ть по свету.
   - Что ж это за свет такой, по которому трупы бродят?  -  завизжали  в
соседнем отсеке каким-то бабьим голосом. - Это не свет, а темень одна!
   - Вот так нас понимают! Народ чего-то поглупел за  последние  два-три
дня, - пожаловался Роман. - Семен свое решение  сам  на  себя  взял.  Не
придет больше к нам... Это тоже ему не  легко  далось:  шутка  ли  -  по
Москве бродить? У нас грязно, но крыша над  головой  есть.  А  там  ведь
сейчас не время Максима Горького, чтоб в люди идти... Но Семен - человек
страшный, он всех распугает.
   Юлик наконец понял: трупом они называют  человека.  А  Горький  здесь
притом, потому что сказал: человек - это звучит гордо. Значит, и труп  -
тоже звучит гордо.
   И он высказал эту мысль.
   - Как верно сказал-то! Как верно!  -  подскочил  откуда-то  взявшийся
Шептун, которого Юлий перенес. - Сразу видно, новенький -  наш  человек!
Враг такого не скажет! - и Слава полез целовать Юлия.
   Спросонья у Юлия не было воли его сбросить,  но  он  все-таки  рыкнул
слегка:
   - Да не ваш я! Не ваш!
   ...Собрали завтрак. Уселись трое: Шептун, Нарцисс в гробу  и  воющий.
Четвертым стал Юлик. Он и припас водку. Остальные к этому времени ушли.
   - Скудно живете, ребяты, - сурово сказал Юлик после первой.
   - Да откуда богатство-то здесь, - проскулил Шептун.
   - Да и ну его, богатство! Зачем оно?! - добавил Роман. - Мне лишь  бы
умереть почти.
   - Народ у нас  в  подвале,  конечно,  мечтает  о  безскудности,  даже
вырваться некоторые хотят, но далеко не все, другие считают себя  людьми
конца, - объяснил Коля воющий.
   - На конец света надеются! - зарычал Юлий. - Вот таких пороть надо!
   - Что-то вы такой лихой, все пороть да давить,  небось  из  олигархов
уволили? - спросил Коля.
   Юлий одумался.
   - Да я от нервов так. Нервы стали никудышные.
   - Если от нервов, то это ничего, - согласно кивнул Шептун.  -  У  нас
тут подлечишься. Обстановка здесь более здоровая, чем наверху.
   - Тем более, Дама помогала, - вставил Нарцисс в гробу,  -  даже  пиры
здесь закатывала.
   Юлий отнес "Даму" и "пиры" к бреду, к  глюку  обитателей  и  не  счел
нужным переспросить.
   После третьего малюсенького стаканчика Посеев решил, что пришло время
узнать о главном:
   - А старички-то, пенсионеры  глубокие,  у  вас  бывают?  Сначала  все
замерли, удивившись, но потом ничего.
   - А как же, бывают, куда они денутся!
   - А вы что же,  -  спросил  вдруг  воющий,  -  к  старичкам  какую-то
страсть, что-ли, имеете?
   Но Колю толкнули в бок.
   - А что? - приосанился он. - Вы,  новенький,  не  обижайтесь:  бывает
сейчас такое время голубенькое.
   Юлий сгоряча хотел дать в морду, но стерпел из-за дела. Но тут  вылез
Нарцисс в гробу:
   - Вот у нас  тут,  примерно,  Никита  бывал.  Видно,  что  человек  в
возрасте. Но его никто не понимал.
   Юлий возликовал от такой легкой удачи и забыл о несправедливой обиде.
"Сам Никита мне в лапы лезет", - подумал он.
   - Бывал? А где же он теперь?
   - Хи-хи-хи! - прямо-таки запищал от радости Коля. - Я же говорил: вас
тянет на старичков. Я хоть и вою, но наблюдательный!
   "Этот паразит всю линию сбивает", - проскрипел в уме Юлий.
