а виду свой  хвост.  В  воде  мелькнул  и  исчез  быстрый
проблеск света.
     Некоторые пузырники повернули к волне, и она разгладилась.  Пузырники
неуверенно закружились, потом поднялись,  не  вынимая  жгутиков  из  воды.
Нескольких, помельче и  более  яркой  окраски,  вероятно,  более  молодых,
вытолкнули вверх, они совсем оторвались от воды  и  поднялись  в  вечернее
небо.
     Я завороженно следил за ними.
     Ничего не произошло.
     Один за другим пузырники возвращались на поверхность, пока почти  вся
стая не  очутилась  в  воде.  Я  предположил,  что  они  питаются  местной
разновидностью планктона.
     Океан оставался гладким.
     Но я чувствовал их беспокойство.
     Я уже собирался к  капсуле,  когда  волна  появилась  снова.  Гораздо
ближе.
     Я пожалел, что не захватил с собой бинокль, но он хранился в ящике за
сиденьями, и мне не хотелось  тратить  время  на  возвращение  к  капсуле,
находившейся в двухстах метрах от меня.
     Волна направлялась прямо к пузырникам, приближаясь  по  курсу,  почти
параллельному береговой линии. Она  опять,  казалось,  набирала  скорость,
становилась все больше. На ее гребне образовалась тонкая полоска пены.
     Интересно, какие  органы  чувств  есть  у  пузырников?  Все,  имеющие
зрение, уже удрали бы, а они только нервно подпрыгивали  на  своих  тонких
жгутиках, напоминающих буксирные тросики, словно были привязаны к океану.
     Волна бросилась на них.
     Раздался  писк,  пронзительный  вопль,  прозвучавший,  казалось,   на
пределе слышимости. Пузырники одновременно взмыли в воздух, как испуганные
птицы. Очевидно, они выбрасывали воздух из центрального  газового  пузыря,
пытаясь набрать высоту, но более крупные двигались медленно.
     Вся колония успеет уже подняться  над  поверхностью,  когда  подойдет
волна, почему же в их криках звучит такая паника?
     Волна изогнулась острым углом и прошла, не причинив им вреда.
     Однако нескольких пузырников рывком притянуло к поверхности, и  волна
повлекла их за собой. Двое запутались в жгутиках друг друга. А волна снова
изменила направление и двинулась к берегу - к тому месту, где стоял я.
     - Алекс, что там у тебя происходит, черт  побери?  -  раздался  голос
Чейз.
     - Кормление зверей, - ответил я. - Там что-то в воде.
     - Что? Не могу рассмотреть. Что это такое?
     Надвигающаяся стена воды поднялась выше,  стала  длинной,  почти  как
весь пляж, пройти который можно было бы минут за пятнадцать.
     Я бросился к капсуле, которая оказалась невообразимо далеко от  меня.
Песок был глубокий, я с трудом бежал, увязая в нем, сосредоточив взгляд на
капсуле и прислушиваясь к глухому реву прибоя. Потеряв равновесие, я  чуть
не упал, но снова пустился  бежать,  с  трудом  переставляя  одеревеневшие
ноги.
     Чейз молчала, следя за мной через видеокамеры, и это  заставило  меня
подумать о том, что мой рывок через  пляж  демонстрирует  такой  ужас,  за
который мне потом будет стыдно. Все происходило, как в замедленной съемке.
А наступит ли "потом"?
     Я рванулся вперед еще быстрее, мысленно  представляя,  что  мне  надо
делать,  чтобы  взлететь.  Открыть  фонарь  кабины.  Господи,  разве   эта
проклятая штука заперта? Да! Вон  он,  серый,  блестящий,  сияющий,  и  он
закрыт! Включить магнитные двигатели.  Задействовать  внутренние  системы.
Снова закрыть фонарь.
     Я мог бы включить двигатели на бегу, подав команду в интерком, но для
этого мне пришлось бы замедлить  бег  и  успокоить  дыхание,  а  мое  тело
устремлялось вперед помимо моей воли. Мне все равно не остановить его.
     Волна уже входила в зону бурунов - чудовищная, гораздо выше остальных
волн, через которые перекатывалась. Проклятая приливная волна. Однако,  ей
почему-то не хватало текучести, будто в ней скрывалось что-то огромное,  а
сама она была живой. Вода в ней казалась более зеленой, чем океанская, и в
солнечном свете виднелись темные нитевидные волокна. Сеть! Паутина!
