ютно ничего.  Всего  один
шаг. Занося ногу, я был в Хазе, в умиральне третьей  категории,  глубоко
под землей. Опустил ее в. Диких землях, в предгорьях Мару, в  двух  днях
пути от этой скалы. Мало того, опуская ногу, я уже знал, где нахожусь, и
знал, что должен вас догнать.
   - Это ничуть не больше похоже на  правду,  чем  то,  что  ты  говорил
раньше, - заметил Бату.
   - Зато на этот раз я уверен в своих словах.
   - Ты и тогда был уверен.
   - Но ты знаешь не хуже нас, - сказал Энки, -  что  человек  не  может
мгновенно перенестись из одного места  в  другое.  Тем  более  на  такое
большое расстояние.
   - Наверное,  тебя  усыпили,  -  сказал  Бату.  -  Это  самое  простое
объяснение.
   - Скажи, Аги, - заговорил  снова  Орми,  вдруг  оживившись.  -  Какая
погода была в тот день, когда ты попал в лес  и  когда  тебя  привели  в
умиральню?
   - Было тепло, - ответил Аги. - Первый  теплый  день  был  тот,  когда
случился пожар. На другой день я оказался в Хазе, потом в  лесу,  и  там
тоже было тепло.
   - И ты догнал нас в тот же день? - спросил Орми с затаенной надеждой.
Если бы Аги ответил "да"...
   - Нет. Я догнал вас только назавтра.
   Орми и Энки хором вздохнули, в то время как  Бату  и  Эйле  никак  не
могли взять в толк, к чему эти подсчеты и разговоры о погоде.
   -  Все  сходится,  -  сказал  Орми.  -  Ничего   не   поделаешь.   Ты
действительно перенесся из Хаза в лес мгновенно. Ни одного лишнего  дня,
самое большее - несколько часов. А сколько ехать на лошади?
   - Дней тридцать, а то и сорок, - уныло пробормотал Аги. - Но оттепель
на севере, в Хазе, могла начаться раньше, чем здесь.
   - Не могла. Тепло идет с юга и с востока. Уж лучше предположить,  что
тебя усыпили в прошлую весеннюю оттепель и ты  проспал  целый  год.  Или
два.
   Разговор оборвался. Вскоре они продолжили  путь.  Кругом  по-прежнему
царила непроглядная тьма. Казалось, подземелью не будет конца. Никто уже
не знал, в какую сторону они идут, и не считал поворотов. Все смертельно
устали. Наконец Эйле остановилась и сказала:
   - Вот мы и пришли, - и опустилась на колени.
   Стало совсем тихо.
   - Здесь никого нет, кроме нас, - сказал Орми. -  Я  бы  услышал  даже
спящего мышонка.
   - Он здесь. Я его вижу и прикасаюсь к нему.  Проснись,  господин.  Мы
пришли на твой зов, дети Имира со всех концов земли. Проснись и  будь  с
нами.
   В тот же миг стало светло. Орми и  его  спутники  увидели  необъятных
размеров зал, ослепительно сверкающие стены, колонны и  каменные  своды,
уходящие в светлую высь. Перед ними на полу сидел, скрестив ноги,  юноша
с бледным как снег лицом и длинными вьющимися волосами. От него исходили
свет и сила. На  нем  было  странное  одеяние  из  огромных  буро-желтых
листьев неизвестного дерева.
   - Ты кто? - ошарашенно пробормотал Орми. - И где Старик?
   Юноша взглянул на Эйле, и она сказала:
   - Это он и есть!
   - Старик? Да он не старше меня!
   - Его тело не стареет, а живет он давно, так давно, что и не скажешь.
   - Сколько же тебе лет? - спросил Бату.
   Юноша улыбнулся:
   - Я живу здесь со времени прихода Врага.  Но  для  меня  это  больший
срок, чем для вас. Выродки переглянулись.
   - Со времени прихода Улле? Сколько же это лет? -  задумчиво  произнес
Орми - Триста? Четыреста?