   - Это потому что старички - перед смертию. Потому их жалеть  надо,  -
вставил Нарцисс в гробу.
   У Юлия закружилась голова.
   - Где Никита?! - заорал он, точно сорвавшись с цепи, чувствуя, что  с
этими субъектами он может потерять свой здоровый человеческий разум.
   А разум Юлий  любил  идеологически,  потому  что  Крушуев  часто  ему
твердил, что организация ведет борьбу во славу человеческого  разума.  •
Все прямо окаменели.
   -  Он  и  вправду  старикашкофил,  -  пробормотал   Шептун.   -   Ух,
тараканище...
   Но Нарцисс в гробу открылся:
   - Никита уже давно не приходит. Скрылся пока.
   - Как не приходит? - у Юлия даже голос дрогнул. Нарцисс  в  гробу  на
это подмигнул Шептуну.
   - Да просто не приходит, - ответил Роман. -  Мало  ли  какие  у  него
дела... Он вас не Ждал с объятьями, - тихонько съязвил Нарцисс.
   - Но может, он придет скоро, сам по себе, - заявил  Коля.  -  У  него
расписания ведь нет!
   - А откуда же он приходит? - спросил Юлий.
   - Ну это ж никто не знает, - развел руками Шептун. - Но похоже, что с
того свету.
   - Старичок, да еще с того свету! Кому такие нужны?! - вскрикнул  Коля
воющий. - Не пугай гостя! Отобьешь ведь охоту!
   Юлий опять скрипнул умом, но решил, что такая версия  ему  только  на
пользу: для маскировки.
   - Вас-то как зовут, наконец?  -  спросил  Шептун.  -  Когда  вы  меня
переносили, я забыл спросить.
   - Александром меня зовут, - сурово ответил Юлий.
   - Ну Александр так Александр, - миролюбиво согласился Шептун. - Будем
друзьями.
   Юлий задумался: "Надо здесь пожить и подождать.  Может  быть,  сам  и
появится в один прекрасный день".

Глава 17

   Одним утром особенно разбушевалось  солнце.  Оно  палило  так,  будто
хотело сгореть.
   И Таня проснулась в своей комнатке. "Жить... жить...  жить!"  -  было
первой ее мыслью.
   Быстро вскочила с  постели  и  так,  в  ночной  рубашке,  побежала  к
большому зеркалу - в столовую. Но потом устыдилась: "Не  жить,  а  быть,
быть... Я была и во сне... где-то даже в глубинном сне", -  мелькнуло  в
ее сознании. Но избежать своего отражения не удалось - и  у  нее  всегда
замирало сердце при этом, как  от  удара  нездешним  хлыстом.  Отражение
увиделось в зеркале, как внезапный восход солнца, как чудо...
   "А я красива, - подумала она, глядя на себя: была она  в  зеркале  во
весь рост. - Но неужели это я? Совершенно очевидно, что  это  маска,  но
родная маска, в которой чуть-чуть присутствует то, что за ней, -  и  она
усмехнулась в зеркало. - Черты лица женственны, но в тайне андрогинны...
Ну ладно... Здравствуй, Таня, моя маска!" Начался день.
   Она почувствовала, что сходит с ума от радости за свое существование,
от любви к себе. Но это было хорошее сумасшествие, и она  контролировала
его.
   Поэтому, когда, помывшись, накинув  халат,  она  села  в  кресло,  то
немного опомнилась: эта любовь была не та, не любовь к высшему Я, и  Его
- к чистому Сознанию. Когда ей удавалось (не так уж часто) входить в это
абсолютное состояние - там все было совершенно  другое,  чем  здесь,  на
этом  берегу.  Там  было  очищенное  от  земного  бреда  Я,   глубинное,
недосягаемое для скорби, поток света и сознания в самом себе, совершенно
другая Радость, и кроме того, ясное понимание того,  что  это  Вечность,
что это состояние не подвержено смерти и времени. И  поэтому  оно  такое
бездонно-спокойное, нет страха  и  нет  связи  с  этим  смертным  миром.