     Резкие крики запутавшихся пузырников становились  все  пронзительнее,
хотя раздавались все реже. Наверное, их затягивало в кипящую воду.
     Прилив оставил возле капсулы небольшие лужицы. Густая коричневая вода
влилась в них, и они начали выходить из берегов. Длинная, медленная мутная
волна ворвалась на берег и покатилась вверх по  пляжу.  Она  добралась  до
меня, липла к моим ботинкам, тащила назад, пыталась засосать  в  песок.  Я
вырвался и помчался дальше, не замечая  вокруг  ничего.  Мимо  со  свистом
пронеслась тонкая нитевидная полоска. Пляж начал тяжело поворачиваться под
ногами. Я уже не мог вздохнуть и  упал  навзничь.  Несколько  капель  воды
попало мне на правую руку, и от резкой боли  у  меня  выступили  слезы.  Я
вытер руку о  сухой  песок  и  снова  побежал.  Вокруг  шасси  и  лестницы
водоворотами кружилась вода. Я с  трудом  пробирался  вперед:  прежде  чем
переставить ногу, приходилось вытаскивать ботинок.
     На мелководье волна разбилась и обрушилась на пляж.
     Лишь один из попавшихся пузырников еще оставался в воздухе,  описывая
короткие круги и беспрерывно крича, чем усиливал мою панику.
     Волна уже закрыла от меня солнце.
     В это мгновение раздался крик Чейз.
     - Давай, Алекс. Беги!
     Отчаянно рванувшись, я преодолел последние несколько метров.  Глубина
под ногами увеличилась, одежда внизу намокла  и  начала  сгорать,  сползая
липкими кусками. Еще  одна  полоска,  волокнистая,  зеленая,  _ж_и_в_а_я_,
обвилась вокруг моей ноги и сильно  потянула.  Я  ухватился  за  лестницу,
стряхнул ботинок, вскарабкался наверх, ударил  по  замку,  подождал,  пока
откроется фонарь, перекинулся через борт, включил  магнитные  двигатели  и
ткнул пальцем в панель компьютера, чтобы задействовать остальные  системы.
Потом потянул на себя штурвал, и капсула дернулась вверх. Волна ударила  в
стойку шасси, капсула  резко  накренилась,  и  я  чуть  не  полетел  вниз.
Какое-то ужасное мгновение мне казалось, что капсула сейчас  перевернется,
мимо просвистело еще несколько нитей. Кончик одной задел  ботинок,  другая
обвилась вокруг шасси.
     Я вскарабкался наконец в кабину,  закрыл  фонарь.  В  тот  же  момент
капсула снова накренилась и упала на несколько  метров.  У  меня  возникла
дикая мысль выбраться наружу, и я оглянулся в поисках ножа.  Мне  повезло,
ножа не было. Это заставило меня остановиться и подумать.
     Я быстро отжал штурвал, дал полную тягу,  потом  потянул  штурвал  на
себя. Мы прыгнули вперед и вверх, машина затряслась,  резко  остановилась,
так что кости мои хрустнули, и вырвалась на свободу.
     Снимая с себя и выбрасывая за борт то, что осталось от одежды, я  еще
не знал, что лишился шасси.
     Подо мною густая липкая вода  перекатывалась  по  острову,  заставляя
содрогаться от страха при мысли об участи Кристофера Сима и его людей.


     Тропические острова уже не казались мне вероятными объектами  поиска.
По-моему, заговорщики наверняка знали об опасности и  поискали  что-нибудь
другое.
     Утром следующего дня я мрачно летел в  сером  дождливом  небе.  Океан
громко  шумел,  и  из  тумана  вынырнул  гранитный  пик  -  острая   игла,
отполированная ветрами и водой.
     Их оказалось много: тысячи башен поднимались из темной воды с  севера
на юг параллельно орбите "Корсариуса". Чейз настаивала, чтобы  я  поднялся
повыше и перелетел через них.
     - Нет, это то самое место.
     Порывы ветра бросали меня из стороны в сторону среди  пиков.  Хотя  я
вел капсулу очень осторожно, но быстро запутался, и уже  не  понимал,  где
представлял раньше и куда хочу попасть. Чейз  отказалась  помогать  мне  с
"Кентавра". В конце концов, я вынужден был подняться на  нескольких  тысяч
метров и ожидать окончания шторма.
     Тем временем стемнело.


     Когда я проснулся, красноватое солнце  стояло  уже  довольно  высоко,
воздух был холодным и чистым.
