ашка, а лицо умной и
элегантной женщины, которой бы родиться на пару веков раньше, когда рыцари,
мушкетеры, дуэли и турниры в ее честь, а она, красивая и надменная, выходит
из кареты...

Ее серые строгие глаза под высокими тонкими дугами бровей смотрят строго и
оценивающе. Прямой тонкий нос, аристократический, такие же красиво
очерченные губы, не слишком толстые и пухлые, как у простолюдинки, а именно
строгие и одухотворенные, и только где-то очень глубоко чувственные, что
заменено сейчас гадким словом сексуальные, но на такой глубине, куда этим
male-pigs не заглянуть.

Приподнятые скулы, выступающий подбородок. Небольшая родинка на правой
скуле, которую все не удается оценить: украшает ли, придавая пикантность ее
академическому облику, или же портит?

Глава 2

Как всякий человек этого века, она, не глядя, сразу же ухватила пультик,
телевизор с хлопком включился, только потом повесила сумочку, сбросила
туфли.

Ее однокомнатная, перестроенная собственными силами, выглядела достаточно
просторно: перегородку между кухней и комнаткой убрала, теперь кухня
получилась почти европейских габаритов. Правда, куда-то делась ее
единственная комната...

По экрану пошли скакать клоуны, Юлия приглушила звук, повела рукой:

- Устраивайся!.. В холодильнике есть пиво, соки, даже початая бутылка
муската. На кухне - кофе растворимый и в зернах, чай, печенье. Курицу
изжарить могу через час, не раньше. Ах да, кофемолка сломалась, так что
придется растворимый.

- Я не привередлив, - сказал он великодушно. - Растворимый так растворимый.

- В такую жару?

- А что, где-то жарко? - удивился он.

У нее по спине пробежал предостерегающий ветерок. Вдруг почудилось, что его
скорее сейчас морозит. Сердясь на себя за свои страхи, сказала независимо:

- Как хочешь. Пиво в холодильнике, я предупредила.

Ее пальцы нервно переключали каналы. На одном канале президент по бумажке
пытался прочесть свое имя, на другом - в Думе за что-то голосовали, на
третьем, четвертом и пятом - президент, надолго умолкая, все еще по складам
читал свою фамилию.

- Что за... - вырвалось у нее. - Когда же это кончится? Когда кончится?..
Как можно, чтобы во главе такой огромной страны стояла мафия?.. Потому и
плодится эта погань в подворотнях...

Он прошел на кухню, взял кофемолку, завертел ее с отсутствующим видом перед
глазами, отыскал зерна в большой банке из-под сухого молока с надписью Рис,
засыпал в кофемолку. Юлия вздрогнула, кофемолка загудела, зажужжала, иногда
поскрипывала, когда под лезвие попадалось целое зерно. Сквозь стеклянную
крышку было видно, как по кругу мечется коричневое облако, превращаясь в
тончайшую пыль.

Голос Олега, счастливчика, зазвучал спокойно, усыпляюще:

- Власть всегда захватывали разбойники. Во всех странах, во все эпохи.
Конунги, ханы, князья, цари, президенты, генсеки. Для того чтобы не грабить
наскоком, по-волчьи, а давить соки уверенно, неспешно, придумывая то право
первой брачной ночи, то право проезда на красный свет под мигалку...

Она прервала возмущенно:

- То было дикое средневековье! А сейчас, сейчас...

- Сейчас, - сказал он, соглашаясь, - и так все девки и бабы его. Это и
понятно, потомство давать должны лучшие быки. Хоть в средневековье, хоть
сейчас. Иначе род людской вымрет. А смену власти придумали еще хитрее:
выборы! Понятно, что победит либо он сам, либо разбойник похлеще.
Преемственность власти, так сказать. Чтобы ни один совестливый не
пробрался, ни один умный, ни один щепетильный... Только своя братва!

Их взгляды встретились, оба разом улыбнулись. В любой другой стране они бы
под хохот клоунов с телеэкрана наполнили по рюмке вина... по-зарубежному,
то есть в высокую рюмку пару капель на самое донышко, чего не могут понять
в России даже женщины, после чего завалились бы на диван или кровать
трахаться, иметься, жариться, блудить, совокупляться, потеть, хариться,
безобразничать, иметь стыд...

... но в России не могут не заговорить о политике, о финансовом положении,
из-за чего кровь начинает бурлить в сердце и бить волнами в мозг, после
чего долго не хочет опускаться к развилке.

