олакивает наружу всю грязь и
заставляет читать жизнь от конца к началу, чтобы получалось Зло. Его  не
надо бояться.
   - А как же меченые, Аги? - Эйле дрожала и говорила с трудом, стараясь
не глядеть на собеседника. - Ведь в меченых воплощается его Слово.
   - Это совсем другое. Есть две разные вещи: Слово и способ  прочтения.
Но Слово Врага - это всего лишь Слово Имира, читаемое назад.
   - Что же будет, если они  соединятся  в  одном  существе  -  Слово  и
Способ?
   - Этого никогда не случится в нашем  мире.  Такое  существо  было  бы
добрым, Эйле. Добрым и прекрасным, как ты. Но оно смогло бы существовать
только в обратном времени.
   - О Имир над небом! Я не понимаю!
   - Не важно. Главное, не бойтесь Губителя. На ваше счастье,  он  -  не
личность и не способен на разумные действия.  Он  никто.  Плюйте  ему  в
рожу. Прощай.
   Аги, сгорбившись, семенящей походкой двинулся обратно за перевал.
   - Что ты теперь будешь делать? - крикнула Эйле ему вслед.
   Аги не ответил.
   Утром следующего дня очнулись Энки и Кулу. Эйле и Элгар спали; Орми и
Аш по-прежнему лежали в оцепенении.
   Энки увидел на земле возле  Эйле  странное  маленькое  существо.  Оно
напоминало новорожденного ребенка, только на руках  и  ногах  -  длинные
когти, а лицо - застывшее, страшное, с  единственным  выпученным  глазом
посередине. От неведомой твари несло гнилью и холодом. Горло у  существа
было перерезано, так что голова едва держалась. Его  плоть  походила  на
пчелиный воск. В руке маленькое чудовище сжимало железный нож.
   Потом Энки заметил неглубокую, пустяковую ранку на шее Эйле. Кровь из
ранки почти не сочилась.
   Кулу и Энки быстро обнюхали  землю  вокруг,  и  им  стало  ясно,  что
произошло. Странное существо явилось с запада, из-за перевала, незадолго
до рассвета.
   - Эта тварь хотела убить Эйле, - сказал Энки. -  Но  потом  почему-то
передумала. И перерезала себе глотку.
   Тут проснулась Эйле. Она взглянула  на  воскового  уродца,  потрогала
ранку у себя на шее и заплакала, а Энки и Кулу долго не  могли  взять  в
толк, отчего она так убивается.
   Потом они поняли.
   Когда Орми пришел в сознание, машина была уже почти  готова.  Он  был
потрясен ее  сложностью  и  размерами  и  долго  ходил  вокруг,  пытаясь
разобраться в устройстве.
   В передней части сооружения  помещались  шесть  Нижних  дваргов.  Они
лежали прямо на земле, опутанные прочными ремнями, и ими же крепились  к
массивному каркасу из связанных бивней и бедренных костей  мамонта.  Над
каждым дваргом был установлен тент из  шкур  -  так,  чтобы  свет  падал
только на передний конец туловища.
   Задняя часть костяного каркаса покоилась на шести  булыжниках,  почти
неотличимых от Нижних дваргов. Однако это  были  не  Нижние,  а  Средние
дварги, которых Кулу, Энки и Элгар заманили в Первый пояс и пасли  здесь
несколько дней, пока  они  не  окаменели.  Средние  дварги  крепились  к
каркасу не намертво, а таким образом,  что  могли  освободиться,  пятясь
назад и если кто-то продвинет вперед всю  машину,  а  они  останутся  на
месте. Перед носом у  каждого  Среднего  дварга  сидел  зеленый  нарост.
Сложная конструкция из ремней  и  костей  соединяла  наросты  с  Нижними
дваргами в передней части машины.
   Сверху на костяном каркасе имелись ремни, которыми люди  должны  были
обвязываться, чтобы не упасть во время спуска.
   - Кто же это все придумал? - спросил Орми у Эйле. - Неужели ты?
   - Нет, что ты. Я-то собиралась просто поехать  вниз,  выпив  зелья  и
привязавшись к упряжке Нижних дваргов. Это был никуда не годный план.  И
зелье не то, и во Втором поясе  Нижний  дварг  не  оживет,  да  и  ожив,
поползет в любую сторону, только не вниз. Машину придумал  Аги.  -  Эйле
помолчала немного и добавила:
   - Иногда мне кажется, что он нарочно тогда  снял  повязку  и  впустил
Губителя в свой разум, чтобы перед смертью обрести  мудрость  и  создать
то, что ты видишь.
