, точно море перед штормом. - Ты отречешься от престола и  вместе
с семьей  уедешь  на  какой-нибудь  дальний  остров,  где  в  безвестности
спокойно доживешь свои дни.
   Правитель порезался лезвием  ножа,  но  как  будто  не  заметил  этого.
Капелька крови запятнала белый шелк  рубашки.  Губы  у  него  тряслись.  В
тишине, воцарившейся после ее слов, Марис ощутила глубокую усталость.  Она
сделала все, что могла. Сказала все, что могла сказать. Теперь  оставалось
только ждать.
   Эван обнял ее за плечи. Краешком глаза Марис увидела, как разбитые губы
Колля сложились в улыбку, и внезапно  ей  стало  почти  хорошо.  Будь  что
будет,  ее  совесть  чиста.  Ей   показалось,   что   она   вернулась   из
долгого-долгого полета, руки и ноги ноют, одежда  промокла  насквозь,  она
промерзла до костей, но в ее памяти небо, крылья, несущие ее над морем,  и
этого достаточно. Да, она сделала все, что могла.
   - Условия! - злобно  крикнул  Правитель  и  поднялся  с  трона,  сжимая
окровавленный нож. - Вот тебе условия! - Он указал  на  Звана.  -  Уведите
старика, отрубите ему руки и  вытолкайте  вон,  пусть  исцелит  сам  себя.
Любопытное будет зрелище! - Он захохотал и повернулся. Теперь нож указывал
на Колля. - Певец останется без  правой  руки  и  языка.  -  Затем  пришла
очередь Марис. - Ну, а ты... Раз тебе нравится  черный  цвет,  ты  сможешь
насладиться им сполна. Тебя запрут в темнице без  окон,  без  светильника,
где будет одинаково черно и днем и ночью. И ты  останешься  там,  пока  не
забудешь, что такое солнечный свет. Тебе нравятся эти  условия,  летатель?
Нравятся?
   На глаза Марис навернулись слезы, но она сдержала их.
   - Мне жаль твоих людей, - сказала она мягко. - Они ничем  не  заслужили
такого Правителя, как ты!
   - Уведите их, - распорядился Правитель. - И выполняйте приказ!
   Стражники переглядывались. Один нерешительно шагнул вперед, но  тут  же
попятился, обнаружив, что остальные не шевельнулись.
   - Чего вы ждете! - завопил Правитель. - Заберите их!
   - Господин, - с достоинством сказала высокая женщина в форме начальника
стражи, - прошу тебя, возьми свои слова  назад.  Мы  не  можем  искалечить
певца или запереть в темницу Марис с Малого Эмберли. Мы погибнем. Летатели
уничтожат нас всех.
   Правитель уставился на нее, а затем взмахнул ножом.
   - Ты тоже арестована за измену. Тебя посадят в темницу рядом с ней, раз
она тебе так нравится! Взять их! - крикнул он стражникам.
   Те остались на месте.
   - Изменники! - проговорил он. - Меня окружают  одни  изменники.  Смерть
всем вам, всем! - Его взгляд упал на Марис. - А ты будешь  первой!  Я  сам
тебя прикончу.
   Теперь Марис видела только нож - тусклая бронза, окровавленное  лезвие.
Она почувствовала, как рядом с ней напрягся Эван.  Правитель  улыбнулся  и
пошел к ним.
   - Остановите его! - сказала женщина, которую он хотел арестовать. Голос
ее был усталым, но твердым, я тотчас  Правителя  окружили.  Дюжий  мужчина
схватил его за руки, тоненькая девушка вырвала нож таким быстрым и плавным
движением, точно извлекла кинжал из ножен.
   - Я очень сожалею, - сказала женщина-начальник.
   - Отпустите меня! Я ваш Правитель! - крикнул он.
   - Нет, - ответила она. - Нет, господин. Боюсь, ты тяжело болен.