Он вышел на пространство бывшей комнаты, там пол другой, с любопытством
рассматривал дешевые репродукции на стенах. Юлия вытащила курицу из
холодильника, прислушалась к его шагам. Этот рыжеволосый чем-то неуловимо
отличается от мужчин, которых она раньше знала. Если честно, то знала
хорошо. На ее яркую внешность они слетались как бабочки, ей не приходилось,
как ее одноклассницам, а потом сокурсницам, строить кому-то глазки и
показывать ножку.

Но этот, этот какой-то особенный...

Из комнаты донесся его мягкий мурлыкающий голос. Прислушалась, мелодия была
странная, непривычная уже тем, что мелодия, ибо мир заполнился ритмами, а
мелодии давно ушли, существовали на задворках, но от этой в груди
защемило... Он фальшивил немилосердно, явно все медведи уши оттоптали, но
все равно в ее сердце разлилась сладкая тоска, она ощутила, что невольно
расправляет руки в стороны, словно птица, почуявшая свободу...

- Что это? - крикнула она из кухни потрясенно. - Что за музыка?.. Что за
песня?

Он вошел на кухню смущенный, развел руками, не думал, что у нее такой
острый слух, но она смотрела требовательно, и он сказал нехотя:

- Это песня одного моего друга.

- Он даже не профессионал? - поразилась она.

Почему-то сразу решила, что этот рыжий с его слухом и близко не подходил к
миру музыки и что у него все друзья такие же тугоухие.

Слабая улыбка скользнула по его губам.

- Я бы не назвал его профессионалом.

- Но кто он? - допытывалась она. - Он просто бог!

Что-то изменилось в его зеленых глазах, словно он хотел отшатнуться, но
удержался, и, не сводя с нее удивленного взгляда, слегка наклонил голову:

- Да, ты права.

Он явно не хотел отвечать, и она зашла с другого конца:

- Но где ты слышал эту мелодию?

- Далеко.

- Где, в Штатах?

Он покачал головой:

- Да нет... Скорее на этих землях.

- Я так и думала! - воскликнула она. - Штатовские меня не трогают. Под них
хорошо танцевать, балдеть, тупеть, но что-то сердце защемило... Если он не
знаменитость, ты меня с ним познакомишь?

Он медленно покачал головой:

- Это было давно. Очень давно. Песен было много, это единственное, что в
моей голове застряло.

Она развела руками:

- Ну ладно... Жаль, такую хорошую песню забыли. Правда, язык тоже странный.
Не английский, не французский...

Он кивнул, соглашаясь, что не английский, не французский, замедленными
движениями засыпал смолотый кофе в джезву, пальцы коснулись верньера
газовой плиты. В тот момент, когда джезва без стука опустилась на решетку,
под ней вспыхнул злобно шипящий голубой венчик. Ни одного лишнего движения,
ни одного лишнего слова. Даже не взял пьезозажигалку, но огонек все равно
вспыхнул. Наверное, там и горел самым малым пламенем, ее гость только
добавил газу...

Юлия ощутила, что напряжение в самом деле начинает испаряться. Раньше бы
еще полночи изобретала способы, как отомстить мерзавцам из подворотни,
убивала бы медленно и сладострастно, а потом еще всех под асфальтовый
каток, сейчас же, в самом деле, начисто выбросила из головы эту мразь, как
старалась не помнить о мусорной куче, мимо которой завтра на службу,
оскальзываясь на банановой кожуре и апельсиновых корках.

Осталось ощущение, что что-то забыла спросить, несколько мгновений смотрела
на синюю корону огня, но не вспомнила, распахнула холодильник, стараясь не
показать гостю, что там пусто, как в Центральном банке России, если не
считать трех баночек пива и глыбы льда в морозилке, изображающей курицу. Ах
да, курица уже на столе, осталось разморозить и сунуть в электрогриль.
Совсем плохая стала, не должно присутствие мужика... нет, это не мужик, это
настоящий мужчина, надо признать... не должно присутствие даже лучшего из
мужчин так сбивать с толку!

За спиной послышался хрип. Она испуганно оглянулась. Лицо ее гостя, за
последнюю четверть часа слегка порозовевшее, вдруг залила смертельная
бледность. Глазные яблоки застыли. Юлия со страхом увидела, как там
лопаются кровеносные сосудики, кровь разливается по всей оболочке, вот уже
глаза красные, как у выходца из ада...