   Орми вздохнул. Судьба Аги была ему уже известна. Впрочем, любопытство
скоро вытеснило из головы печальные мысли.
   - А как работает эта машина? Насколько я понимаю, мы ляжем вот сюда и
привяжемся ремнями, а дварги должны ожить и поползти  вниз.  Но  Средние
дварги оживут только во Втором поясе. А нам самим такую махину  с  места
не сдвинуть.
   - Аги все предусмотрел. Мы не случайно собрали машину здесь, у  самой
стены. Дело в том, что Верхние дварги, построив стену, отвоевали десяток
сажен у Второго пояса. Не будь стены, голос  Губителя  звучал  бы  здесь
гораздо громче. Поэтому, когда мы пробьем стену, Средние  оживут.  Ну  а
дальше просто. Средние учуют наросты и поползут вперед,  толкая  машину.
Они думают только о еде, поэтому  не  свернут  и  не  остановятся,  пока
наросты висят у них перед носом. Так мы преодолеем Второй пояс.
   -  Отлично!  Но  когда  мы  окажемся  в   Третьем,   Средние   дварги
преобразятся, в них вселится Губитель. А мы  будем  спать  и  не  сможем
защитить себя.
   - Правильно. Поэтому нужно избавиться от Средних на границе Второго и
Третьего поясов. И машина сделает это сама. В конце Второго пояса начнут
оживать Нижние дварги. Они, как ты знаешь, ползут на свет, а мы  сделали
им такие тенты, что у них будут освещены только головы. Они  решат,  что
впереди светлее, и поползут вперед. Теперь самое  главное.  Пока  Нижние
спят, эти ремни висят свободно.  Но  вот  Нижние  натягивают  постромки.
Усилие передается вон той связке костей, и наросты - хлоп! Отстегиваются
от каркаса и падают на землю. Нижние  тянут  машину  вперед,  а  Средние
наконец-то добираются до наростов и, разумеется, дальше  не  ползут.  Мы
едем через Третий пояс уже без них. Задний  край  каркаса  волочится  по
земле. Ну а потом должен быть обрыв. Он занимает весь Четвертый пояс  и,
может быть, низ Третьего. Когда  дварги  повиснут  над  обрывом,  машина
переломится поперек, основная ее часть останется на месте, а нас сдернет
с решетки и потащит вниз. Мы будем падать до самого дна вместе с Нижними
дваргами и передней частью каркаса. Если там не очень  высоко  и  мы  не
разобьемся, то на этом все опасности кончатся, потому что на дне  долины
голос Губителя  не  должен  быть  громким.  Надеюсь,  его  не  заглушили
полностью, а то мы не проснемся.
   - Когда мы сможем отправиться в путь?
   - Машина будет готова дня через  три.  Зелье  почти  настоялось.  Чем
скорее мы соберемся, тем  лучше.  В  последнее  время  здесь  происходит
что-то странное.
   Орми и сам это заметил. Со дна долины шел еле слышный гул. В  воздухе
появились  незнакомые  запахи.  Земля  то  и  дело  вздрагивала,   песок
струйками бежал по склону. Туча над долиной сгустилась почти до черноты.
   - Как будто Губитель почуял опасность, - сказала Эйле. - Хоть  Аги  и
говорил, что он не может чувствовать. Голос Врага становится громче день
ото дня. Мы должны спешить.
   - Мы не будем ждать затишья, как снежные великаны?
   - Нет. Пусть лучше дварги несут нас быстрее.
   И они спешили, как могли. Верхние дварги  не  препятствовали  работе.
Сначала  многие  из  них  наблюдали  за  постройкой  машины  и  пытались
разобраться в ее устройстве -  и  все,  как  один,  поплатились  за  это
головой. Тогда хозяева Первого пояса оставили машину в  покое.  Они  как
будто перестали замечать ее и ни разу  не  заговорили  с  людьми  об  их
планах.
   Наконец все было готово. К тому времени день уже  почти  сравнялся  с
ночью. Накануне спуска Аш,  которому  дварги  доверили  разлить  напиток
забвения по большим каменным чашам, добавил в каждую чашу  по  несколько
капель другого зелья. Люди изготовили его, по  совету  Аги,  из  Нижнего
дварга и сока зеленых наростов. Эйле испытала  зелье  на  себе:  лизнула
кончиком языка, после чего на два дня впала в мертвое оцепенение. Теперь
напиток предстояло попробовать дваргам. Люди поступили так не только  из
опасения, что им могут помешать в последний момент, но и  из  жалости  к
дваргам, ведь стена должна была быть пробита, и голос Губителя в  нижней
части Первого пояса мог стать слишком громким.
