее идеальной
фигурой и длинными ногами... а также высокой грудью и длинными роскошными
локонами... и красивыми глазами, естественно, готова сесть в любую богатую
тачку? Правда, сейчас она - восточная женщина, богатая, надменная и
красивая... по-своему, но внутри у нее по-прежнему трясется испуганный
зайчик, дергает носиком и закрывает глаза белыми пушистыми лапками.

По дороге к аэропорту их несколько раз обгоняли, но Олег вел машину ровно и
спокойно, играя зажиточного, но расчетливого автовладельца. Он тоже был
жгуче-черный, смуглый, со всеми признаками потомка славного хана Узбека,
который пока еще не пойман ни на чем незаконном...

Юлия про себя твердила, что она - Зарифа Садыкова, что по всем вопросам
лучше обращаться к мужу, вот он рядом, он не любит, когда она раскрывает
рот, а она лучше помолчит в тряпочку, господин инспектор.

В аэропорту слегка удивились, что они без багажа, но Олег сказал гордо:

- Настоящие джигиты не возят за собой тряпки!.. Все, что моим женщинам
нужно, я покупаю на месте!

Он свысока оглядел работников аэропорта, которые не в состоянии купить
женам лишнюю пару колготок. Те помрачнели и отвернулись. Юлия поняла, что
сейчас можно пронести хоть гранатомет, если бы в нем возникла нужда.

Ко входу подали два автобуса. В один ринулись толпой, Юлия сделала движение
тоже со всеми, ведь мест может не хватить, в аэропорту это сплошь и рядом,
последние [#149]пассажиры остаются ждать следующего рейса, а то еще вдруг
какой депутат вздумает навестить избирателей, тут же кого-то из пассажиров
попрут. Понятно, задних...

Олег придержал за руку:

- Дура ты, Зарифа!.. Для людей - вон тот автобус.

Он говорил громко и нагло, его тут же перестали замечать. Сейчас он мог бы
расстегнуть ширинку, ходить с высунутым языком, все взгляды упорно
скользили мимо, из опасения, что этот чучмек начнет навязывать свое
общество им, приличным людям.

В автобус погрузилось всего двенадцать человек. К самолету подали два
трапа. В то время как на том, что ближе к хвосту, народ толпился и лез
вперед, отпихивая друг друга и оттаптывая ноги, здесь все вышли чинно,
уступали один другому дорогу, не спешили. Только у некоторых в руках были
чемоданы, у остальных при себе кейсы, ноутбуки, у женщин - крохотные
сумочки.

Когда Юлия поднялась по трапу, с благоговением поняла, что это и есть тот
самый сказочный первый класс, о котором слышала только краем уха. В салоне
всего двенадцать кресел. Не по три в ряд, а по два. Между креслами
просторно, можно встать и выйти, не беспокоя соседа. Для обеда - не
откидная дощечка на спинке кресла впереди, а настоящий столик для каждого!

Едва уселись, милая стюардесса сладким голоском поприветствовала уважаемых
пассажиров на борту их лайнера, объявила правила, когда и как курить, а
Юлия украдкой оглядывала крохотный салон, солидных пассажиров, всего две
женщины, если не считать ее, обе одеты строго и настолько элегантно, что
Юлия ощутила острое желание вышвырнуть обеих из самолета. Не сейчас, а
когда поднимутся повыше.

Олег шепнул:

- Отдыхай. Я сейчас вернусь.

- В туалет? - прошептала она.

- Ну вот, - ответил он громким шепотом, - опять ты за свое!.. Не занимаются
этим стюардессы. Пока в полете, понятно. Некогда им, дура! Понятно?

За их спинами чуть слышно хмыкнуло. Юлия сделала злое подозрительное лицо,
а когда Олег поднялся и пошел по широкому проходу, просверлила ему спину
злым взглядом.

Стюардесса вскрикнула:

- Куда вы? Пока самолет не взлетел, передвигаться запрещено...

- Живот, - прохрипел Олег. Он прижал обе ладони к животу. - Наверное,
что-то съел...

Как она и ожидала, он не свернул к туалету, в первом классе есть свой...
надо обязательно посмотреть, как буржуи живут... а отвел в сторону занавес,
разделяющий первый класс и... остальных, исчез.