Бессмертие  -  просто  свойство  этого  состояния,  как  прозрачность  -
свойство воды. И это ясно чувствуется, когда это состояние присутствует.
А если в него часто входить, закрепить, то ты останешься  в  нем  "после
смерти", которая  в  этом  случае  ничего  не  изменит  в  тебе.  Смерть
исчезнет, как сон, потому что  ты  будешь  в  вечном  состоянии.  Высшие
индусы на протяжении тысячелетий отлично сохранили это сокровище, и  они
не ошибались даже в деталях, это очевидно из личного  опыта,  чего  надо
еще достигать, кроме Вечного Бытия?
   Ты в абсолютной безопасности и в то же время - это ты. Ты -  в  своем
истинном Я, а не в ложном, не в "эго". То, что этому нет земного имени и
формы - только во славу, любая форма, любое тело, даже  тончайшее,  рано
или  поздно  гибнет.  Все,  что  не  в  океане  Абсолюта,  все,  что   в
относительном мире, - исчезает. Зачем же тогда любить, быть  привязанным
к своему телу, которое все  равно  истлеет?  Или  к  своему  временному,
маленькому "я", к "эго"? Нельзя  себя  распускать  в  этом  плане.  "Это
очевидно, - думала Таня, неподвижно сосредоточившись в своем  кресле.  -
Но на практике, действительно, это не так-то просто. Во-первых, для того
чтобы реализовать это состояние, нужен дар. Ведь это то  же  самое,  что
сделать  прыжок  от  человеческого  обычного  сознания  к  принципиально
другому, вечному. Это не более и не менее, как переход от мира  к  Богу,
или, по крайней мере, к Вечности, прыжок через пропасть, отделяющую  мир
от Абсолютной Реальности. Потенциально такая возможность дана  человеку,
как архетипу, как образу и подобию Божию, но практически  в  современном
мире - это очень редкий дар, даже в Индии. Есть ведь много промежуточных
духовных состояний и иерархий.  Только  при  наличии  этого  дара  можно
практиковать, но  нужны  знания,  воля,  способность  к  концентрации  и
усилия. Почему этот дар есть у нее? Непонятно. Действительно, дух дышит,
где хочет", - усмехнулась она.
   С другой стороны, это у нее еще совсем не закреплено.  Она  и  там  и
здесь. У Артема все же успешней, да он и более близок к Буранову,  часто
встречается с ним.
   "Но я доведу дело до конца, - подумала она. - Да и страшно  быть  все
время в мире, в этой Вселенной рано или поздно нарвешься на такой  ужас,
что упадешь на дно... Главное - трансформировать  ту  нежность  к  себе,
которая всегда была во мне, перенести ее на свое же высшее вечное Я.  На
нежно любимый бессмертный Атман. Невозможно не любить себя, зачем  тогда
вообще жить, зачем "быть", если не любишь "быть", -  но  надо  научиться
любить только вечное в себе. - Таня улыбнулась вдруг. - Я добьюсь  этого
рано или поздно.
   Но некоторые считают, что это состояние, возможное при жизни,  только
отблеск бесконечной Абсолютной Реальности, в которую полностью  войдешь,
когда связь с миром порвется окончательно. Это действительно две великие
Контр-реальности:
   Абсолютная Вечность, по ту  сторону  Вселенной,  и  эти  бесчисленные
миры, где все погибает и рождается, и которые несутся непонятно куда".
   После мыслей о мирах, несущихся  неизвестно  куда,  Таня  элементарно
поставила чай.