   Старая  угрюмая  крепость  еще  никогда  не  видела   такого   веселого
праздника. Серые стены пестрели яркими знаменами и цветными фонарями, а  в
воздухе ароматы яств и вин мешались с запахами дыма и  фейерверка.  Ворота
были  гостеприимно  распахнуты.  По  стенам,   правда,   еще   расхаживали
стражники, но почти все сняли форму, а об оружии и упоминания не было.
   Виселицы спилили, а  эшафот  приспособили  для  выступления  жонглеров,
фокусников, клоунов и певцов, развлекавших праздничные толпы. Внутри  тоже
были открыты все двери, а залы заполнили веселящиеся горожане.  Из  темниц
выпустили  заключенных,  и  даже  самым  последним  бродягам  с   задворок
Порт-Тайоса разрешили присутствовать на празднике. В парадном  зале  столы
ломились под тяжестью огромных кругов сыра, корзин с хлебом и всевозможной
рыбы - копченой, маринованной,  жареной.  От  очагов  все  еще  доносились
ароматы жареной свинины и морских кошек, а на плитах пола блестели  лужицы
пива и вина.
   Воздух звенел от музыки и смеха. Никто из старожилов Тайоса  не  помнил
такого пышного и многолюдного празднования. Среди жителей мелькали  фигуры
в черном - но вовсе не скорбящие, судя по их лицам. Летатели! Эти летатели
- и  однокрылые  и  прирожденные,  -  вместе  с  изгнанными  певцами  были
почетными гостями, которых все поздравляли наперебой, за  которых  усердно
пили.
   Марис бродила по шумным залам, вздрагивая при мысли, что  кто-то  снова
кинется восхвалять ее. Пожалуй, праздник слишком затянулся. Она  устала  и
чувствовала себя отяжелевшей от всего съеденного и выпитого  по  настоянию
восторженных  поклонников.  Ей  хотелось  только  одного:  найти  Эвана  и
тихонько уйти домой.
   Кто-то окликнул ее по имени, и Марис неохотно обернулась.  Она  увидела
нового Правителя Тайоса и длинном вышитом платье,  которое  совсем  ей  не
шло. Без формы она словно чувствовала себя неловко.
   Марис с трудом улыбнулась.
   - Я слушаю. Правитель.
   Недавний начальник стражи поморщилась.
   - Наверно, я привыкну к такому обращению, но пока оно лишь  вызывает  у
меня неприятные мысли. Сегодня мы почти не виделись.  Ты  не  уделишь  мне
несколько минут?
   - Конечно, сколько пожелаешь. Ты ведь спасла мне жизнь!
   - Невелик подвиг. Твои поступки требовали куда большего  мужества,  чем
мои, и в них не было и тени своекорыстия. А про меня  будут  рассказывать,
как я плела интригу, чтобы низложить Правителя и занять его место. Это  не
так, но когда певцов волновала правда?
   Марис посмотрела на  нее  с  удивлением  -  такая  неподдельная  горечь
прозвучала в ее голосе.
   Они переходили из залы  в  залу,  где  игроки  бросали  кости,  веселые
компании провозглашали тост за тостом, а влюбленные  обнимались,  пока  не
отыскали местечка, чтобы сесть и поговорить без помех.
   Так как Правитель молчала, Марис заговорила первая:
   - Но ведь никто не жалеет о прежнем Правителе. Его же не любили!
   Новый Правитель нахмурилась.
   - Да, о нем не жалеют, как не пожалеют и обо мне, когда меня не станет.
Он много лет мудро руководил островом, пока его не  одолели  страхи  и  не
толкнули на всякие глупости. Мне не хотелось делать того, что  я  сделала,
но иного выбора не было. И  праздник  этот  я  устроила  для  того,  чтобы
веселье, а не боязнь, сопровождало переход власти. Мне пришлось  влезть  в
долги, чтобы мои люди почувствовали себя состоятельными.