Он пошатнулся, попытался ухватиться за спинку стула. Пальцы промахнулись,
он отступил и рухнул навзничь на диван. Тело свела судорога, лицо страшно
напряглось, под кожей выступили и натянулись жилы.

- Что с тобой? - вскрикнула она. - Ты припадочный?..

Он захрипел, лицо перекосило. Он был страшен, Юлия раздиралась между
отвращением и жалостью, метнулась к аптечке, вывалила на стол целую груду
флакончиков и пластмассовых пластинок с впаянными кружочками таблеток.

- Что тебе дать?

Олег хрипел, его корчило, выгибало. Ей почудилось, что в его животе
перемещаются какие-то шары, даже мелькнули жуткие кадры фильма про
инопланетян, что вселяются в тела людей и размножаются в них, но уверила
себя, что это ходят бугры мускулов.

- Сделать укол? - допытывалась она. - У меня есть тут всякое... Седалгин,
уротропин... ага, но-шпа...

Пальцы дрожали, она кое-как отпилила краешек ампулы, надела на шприц иглу и
долго неумело вытягивала оранжевую жидкость. Уколы никогда в жизни не
делала, но, подражая виденному, подняла шприц иглой вверх, надавила на
поршень. Брызнул тончайший фонтанчик.

- Куда тебе... В задницу бы... Ладно, можно везде, только бы не в вену. В
вену боюсь...

Его губы уже пересохли, нижняя лопнула. Поверх сухой как выжженная пустыня
кожи выступила крупная алая капля, медленно сползла на подбородок. Затем, к
великому потрясению Юлии, трещинка закрылась, края сомкнулись, поверх легла
аккуратная заплатка. А капелька крови мигом засохла, рассыпалась в мелкую
коричневую пыль.

С губ сорвался хрип. Юлия прислушалась, спросила со слезами на глазах:

- Что?.. Повтори!

- Не... надо...

- Что - не надо? - прокричала она ему в ухо. Почему-то решила, что в его
черепе сейчас стоит грохот, словно работают камнедробилки. - Укол не надо?

- Не... надо...

Она остановилась, руки ее вздрагивали. Крупная янтарная капля с кончика
иглы медленно поползла вниз, перетекла на пальцы.

Его выгнуло дугой, с губ срывались хрипы, стоны. Лицо дергалось, под кожей
по черепу носилась стая голодных мышей. Юлия осторожно положила шприц на
стол, ее мягкая ладонь легла на его лоб.

Дрожь пробежала по всему крупному телу. Веки поднялись резко, на нее в упор
взглянули бешеные зеленые глаза. Вокруг яркой зеленой оболочки все залило
кроваво-красным.

Юлия отшатнулась. С его губ слетело хриплое:

- Погоди... Сейчас кончится...

- Но помочь?

- Уже... проходит...

У нее по коже побежали крупные пупырышки. Говорил не он! Голос его, но
интонации, оттенки, этот низкий зловещий бас, словно механизм пытается
общаться с человеком...

Судорога пробежала по его крупному телу. Через мгновение Олег вздрогнул,
непонимающе огляделся:

- Черт... У меня был припадок?

- Да, - ответила она с глубокой жалостью. - Так, крохотный... Ничего не
разбил, даже за мной с ножом не побегал.

Он хлопнул веками, она потрясенно видела, с какой непостижимой скоростью
глазные яблоки очищаются от красноты. Через несколько долгих мгновений, в
течение которых она не отрывала взора от его удивительных глаз, кровавая
пелена ушла. Глазные яблоки сверкали чистотой, как фарфоровые, а мелкие
кровеносные жилки стали почти незаметными.

- Да, - согласился он, - это я упустил. Ты извини меня, пожалуйста! Это не
заразное, честно.

Он поднялся, Юлия невольно отступила. Он возвышался над нею, огромный и
нечеловечески сильный. Если захочет ухватить за горло, то ей останется
только вспискнуть и вывалить язык.

- Ладно, - сказала она, - все в порядке. Что говорят врачи?

- Думаешь, - ответил он хмуро, - врачи об этом знают? Это у меня недавно...
Но заняться собой некогда, все на бегу... Вот разделаюсь с делами - займусь.

Она, вздохнула с облегчением:

- Если это не врожденное, то излечимо.

