.
     Города защищены силовыми  полями,  хоть  некоторые  и  заявляют,  что
предпочли бы старые времена "с настоящей сменой времен года".  Теперь  все
слишком  предсказуемо,  считают  они:  каждый  день  двадцать  градусов  и
приятная  погода.  Губительно  для  молодых  людей.  Однако,  периодически
вносимые  в  Совет  предложения  по  отключению  поля   всегда   с   шумом
проваливались.


     Под именем "Скотт, Хью" в различных городах Деллаконды значилось  сто
семнадцать человек. Я обзвонил всех. Если кто-то из  них  и  был  Скоттом,
которого я искал, он не признался.
     Я попытался навести справки в Большом банке внутренних областей,  где
был открыт счет, на который перевели деньги от продажи дома.  Они  вежливо
выслушали меня, но адрес дать отказались. Более того, передавать сообщения
клиенту тоже против их правил.
     Итак,  мне  оставалось  опросить  все  тридцатимиллионное   население
планеты в поисках человека, который не хотел, чтобы его нашли.
     Наиболее вероятным местом для начала поисков был дом Кристофера Сима.
Теперь это, разумеется, музей: скромный, двухступенчатый дом из пермиата в
Кассанвайле,  дальнем  горном   поселке,   население   которого   в   годы
Сопротивления составляло около тысячи человек. Сегодня оно лишь не  многим
больше, если не считать туристов.
     И все же, это выставочное  скопление  древних,  но  ухоженных  зданий
представляет собой краеугольный камень  Конфедерации.  Здесь  собраны  все
великие символы: над поросшими лесом вершинами парят фурии, в верхнем окне
домика Сима горит одинокий фонарь,  а  в  скромном  коттедже  Тариена,  на
другом конце покрытой лесом долины, компьютер еще хранит в  памяти  первые
варианты предложений, в конечном итоге вошедших в Соглашение.
     Я добрался туда поздно вечером.  Чтобы  сохранить  очарование  старой
планеты, деллакондцы воздержались от сооружения над городом навеса. Теперь
все изменилось, но в ту  позднюю  весну  3231-го  года  по  деллакондскому
летоисчислению он был открыт стихиям.  Насколько  я  помню,  день  выдался
холодным, даже в полдень температура не поднималась  выше  минус  двадцати
градусов. Постоянный ледяной ветер дул вдоль горных  склонов  и  гулял  по
центральной части Кассанвайля.
     В нескольких сотнях метров от дома Сима деллакондцы  соорудили  приют
для туристов. От него людей перевозили на аэробусе к главным  историческим
местам в округе. Однако ожидание на станции могло быть  долгим.  Я  пробыл
там почти час, прежде  чем  группу  из  двадцати  человек,  среди  которых
оказался и я,  доставили  через  поле  спрессованного  снега  к  конечному
пункту.
     Сим жил в  трехэтажном  сельском  доме,  с  двух  сторон  окаймленном
верандой. Наш аэробус описал круг над  местностью,  чтобы  мы  рассмотрели
достопримечательности: маленькое кладбище, где похоронена Маурина,  личный
скиммер Сима, стоящий теперь на постоянном причале под навесом из силового
поля  в  северной  части  поместья,  Бикфордскую  Таверну,  видневшуюся  у
подножия восточного склона,  где  после  начала  войны  состоялась  первая
стратегическая встреча.
     Мы ждали в воздухе, пока  предыдущая  группа  займет  места  в  своем
аэробусе, потом опустились на предназначенное для нас место. Гид  объявил,
что в доме можно пробыть десять минут, и открыл двери.
     Мы высыпали наружу и, несмотря на холод, постояли на  дорожке,  чтобы
проникнуться торжественностью момента, посмотрели на окна спальни,  откуда
пробивался мягкий-желтый свет, и вошли в дом.
     Веранда, обставленная качалками и мягкими креслами, обогревалась.  На
шахматной доске были расставлены фигуры, и бронзовая  табличка  объясняла,
что позиция взята из записи партии, сыгранной Кристофером  Симом  с  одним
городским жителем. Как я понял из реплик посетителей,  у  Сима,  игравшего
черными, позиция была лучше.
     С веранды открывался потрясающий  вид:  длинная  долина,  по  которой
вьется замерзшая река, просторные белые  склоны  с  разбросанными  по  ним
редкими домами  и  пятнами  леса,  холодные  вершины,  тонущие  в  клочьях
облаков.
     Чопорно-формальный интерьер с богато вышитыми  ковриками,  сводчатыми
потолками и  неудобной  мебелью  был  выполнен  в  манере  той  же  эпохи.
Центральная прихожая разделяет жилую комнату и библиотеку с одной стороны,
и гостиную и столовую - с другой. Как часто бывает в исторических зданиях,
желание создать ощущение другой эпохи не привело ни к чему. А  старательно
разложенные личные вещи и  книги,  которые,  по  идее,  должны  вызвать  у
посетителей впечатление, будто хозяева сию минуту вышли, лишь подчеркивают
тщетность этих усилий.
     В библиотеке лежала книга отзывов. Я быстро  пролистал  ее,  вставляя
листы в монитор, чем привлек внимание охранника. Он подошел и осведомился,
не нужна ли мне помощь.
     Я любезно ответил, что для меня книга отзывов всегда  служит  главным
моментом посещения.
     - Из нее многое  можно  узнать,  -  заметил  я,  ища  в  колонке  для
замечаний патетические высказывания.
     Там были записи о качестве еды в гостиницах,  о  плохом  оборудовании
ванных комнат в туристическом приюте, фраза "Только что поженились"  рядом
с именами какой-то парочки  и  энергичное  "Смерть  захватчикам"  напротив
чей-то неразборчивой подписи.
     - Знаю, - ответил охранник и потерял ко мне интерес.
     Наконец я нашел то, что искал - имя Хью  Скотта!  Как  давно  он  был
здесь? Даты проставлялись по деллакондскому календарю, который я заложил в
свой интерком. Оказалось, я отстал от Скотта на четыре месяца.
     В графе "адрес" он  отметил:  "Деллаконда",  а  графа  для  замечаний
осталась пустой.
     Я  собрался  было  немного  походить  по  дому,  но   экскурсия   уже
закончилась, и все направились к выходу. Гид жестом указал мне на дверь, и
я нехотя присоединился к своим спутникам.