   Юноша еще больше побледнел, хоть это и казалось невозможным,  и  сжал
руками виски.
   - Числа! Имя Врага! Прошу тебя, Орми, не говори таких слов  при  мне.
Помни: слова всемогущи!
   Орми растерялся. Он ничего не понимал и  не  знал,  как  себя  вести.
После напряженной паузы Энки сказал:
   - Значит, тебе известны наши имена? Ну да, ты же видишь мысли. А  как
твое имя?
   - У нас никогда не было имен. Нам они были не нужны, и мы не говорили
так много слов, как вы. Можете называть меня Элгар, Светлый.
   - Вы обходились без слов? Но как? Разве это возможно? - спросил Бату.
   - Это было возможно раньше, до  прихода  Врага.  -  В  голосе  Элгара
звучала грусть. - Души всех людей были едины, и мысли  и  знания  у  нас
были общими. Мы не представляли, как можно жить оторванным от остальных,
замкнутым в своей черепной коробке. Мы не  знали,  что  такое  ложь.  Не
ведали ни страха, ни одиночества. И почти не замечали разницы между  "я"
и "не я". Боюсь, вам не понять, как прекрасно чувствовать свою слитность
со временем, с человечеством, с Имиром, со всей вселенной.
   - Выходит, вы не были... этими, как  их...  -  начал  Орми.  -  Бату,
подскажи гуганское слово.
   - Личностями, - сказал Бату.
   - Да. И не могли поступать как  хочется,  а  всегда  служили  некоему
целому. Что же в этом хорошего?
   - Я говорил, что вы не поймете. Да и как вам понять!  А  все  потому,
что зло, пришедшее в мир, оторвало людей друг от  друга.  Теперь  каждый
мыслит и чувствует сам по себе. Но разве это мысли? Разве  это  чувства?
Да вы уже и не люди, так, прах, в который рассыпалось  человечество.  Вы
придумали множество новых слов, пытаясь как-то восполнить утрату, и даже
не  догадываетесь,  какая  это  жалкая  замена.  Неужели  вы   сами   не
чувствуете, как груба и беспомощна ваша речь по сравнению с  истиной,  с
миром, который вы пытаетесь объяснить, превратив  все  в  слова.  Все  -
ложь! Речь не  только  несовершенна,  но  и  насквозь  лжива,  ведь  это
порождение врага. Нет фразы, в которой не  было  бы  лжи.  Слова  сводят
почти в ничто любую истину. Остаются лишь жалкие крохи. А  сказать  "это
гора" и "это река" - по-моему, ничуть не лучше, чем сказать "это  пустой
звук". Вот и сейчас я только напрасно трачу время. Все равно  вы  ничего
не поняли и не поймете.
   - Немудрено, - сказал Энки. -  Ведь  только  что  ты  говорил  совсем
другое. Ты говорил, что слова всемогущи. И  мне  это,  признаться,  было
больше по душе.
   Элгар беспомощно улыбнулся.
   - Вот видите, как трудно нам понять друг  друга.  Ведь  я  говорил  о
разных вещах. Может быть, потом мы научимся... А сейчас  лучше  оставить
этот разговор. Вы много пережили, страшно устали и мечтаете об отдыхе  и
вкусной еде. Садитесь и отдыхайте, а я позабочусь о  том,  чтобы  вы  не
остались голодными.
   - А откуда ты берешь еду? - спросил Орми.  -  Разве  ты  выходишь?  Я
думал, ты так и лежал здесь трупом  со  времени  прихода  У...  то  есть
врага.
   - Я не выхожу. Это слишком опасно, я не  дождался  бы  вас,  если  бы
выходил. Но я живу здесь не один. У меня есть друг, верный и добрый.  Он
жил, как и я, отдельно от своего тела,  то  есть,  по-вашему,  спал.  Но
сейчас он уже проснулся, вышел наружу и ищет для вас пропитание.
   - Кто же это? Еще один Светлый?
   - Нет, это зверь, медведь. Пока мы с вами беседовали, я разбудил  его
и попросил принести вам еды. Здесь  есть  еще  один  выход,  у  подножия
снежной горы.