- Не врожденное, - заверил он.

- Ладно, отдыхай, - сказала она с сомнением, - я приготовлю ужин. Потом
расскажешь, что у тебя за такие дела, что о собственном здоровье подумать
некогда! Подумать только, есть еще такие мужчины...

С телеэкрана неслась разухабистая дурь, он взял пультик и бросил на диван.
Экран тут же погас, в комнате настала тишина. Едва слышно шипел сгораемый
газ. Юлия ощутила внутри себя некоторое щекотание, будто его взгляд
проникал в ее внутренности.

Сердясь на себя за такую чувствительность, она грубо сдирала с курицы
примерзший пластик, спросила независимо:

- А ты кто по профессии?

- Геополитик, - ответил он после некоторой паузы.

- Гинеколог? - переспросила она. - Ах, поняла... Только не знала, что есть
такая профессия. Хорошо платят?

Он сказал опять же после едва заметной паузы:

- Да как тебе сказать...

- Понятно, - прервала она. - Тебе кофе крепкий или побережем здоровье?

Он ответил, как она и полагала, крепкий, хоть в этом беря реванш за свой
приступ, за явно маленькую зарплату, иначе бы распустил павлиний хвост, все
мужчины бахвалятся. Хорошо, хоть не соврал, что ходит в министрах и гребет
в валюте... Или что приступ - следствие контузии в ходе важной
правительственной операции по освобождению заложников.

Она спросила подозрительно:

- Что так смотришь?

Он отвел взгляд в сторону:

- Да так... Ничего.

Его пальцы коснулись решетчатого кожуха большого вентилятора,

Юлия предупредила:

- Сломан. Что-то перегорело или отсоединилось...

- Жаль, - ответил Олег. Он пощупал коробочку пульта, хмыкнул, ткнул пальцем
в кнопку. Лопасти медленно пошли по кругу, тут же слились в серый круг. По
комнате пошел ветерок.

Юлия вздрогнула:

- А ты не победитель конкурса Золотые руки? Кофемолка у тебя мелет,
вентилятор дует... - Снова она уловила его взгляд на себе. Странный,
тоскующий, а совсем не тот, какой мужчина бросает на молодую красивую
женщину. - Что-то не так?

- Так-так, - ответил он торопливо. - Что у тебя это за зверинец на
подоконнике?

- Ты не знаешь? - удивилась она. - Через четыре с половиной месяца мы
войдем в третье тысячелетие! По всей планете... почти по всей!.. готовится
грандиознейший праздник! Уже можно запасать шампанское и эту... как ее...
рождественскую индюшку.

- Индейку.

- А есть разница?

Его левая щека дернулась, а губы изогнулись зло и невесело.

- Праздник! Снова праздник, черт бы все побрал... Когда работать и
работать... Веселье... Третье тысячелетие! Как все еще верят в волшебство!

- В волшебство? - переспросила она удивленно. Клочья пластика трещали,
отдирались вместе с куриной кожей, сухо лопались, как фанера. - При чем тут
волшебство?

Он придвинул ногой кресло, сел. Лицо его оставалось бледным, голос -
невеселым, но теперь Юлия уловила нотки сильнейшего отвращения.

- Какую только магию не приписывают... всего лишь удобной точке отсчета!
Иудеи считают от сотворения мира, мусульмане - от рождения Магомета,
христиане - от рождения Христа. Совсем недавно договорились принять за
точку отсчета предполагаемую дату рождения Христа. До тысяча семисотого
года у нас был восемь тысяч какой-то!.. Еще круче, верно? А можно вообще от
первых костей кроманьонца. Тогда сейчас на календаре был бы два миллиона
какой-то год. Тупым хоть головы поразбивай, твердят, что с первого января
двухтысячного года - третье тысячелетие! Первоклассник знает, что лишь
последний год второго. А до третьего - еще год. - Она смолчала, и он понял
по ее смущенному лицу, что и она, человек с высшим образованием, тоже
считает двухтысячный год уже началом третьего тысячелетия. - А как будут
разочарованы утром, - сказал он насмешливо, - когда ничего не произойдет!
Когда и в третьем будет все то же, что во втором. И придется идти на
проклятую службу, в опостылевшие вузы, в противные школы...