   Дварги, один за другим, пили из каменных чаш и не  замечали  подмены.
Тогда Эйле вышла на середину круга.
   - О дварги! - сказала она. - Завтра на рассвете мы  уйдем  и  никогда
больше не увидим вас. Но мы  не  можем  уйти,  не  сказав  ни  слова  на
прощание. Вы проявили гостеприимство и  приняли  нас  в  свой  круг;  вы
научили нас жить в этой земле, где, на первый взгляд, нет места  живому.
Благодаря вам мы поняли: нет такого зла, которое было бы сильнее  жизни.
Вы желали  нам  только  добра  и  надеялись,  что  мы  забудем  о  своих
несбыточных мечтах и останемся здесь навсегда. Не ваша вина,  что  вышло
иначе. Сами того не зная, вы помогли нам поверить в свои силы и  придали
решимости бороться до конца. Ныне мы сделали почти  все,  что  могли,  и
теперь уже не  от  нас  зависит,  чем  кончится  эта  война.  Завтра  мы
отправляемся вниз. Никто не знает, что  будет  после.  Может  быть,  мир
изменится так сильно, что в нем уже не найдется места ни для дваргов, ни
для людей. Но вряд ли стоит об этом жалеть. Что бы ни ждало нас, мы  все
равно поступим так, как решили. Каждый держит  ответ  лишь  перед  самим
собой, а если богам угодно, чтобы люди не ведали, что творят,  то  пусть
это будет на их совести. Мы и вы -  чисты,  и  свершится  лишь  то,  что
свершится. Прощайте же, дварги! Имир видит вас!
   Дварги окаменели, не успев разойтись. Эйле стояла  посреди  круга  из
гладких стоячих камней.
   Три дварга, те, что носили чаши, были еще в сознании.  Они,  конечно,
поняли, что с напитком неладно. И все же каждый, не  раздумывая,  сделал
глоток.
   - Напрасно вы нас боялись, - сказал дварг,  опуская  чашу.  -  Мы  не
стали бы вам мешать. Пусть даже мы навсегда обратимся  в  камень,  когда
смолкнет Губитель, - нам все  равно.  Будет  долгая  ночь.  Мы  случайно
появились и незаметно исчезнем.
   - Завтра вы рано проснетесь, - сказала Эйле. - В стене  будет  брешь.
Скорее принимайтесь за починку.
   Ответа она не дождалась: дварг быстро каменел.
   Перед самым рассветом они взорвали стену точно напротив машины. Глаза
у всех  были  уже  завязаны.  Потом  они  легли  на  костяной  каркас  и
привязались ремнями. Элгар крепко держал  обеими  руками  голову  Уллины
Великой. Эйле дала каждому по глотку нового зелья. Они застыли  один  за
другим, почти мгновенно. Их плоть  затвердела.  Потом  она  легла  сама,
отлила немного зелья в  плошку,  завязала  бурдюк  и  прикрепила  его  к
каркасу. Затянула ремни у себя на груди и на животе. Осушила  плошку.  В
последний миг перед тем, как все исчезло,  Эйле  ощутила  слабый  рывок.
Машина тронулась с места.
 
Глава 18 
УЛЛЕ 
 
   Из пустоты, из небытия явилось ощущение полета. И  тотчас  же  тысячи
голосов  заговорили  разом  в  голове  Орми.  В  этой  какофонии  звуков
невозможно  было  выделить  отдельный  голос  или  фразу.   Плотная   до
осязаемости, текучая, стремительная масса слов с напором била в мозг.
   Орми не был готов к такому натиску. За долю мгновения через его разум
проходило больше понятий и образов, чем он успел собрать  и  постичь  за
всю предшествующую жизнь. И этот поток неминуемо должен был вытеснить из
его головы весь старый хлам, который он называл своей личностью,  -  так
горсть песка мгновенно исчезает из чаши, поставленной под водопад.
   Улле пытался расправиться с ним, навалившись всем весом.
   Череп Орми раскалывался, голова раскрывалась, как бутон. Но пока  еще
он оставался собой и не  желал  сдаваться.  Собрав  всю  свою  волю,  он
построил в боевом порядке остатки своего "я".
   В его мозгу происходило величайшее из сражений,  длившееся  не  более
секунды, пока машина падала с обрыва: один маленький верткий воин против
полчищ безмозглых исполинов.