   - По-моему,  они  оценили  это  по  достоинству,  -  сказала  Марис.  -
Довольны, кажется, все.
   - Да, но у них короткая  память!  -  Она  передернула  плечами,  словно
отгоняя неприятную мысль. Морщинка между  ее  бровями  разгладилась,  лицо
стало менее суровым. - Я не хочу надоедать тебе своими заботами и  привела
сюда, чтобы сказать: я благодарна  тебе  за  усилия  сохранить  мир  между
летателями и жителями Тайоса.
   Марис почувствовала, что ее щеки заливает краска.
   - Пожалуйста! - пробормотала она. - Не надо. Я... если говорить честно,
я думала о летателях, а не о людях Тайоса.
   - Неважно. Главное то, чего ты достигла, рискуя жизнью.
   - Я сделала все, что могла, - сказала Марис, - но мало  чего  достигла.
Всего лишь перемирия, а  не  прочного  мира.  А  главное  -  трения  между
прирожденными летателями и однокрылыми,  между  Правителями  и  летателями
сохраняются и вспыхнут вновь... - Она замолчала, поняв, что ее собеседнице
вовсе не по вкусу слышать подобные речи, и она не хочет этого знать.
   - На Тайосе летатели больше  ничего  опасаться  не  должны,  -  сказала
Правитель,  и  Марис  подумала,  что  у  этой  женщины  есть  удивительная
способность придавать простой фразе весомость закона. - Мы здесь  почитаем
летателей... и певцов тоже.
   - Разумно! - засмеялась Марис. - Иметь певцов на своей стороне  никогда
не помешает.
   Правитель продолжала, словно не услышав ее:
   - И тебе,  Марис,  всегда  будут  рады  на  Тайосе,  если  ты  захочешь
погостить у нас.
   - Погостить? - Марис недоуменно нахмурилась.
   - Я понимаю, что теперь, когда ты больше не  летатель,  путешествие  по
морю может...
   - О чем ты говоришь?
   Правитель поморщилась, словно раздражаясь, что ее все время перебивают.
   - Я знаю, что вскоре ты покинешь Тайос и  переедешь  на  Сиатут,  чтобы
занять свое место в академии "Деревянные Крылья".
   - Кто тебе это сказал?
   - Певец Колль. Его ведь так зовут? А это был секрет?
   - Вовсе нет. Хотя бы потому, что и скрывать нечего. - Марис  вздохнула.
- Мне предложили место в "Деревянных Крыльях", но я от него отказалась.
   - Если ты останешься на Тайосе, мы все, разумеется, только рады  будем,
и этот... и мой дом всегда открыт для тебя.
   Правитель встала, давая понять, что аудиенция окончена. Встала и Марис.
Они обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами, но мысли Марис
были уже далеко: она снова думала о том, что  считала  уже  решенным.  Или
Колль полагает, что может чего-то добиться, выдавая  желаемое  за  правду?
Придется с ним поговорить!
   Она отыскала его через минуту-другую в первом дворе. Он был не  один  -
рядом стояли Бари и С'Релла с уже надетыми крыльями.
   Марис подбежала к ним.
   - С'Релла... ты улетаешь?
   Подруга крепко сжала ее руки.
   - Ничего не поделаешь! Правитель хочет послать со мной послание на Дит.
Я сама вызвалась. Мне пора домой, и я все равно улетела бы  на  юг  завтра
или послезавтра. Зачем Джему или Сану отправляться в такую даль, если  мне
это по пути? Я как раз послала Эвана отыскать тебя, сказать, что я улетаю.
Но ведь  мы  расстаемся  ненадолго  -  до  скорой  встречи  и  "Деревянных
Крыльях".
   Марис сверкнула глазами  в  сторону  Колля,  но  он  словно  ничего  не
заметил, и она обратилась к С'Релле:
   - Но я же говорила тебе, что буду доживать свой век на Тайосе.