     Чейз пожелала мне доброго утра.
     Мое  тело  одеревенело,  мне  хотелось  принять  душ,   но   пришлось
ограничиться кофе, после чего я опять спустился и поплыл между башнями.
     - Где-то здесь, - сказал я Чейз.
     В течение дня мне пришлось повторять эту фразу неоднократно.
     Шпили сверкали синими, белыми, серыми красками,  кое-где  на  гладкой
стене росло дерево или кустик. В вышине  кричали  птицы,  облетая  дозором
кипящее море. Пузырников видно  не  было,  наверное,  они  боялись  резких
воздушных течений и острых скал. Может, они умнее меня.
     - Прямо по курсу, - встрепенулась вдруг Чейз.
     Я направил бинокль вниз и посмотрел на то, что она  видела  на  своих
экранах. Чейз выключила все экраны, кроме одного, на котором виднелся  пик
средних размеров, ничем не  выделявшийся  среди  остальных.  Признаюсь,  я
ожидал найти скалу со срезанной вершиной,  где  можно  было  бы  соорудить
какое-нибудь жилье.
     Ничего подобного, лишь нечто, напоминавшее широкий карниз, нависающий
над пропастью.
     Я уже видел его!
     Карниз Сима.
     Он казался слишком ровным, слишком симметричным, чтобы быть природным
образованием.
     - Вижу!
     Я увеличил изображение. В самой широкой части выступа  стоял  круглый
объект. Купол!
     Ни с какой стороны к карнизу  подхода  не  видно,  но  это  не  имело
значения.
     Как странно! Человек, покоривший световые годы, вынужден был доживать
свой век на площадке в несколько сотен квадратных метров.


     Кроме карниза и купола других признаков человеческой деятельности  не
было. Сцена имела почти домашний вид. Я представил себе,  как  она  должна
выглядеть ночью, с огоньками в окнах купола, когда его знаменитые  жильцы,
возможно, усаживались за стол  и  обсуждали  свою  роль  в  войне,  ожидая
спасения.
     - Не понимаю, - голос Чейз дрожал.
     - Чейз, под конец Сима покинуло мужество. Он решил  спасти,  что  еще
можно, и договориться с врагом.
     На другом конце линии наступило молчание. Потом Чейз сказала:
     - Они не могли этого допустить!
     - Сим был центральной фигурой в войне. В некотором смысле, он  и  был
Конфедерацией. Они не могли допустить капитуляции,  пока  оставалась  хоть
какая-то надежда, поэтому остановили его. Единственным способом, чтобы  не
прибегать к убийству.
     - Тариен, - произнесла Чейз.
     - Да. Он должен был в этом участвовать. И часть старших офицеров  его
штаба. Может, даже Таннер.
     - Не верю!
     - Почему?
     - Не знаю. Просто не верю и все. Они не могли так поступить!
     - Как бы там ни было, они сообщили о  гибели  "Корсариуса",  привезли
его сюда, высадили Сима и  экипаж.  Наверное,  они  собирались  вернуться.
Однако  большинство  заговорщиков  вскоре  погибло.  Возможно,   они   все
находились на борту "Кудасая". Если кто-то и уцелел, то у них  не  хватило
духу встретиться со своими жертвами. Исключением была,  наверное,  Таннер.
Во всяком случае она знала о происшедшем и знала о Колесе. Она или  видела
его сама, или кто-то другой видел и описал.
     Я проплыл над карнизом.
     - Интересно, - сказала Чейз, - знала ли Маурина?
     - Нам известно, что Таннер прилетала к ней. Хорошо бы получить запись
их беседы.
     - Тут что-то не так, Алекс. Посмотри на  размеры  купола.  В  нем  не
могли жить восемь человек.
     Не могли. И внезапно меня,  словно  холодной  сталью  ножа,  пронзила
уверенность: я страшно ошибался?
     Вот почему никто не знал имен  Семерки.  Господи!  Они  оставили  его
здесь одного!
     Опоздав на два столетия, я плавно опускался сквозь соленый воздух.
     Дул чистый холодный ветер, ни одна травинка не  росла  там,  ни  одно
существо не построило себе дом на этой суровой скале. Внизу кипели буруны,
виднелись обломки скал, у края мыса из  воды  торчали,  подобно  сломанным
зубам, несколько камней, над башней возвышался пик с плоским боком.  Океан
лежал далеко внизу. Как на Илианде.