     Следующей остановкой была Академия Вендикиса,  в  которой  преподавал
Сим.
     Здание представляло собой копию, оригинал же разрушили после войны, и
почти сто лет на этом месте ничего не строили.
     Все  помещения  теперь  приспособлены  под   другие   цели:   в   них
разместились  сувенирный   магазинчик,   туалеты,   видеозалы,   ресторан.
Сохранился лишь класс Сима, в котором дисплеи настроены для урока  истории
из курса "Греко-персидские войны"  с  использованием  материалов  и  плана
урока из его файлов. У  двери  стоит  голографический  спартанец-гоплит  в
полном вооружении.
     Тема урока светится на дисплее: "Леонид у Фермопил".
     На стенке у класса прикреплена серебряная табличка. Это список бывших
студентов, воевавших вместе со своим учителем. На  ней  значатся  двадцать
семь имен. Только двое из них остались в живых.
     Как и в Домике Сима, в Академии имелась своя  книга  отзывов,  где  я
снова нашел имя Скотта. Та же дата, но на этот раз он добавил  язвительное
замечание: "В конечном итоге, это не имело значения..."
     Поскольку Хью оставил записи в каждом из  священных  мест,  я  сделал
вывод, что он не мог оказаться случайным посетителем. Я огляделся,  изучая
толпу. Мы стояли, тесно прижатые друг к другу  на  отгороженных  веревками
местах. Одни наблюдали за ходом битвы  при  Фермопилах,  другие  старались
рассмотреть пульт управления Сима,  кто-то  сидел  у  терминалов,  вызывая
данные, которые, по утверждению Управления Заповедников, собраны и внесены
самим Симом.