   Но в самой неисчислимой  огромности  вражеского  войска  таилась  его
слабость. В могучем вихре образов,  захлестнувшем  разум  Орми,  в  этом
безграничном разнообразии слов, были исчерпаны  все  возможности  -  все
мыслимые во вселенной понятия, и, выбирая в  каждое  мгновение  одно  из
них, единственно верное, можно было проложить путь к спасению.
   И Орми прорвался сквозь этот смерч, медленно двигаясь вверх навстречу
струям водопада. Улле был  стихией,  его  рать  лишена  полководца.  Ему
недостало маленькой закорючки, способной собрать воедино знаки и образы,
- короткого словечка "я".
   Удар и боль. Кости черепа срослись, бутон захлопнулся. Четвертый пояс
остался позади; Орми победил.
   Это боги не ведают, что творят. Люди-то знают.
   Он лежал на чем-то гладком, холодном и  твердом.  Сознание  полностью
прояснилось, словно он и  не  пил  никакого  зелья.  Улле  молчал;  лишь
изредка в разум прорывались уродливые обрывки слов. И  все  же  Орми  не
решался снять повязку и открыть глаза. Если  голос  Губителя  так  слаб,
почему не действует зелье? Неужели он лежит здесь уже много  дней?  Едва
ли.
   Потом он понял, что голос не стал тише.  Напротив,  все  вокруг  было
пронизано им; но поток знаков поменял направление. Слово Улле больше  не
рвалось в его мозг; оно стянулось в бесчисленные тонкие нити,  натянутые
между небом и землей. Из этих напряженных тугих  нитей  состоял  воздух.
Они проходили сквозь тело Орми, не задевая сознания.
   Орми соображал очень ясно - яснее, пожалуй, чем когда-либо раньше. Он
понял, что снежным великанам удалось-таки осуществить  свой  замысел.  И
теперь их волшебные камни упорядочивали  словесную  бурю  вокруг  сердца
Улле и направляли поток знаков от земли в небо. А может быть, и  дальше,
в неведомые области по ту сторону тучи, в космос.
   Орми все еще не двигался. Он должен был  хоть  немного  привыкнуть  к
новым ощущениям, сориентироваться.
   Вокруг царила абсолютная  тишина.  Уши  не  улавливали  ни  малейшего
шороха. Запахов Орми тоже  не  чувствовал.  Уши  и  нос  раньше  его  не
подводили, и все же на этот раз он усомнился в своих ощущениях.  Вернее,
в отсутствии ощущений.  Потому  что  осязание  тоже  не  работало.  Даже
собственного тела он почти не чувствовал. Он знал, что лежит на холодном
и твердом, но не мог определить, на чем  именно.  Лед,  камень,  железо?
Скорее всего, лед, решил он. Лед озера Игг. Что же еще.  Но  почему  так
притупились, почти исчезли его чувства?
   Наконец он  решил  снять  повязку...  Так  и  есть.  Тьма.  Полная  и
непроглядная, какой не бывает и ночью в темной пещере.
   Орми встал. Странное ощущение: он знал, что дал телу команду  встать,
но не был до конца уверен в результате. Орми сосредоточился  и  медленно
прошелся  мысленным  взором  по  своему  телу.  Кажется,  оно   все-таки
подчинилось. Он стоял. Уже неплохо. Он крикнул:
   - Эйле! Энки! Кто-нибудь! Где вы?
   Произошло то, чего он и ожидал. Его рот раскрывался, голосовые связки
вибрировали, а звука не было.
   В чем же дело?
   Ответ пришел сам собой, как будто подсказанный кем-то.
   "Напряженность информационного поля Улле столь  велика,  что  никакая
посторонняя информация не  может  сквозь  него  пройти".  Информационное
поле. Когда-то он слышал эти слова от Аги. Тогда он не понимал, что  они
значат. Теперь понял и даже не удивился. Он подумал: интересно, смогу ли
я так же легко найти ответ на вопросик позаковыристее? Например, что мне
теперь делать?
   На этот раз он не  смог  найти  ответа.  И  медленно  побрел  вперед,
постепенно овладевая онемевшим телом.
   Прорываясь сквозь густую  массу  напряженных  словесных  струн,  Орми
испытывал ни на что не похожие ощущения.  Окружающее  пространство  было
неизмеримо плотнее, чем он сам. Движение Слова  в  воздухе  вокруг  него
далеко превосходило по своей мощи то слабое, медленное, робкое  движение
Слова и Духа, которым являлся он сам. Его "я" просачивалось сквозь  тело
Улле, как вода сквозь песок или как тепло сквозь камень.