   "Но все же, как же другие люди, их миллиарды, если нет этого дара?  -
вдруг вспыхнуло в уме.  -  Господи,  но  ведь  есть  же  вера,  религии,
проверенный путь, и уж тем более, наше православие.  Орлов,  уж  на  что
непонятно-непостижимый, итог согласен с этим. Конечно, при условии,  что
традиция сохранена, не разрушена, и не только формально, но и  в  смысле
Духа. Во-первых, здесь-то уж каждый, любой  человек  может  найти  себя,
во-вторых, раньше, на Святой Руси или в самом раннем христианстве,  были
высочайшие реализации не-тварного Света. Не так ли?.. Это все мы  знаем.
Там есть место каждому по силам, и самый слабый не будет обижен".
   Думая таким образом, Таня приготовила все-таки чай, села  за  стол  в
гостиной, и после первой чашки крепкого душистого напитка,  несмотря  на
его прелесть, мысли ее вдруг приняли довольно тревожный оборот.
   "А что же Орлов, - подумала она, -  вот  он,  Гриша  наш,  совершенно
выпадает, он воистину запредельный, и видимо, реализовав Вечность,  ушел
во что-то действительно уму неописуемое. В полный беспредел, в Бездну, в
то, чего для человека нет. Что за горизонтом  любых  постижений  и  вер.
Путешественник незнаемый..."
   И тут сердце ее екнуло.
   "Боюсь, и Марина моя идет  в  том  же  направлении,  только  в  своем
смысле. Она, конечно, хорошо постигла Веданту, но всегда, насколько я ее
знаю, ее несло в какую-то пропасть. Она тоже запредельная..."
   Таня отхлебнула чайку.
   "Вот, тоже мне, адепты Невозможного. Все им мало, - пожаловалась она.
- Ну, какие уж есть".
   Пора было все-таки подумать  об  ином,  и  ее  мысли  приняли  другое
направление.
   "Да, мне порой трудно побороть прежнюю обычную нежность  к  себе",  -
подумала она и  забралась  на  диванчик  с  ногами.  Чай  и  печенье  на
журнальном столике оставались, тем не  менее,  достижимы,  -  от  своего
существования в этом, так называемом, мире не так легко отказаться,  как
это ни смешно... Кроме того, есть  одна  тайна:  Россия.  И  была  такая
любовь к ней, такая бездна, что у Тани  подкашивались  ноги,  когда  она
думала об этом.
   ...В квартире было тихо и донельзя  отключенно.  Но  постепенно  аура
рассеивалась.
   Таня поглядела на часы.
   "Вечером позвонит муженек, скажет, когда приедет, сколько  заработал.
Он всегда точен,  мой  Юра.  Странно,  но  несмотря  на  нашу  любовь  и
открытость, он внутренне, может быть, духовно, робеет передо мной. И вот
эта неожиданная робость до сих пор не проходит".
   Она встала. На час дня было назначено свидание с Павлом Далининым,  в
чайной на Цветном  бульваре.  Цель  встречи  была  вполне  определенная:
очередная попытка отвести Павла от его бредовых затей.  После  "пира"  в
подвале с Шептуном, Нарциссом в гробу и Никитой Павел  немного  приутих,
даже сконфузился, но ненадолго: по его покрытым синевой глазам и Таня  и
Артем чувствовали, что надвигается новая буря,  но  непонятно,  в  какую
сторону...

Глава 18

   Чайная, в которой они назначили встречу,  была  на  редкость  уютной.
Первая комната  представляла  собой  булочную,  со  свежими  кренделями,
калачами и пухлыми плюшками - все качественное,  но  из  булочной  дверь
вела в чайную, небольшую по размерам, стены которой были  расписаны  под
народные  сказки  и  легенды.  В  углу,  у   прилавка,   где   торговала
буфетчица-толстунья,   всегда   пыхтел   самовар.   И    сластей    было
видимо-невидимо. Таня любила именно такие заведения;  современные  кафе,
пусть и самые пристойные, раздражали ее своей мишурой и нелепой музыкой.
Да и эзотерическое окружение тоже тянулось именно  к  этой  чайной.  Тем
более, таких чайных в Москве, да еще в центре, было совсем маловато.