Юлия замерла, продолжая сохранять злое и вместе с тем обиженное лицо
восточной женщины, которую муж золотом осыпает, но свое внимание
распределяет по доступным московским бесстыдницам.

По ту сторону прохода изящная молодая женщина выдвинула столик, подняла с
пола и поставила, раскрыв, ноутбук. По тому, как профессионально улыбнулась
своему спутнику, Юлия поняла, что это и есть одна из тех секретарш на
выезд, самых высокооплачиваемых профессионалок, что сопровождают
бизнесменов в далекие поездки. Ее подруги рассказывали о таких с жаром, в
котором осуждение перемешивалось с жгучей завистью. Такие, по слухам, в
самом деле умеют печатать, стенографировать, сервировать столы, даже служат
переводчицами, а не только приводят в норму гормональный тонус нанимателя и
его друзей.

По проходу шелестнули шаги. Не поворачиваясь, она уже чувствовала, что
подходит Олег. Он плюхнулся рядом, угрюмый, раздосадованный.

- Что, - сказала она негромко, но так, чтобы услышали, - не повезло?

- Замолчи, - буркнул он.

- Постыдился бы, - сказала она горячим шепотом.

- Замолчи, дура! - рыкнул он, но в его голосе она ощутила поощрение.

- У тебя взрослые дети! - сказала она уже громче. - А ты этих бесстыжих
бегаешь щупать!

Он схватил полотенце с ее колен, вскочил и пошел обратно по проходу.
Обернувшись, она видела, как он вытирает им потное раскрасневшееся лицо.

Вернулся, полотенце в руке скомкано, Юлия насторожилась, заметно, что в
полотенце что-то еще... Когда Олег тяжело опустился в кресло, с облегчением
поняла, что никто не заметил ничего уже потому, что старались не смотреть
на развязного среднеазиата, от которого пахнет чесноком.

Он опустил полотенце между их креслами, тут же выдернул, бросил ей на
колени. Юлия наклонилась к его уху:

- Что-то случилось?

- Все в порядке, - буркнул он.

Закрыл глаза, рука его коснулась ручки рядом. Кресло плавно изменило
наклон. Губы надулись, как у обиженного ребенка, он начал размеренно
посапывать, но тут же всхрапнул, дико посмотрел по сторонам.

По ту сторону прохода в кресле с удобствами расположился румяный и
жизнерадостный толстяк средних лет. Он вытер платком лоб, сразу же заказал
стюардессе холодный боржоми, на Олега взглянул веселыми живыми глазами:

- Не спится? Я тоже не могу спать в самолетах. Летаю чуть не каждую неделю,
а вот спать не привык. Вы с Востока?.. Мы сейчас поворачиваемся лицом к
Востоку!.. Очень!.. Я помощник сенатора штата Мичиган... лоббист, ха-ха,
хотя лоб у меня как лоб... Вы бизнесмен, да?

Олег кивнул:

- Да. Скот, рудники.

- О, и рудники? - удивился толстяк. От его взгляда не укрылись ни Ролекс
Олега, ни серьги с бриллиантами Юлии. - Это похвально, похвально!.. Медь?

- Никель, - сообщил Олег.

- Вам повезло, - сообщил толстяк уважительно. - Никель сейчас идет в цене.
Меня зовут Майкл Айвэноф, я сейчас как раз занимаюсь Востоком... Это же
просто замечательно, что ваш жизненный уклад наконец-то вошел в орбиту
цивилизованного мира! Если бы не те банды талибов и ваххабитов...

Олег сказал обидчиво:

- Почему же банды? Это люди идеи.

- О! - воскликнул экспрессивно Майкл, он явно копировал юсовцев с
итальянцев. - Я не хотел вас обидеть!.. Это люди идеи, но какой идеи!.. Это
все разрушительно!.. Это бесчеловечно!

- Почему? - удивился Олег.

Юлия посматривала с тревогой, Олег почему-то завелся, это неосторожно, но
Олег в ее сторону не смотрел, на толчки в бок внимания не обращал.

Майкл в ужасе распахнул чистые невинные глаза. Румянец распространился по
всему лицу, окраси