   На лице подруги отразилось недоумение.
   - Но ты же передумала? После всего,  что  произошло?  И  ты  знаешь,  в
"Деревянных Крыльях" тебя ждут - а теперь даже с большим  нетерпением.  Ты
опять стала героиней!
   - И ты тоже! - пробормотала Марис. - С какой стати  я  героиня?  Что  я
такого сделала? Только чуть подлатала. Ничего же по-настоящему не улажено.
И уж кому как не тебе это знать, С'Релла!
   Та нетерпеливо встряхнула головой.
   - Не увиливай! А как же твоя чудная речь о цели в жизни, без которой ты
не можешь? И вот ты отворачиваешься от дела, для которого создана! Ты сама
призналась, что целителем стать не можешь. Так чем ты займешься на Тайосе?
Как распорядишься своей жизнью?
   Марис уже задала себе этот вопрос и почти всю ночь пролежала без сна  в
поисках ответа.
   - Я найду тут какое-нибудь занятие. Может, Правитель подыщет  для  меня
что-то.
   - Какое бессмысленное решение для тебя самой  и  для  всех!  Марис,  ты
нужна "Деревянным Крыльям!", а они - тебе. Даже без крыльев ты - летатель,
как и была, как будешь всегда!
   В глазах С'Реллы стояли слезы. Марис почувствовала себя в ловушке, и ее
охватило раздражение. К чему этот разговор? Она сказала,  стараясь,  чтобы
ее голос прозвучал спокойно и рассудительно:
   - Мне нужен Эван. Я не могу оставить его.
   - А как же примета,  что,  подслушивая,  ничего  приятного  о  себе  не
услышишь?
   Марис обернулась и увидела Эвана. В его глазах была такая нежность, что
последние ее сомнения рассеялись. Она приняла верное решение! Расстаться с
ним она не может!
   - Но ведь никто не просит, чтобы ты меня оставляла, - сказал  он.  -  Я
как раз потолковал с молодым целителем, который будет счастлив  поселиться
в моем доме и лечить моих больных. Через неделю я смогу уехать.
   - Уехать? - Марис уставилась на него. - Оставить свой дом? Но почему?
   - Чтобы отправиться с тобой на Сиатут,  -  улыбнулся  он.  -  Плавание,
наверно, ничего хорошего не сулит,  но  мы  хотя  бы  поможем  друг  другу
справиться с морской болезнью.
   - Но... я не понимаю - Зван, ты не можешь. Это же твоя родина!
   - Я хочу быть с тобой, где бы ты ни была, - ответил он. - Просить  тебя
остаться на Тайосе, просто чтобы не  расставаться  с  тобой,  у  меня  нет
права. Каким бы эгоистом я оказался, если бы  сделал  это,  зная,  что  ты
нужна "Деревянным Крыльям", что твое место - там!
   - Но как ты уедешь? Как будешь жить? Ты же никогда не уезжал  с  Тайоса
даже на короткое время!
   Он засмеялся немножко вымученно.
   - Ты говоришь так, словно я намерен поселиться в море! С Тайоса я  уеду
как все, на корабле. Моя жизнь  вовсе  не  кончилась,  а  значит,  я  могу
изменить ее. Наверно, старому целителю и на Сиатуте отыщется дело.
   - Эван...
   Он обнял ее.
   - Знаю, знаю. Поверь, я хорошо все обдумал. Неужто ты воображала, что я
спал, пока ты всю ночь металась в  постели,  не  зная,  как  поступить?  Я
понял, что не могу допустить, чтобы ты ушла из моей жизни. Впервые со  дня
рождения я должен проявить смелость в выборе своего пути. Я поеду с тобой!
   Марис не сумела сдержать слезы, хотя и не смогла бы  объяснить,  почему
плачет. Эван обнял ее еще крепче и разжал руки, только  когда  она  совсем
успокоилась.