     Повсюду стояли памятники  и  памятные  знаки.  Можно  было  осмотреть
коттедж Меры Пул, на крыше которого красовалась черная фурия, нарисованная
ею как вызов в  самый  разгар  оккупации,  и  табличку  со  словами  Уолта
Хастингса, произнесенными  им,  когда  он  получил  известие  о  гибели  у
Валинаса  всех  своих  пятерых  сыновей  и   дочерей:   "Я   считаю   себя
счастливейшим из людей, потому что у меня были такие  дети!";  и  памятник
безымянному ашиурскому  офицеру,  убитому  партизанами  во  время  поисков
потерявшегося зимой ребенка.
     Но самым знаменитым памятником был Сигнал.
     Каждый вечер он сияет в окне третьего  этажа  домика  Сима  -  теплый
желтый конус света, сверкающий на снегу. Это маяк, зажженный Мауриной  для
погибшего мужа, древняя лампа, которая,  согласно  легенде,  горит  каждую
ночь с тех пор, как пришла весть от Ригеля.
     Маурину Сим всегда представляют себе такой, какой она  изображена  на
гравюре Констебля - красивой, молодой, с  распущенными  черными  волосами,
глядящей застывшими от боли глазами на яростный серп луны.
     Ее  свадьбу  омрачила  тень  надвигающейся  войны.  Она  не  пыталась
отговорить  мужа,   собиравшегося   присоединиться   к   Тариену   и   его
добровольцам, которые преисполнились решимостью  помочь  Корморалу.  В  то
время подобная экспедиция, наверное, казалась самоубийством,  хотя  многие
считали, что ашиуры скорее всего отступят.
     Но Корморал сгорел  до  прибытия  деллакондцев,  и  это  событие  все
изменило. То, что сначала было не более, чем демонстрацией, превратилось в
беспощадную войну.
     Через некоторое время Маурина и сама  пошла  воевать,  присутствовала
при обороне Города на Скале и Санусара, стояла у  пульта  орудия  в  Гранд
Салинасе, выполняла функции  посла,  путешествуя  на  нейтральные  планеты
вместе с Тариеном и  выступая  в  защиту  дела  Конфедерации.  Но  Маурина
оказалась на Деллаконде, когда планету захватили ашиуры, и  уже  не  могла
активно  участвовать  в  событиях.   Несмотря   на   свои   телепатические
способности, ашиуры, по-видимому, не поняли, какой приз был в их руках,  а
если и поняли, то предпочли проигнорировать этот факт.
     Говорят, когда пришло известие о смерти мужа, Маурина была в  ванной.
Молодой человек по имени Франк Пакстон, принесший это известие, со слезами
барабанил в дверь, пока Маурина не поняла, что случилось.
     Сигнал горел и той ночью, когда она в последний раз Докинула  дом,  а
потом городские жители уже не давали ему погаснуть.


     Я снова напал на след Хью Скотта в Хринварском  космическом  музее  в
Ранкорве, столице Деллаконды. Когда мне  сказали,  что  он  "собирается  к
Хринвару", я был весьма озадачен. Скотт полетел в  этот  музей,  а  я  тем
временем отправился за двести световых лет, чтобы взглянуть на место этого
сражения.
     Хью  значился  как  помощник  Общества  Военного  флота.   Адрес   не
указывался, но код был приведен. Он оказался местным, и я с первой попытки
связался со Скоттом.
     - Мистер Скотт?
     - Да? - Голос звучал довольно дружелюбно. - Кто это?
     Я почувствовал прилив восторга.
     - Мое имя Алекс Бенедикт. Я племянник Гейба.
     - Понимаю. - Голос стал сдержанным. - Я огорчен  известием  о  гибели
вашего дяди.
     - Благодарю вас.
     Я  стоял  в  комнате  музея,  глядя  сквозь  стеклянную  витрину   на
экспозицию военных мундиров того времени.
     - Не могли бы мы вместе пообедать? Я бы с удовольствием побеседовал с
вами.
     - Ценю ваше приглашение, Алекс, но я очень занят.
     - Я читал ваши заметки в Обществе Талино. Они все невиновны?
     - Кто все?
     - Члены экипажа "Корсариуса"?
     Скотт невесело рассмеялся.
     - Думаю, вы не принимаете это место всерьез, - ответил он.
     - Как насчет обеда?
     - У меня  действительно  нет  времени,  мистер  Бенедикт.  Может,  мы
встретимся когда-нибудь потом, но не сейчас.
     Скотт прервал связь, а я стоял, слушая несущую волну.
     Я подождал ему десять минут, потом попытался снова.
     - Вы ведете себя невежливо, мистер Бенедикт, - сказал Скотт.
     - Послушайте, Хью. Я облетел всю Конфедерацию, мой дом  грабили,  моя
жизнь  подвергалась  опасности,  одна  женщина  утонула.  Возможно,  здесь
замешаны  ашиуры,  я  повсюду  натыкаюсь  на  каменные  стены.  Я   устал!
Действительно, устал и хочу получить  ответы  на  некоторые  вопросы.  Мне
хотелось бы угостить вас  обедом.  Если  вы  не  согласны,  мы  встретимся
как-нибудь по-другому. Конечно, ваш отказ затянет мои поиски, но  Ранкорва
не так уж велика.
     Скотт тяжело вздохнул.
     - Ладно. А после встречи вы уедете и оставите меня в покое?
     - Да.
     - Вы понимаете, что я не  могу  сказать  вам  больше,  чем  рассказал
вашему дяде?
     - Спасибо и на этом.
     - Хорошо. Сможете найти Меркантайл?


