м, против всяческих ожиданий, на свет  появился  Колль.  Мать  не
выдержала длительных и трудных  родов.  Марис,  тогда  еще  сама  ребенок,
помнила ту темную ночь,  людей,  бегающих  взад-вперед,  своего  приемного
отца, беспомощно плачущего в углу. Но Колль  выжил,  выжил,  хотя  на  это
почти не было надежды. И Марис заботами и любовью заменила ему  мать.  Так
продолжалось семь лет. Семь лет она любила его как брата и как  сына.  Все
это время Расс учил ее летать.
   Но однажды вечером он сказал, что крылья будут принадлежать  его  сыну,
маленькому Коллю... Жизнь для Марис потеряла всякий смысл.
   И сейчас на берегу воспоминания с повой силой нахлынули на Марис.
   - Я летаю гораздо лучше, чем он  когда-нибудь  сможет,  -  сказала  она
дрожащим голосом.
   - Не спорю. Но это не имеет значения. Колль - мой родной сын.
   - Но  это  несправедливо!  -  закричала  Марис,  давая  волю  протесту,
затаенному еще с момента ее вступления в Возраст, когда  Расс  решил,  чьи
будут крылья.
   К тому времени Колль уже вырос, окреп, хотя  и  был  еще  слишком  мал,
чтобы владеть крыльями, но в тринадцать лет крылья должны перейти к  нему.
Марис не имела на них никаких прав. Таков закон летателей, чтимый с давних
пор, еще со времен Звездоплавателей, легендарных людей, которые и  создали
крылья. Первый ребенок в семье летателя наследует крылья. И  умение  здесь
ничего не значит. Только право  рождения.  А  Марис  родилась  в  рыбацкой
семье, которая не оставила ей ничего,  кроме  обломков  старой  деревянной
лодки...
   - Справедливо или нет - таков закон, Марис.  Ты  знала  его  давно,  но
просто не принимала  всерьез.  Шесть  лет  ты  играла  в  летателей,  и  я
позволял, потому что тебе  это  нравилось,  потому  что  Коллю  нужен  был
опытный учитель  и  еще  потому,  что  для  нашего  большого  острова  два
оставшихся летателя слишком мало. Но ты с самого  начала  знала,  чем  это
кончится...
   Марис чувствовала в душе невыносимую боль. Зачем он так? Ведь он же  по
себе знает, что значит расстаться с небом...
   - Пошли! - сказал Расс. - Твои полеты закончились.
   Крылья все еще не были сложены.
   - Я убегу! - не помня себя от отчаяния крикнула  Марис.  -  И  ты  меня
больше не увидишь! Я убегу на остров, где нет летателя. Они будут рады мне
независимо от того, как мне достались эти крылья.
   - К сожалению, не получится, - грустно сказал Расс. -  Другие  летатели
начнут избегать этот остров. Так уже  было,  когда  сумасшедший  Правитель
Кеннехата велел казнить Летателя, Принесшего Плохие Вести. У тебя  отберут
крылья, куда бы ты ни полетела. Ни один Правитель не станет рисковать.
   - Тогда я... поломаю их! - Марис была уже на  грани  срыва  и  сама  не
понимала, что говорит. - Он тоже никогда не полетит, я...
   Фонарь выскользнул  из  пальцев  Расса,  разбитое  стекло  звякнуло  на
камнях, и свет погас. Единственной  здоровой  рукой  Расс  крепко  ухватил
Марис за запястье.
   - Ты не сможешь, даже если бы захотела. И ты не поступишь так с Коллем.
Но все-таки отдай мне крылья.
   - Я не буду...
   - Не знаю, что ты будешь или не будешь. Утром я думал,  что  ты  решила
погибнуть во время шторма, чтобы не расставаться с  крыльями.  Потому  так
испугался и разозлился. Я знаю, каково это, Марис. Но ты не должна  винить
Колля.
   - Я не виню... и не стану удерживать его от  полетов.  Но  я  так  хочу
летать сама!.. Отец, ну пожалуйста.
   Слезы побежали по ее щекам, и она двинулась ближе к Рассу, ища  у  него
утешения.
   - Марис. - Он хотел обнять ее, утешить, но мешали крылья. - Я ничего не
могу изменить. Так уж сложилось. Тебе придется научиться жить без крыльев,
как пришлось мне. По крайней мере ты летала, ты испытала восторг и радость
полета.