   - Медведь! - воскликнул Аги. - Он тебя  слушается?  Ты  разбудил  его
мыслью?
   - Здесь, в этом подземном доме, моя мысль всемогуща, -  сказал  Элгар
(как показалось Орми, не без гордости). - Но медведь не  слушается.  Вам
не понять. Он мой друг.
   - А белолобый мамонт тебе не друг?
   - У меня много друзей, - уклонился от ответа Элгар. - Я  не  командую
ими. Белолобый сам захотел вам помочь.
   - Так ты все видел? - встрепенулась Эйле. - Ты видел, как  мы  искали
вход, как не могли забраться на скалу? Ты следил за каждым нашим шагом?
   Элгар долго медлил с ответом, потом сказал:
   - Да, я видел ваш путь. И даже знаю о нем нечто, что вам  неизвестно.
И я знаю, о чем вы хотите меня спросить. Вам не дает  покоя  тайна  Аги.
Как он оказался в лесу и что с ним было до этого. Но сейчас я  не  хотел
бы раскрывать твои секреты, Аги.
   - Я не имею ничего против. Поверь, мне это еще интереснее, чем им.
   - Знаю.  Но  вы  слишком  утомлены.  Ваши  головы  забиты  тревогами,
тщетными мыслями, бегущими по кругу, и словесным сором. Поговорим после.
Скоро придет мой медведь. Он несет добычу, какого-то зверя.
   - Скажи, Элгар... - начал было Энки, но юноша прервал его:
   - Подожди немного. Нам придется  беседовать  долго,  мне  понадобится
немалое время, чтобы сделать свои знания вашими, пользуясь  одними  лишь
словами. Сейчас вы не готовы слушать. Я хочу, чтобы вы получше отдохнули
и забыли свои тревоги.
   - Мы забудем свои тревоги, только уйдя в пустоту, - сказал Орми. - Мы
пришли сюда не затем, чтобы есть и спать. Это мы с братом могли делать и
дома. В нашем племени никому не возбранялось дрыхнуть сколько влезет,  и
человечины обычно тоже хватало.
   Элгар покачал головой.
   - В вас осталась злоба. Мне жаль вас.
   - Конечно, осталась. Злоба на Улле и его рабов, на мир,  покорный  их
воле. По-твоему, мы должны их любить?
   Элгар вздохнул и не ответил. Прошло немного времени,  и  из  дальнего
коридора  показался  черный  косматый  медведь.  Он  волок  жирную  тушу
свиньи-трупоеда.
   - До чего же мерзкая тварь,  -  поморщился  Бату.  Тело  свиньи  было
покрыто грубой грязно-серой щетиной, морда - в отвратительных бородавках
и наростах.  Во  все  стороны  торчали  из  пасти  кривые  желтые  зубы.
Маленькие мертвые глазки смотрели мутно и злобно.
   - Зато медведь хорош, - сказал Энки. - А  свинья  эта  на  вкус  куда
лучше, чем с виду. Мы с братом один раз пробовали.
   Медведь бросил  добычу  к  ногам  Элгара,  подошел  к  незнакомцам  и
тщательно обнюхал их. Потом лег рядом, положив лапу на уродливую  голову
свиньи.
   - Что ни говори, а ты из нас самый  ловкий  охотник!  -  сказал  Орми
Элгару. - Пальцем не пошевелил, а свинью добыл.
   - Ешьте, - произнес Элгар, отворачиваясь. - Утолите голод, выспитесь,
потом можно будет говорить.
   - А дрова у тебя есть?
   Элгар смутился.
   - Нет... Да ты сам, Орми, только что сказал о людоедских трапезах,  и
я решил, что  вы  едите  мясо  сырым...  Но  ничего,  сейчас  я  попрошу
медведя...
   - Ну вот еще! Чего зря мишку гонять? Пойдем, покажешь мне выход.
   После, когда путники,  насытившись,  повалились  на  шкуры  и  начали
погружаться в блаженную дремоту, Орми сказал Элгару:
   - Меня будут мучить кошмары, если ты не откроешь мне тайну Аги. Скажи
хоть в двух словах.