     Он оказался  стариком.  Лицо  прорезали  глубокие  морщины,  движения
скованные,  волосы  поседели,  а  тело  расплылось  от  слишком   большого
количества ростбифа, съеденного за долгие годы.
     Когда я вошел, он уже сидел в углу, мрачно глядя в окно на город.
     - Нет смысла откладывать, - игнорируя  протянутую  руку,  сказал  он,
когда я поблагодарил его за согласие встретиться со мной. -  Вы,  надеюсь,
простите, если я не стану есть. - Перед ним стоял стакан с напитком. - Что
именно вы хотите услышать?
     - Хью, - небрежно сказал я, - что случилось на "Тенандроме"?
     Скотт, вероятно, был готов к подобному вопросу, но я все-таки заметил
неуверенную дрожь в его горле, словно он хотел попробовать  на  вкус  этот
вечер, прежде чем отвечать.
     - Как я понимаю, вы решили, что существует некая тайна?
     - Да.
     Он пожал плечами, как будто беседа принимала утомительный оборот.
     - Эту мысль внушил вам дядя?
     - И другие источники.
     - Хорошо. Значит, вы проделали весь путь, чтобы поговорить  со  мной.
И, наверное, не поверите, если я скажу вам,  что  в  том  полете  не  было
ничего необычного, кроме неисправности в системе двигателей?
     - Нет.
     - Очень хорошо. А вы поверите, если я скажу, что у  нас  была  веская
причина держать найденное нами в секрете и что ваше настойчивое стремление
задавать трудные вопросы не доведет до добра, а может наделать много  бед?
Что решение молчать было  единодушно  поддержано  всеми  участниками  того
полета?
     - Да, - осторожно ответил я, - я могу в это поверить.
     - Тогда, надеюсь, у вас хватит здравого смысла  прекратить  поиски  и
вернуться домой. Вероятно,  Габриэль  Бенедикт  оставил  вам  значительную
сумму денег. Да? Возвращайтесь на Окраину, получайте от них удовольствие и
оставьте "Тенандром" в покое.
     Говоря это, Скотт весь сжался, в воздухе повисло напряжение.
     - Именно так вы и сказали моему дяде?
     - Да.
     - Вы не сказали ему, что нашли боевой корабль деллакондцев?
     Выстрел попал в цель. У Скотта перехватило дыхание, он с  подозрением
огляделся, не слышит ли кто-нибудь.
     - Алекс, -  запротестовал  старик,  -  вы  несете  чепуху!  Оставьте,
пожалуйста!
     - Давайте попробуем иначе, Хью. Зачем вы здесь? Что ищете?
     Он уставился в свой бокал, его глаза стали жесткими и очень черными.
     - Теперь уже не знаю. Возможно, призрак.
     Я  подумал  о  своей  давней  беседе  с  Айваной  на  Аквариуме.  "Он
странный".
     - Призрак зовут Таннер, не так ли?
     Скотт медленно поднял глаза и посмотрел мне в  лицо.  В  его  взгляде
была боль и что-то еще. Большие руки сжались в кулаки, он резко встал.
     - Ради Бога, Алекс, - прошептал он. - Не вмешивайтесь в это!