   Шаг за шагом идти  становилось  легче.  Он  не  сомневался  в  выборе
направления, словно какая-то сила вела его сквозь мрак к неведомой цели.
   И все-таки страшно, подумал Орми. Впереди сам Губитель, чудовище, без
труда покорившее землю. Никто не в силах его одолеть. Снежные великаны и
те не вернулись отсюда. Куда же я-то лезу, жалкий  червяк?..  И  тут  он
потерял направление. Он не знал, куда поставить занесенную ногу. Один  в
темноте, безоружный, бессильный...
   Один? А как же Эйле? Ведь она  обещала  никогда  не  расставаться  со
мной!
   В тот же миг он ощутил ее присутствие. Эйле  была  рядом,  в  десятке
шагов слева от него. Их связала невидимая  нить.  Теперь  он  чувствовал
каждый ее шаг. Орми пошел туда же, куда и она.
   Внезапно ему показалось, что он видит впереди свой путь. Каждый  шаг,
который ему предстояло сделать. Как будто кто-то разметил ему дорогу  во
тьме светящимися вешками. Один раз увидев  этот  путь,  он  уже  не  мог
свернуть с него, даже если бы захотел.
   А вот это забавно, подумал Орми. Кто же меня ведет?  Уж  не  Губитель
ли?
   Нет, ответил он сам себе. Какой-то дварг  однажды  сказал  Эйле:  "За
пределами долины борьба двух начал не столь остра. Поэтому  грань  жизни
размывается и появляется простор для разнообразия".
   Ну а здесь, на дне, напряжение так велико, что не  осталось  простора
не только для разнообразия жизни, но и для разнообразия поступков. Здесь
нет никаких вероятностей, и грань событий  сжалась  в  исчезающе  тонкую
линию. (Орми все это казалось таким простым и очевидным,  что  он  и  не
думал удивляться, хотя в  обычном  состоянии  подобные  мысли  наверняка
показались бы ему признаком сумасшествия.)
   Означает ли это, что я не волен в своих поступках, думал  он.  Ничего
подобного. Все в мире существует и действует в пределах возможного.  Эти
пределы могут быть как широкими, так и узкими. Ведь я же не  возмущаюсь,
что не умею, допустим, летать или управлять  погодой.  Я  свободен.  Кто
знает, может быть, это моя воля проложила мне путь, а  не  какая-то  там
судьба. И даже если в действительности все наоборот... как  там  сказала
Эйле? Пусть это будет на совести богов! Мое  дело  -  идти  сквозь  тело
Губителя по своей тропе, размеченной светлыми  вешками;  держать  голову
закрытой, не поддаваться страху и топать до конца, что бы  там  меня  ни
ожидало.
   Вот я и топаю.
   Шаг за шагом он приближался  к  цели.  Путь  его  пошел  вверх.  Орми
пересек ледяное озеро и теперь поднимался на остров.
   Тьма впереди стала как будто чуть менее плотной... И  вдруг  в  глаза
ему ударил ослепительный свет. Сощурившись, Орми жадно  рассматривал  то
немногое, что открылось его  взору.  Он  находился  на  краю  небольшого
освещенного круга, опоясанного стеной тьмы - словно на  дне  гигантского
колодца. На границе света и мрака, точно  по  окружности,  стояли  шесть
гладких прямоугольных камней высотой в три человеческих роста. В  центре
круга лежал гранитный валун; на его плоской верхней грани  Орми  заметил
углубление наподобие воронки.
   Справа от Орми из мрака вышел Элгар с головой Уллины  в  руке.  Слева
спустя мгновение появилась Эйле.
   Несколько секунд все четверо  смотрели,  не  отрываясь,  на  валун  с
воронкой.
   Потом тело Орми пронзила ужасная, невыносимая боль.  Он  вскрикнул  и
сквозь муку сумел удивиться тому, что услышал свой голос.
   Но он знал, что должен вытерпеть. Он знал, что Эйле сейчас испытывает
такую же боль, да и  Элгар,  наверное,  тоже.  И,  поскольку  его  разум
продолжал работать с исключительной силой  и  ясностью,  Орми  мгновенно
понял причину этой боли. Взглянув на свои руки, он убедился  в  верности
догадки.
   Здесь,  внутри  магического  круга  камней,  у  самого  сердца  Улле,
плотность Слова была столь неизмеримо велика, что живые существа уже  не
могли воспринимать его непосредственно. И хотя само  Слово  направлялось
камнями в небо и не могло атаковать мозг, в этой  адской  гуще,  в  этом
чудовищно напряженном словесном поле сами собой совершались процессы, не
возможные больше нигде  в  мире.  Дол