   Элгар нахмурился, услышав число, но сдержался.
   - От кошмаров это тебя не избавит, будь уверен. Так что давай  потом.
А сейчас - спи.
   Орми фыркнул и хотел было промолчать, но не выдержал и сорвался:
   - За кого ты нас принимаешь? Мы дети, по-твоему, или полные  болваны?
Сколько можно нас морочить?
   - Не надо, Орми,  -  пробормотала  Эйле  жалобно;  она  уже  начинала
засыпать. Но Орми разошелся не на шутку, даже вскочил.
   - Не думай, что ты - все, а мы - ничто. Что ты  сделал  за  четыреста
лет? Спрятался в камень, отгородился от мира? Сидел и наблюдал? Да  будь
у меня твои знания и сила...
   - Можешь не продолжать! - вскричал Элгар. - Все это ложь! Я расскажу,
о чем ты просишь, но пеняй  потом  на  себя.  Все  равно  вы  ничего  не
поймете, самонадеянные слепцы!
   - Как-нибудь постараемся.
   - Тогда слушайте. Вы четверо - ты, Энки, Бату и Эйле - мертвы!  Давно
мертвы!
   Орми остолбенел. Его друзья вскочили и молча  уставились  на  Элгара.
Эйле страшно побледнела; да и у других вид был жалкий.
   - Объясни, - пробормотал Орми, чувствуя, как течет по спине  холодный
пот.
   - Да, мертвы! Вы погибли вчера, в пещере, где ночевали.  Упыри  убили
вас всех. Я это видел своими глазами.
   Пауза длилась невыносимо долго. Потом Бату, ощупав и  осмотрев  себя,
осмелился подать голос:
   - Но мы живы.
   Эйле сказала:
   - Все, что я вижу и чувствую, может быть обманом и наваждением.  Все,
кроме знания, что я существую. Не верю тебе!
   - Напрасно. Ведь я не способен  лгать.  Впрочем,  ты  не  столько  не
веришь, сколько не понимаешь. Все  дело  в  том,  откуда  смотреть.  Вы,
конечно, живы. Я этого не отрицаю. И все же вы мертвы.
   - Но мы не можем быть одновременно живыми и  мертвыми!  -  воскликнул
Бату.
   Элгар помрачнел, потом слегка улыбнулся и сказал:
   - Ничего, я не сержусь.
   - Да, я подумал это! - Бату, вероятно, впервые в жизни вышел из себя.
- Я подумал: "Стоило тащиться за тридевять земель к этому  выжившему  из
ума подземному червю, не способному отличить черное от белого и  мертвое
от живого!"
   - Ты прав, - сказал Элгар безнадежно, с тоскою  в  голосе.  -  Нельзя
быть одновременно живым и мертвым. Но я и не говорил этого. Я не говорил
"одновременно". Дело в том, что время устроено гораздо сложнее,  чем  вы
думаете. Оно  не  всегда  идет  вперед,  у  него  могут  быть  и  другие
направления. В большинстве из них  вы  мертвы,  хуже  того  -  вы  стали
упырями, и, если бы не марбиане, никогда бы  вам  не  прийти  сюда...  -
Элгар внезапно замолчал, словно испугавшись чего-то. - Вы мне не верите?
Думаете, я выжил из ума? Слепцы! Я не виноват, что приходится  объяснять
вам таким убогим способом - словами! Да вы и слушать не желаете! Что  ж,
я сумею сделать так, что вы все увидите сами. Сядьте и смотрите на меня!
   Выродки повиновались. Элгар несколько  раз  плавно  взмахнул  руками,
отчего складки его  одеяния  заходили,  как  волны  на  воде.  Потом  он
забормотал что-то бессвязное, чуть покачиваясь и продолжая делать руками
странные жесты.