   Тут Марис услышала, как Колль втолковывает  Бари,  что  ее  тетя  очень
счастлива и плачет от радости.  Она  взглянула  на  С'Реллу,  отошедшую  в
сторону. Лицо подруги сияло.
   - Ну хорошо, - сказала Марис слабым голосом, вытирая слезы ладонями.  -
Больше у меня нет отговорок. Я поеду на Сиатут... мы поедем на Сиатут, как
только найдем корабль.


   Друзья собрались проводить С'Реллу на скалу летателей, но тотчас позади
образовалась целая процессия из веселившихся горожан. Ведь на Марис, Эвана
и Колля смотрели как на героев, и многим просто  хотелось  побыть  с  ними
рядом, узнать, какие они - летатель, целитель  и  певец,  которым  удалось
низложить тирана, правившего Тайосом, покончить с войной и развеять  ужас,
наводимый безмолвными черными летателями в вышине. Если кто-то и продолжал
считать, что Тайя совершила преступление и заслужила свою  судьбу,  то  он
предпочитал держать это при себе и помалкивать.
   Однако Марис понимала, что  в  ликующей  счастливой  толпе  по-прежнему
тлеют  старые  раздоры.  Ей  не  удалось  уничтожить  их  навсегда  -   ни
противостояние бескрылых и летателей, ни  неприязнь  между  однокрылыми  и
прирожденными летателями. Рано или поздно с этим вновь придется бороться.
   В туннеле на этот раз жуткое ощущение одиночества возникнуть  никак  не
могло. Веселые голоса эхом отдавались от каменных стен, а десяток пылающих
факелов совсем преобразил темный сырой проход.
   Снаружи их поджидали темнота  и  ветер.  Звезды  попрятались  в  низких
тучах. Марис увидела, что С'Релла остановилась у края обрыва, разговаривая
с другим летателем - однокрылым и все еще в черном. При взгляде на подругу
над этим таким знакомым обрывом Марис ощутила внезапную тошноту, голова  у
нее закружилась. Если бы Эван ее не поддержал, она упала бы. Нет,  она  не
хотела смотреть, как С'Релла прыгнет с обрыва, с которого она упала - и не
один раз, а два. Ее охватил ужас.
   Несколько юношей бросились к С'Релле, громко оспаривая право помочь  ей
приготовиться к полету. Но С'Релла повернулась и посмотрела на  Марис,  их
взгляды встретились. Марис глубоко вздохнула,  пытаясь  перебороть  страх,
затем отпустила руку Эвана и шагнула к подруге.
   - Позволь, я помогу.
   Как все это ей знакомо! Гладкость металлической ткани,  вес  крыльев  в
руках, пощелкивание распорок. Пусть ей уже  не  суждено  летать,  но  руки
стосковались по работе, которую выполняли  с  таким  умением!  И  готовить
С'Реллу  к  полету  было  большим  удовольствием,  хотя  и  сопряженным  с
некоторой грустью.
   Когда крылья развернулись полностью и последние сегменты встали на свои
места, на Марис снова нахлынул страх.  Ничем  не  обоснованный,  а  потому
сказать о нем С'Релле она не могла, и все-таки ей чудилось, что и  С'Релла
не взлетит с этого опасного обрыва, а упадет, как упала она, Марис.
   Кое-как совладав с собой, она сумела тихо выговорить:
   - Счастливого полета!
   С'Релла бросила на нее испытующий взгляд.
   - Марис, - сказала она, - ты не пожалеешь. Ты сделала верный выбор.  До
скорой встречи! - И, не найдя больше подходящих слов, С'Релла нагнулась  и
поцеловала ее. Затем повернулась к морю, к открытому небу и прыгнула.
   Зрители зааплодировали, наблюдая, как С'Релла поймала восходящий  поток
воздуха и описала грациозный круг над обрывом. Потом она  поднялась  выше,
повернула к морю и почти тотчас скрылась из вида, словно слившись с ночным
небом.