   Старые пивные  с  их  беспределом,  с  дремучими  песнями,  тоской  и
радостью безвозвратно ушли в прошлое. Замены им не существовало.
   Душевно посидеть было негде, кроме вот, может быть, таких заведений.
   Эта чайная словно создавалась  для  уединенных  бесед,  на  небольшую
компанию,  не  более  трех-четырех  человек,  а  еще  лучше  для  двоих:
тесновато было, зато как-то по-теплому. Тем более серьезные беседы лучше
вести вдвоем-втроем.
   Днем здесь было немного посетителей. Таня сразу  нашла  уже  довольно
взъерошенного Павла.  Он  сидел  один  за  расписным,  в  русском  духе,
столиком в углу.
   Таня подсела. У Павла все было уже готово: и чай, и калачи, и плюшки,
и незаметная водочка, замаскированная под минеральную воду. Кот был  под
столом.
   И сразу начался буйный разговор. Таня рассказала ему о своем утреннем
потоке мыслей. И она заключила:
   - Благодаря Буранову и Веданте  я  поняла,  как  велик  и  бессмертен
человек, что он в своей  скрытой  глубине  -  бог.  Благодаря  Орлову  я
увидела, что человек может быть страшнее и бесконечнее самого себя,  что
он - беспредел...
   И отсюда она прямо перешла в атаку:
   - Павлик, о каком там будущем или  прошлом  можно  говорить  всерьез,
когда все самое высшее и невообразимое содержится  в  тебе  самом?  Куда
бежать, когда все есть внутри? Самопознание - трудный путь,  потому  что
все высшее и невообразимое скрыто в тебе, и к этому надо  найти  ключ...
Зачем тебе миры, будущее, все это  безумие,  когда,  если  ключ  найден,
первая награда: Вечность... А потом и  другое...  Кем  ты  хочешь  быть,
сумасшедшим или бессмертным?
   Но тут Павел взорвался. Хлебнув полстакана водки, он закричал на  всю
чайную:
   - Вы все бьете в одно  место...  Вечность,  богореализация...  Да  ты
пойми, Таня, в конце концов сама же ты сколько  раз  говорила,  что  для
этого нужен дар.  И  этот  дар  в  наше  время  -  почти  исключительный
случай...
   - Редкий, но не исключительный...
   - Ладно, утешительница, тоже  мне!..  Даже  чтоб  изобрести  самовар,
нужен дар, а тут... У меня нет, и в этой  жизни  не  будет,  подходов  к
этому...  Я  пробовал,  бесполезно,  нечего  меня  тянуть...  Я  иду  по
касательной.
   - Хорошо-хорошо. Все-таки остановись...
   - Ты еще скажи, к батюшке пойди, за  помощью...  Дескать,  побывал  в
прошлом, помогите! Своего отца покалечил там...
   - Ну знаешь, батюшки всякие бывают... Помолится за тебя...
   - Что происходит, пусть происходит. Значит, так надо!  Не  нужны  мне
милости, они только нарушают Высший Промысел...
   - А ты попробуй...
   - Таня, нет, нет и нет! Хватит меня тянуть и спасать. Я хочу свободы;
вы нашли свой путь - и ладно! А я хочу теперь в водоворот!
   - Водоворот, и вся жисть наоборот! - вдруг кто-то заорал рядом.
   Кот бросился наутек. Таня вздрогнула, обернулась: так это  же  Валера
Иглов, сотоварищ Черепова, Клима!
   Но Иглов был жуток - полурваный, глаза блуждали, и все лицо  багровое
то ли от водки, то ли от  какого-то  внутреннего  напряга.  Он  очутился
рядом с Павлом.
   - Павлуша, плесни водяги! - пробормотал он. - Не могу! - Что так?!