   Вскоре бормотание Элгара перестало  доходить  до  сознания  Орми.  Он
погрузился в странную полудрему и вдруг увидел снег, и замшелые  ели,  и
серое небо, и горы. Он снова шел к жилищу Старика; с ним были его друзья
- Эйле, Энки, Бату. Орми узнал  место  и  день.  "Мне  снится  вчерашнее
утро... Сейчас мы должны встретить Аги", - подумал Орми. В следующий миг
он был уже целиком там, в прошлом.
 
Глава 7 
ЧАС УПЫРЕЙ 
 
   Они поднимались все выше по каменистому склону. С  самого  утра  Орми
ощущал странную тревогу: ему казалось, будто он уже был здесь  когда-то.
При этом он твердо знал, что видит эти места впервые.
   Эйле бежала впереди, почти не глядя под ноги.
   - Уже близко! - повторяла она то  и  дело.  -  Так  хочется  поскорее
дойти! Нам бы крылья!
   - Эй, постойте! - крикнул вдруг Энки, шедший позади всех. - По-моему,
я слышал чей-то голос.
   Путники замерли;  Эйле  спряталась  за  камень,  мужчины  пригнулись,
подались вперед, приготовили луки. Время шло, все было тихо.
   - Никого, - сказал Энки. - Ладно, сделаем,  пожалуй,  привал.  А  ты,
Эйле, может, расскажешь нам еще что-нибудь из книг, которые ты прочла  в
Гугане. Только не из тех, где про служение Улле, а что-нибудь  о  числах
или о Земле.
   Развели огонь, сели. Эйле сначала все порывалась  бежать  дальше,  но
потом сама увлеклась своим  рассказом  и  не  заметила,  как  перевалило
далеко за полдень.
   Они продолжили путь и шли дотемна. Один  раз  Эйле,  шедшая  впереди,
остановилась и сказала, обращаясь к Орми:
   - Ты учил меня разбирать следы, помнишь? Взгляни на снег позади нас.
   За ними тянулась цепочка глубоких следов.
   - Боишься, что нас  кто-то  выследит?  Но  тут  мы  ничего  не  можем
поделать. Летать-то мы не умеем.
   - Какая-то беда крадется за нами по пятам. Мне страшно.
   - Чепуха. Даже если нас и преследует враг, нам не впервой  стоять  за
себя. Отобьемся.
   - Хорошо, - вздохнула Эйле. - Пусть так.  И  все-таки  жаль,  что  ты
ничего не чувствуешь, ведь я уверена, что не ошиблась.
   Орми пожал плечами, и  они  зашагали  дальше  на  юго-восток.  Уже  в
темноте принялись искать место для ночлега.  Им  попалась  уютная  сухая
расщелина. Они уже расположились там и развели  огонь,  как  Эйле  вдруг
сказала, что не хочет здесь оставаться.
   - Здесь кончится наш след... - пробормотала  она  чуть  слышно.  -  А
выйдет отсюда совсем другой... Но я знаю, вы не послушаете меня.
   - Конечно, не послушаем, - сказал Орми. - Опасно везде. А это место -
лучше многих других, где нам приходилось ночевать. Ты, Эйле,  успокойся.
Положись на нас с Энки. Вот увидишь, все будет в порядке.
   - Да и куда теперь идти, - сказал Бату. - Поздно уже.
   Они поужинали, расстелили шкуры и быстро заснули - все,  кроме  Орми.
Он ворочался, кряхтел и все не мог отогнать тоскливые мысли. Слова  Эйле
не шли из головы.
   И вдруг он услышал писк. Тончайший многоголосый писк, шедший со  всех
сторон. Орми вскочил, кинулся к  костру  и  принялся  раздувать  тлеющие
угли. Энки, Бату и Эйле проснулись от дыма.
   - Упыри идут! - сказал Орми. - Целая стая. А огня мало, как назло.
   Мужчины едва успели вооружиться, как первый упырь прыгнул на порог из
темноты. В тот же миг Бату пронзил его копьем, Орми хлестнул по костяной
морде горящей веткой, а Энки рубанул  мечом.  Упырь  отступил,  подбирая
вываливающиеся потроха, но  тут  же  ему  на  смену  явился  другой.  Он
проскользнул под нацеленным на него копьем и метнулся к Энки.  Тот  едва
успел отскочить и ловким ударом рассек зловонную тварь надвое.