                                    20

                                       Поэзия - это живопись словами.
                                           Приписывается Симониду из Хиоса

     Все время мы возвращались к Лейше Таннер.
     - Ключ в ней, - заметила Чейз. - Где она находилась  во  время  своих
длительных отлучек? Почему стоит в центре того, что движет Скоттом, чем бы
это ни являлось? Гейб тоже придавал ей  настолько  большое  значение,  что
назвал ее именем тот файл. - Она лежала на диване с электронной  шиной  на
ноге. В шине что-то слабо жужжало, стимулируя процесс заживления.  -  Годы
отсутствия. - Почему Таннер все время неожиданно исчезала на  целые  годы?
Чем занималась?
     - Она искала то, что нашел "Тенандром", - медленно произнес я.
     Да, это могло быть правдой: если солнечное оружие сначала спрятали, а
потом потеряли, оно служило волнующей приманкой. Оба Сима  погибли,  никто
не знает, где оно. Поэтому Таннер возглавила поиски.
     - Возможно, - согласилась Чейз. - И куда это нас приведет?
     - Слушай, Таннер искала фрегат, двести лет спустя Гейб  ищет  тот  же
фрегат. И он крайне заинтересовался Таннер. Что это нам дает?
     - Что она нашла корабль и где-то записала его координаты.
     - Она не могла его найти, иначе его бы уже там не было, и "Тенандром"
не наткнулся бы на него. Зачем Таннер  охотиться  за  фрегатом,  если  она
собиралась просто оставить его на месте и улететь?
     - Истина вот в чем, - с раздражением сказала Чейз. - После всего нами
вынесенного это не имеет никакого смысла.
     Я встал и зашагал по комнате.
     - Давай попробуем подойти с другой стороны. Должна же была быть некая
информация, которой  руководствовалась  Таннер.  В  противном  случае  она
взялась за непосильную задачу, правильно?
     - Согласна.
     -  Какую  форму  могла  принять  эта  информация?   Возможно,   Лейша
отправилась с ними, когда они летали к Даме-под-Вуалью. В этом случае, она
знала бы продолжительность путешествия. А может, она не летала,  но  знала
какое-нибудь полузабытое высказывание одного из членов экипажа.
     - Хорошо, - сказала Чейз. - Откуда Гейб мог добыть такую  информацию?
Мы прочли все, что смогли отыскать о Таннер, и впустую. Если же мы  правы,
предполагая, что она странствовала там долгие годы и ничего не  нашла,  то
зачем нам ее информация? Если уж Таннер не смогла ничего найти, то  о  чем
она могла рассказать нам?
     О чем Таннер могла рассказать нам? Я уловил здесь  какой-то  намек  и
снова повторил про себя ее слова. А кому она могла рассказать?
     - Кэндлз, - сказал я.
     - Что ты сказал?
     - Кэндлз! Она рассказала Кэндлзу!
     И, черт возьми, я понял, где искать. Взяв экземпляр  "Слухов  Земли",
которым заменил украденный том, я нашел стихотворение "Лейша".
     - Оно даже названо в ее часть, - сказал я. - Слушай.

                            Затерянный пилот,
                            Вдали от Ригеля
                            Несется по орбите
                            Одна в ночи
                            И ищет колесо
                            Из звезд...
                            В морях времен ушедших
                            Оно кружится,
                            Отмечая год.
                            Девять звезд на ободе
                            И две у ступицы.
                            Она,
                            Блуждая,
                            Не знает отдыха,
                            Покинув
                            Свою гавань
                            И меня.

     - Я не сильна в поэзии, - сказала Чейз, - но звучит ужасно.
     Я попросил Джейкоба показать ту критическую статью,  где  описывалось
это стихотворение: разбор  древнего  мистического  значения  числа  девять
(девять месяцев в вынашивания матерью ребенка, девять узлов на плети любви
у арабов и т.п.) в сочетании с тайным  смыслом  двойных  звезд  у  оси  по
аналогии с началами инь-янь в восточных религиях. Лейша  представлена  как
символическое воплощение всеобщей  матери,  совершающей,  очевидно,  некое
подобие космического урегулирования  после  смерти  своего  символического
сына у Ригеля. Герой становится Человеком, попавшим в колесо смерти.
     Нечто в этом роде.
     - Черт побери, это явно какое-то созвездие, - сказала Чейз.
     - Да. И, полагаю, мы  получили  ответ  еще  на  один  вопрос.  "Рэшим
Мачесны раскололся". Гейб имел в виду банк  данных  в  Институте  Мачесны!
Они, наверное, проводили поиск по его просьбе!
     Легкая улыбка тронула губы Чейз.
     - Ты чего?
     - Квинда.
     - То есть?
     - Украв у тебя экземпляр "Слухов Земли", она держала ответ в руках.


     Джейкоб договорился о встрече с одним из администраторов, и через час
мы связались с ним.
     Это оказался худой веснушчатый юноша с длинным носом и легкой  дрожью
в голосе