   - Конца света не вижу, Павел! - отчеканил Иглов. - Конец света, Таня,
опаздывать... - и он обернул к ней вдруг ставшее жалобным лицо. - Как же
после этого жить?
   Таня засмеялась:
   - Хватит юродствовать! Иглов взвизгнул:
   - Не доживу до конца!
   Павел еле унял его, утер сопли своим платком,  налил  водочки.  Тогда
Иглов примирился, дескать, на нет и суда нет, и затих.
   Таня  почувствовала,   что   Павел   теперь   непреклонен   в   своих
метажеланиях, и, может быть фантом Безлунного сыграл здесь большую роль.
Вообще говоря, Таня не считала, что Безлунный -  человек,  скорее  всего
фантом, вихрь, внутри которого фигура человека,  псевдосущество,  лихой,
но локальный смерч,  посланный  каким-нибудь  богом  из  подполья,  чтоб
почаще и погаже нарушалась гармония,  и  чтоб  предупредить:  держитесь,
ребята,  ужо  вам  будет...  Привыкайте...  И  эту  Танину  мысль  порой
разделяла  даже  Марина.  Таня  вздохнула  и,  не  обращая  внимания  на
умолкнувшего, как крот, Иглова, спросила Павла:
   - И что же ты намерен делать?
   - Вот это другой разговор! - обрадовался Павел. - Я уже надумал: надо
мне поискать Никиту! Все-таки  в  нем  есть  зацепка:  как-никак,  а  из
будущего...  Может  быть,  через  что-то   и   откроется,   попадешь   в
какой-нибудь поток... Кстати, Безлунный бормотал мне  последний  раз  по
телефону: "терпи!", а потом исчез. А я терпеть не хочу. Я бежать хочу!
   Таня опять вздохнула и заметила:
   - Вот и Никита тоже, Марина рассказывала, сидит, сидит, а потом вдруг
вскочит  и  вскрикнет  "Мне  бежать!"  И  исчезает...  Куда  ему  теперь
бежать?..
   Иглов поднял голову.
   - А я хочу, пока конца света не видно, в растение превратиться. У них
сознание  ничтожное  и  застывшее,  им  не  жутко...  Когда  Бездна  все
поглотит...
   - Какая еще Бездна? - спросил Павлик.
   - Не ваша, не ваша, а которой еще не было, друзья... Которую  Черепов
ждет.
   - Ну раз Черепов ждет, так и будет, - развел руками Павел, но  в  уме
снова мелькнула Верочка... "Почему она умерла?.. Но, если бы жила,  была
бы сейчас... какая? Но я бы ее нашел все равно. И  спросил  бы:  помнишь
тот вечер, тридцать лет почти  назад,  молодого  человека,  который  был
влюблен в тебя в тот день... И вот я пришел за тобой... Как  видишь,  не
постарел... Но многие ушли за это время в пропасть, и нет нигде Верочки.
А что искать кладбище, что толку в могиле?"
   Валера Иглов в это время встал. Лицо его побагровело еще больше.
   - Прощайте, пока я еще не растение, и ветви с листьями не  растут  на
мне, - твердо сказал он. - Пока могу говорить, а не шептать... Я,  между
прочим, с Череповым примирюсь. Не думайте, мы одного поля ягоды...
   Иглов пошатнулся, но Павел удержал его.
   - Я доеду. Меня ждут.
   И он указал на дверь в булочную. Там за дверью, в булочной, двигались
какие-то тени. Потом появилось лицо, опухшее, но призывающее  Иглова.  И
тот пошел на зов...
   Павел поглядел на Таню.
   - Черепов велик, но опасен, -  сказала  она.  -  В  теории  о  некоей
Бездне, о "новом" для нас, точнее, скрытом Абсолюте,  скрытом  за  нашим
псевдо Абсолютом - здесь, вроде, здорово, радикально, безумно...  Истина
это или нет - никто не знает...
   Тут интуиция должна быть сверхчеловеческая...  Но  на  практике,