   - Но этого мало! - сквозь  слезы  отозвалась  Марис.  -  Когда  я  была
маленькой, еще в своей родной семье, я думала, этого  достаточно.  Ты  был
тогда лучшим летателем Эмберли. Я смотрела со скалы на тебя и на других  и
думала: если бы мне хоть на минутку крылья, то этого будет  достаточно,  я
буду счастлива на всю жизнь. Но теперь знаю, что это не так.
   Суровые морщины исчезли с лица Расса, он ласково прикоснулся к ее щеке,
отер слезы.
   - Наверно, ты права, - сказал он с усилием. -  Я  думал,  если  позволю
тебе полетать хоть немного, это будет лучше, чем ничего. Но не получилось,
да?  Теперь  ты  никогда  не  станешь  счастливой:  не  сможешь  жить  как
бескрылые, потому что летала... Ты знаешь, как  это  прекрасно,  и  теперь
будешь чувствовать себя обделенной.
   Он внезапно замолчал, и Марис поняла, что он говорит не столько о  ней,
сколько о себе.
   Отец помог ей снять и аккуратно сложить крылья,  и  они  направились  к
дому. Дом, двухэтажное деревянное строение, стоял в окружении деревьев  на
берегу ручья. Летатели могли позволить себе такую роскошь. В  дверях  Расс
пожелал Марис спокойной  ночи  и  унес  крылья  с  собой.  Марис  хотелось
плакать... Что же она наделала? Отец ей больше не верит?!
   Она забрела на кухню, нашла сыр, холодное мясо, чай  и  отнесла  все  в
гостиную.  Зажгла  свечу  в  центре  стола,  поела   немного,   не   сводя
завороженного взгляда с танцующего пламени.
   В дверях появился Колль и неуверенно остановился.
   - Привет, Марис... Я ждал... Я рад, что ты вернулась.
   Для своих тринадцати лет он был довольно высок. Гибкий,  даже  изящный.
Длинные светло-рыжие волосы, пробивающийся над верхней губой пушок.
   - Привет, Колль. Садись, не стой в дверях. Извини, что я взяла крылья.
   - Я не возражаю, ты же знаешь, - сказал он, присаживаясь. - Ты  летаешь
гораздо лучше меня и... ну ты сама все знаешь. Отец разозлился?
   Марис кивнула. У Колля был безрадостный, даже испуганный вид.
   - Осталась всего неделя, Марис. Что будем  делать?  -  спросил  он,  не
глядя на сестру.
   - А что мы можем? У нас нет выбора. - Она вздохнула и  погладила  Колля
по руке.
   Они уже не раз говорили на эту тему, и Марис воспринимала  его  мучения
как свои собственные. Она заменяла ему сестру и мать, и Колль  доверял  ей
безгранично. Он раскрыл Марис свой главный секрет, свой страх перед небом,
которого всегда стыдился.
   И сейчас он глядел на нее, как ребенок смотрит на мать, зная,  что  она
бессильна ему помочь, но все еще надеясь.
   - Неужели ничего нельзя сделать?
   - Закон, Колль. - Марис вздохнула. -  Ты  же  знаешь,  нельзя  нарушать
традиций. Если бы у нас был выбор, мне бы достались  крылья.  Я  бы  стала
летателем, а ты - певцом. Мы бы оба гордились тем, что  делаем,  и  делаем
хорошо... Мне будет тяжело смириться. Я так хочу крылья! Я владела ими,  и
мне кажется несправедливым, что сейчас их отбирают, но,  может  быть,  это
правильно, а я просто  чего-то  не  понимаю.  Люди,  гораздо  мудрее  нас,
решили, как все должно быть, а мы упрямо, по-детски, хотим все по-своему.
   Колль нервно облизнул губы:
   - Нет!
   Марис вопросительно взглянула на него.
   - Это неправильно, Марис. - Он упрямо  тряхнул  головой.  -  Совершенно
неправильно! Я не хочу летать! И не хочу отбирать  у  тебя  крылья.  Какая
нелепость. Я причиняю тебе боль, но не могу обидеть отца. Как я ему скажу?
Я его сын и все такое... я  обязан  принять  крылья.  Он  не  простит  мне
отказа. Но нет ни одной песни о летателе, который боялся бы неба,  как  я.
Настоящие летатели бесстрашны, значит, я просто не создан для этого.
   Марис заметила, как у него дрожат руки.
   - Не волнуйся, Колль. Все будет в порядке. На самом деле всем  поначалу
страшновато. И мне тоже... - Она солгала, чтобы успокоить брата.
   - Но это несправедливо! - захныкал Колль. - Я хочу петь.  А  если  меня
заставят летать, я не смогу научиться петь, как поет  Баррион.  Зачем  мне
крылья? Марис, почему не тебе, раз ты так хочешь летать? Почему?