     Я посадил капсулу прямо перед куполом.
     Из-за погнутой стойки и пропавшего в битве  с  псевдофауной  поплавка
капсула значительно накренилась со стороны кресла  пилота.  Направив  одну
камеру на купол, я выбрался наружу. Вторая камера следила за мной.
     - Напоминает спасательный блок на двоих,  который  имеется  на  борту
"Кентавра", - сказала Чейз. - Если он достаточно укомплектован. Сим мог бы
жить в нем долгое время. Если хотел...
     На крыше виднелась  самодельная  антенна,  занавески  на  окнах  были
задернуты. Море с глухим шумом неустанно билось у подножия горы.  Кажется,
даже на этой высоте я ощущал водяные брызги.
     - Алекс! - Тон Чейз изменился. - Тебе лучше вернуться наверх.  У  нас
гости.
     Я машинально взглянул вверх, как будто мог что-то разглядеть.
     - Кто?
     - Похоже на боевой корабль "немых". Но будь я проклята, если понимаю,
что происходит.
     - Почему?
     - Он на встречном курсе, но летит с околосветовой скоростью.  Они  не
смогут остановиться!



                                    24

                              Для меня секс - дело второстепенное. В любом
                           случае, я предпочитаю  ему удовольствие поймать
                           противника в перекрестье прицела.
                               Алойз Токсиконский. Выступление на открытии
                              Центра стратегических исследований

     - Мне нужно еще несколько минут. Сколько у нас времени?
     - Примерно полчаса, но все равно ты не успеешь вернуться. Да и  какая
разница. Единственное, что мы можем сделать, это помахать ручкой, когда он
будет  пролетать  мимо.  Чтобы  повернуть  и  возвратиться  к   нам,   ему
понадобится несколько дней.
     - Хорошо. - В тот момент меня больше интересовал карниз.  -  Наблюдай
за ним.
     Запасных ботинок у меня не  было,  а  солнце  сильно  нагрело  скалу,
поэтому я натянул пару носков и вышел к куполу.
     Под действием сил природы он  потерял  первоначальный  цвет,  местами
выцвел, местами покрылся пятнами. Камнепады оставили  на  нем  вмятины,  а
подвижки почвы скосили на одну сторону.
     Могила Кристофера Сима.
     Не очень-то элегантный конец на этом  гранитном  обломке,  под  белой
звездой корабля, благополучно пронесшего его через столько опасностей.
     Дверь была сконструирована таким образом, что при необходимости могла
служить воздушным  шлюзом.  Она  оказалась  закрытой,  но  не  герметично,
поэтому мне удалось поднять щеколду и отворить ее. Солнечный свет струился
внутрь сквозь четыре окна и фонарь в  потолке,  освещая  жилые  помещения,
удивительно комфортабельные по  контрасту  с  внешним  видом  купола.  Два
мягких  кресла  с  корабля,  прикрепленные  к  полу,   несколько   столов,
компьютер, торшер.  В  крышку  одного  столика  вделана  шахматная  доска.
Однако, фигур нигде не видно.
     Интересно, прилетел ли сюда Тариен, проделав долгий путь  от  Эбоная?
Произошло ли между братьями последнее объяснение, возможно, в  этой  самой
комнате? Умолял ли Тариен брата продолжить борьбу?
     Они не могли позволить Симу остаться в стороне от битвы. Перед боем у
Ригеля Тариен, наверное, почувствовал, что  у  него  нет  другого  выхода,
кроме  как  схватить  брата  и  под  каким-нибудь   надуманным   предлогом
распустить экипаж. Или же разъяренный Кристофер Сим сам сделал  это  перед
встречей  с  Тариеном.  Потом  заговорщики  выдумали  легенду  о  Семерке,
имитировали  гибель  "Корсариуса",  а  после   окончания   боя,   привезли
Кристофера сюда вместе с его кораблем.
     Сколько же лет это крохотное пространство служило ему домом?
     "Он бы понял, - думал я. - А если бы каким-то  образом  смог  узнать,
что и Окраина, и Токсикон,  и  даже  Земля,  все-таки  выступили,  он  бы,
возможно, утешился".
     Ячейки памяти компьютера оказались пустыми. Я ожидал найти  последнее
послание,  возможно,  к  жене,  или  к   народу,   который   он   защищал.
Почувствовав, что стены начали надвигаться на меня, я выбежал  наружу,  на
карниз, определявший когда-то границы существования Кристофера Сима.