- Я разочаровываюсь каждое утро, - сообщила она. - Тем, что приходится
просыпаться, идти на эту проклятую работу... И никакого просвета, ничего не
меняется! - Курица наконец заняла свое место в микроволновой печи. Юлия
покрутила колечко на таймере, обернулась. - Сполоснусь под душем, -
сообщила она. - Это быстро. Займись чем-нибудь! Вон там диски DVD, даже
энциклопедия есть. Ты, похоже, из тех, кто справочники читает?.. Курица
будет готова через пятнадцать минут, я выйду через десять.

Он не ответил. Юлия проследила за его взглядом. Ее гость повернулся к окну,
рассматривал оконную раму. Юлия уже и забыла, что там вон, в ее стерильно
чистом мире, на белоснежной раме сереет неопрятный продолговатый комок. Она
несколько раз, когда мыла стекло, проходила и по нему мокрой тряпкой, но
куколка вцепилась в дерево как клещ, держится.

Прошлой осенью в открытое окно откуда-то снизу вползла толстая мохнатая
гусеница. Юлия панически боялась любых червяков, потому сразу же начала
искать, чем бы прихлопнуть... Но тут раздался телефонный звонок,
взволнованный голосок Валентины, школьной подруги, пропищал умоляюще, что
не могла бы приехать, нелады с мужем, ребенка оставить не на кого, а этот
идиот уже и телевизор вышвырнул из окна: счет футбольного матча не
одобрил...

Пришлось срочно выскакивать, мчаться на другой конец города, улаживать,
сидеть с перепуганной подругой, потом люди в милицейской форме, протоколы и
прочие бумаги, наконец дурака увели в участок, а ей пришлось заночевать...

Прямо от подруги с утра на службу, коллеги острили, что раз не переоделась,
то ночевала не дома. Наконец добралась домой, приняла душ, поела вволю и
только к самому вечеру, подойдя к окну, увидела, как гусеница старательно
прикрепилась к раме возле самого стекла, так что со стороны казалось, будто
две толстые гусеницы остановились передохнуть. По телевизору в этот момент
начался любимый сериал, а после сериала ток-шоу про одиноких женщин
затянулось далеко за полночь...

На следующий день гусеница сморщилась, с шеи начала сползать шкура, а затем
выглянул острый нос блестящей ракеты. Чуть позже шкура высохла и свалилась
клочьями, а остроносая с обоих концов куколка, чем-то похожая на пулю и на
космическую ракету разом, осталась на раме. Юлия с нею примирилась, но
когда мыла окно, то мокрой тряпкой безжалостно проходилась и по ней.
Впрочем, прочные доспехи выдерживали такой натиск, как на природе
выдерживают дожди.

Сейчас блеск угас, куколка растрескалась, а из щелей высунулись гадкие
шевелящиеся щупальца. Юлия подавила чувство отвращения, остановилась за
спиной Олега. Тот неотрывно наблюдал за этими слабыми лапками, что
просунулись в трещину и беспомощно шарят по воздуху. В остром торце лопнуло
тоже, туда просунулись вялые слабые усики, затем уродливая голова с
огромными, еще невидящими... или видящими?.. глазами.

- Трудно поверить, - сказала Юлия, - что из гусеницы получается бабочка!

- Еще как трудно, - ответил Олег. Он даже не обратил внимания, что Юлия
положила ему мягкие ладони на плечи и нагнулась так, что ее полные груди
провоцирующе коснулись его затылка. - Сколько раз такое видел...

- Ты не специалист по насекомым?

- Увы, - ответил он со вздохом, - всего лишь по людям.

Она засмеялась, принимая шутку. Он повернулся, его руки сграбастали ее за
талию, она очутилась в могучих объятиях, на коленях, на миг прижалась к
широкой и твердой, как доска, груди, по телу удивительно быстро пошла
сладкая волна. Сердясь на себя, засмеялась принужденно, поспешно
высвободилась:

- Что-то у нас все не так... Кофе на ночь, говорим черт те о чем!..

- Наверное, - предположил он, - мы не такие, как все.

- Это конечно, - согласилась она. - Мы - самые лучшие!

Засмеялась снова, у нее ровные красивые зубы, и потому смеяться можно очень
широко, правда, с левой стороны один зуб почему-то посерел, но настолько
широко она пасть и не разевает, иначе он увидит ее трусики, а при смехе у
нее еще и милые ямочки на щеках...

Олег улыбнулся, мысли этой феминистки как на ладони, как и она вся. Как
будто он не видит ее слегка по