   Марис, сама чуть не плача, смотрела на брата затуманенным взглядом и не
находила ответа ни для него, ни для себя.
   - Не знаю, малыш. Так было всегда, и, наверно, так должно быть...
   Они долго сидели при свете свечи напротив  друг  друга,  беспомощные  и
униженные. Говорили и говорили все  об  одном  и  том  же.  Два  человека,
пойманные в сети традиций, что были гораздо  старше  их  обоих.  Традиций,
смысл которых они не могли понять...
   Они разошлись уже под утро, так ничего  и  не  решив.  Оставшись  одна,
Марис с новой  силой  ощутила  потерю,  негодование,  стыд.  Она  плакала,
засыпая, и во сне снова увидела фиолетовое штормовое небо,  в  которое  ей
никогда больше не подняться.


   Неделя, казалось, тянулась вечно.
   Десятки раз за эти бесконечные дни Марис приходила на прыжковую  скалу.
Стояла беспомощно на самой вершине, держа руки  в  карманах,  наблюдая  за
морем. Внизу проплывали рыбачьи лодки, кружили чайки,  а  как-то  раз  она
заметила  далеко-далеко  стаю  охотящихся  серых  морских  кошек.  И  хотя
внезапное сокращение ее горизонтов только сильнее  растравляло  душу,  она
продолжала приходить сюда, страстно желая единения с ветром. Но ветер лишь
трепал ее волосы и уносился прочь.
   Однажды она заметила, что за ней издали наблюдает Колль, но позже никто
из них не обмолвился об этом.
   Крылья хранились у Расса, поскольку они всегда принадлежали ему и будут
принадлежать до тех пор, пока их не примет  Колль.  Когда  Малому  Эмберли
требовался летатель,  поручения  выполнял  Корм,  живший  в  другом  конце
острова, или Шалли, которая летала в морском  дозоре  еще  в  те  времена,
когда Марис только-только осваивала крылья. Так что  на  острове  осталось
всего два летателя, пока Колль не получил  полагающиеся  ему  по  рождению
крылья.
   Отношение Расса к Марис тоже переменилось. Порой он  сердился  на  нее,
когда заставал в глубоких раздумьях, порой садился рядом, обнимал здоровой
рукой и горевал вместе с ней. Он никак не мог  найти  золотую  середину  и
поэтому начал избегать ее, отдавая все свободное время Коллю, с радостью и
энтузиазмом готовя его к получению крыльев. Колль, будучи послушным сыном,
в свою очередь старался отвечать ему тем же, но Марис знала, что он  часто
уходил куда-то с гитарой и подолгу пропадал в одиночестве.
   За день да вступления Колля в Возраст Марис  сидела,  свесив  ноги,  на
краю скалы и наблюдала за Шалли, выписывающей  серебряные  круги  на  фоне
яркого неба. Шалли объяснила, что высматривает морских кошек для  рыбаков,
но Марис достаточно долго была  летателем  сама  и  прекрасно  знала,  что
заставляет ее кружить там. Просто летать - это счастье. Даже отсюда  Марис
чувствовала далекое эхо ее радостного полета, и, когда полоска серебра  на
миг вспыхивала на солнце при очередном развороте, что-то так  же  радостно
взмывало у нее внутри.
   "Неужели все кончилось? - спрашивала она себя. - Не может быть. Ведь  я
помню, как с этой радости все начиналось".
   Она действительно все помнила. Иногда ей  казалось,  что  она  полюбила
небо еще до того, как научилась ходить. Хотя вряд ли. Во всяком случае, ее
мать - ее родная мать - говорила, что это не  так.  Марис  хорошо  помнила
скалу, куда она взбиралась почти каждую неделю и в четыре года, и в  пять,
и в шесть... Там она проводила буквально целые дни,  встречая  и  провожая
летателей, и мать всегда очень сердилась, когда заставала, ее  на  верхней
площадке.
   - У тебя никогда не будет крыльев, Марис, - воспитывала она дочь  после
непременного наказания. - И нечего тратить время на  пустые  мечты.  Я  не
хочу, чтобы из моей дочери вырос еще один Дурачок - Деревянные Крылья.