   А Марис все вглядывалась и вглядывалась в небо. Ее  сердце  переполняли
разнообразнейшие  чувства,  но  испытывала  она   не   только   боль:   ее
поддерживала твердая уверенность  и  даже  отголоски  былой  радости.  Она
выдержит! И без крыльев она все-таки летатель!



ЭПИЛОГ

   Дверь в комнату, где прочно обосновался запах  болезни,  отворилась,  и
дряхлая старуха открыла глаза. Комнату наполняли и другие запахи  -  моря,
дыма, водорослей и душистого чая, остывающего возле  ее  кровати.  Но  над
всем властвовал запах недуга - липкий, душный, тяжелый.
   В дверях стояла женщина с коптящей свечкой в  руке.  Старуха  различала
огонек - колеблющееся желтое пятнышко, различала очертания двух  фигур  за
ним, но не лица. Зрение у нее было не то, что  прежде.  В  висках  стучала
боль, как почти всегда, когда она просыпалась - вот  уже  много  лет.  Она
поднесла дряблую, в синих прожилках руку ко лбу и прищурилась.
   - Кто это? - спросила она.
   - Одера, - ответила женщина со свечой, и старуха узнала голос целителя.
- Он здесь. Тот, кого  ты  просила  позвать.  У  тебя  хватит  сил,  чтобы
поговорить с ним?
   - Да, - сказала старуха. - Да. - Она попыталась приподняться. - Подойди
поближе, я хочу на тебя посмотреть.
   - Мне остаться? - неуверенно спросила Одера. - Я тебе нужна?
   - Нет, - ответила старуха. - Не надо. Пусть останется он.
   Одера кивнула (старуха уловила движение),  осторожно  зажгла  от  свечи
масляный светильник и вышла, закрыв за собой дверь.
   Посетитель подтащил к кровати деревянный стул с прямой  спинкой  и  сел
так близко, что она сумела его рассмотреть. Очень молодой. Совсем  мальчик
- наверно, и двадцати еще нет - безбородый, с  белым  пушком  над  верхней
губой, не слишком-то похожим на усы. Волосы очень светлые и  кучерявые,  а
брови почти не видны. В руках у юноши был инструмент - подобие гитары,  но
квадратный и с четырьмя струнами. Он принялся его настраивать.
   - Хочешь, я тебе что-нибудь сыграю? - спросил он.  -  Назови  песню.  -
Голос у него был приятный, напевный, с чуть заметным акцентом.
   - Далеко же ты заехал, - сказала старуха.
   Он улыбнулся.
   - Как ты догадалась?
   - По голосу, - ответила она. - Много лет прошло с  тех  пор,  как  я  в
последний раз слышала такой голос. Ты же с Внешних Островов?
   - Да, - подтвердил он. - Моя родина - крохотный клочок  земли  на  краю
света. Наверно, ты про него и не слышала. Он называется Молот  Бури  Самый
Дальний.
   - А-а! - сказала она. - Я его хорошо помню. Башня Востока  и  развалины
той, с которой раньше велись наблюдения. Ну и горькое же питье  вы  гоните
из кореньев! Ваш Правитель как-то настоял, чтобы я отведала этого пойла, и
расхохотался, увидев мою гримасу. Он был  просто  карлик.  Я  не  видывала
мужчины безобразнее и умнее, чем он.
   Певец растерялся.
   - Так он же умер тридцать с лишним лет назад! -  сказал  он.  -  Но  ты
говоришь верно. Я про него много историй  наслушался.  Значит,  ты  бывала
там?
   - Раза три-четыре, - ответила она, довольная его  изумлением.  -  Много
лет назад, когда тебя и на свете не было. Я ведь летатель.
   - О! - сказал он. - Ну конечно: И как я не догадался? На  Сиату