     Мне стало холодно. Я обошел его по периметру и вернулся обратно вдоль
края пропасти, пытаясь вообразить себя покинутым  в  одиночестве  на  этой
планете, в тысяче световых лет  от  живого  существа,  с  которым  мог  бы
перекинуться хоть словом. Наверное, океан показался бы мне привлекательным
выходом из положения.
     Над моей головой пролетел  "Корсариус".  Кристофер  мог  видеть,  как
корабль  перемещается  среди  звезд,  и  через  каждые   несколько   часов
проносится по небосводу подобно заблудившейся луне.
     И тут я  заметил  надпись,  одну  единственную  строчку.  Слова  были
глубоко высечены в песчанике, угловатые  буквы,  ярость  которых  казалась
очевидной, хотя язык был мне непонятен.

                     [ надпись на греческом - пропущена ]

     - Чейз?
     - Я смотрю.
     - Можем найти перевод?
     - Пытаюсь. Не вполне понимаю, как  ввести  изображение  в  компьютер.
Подожди минуту.
     Греческий. Сим до конца остался приверженцем классицизма.
     Сердце мое стучало, как молот, я думал, какими были его последние дни
или... Или годы? Как долго смог Сим выдержать одиночество на карнизе,  под
огоньком раз за разом проносящегося над ним корабля, единственного  звена,
связывающего его с домом?
     Когда "Тенандром" принес потрясающее известие на Аквариум и  Окраину,
решение сохранить все в тайне возникло,  наверное,  чисто  рефлекторно.  Я
представил  поспешные   совещания   высокопоставленных   чиновников,   уже
озабоченных проблемой распада Конфедерации. Почему бы и нет? Что  хорошего
могло дать  подобное  разоблачение?  И  экипаж  "Тенандрома",  потрясенный
увиденным, с готовностью согласился.
     - Алекс, компьютер считает, что это классический древнегреческий.
     - Хорошо. Что еще?
     - Он говорит, что в его памяти только несколько  языков,  и  все  они
современные.
     - Последнее слово похоже на "Демосфен", - сказал я.
     - Оратор?
     - Не знаю, может быть. Но  зачем  ему  понадобилось  тратить  столько
усилий на то, чтобы вырезать на стене имя  мертвого  грека?  При  подобных
обстоятельствах...
     - Бессмысленная затея, - заметила Чейз.  -  У  него  в  куполе  стоял
компьютер. Почему он не использовал его? Он мог написать все,  что  хотел,
зачем же прилагать столько усилий и резать скалу?
     - Средство сообщения  -  уже  сообщение,  как  сказал  когда-то  один
человек.  Возможно,  электронная  поверхность  не  могла   соответствующим
образом передать его чувства.
     - Я связалась с компьютером "Корсариуса". В нем  имеется  только  два
упоминания о Демосфене. Один - древний грек, другой - современный борец.
     - Что о нем сказано? О греке, конечно.
     -  "384-322  до  н.э.  По  старому  стилю.  Величайший  из  эллинских
ораторов. По преданию родился с дефектом речи, который преодолел,  набивая
рот галькой и перекрикивая шум моря. Его речи убедили жителей Афин  начать
войну с Македонией. Наиболее известны три хвалебные речи  и  три  речи  на
Олимпийских играх.  Все  датируются  около  350  г.  до  н.э.,  плюс-минус
несколько лет.  Вопреки  усилиям  Демосфена,  македонцы  победили,  и  его
отправили в ссылку. Позднее, он покончил с собой".
     - Тут есть связь, - сказал я.
     - Да. Тариен тоже был оратором. Может, это о нем.
     - Не удивлюсь.
     Вдруг я заметил еще одну надпись на скале, но другими  буквами:  "Хью
Скотт, 3131". Они были вырезаны лазером.
     - Всеобщее время, - заметила Чейз. - По времени Окраины это 1410  или
1411 год. - Она вздохнула. - В конце концов, Сим, возможно, простил брата.
Может, даже понял, что тот был прав.
     - Учитывая обстоятельства, ему пришлось бы простить очень многое.
     Ноги у меня болели. Носки не  слишком  хорошая  защита,  поэтому  мне
приходилось двигаться, чтобы не обжечься.
     - А где наш гость?
     - В пути. Движется с ускорением. Несется на всех парах.
     - Алекс?
     - Да?
     - Ты думаешь, она его нашла? Со временем, я хочу сказать.
     - Лейш