   Старую сказку  про  Деревянные  Крылья  мать  рассказывала  каждый  раз
заново, когда заставала Марис  на  скале,  -  сказку  про  сына  плотника,
который хотел летать. В их семье никогда не было летателей, но  он  никого
не слушал и хотел только одного - неба.  Сделал  себе  в  мастерской  отца
крылья - большие, широкие, из  точеного,  отполированного  дерева.  И  все
восхищались их красотой, все, кроме летателей. Те только молча  покачивали
головами. Когда Деревянные Крылья взобрался на прыжковую  скалу,  летатели
поднялись в воздух и, ожидая его, стали бесшумно кружить рядом. Деревянные
Крылья разбежался,  прыгнул...  и,  кувыркаясь,  полетел  вниз,  навстречу
смерти.
   - А мораль в том, - всегда добавляла мать, - что не надо браться не  за
свое дело.
   Но так ли это? Пока Марис была маленькая, этот вопрос мало ее волновал;
она вообще выкинула из головы все россказни о Деревянных Крыльях. Когда же
она  подросла,  притча  стала  восприниматься  в  ином  свете,   и   Марис
утвердилась в мысли, что матери просто не доступна жажда неба.  Деревянные
Крылья победил, потому что все-таки полетел, хотя и заплатил за это  своей
жизнью. И погиб он, как  погибают  летатели.  А  они  пришли  к  скале  не
посмеяться над  ним  и  не  отговаривать  -  они  его  понимали  и  хотели
сопровождать, потому что он новичок в  небе.  Бескрылые  же  смеялись  над
героем сказки, его имя стало синонимом дурачка. Но  ни  один  летатель  не
может слушать эту историю без волнения.
   Марис в задумчивости сидела на холодном камне, глядя на  виражи  Шалли,
Стоит ли отдавать жизнь за мгновение  полета?  Мгновение  мечты,  а  потом
смерть... А она сама? Столько лет в штормовых ветрах, а теперь  вся  жизнь
без неба?..
   Когда Расс впервые обратил на нее внимание, Марис была самым счастливым
ребенком на свете. Когда через несколько лет  он  принял  ее  в  дочери  и
научил покорять небо, Марис казалось, что это  волшебный  сон.  Ее  родной
отец к тому времени погиб в море: сбился с обычного курса во время шторма,
и на его лодку напала разъяренная сцилла. Поэтому мать приняла предложение
Расса с радостью, как избавление. И для Марис началась новая жизнь.  Жизнь
на крыльях!  Все  ее  сказочные  мечты  превратились  в  действительность.
"Деревянные Крылья был прав, - думала она. - Надо только мечтать  и  очень
сильно хотеть, и тогда все придет".
   Вера в чудеса покинула ее, когда она узнала,  кому  будут  принадлежать
крылья. Колль... Все вернулось к Коллю.
   Отмахнувшись от тяжелых мыслей, Марис продолжала бездумно наблюдать  за
полетами.


   Наступил последний день недели - день вступления Колля в Возраст.
   Гостей собралось не много, хотя принимал  сам  Правитель  -  полноватый
человек с добрым лицом, прятавшимся в огромной  бороде,  которая,  как  он
надеялся, придает ему строгий вид.  Он  встречал  всех  у  дверей,  богато
разодетый по случаю: драгоценные вышитые ткани, медные и бронзовые  кольца
и тяжелое ожерелье из настоящего кованого железа. Но приветствовал  гостей
он с искренней теплотой.
   Для  торжества  был  отведен  большой  зал   с   тесаными   деревянными
перекладинами под потолком, факелами вдоль стен, алым ковром  под  ногами.
Стол ломился от яств: кива с Шотана и собственные  вина  Эмберли,  сыры  с
Кульхолла, фрукты с Внешних Островов, большие чаши  зеленого  салата.  Над
огнем медленно поворачивался на вертеле жареный морской кот.
   Друзья-островитяне  окружили  Колля.  Слышались  громкие  поздравления.
Некоторые пытались заговорить с Марис.
   - У тебя брат летатель, какая ты счастливая!..
   - Сама была летателем!..
   Была, была, была... Ей хотелось плакать.
   Летателей собралось достаточно, но  страдания  Марис  от  этого  только
усугублялись.  Корм,  как  всегда   изящный,   просто   излучал   обаяние,
рассказывая небылицы о дальних странах целой компании глядящих на него  во
все глаза девчонок с острова. В зажигательном танце Шалли просто  не  было
равных.  Прибыли  летатели  с   других   островов:   Анни   с   Кульхолла,
Джемис-младший, стареющий Хелмер, которому уже через год придется передать
крылья дочери, еще несколько человек с ближних островов,  трое  Восточных.
Все - ее друзья, ее братья, товарищи по Эйри...