   Эйле тем временем успела подбросить дров в  очаг,  и  третьего  упыря
встретили огнем. Это  действовало  куда  лучше,  чем  железо.  Опаленные
гадины тут же пускались наутек, но каждый раз  обожженных  и  напуганных
сменяли новые.
   Страшный крик Эйле заставил Орми  обернуться.  Земляной  пол  пещерки
ходил ходуном. Тут и там почва трескалась  и  осыпалась,  обнажая  бурые
костлявые руки и белые черепа...
   Энки остался защищать вход, Бату и Орми бросились на выручку к  Эйле.
Они принялись колотить  головнями  и  мечами  по  лезущим  из-под  земли
черепам, но было ясно, что долго им не продержаться.
   Из темноты полетели камни. Энки коротко вскрикнул, Орми  обернулся  и
увидел, как брат его, лежа на земле, корчится  в  объятиях  упыря.  Орми
успел заметить, как губы кровососа вытянулись трубочкой, как  высунулись
из них желтые подвижные резцы...
   - Держись, брат! - Орми кинулся на  выручку,  но  тут  кто-то  крепко
схватил его за ноги, а на плечах повисла тяжелая туша. Орми еще  пытался
сбросить с себя скользкую тварь, когда вдруг  почувствовал  щекотание  и
покалывание ниже затылка... В глазах потемнело. Он понял, что это конец.
Колени подогнулись, он начал падать навзничь, и еще в  падении  сознание
его стало гаснуть и исчезло прежде, чем он коснулся земли.
   Потом была тьма и тишина и  странное,  назойливое  ощущение  времени.
Время накатывало и отступало, как волны, бьющиеся о берег. Вперед - боль
и  ненависть,  назад  -  успокоение.  Потом  он  открыл   глаза.   Свет,
отвратительный и  пугающий,  заливал  пещерку.  Какая-то  мерзкая  тварь
сидела на сосне напротив входа и орала оглушительным хриплым басом,  так
что дрожала земля:
   "И-имир-рр!"
   "Птица, - подумал Имро. - День. Свет. Ненавижу". Ему  было  больно  и
гадко,  невыносимо  хотелось  зарыться,  спрятаться.  Но  откуда-то  шел
сладкий запах, такой манящий, что он был не в силах устоять. Имро пополз
на карачках в глубь пещеры, шевеля  полужидкими  глазами.  Вот  оно!  По
земле растеклись благоухающие  пятна  крови.  Он  припал  к  ним  лицом,
поскреб  зубами  песок,  всосал  пригоршню   сладких   крупинок.   Время
отхлынуло. О блаженство! За это он отдаст все, что есть в  черной  тьме.
Но свет был невыносим. Скорее вниз! И он принялся рыть. Тело было гибким
и быстрым. Он выворачивал камни когтями, песок летел во все стороны.  За
несколько мгновений он закопался сажен на пять. Холодная  тяжелая  земля
обняла его плотно, навалилась приятным грузом. Услышав чей-то голос,  он
переместился немного  в  сторону  и  прижался  боком  к  другому  упырю.
Почувствовал всей кожей его терпкий аромат.
   - Хорошо, - сказал сосед.
   - Любо быть мертвым, - сказал Имро.
   - Время сегодня ласковое, - сказал сосед. - Раньше было шершавое. Все
накатывало. Теперь вот отхлынуло.
   - Из-за нас оно спешило, - сказал Имро.
   - Мы здесь живем, - сказал сосед.  -  Кровяные  мешки  сюда  ночевать
приходят. Мы все здесь умерли. Нас тут теперь много.
   Потом время билось,  пульсировало,  корчилось,  с  трудом  прорываясь
вперед. Имро лежал в земле и ждал. Кровяных мешков не было  долго.  Имро
постигал  упыриную  мудрость.  Он  научился  мозгом  хватать   вре