   Сейчас они избегали ее. Анни вежливо улыбнулась и  отвернулась.  Джемис
передал привет от отца, потом замолчал,  неловко  переминаясь  с  ноги  на
ногу, и явно вздохнул с облегчением, когда Марис его отпустила. Даже Корм,
всегда гордившийся своей выдержкой, чувствовал себя рядом с  ней  неуютно.
Он принес ей бокал горячей кивы, потом вдруг увидел в  другом  конце  зала
друга, с которым ему "просто необходимо" было поговорить.
   Чувствуя себя одинокой, Марис нашла свободное кожаное кресло у  окна  и
присела.  Там  она  и  осталась,  потягивая   киву   и   прислушиваясь   к
усиливающемуся шуму ветра за ставнями. В общем-то она их не осуждала. Кому
интересен бывший летатель без  крыльев?..  Она  даже  рада  была,  что  не
прилетели Гарт, Доррель и еще  несколько  других  летателей,  которых  она
особенно любила...
   В дверях возникло какое-то движение, и Марис  немного  воспряла  духом:
прибыл Баррион.
   Она невольно улыбнулась. Хотя Расс считал, что Баррион плохо влияет  на
Колля, седой певец с глубоким раскатистым голосом и неизменной гитарой  ей
всегда нравился. Говорили, что он лучший певец на Эмберли. По крайней мере
так считали Колль и, разумеется, сам Баррион. Но он утверждал  также,  что
побывал более чем на десятке островов. А разве это возможно без крыльев? И
еще Баррион говорил, будто гитара его  прибыла  сюда  множество  поколений
назад с Земли вместе с самими Звездоплавателями. Его семья, как он  уверял
совершенно серьезно, ожидая, что Колль и  Марис  ему  поверят,  передавала
гитару от отца к сыну до тех пор, пока она не попала к нему. Но Марис была
уверена, что это выдумка: кто будет хранить и  передавать  гитару,  словно
это пара крыльев?..
   Правдива эта история или нет, но  и  без  нее  Баррион  был  достаточно
интересен и романтичен, а уж пел, как  сам  ветер!  Колль  учился  у  него
песенному мастерству, и теперь они стали большими друзьями.
   Правитель дружески похлопал его но плечу, Баррион засмеялся, потом  сел
и приготовился петь. Зал затих, и даже Корм  прервал  очередную  байку  на
полуслове.
   Баррион начал с "Песни о Звездоплавателях" - древней баллады, одной  из
первых родившихся на этой планете.  Он  пел  просто,  с  хорошо  знакомыми
интонациями, и его глубокий голос  умиротворяюще  подействовал  на  Марис.
Сколько раз она слышала эту песню, когда Колль засиживался  с  гитарой  за
полночь! Голос у него иногда срывался, и это его злило. В  каждой  третьей
строфе он пускал жуткого  "петуха",  потом  с  минуту  ругался,  и  Марис,
бывало, уже лежа в постели, не могла удержаться от смеха.
   А теперь, наслаждаясь пением, она внимательно вслушивалась  в  слова  о
Звездоплавателях и их звездных кораблях с огромными - на многие сотни миль
- серебряными  парусами,  ловящими  дикий  солнечный  ветер.  Вся  история
планеты в песне...  Таинственный  шторм,  покалеченный  звездный  корабль,
камеры, в которых люди умирали на время полета. Рассказ о том, как корабль
сбился с курса и попал в этот мир,  мир  бесконечного  океана  и  бушующих
штормов. Мир, где единственное пристанище - тысячи  разбросанных  по  всей
планете скалистых островов. Мир, где никогда не прекращается ветер.  Песня
рассказывала о посадке корабля, который  вовсе  не  был  предназначен  для
посадки, о тысячах погибших в своих камерах, о том, как солнечный парус  -
чуть тяжелее воздуха - опустился на воду,  превратив  море  в  серебро  на
много   миль   вокруг   Шотана.   Баррион   пел   о   могучем   волшебстве
Звездоплавателей, об их мечте восстановить корабль и  о  медленной  агонии
этой мечты. Он поведал о постепенном закате  могущества  волшебных  машин,
закате - предвестнике вечной тьмы. О битве недалеко от Большого Шотана,  в
которой Старый Капитан и верные  ему  люди  погибли,  защищая  драгоценный
металлический парус от своих же сыновей. Затем сыновья Звездоплавателей  -
первые дети Гавани Ветров, - с помощью остатков волшебства разрезали парус
на куски и из обломков корабля, из того металла, который  еще  можно  было
использовать, сделали крылья. Ведь разбросанным по островам  людям  Гавани
Ветров необходима связь. А когда нет ни металла, ни горючего, когда океаны
грозят шторма