то было до сих пор. Правда,  он  принимал  участие  в
приготовлении к отъезду, но находился в состоянии прострации. Это  нагнало
страху на Барбару, но Эстер поспешила ее успокоить.
     - Он еще не выспался! Ничего страшного, не  волнуйтесь,  -  объяснила
она Барбаре.
     Теперь Кеттеринг бодро приказал:
     - Мисс Кац, прошу вас позвонить в аэропорт и заказать два  билета  на
ближайший рейс в Денвер. И прошу им сказать, что я  плачу  тройную  премию
дежурным пилоту и авиадиспетчерам. Денвер находится в пятистах метрах  над
уровнем моря, а следовательно - вне  зоны  прилива,  и  у  меня  там  есть
друзья.
     Барбара с испугом посмотрела на него и движением руки  показала,  где
они находятся.
     - Ах, да! Я начинаю вспоминать, - мрачно произнес Кеттеринг. - Почему
вы не подумали о самолете? - с укором спросил он, смотря на  черную  сумку
Блэкболл Джетлайнз, лежащую на коленях у Барбары.
     - Я заняла ее у подруги, - призналась Барбара. - И всю  дорогу  ехала
автостопом. Я редко летаю самолетом.
     Она так отважно бросилась спасать своего миллионера, но  ошеломленная
всеми этими роллс-ройсами, не подумала даже о том, что есть гораздо лучший
способ бегства. И тем самым, быть может, приговорила  их  всех  к  гибели.
Почему она не думала категориями миллионеров?
     Неожиданно она озадачилась, не обмолвился ли  старый  ККК,  говоря  о
двух билетах. Наверняка,  он  должен  был  иметь  в  виду  пять!  Ведь  он
относится к Эстер, Хелен Эстер и Бенджи, как к собственным детям.
     - По крайней мере,  мы  взяли  с  собой  достаточно  денег?  -  кисло
поинтересовался Кеттеринг.
     - Да, сэр, мы взяли с собой все деньги из стенных сейфов, -  заверила
его Барбара, черпая  определенные  утешения  в  мыслях  о  толстых-толстых
пачках банкнот, которые можно было прощупать через материал сумки.
     Роллс-ройс замедлил ход.  Автомобиль,  который  недавно  обогнал  их,
стоял в камышах с наполовину погруженным в воду  капотом,  а  четверо  его
пассажиров преграждали дорогу, размахивая руками.
     Это отвлекло Барбару от размышлений.
     - Не тормози! - крикнула она, хватая водителя за плечо. - Прямо!
     Бенджи немного притормозил.
     - Слушайся  мисс  Кац!  -  приказал  старый  ККК  настолько  охрипшим
голосом, что даже закашлялся, выговаривая последнее слово.
     Барбара увидела, как Бенджи прячет  голову,  и  представила,  как  он
закрывает глаза, нажимая на педаль газа.
     Мужчины стояли  неподвижно,  но  когда  их  отделяло  от  роллс-ройса
несколько метров, прыгнули в сторону, гневно размахивая руками.
     Барбара оглянулась и увидела, что  один  из  них  борется  с  другим,
который вытащил пистолет.
     Может быть, я плохо поступила? - думала она.
     Но, нет, наверняка, нет!


     Дэй Дэвис сидел на стойке бара и смотрел, как со свечей,  которым  он
дал женские имена, плывут последние  струйки  белых  восковых  слез  -  их
девичье молоко - и, как черные фитили, опадают и тонут в  восковых  лужах.
Гвен и Люси уже догорели, теперь пришла очередь Гвин. Для Дэвиса это  была
тройная потеря, так как ему нужны были их тепло и свет,  поскольку  солнце
уже зашло, а через стекла двери и окон он видел только залитый серой водой
луг, который окутывала густая тьма. Он надеялся, что увидит огни  далекого
Уэльса, но в том направлении тоже царила тьма.
     Вода прилива уже давно ворвалась в пивную - теперь она была настолько
высоко, что Дэй сидел с поднятыми ногами. Медленно делая  круги,  по  воде
плыли две щепки, швабра, коробки из-под сигар и  поленья.  В  определенный
момент Дэвису пришла в голову мысль покинуть пивную. И на всякий случай он
засунул в боковой карман две бутылки. Но тут же он вспомнил, что это самая
точка во всей округе, что у него здесь есть веселый, теплый свет, и  кроме
того, он сам хорошо знал, что он не годится для того, чтобы отправиться  в
дорогу.
     Так или иначе, но лучше всего делать вид,  что  ты  король  Канут  на
гробе крокодила. Еще пять сантиметров, и вода начнет спадать, подумал он и
громко приказал воде, чтобы она отступала, потому что в час,  или  немного
позже должен быть отлив.
     Он глубоко втянул  в  себя  воздух,  нюхая  открытую  пятую  бутылку,
которую он держал в руке - "Кентукская Таверна",  экспорт  из  Соединенных
Штатов, и посмотрел  на  Элизу.  Элиза  задрожала  и  пригасла,  но  через
мгновение неожиданно вспыхнула ярким голубым пламенем.
     Оловянные рамки в окнах выгнулись под напором новой волны. Неожиданно
осознав,  что  бар  раскачивается,  Дэй  сделал  очередной  глоток  теплой
жидкости и со смехом закричал:
     - По крайней мере, один раз шатается забегаловка, а не Дэй!
     Но затем, наконец, он понял, что происходит и закричал с гордостью  и
волнением:
     - Умирай, Дэй! Умирай! Уходи из этого мира! Но умри отважно!  Умри  с
бутылкой виски в руке,  взывая  к  любимой,  чтобы  она  снова  прибыла  в
Кардифф. Но... - он замолчал, и в очередной раз переборов в себе  мелочную
зависть к Дилану Томасу, продекламировал:

                     Не входи мирно в эту добрую ночь,
                     Бунтуй, бунтуй, когда темнеет свет!

     Как раз в тот момент, когда  Элиза  погасла,  а  над  серой  равниной
исчезли последние жемчужные полосы  света,  раздался  громкий  решительный
стук в дверь.
     Дэвиса охватил дикий  страх,  который  одновременно  придал  ему  сил
настолько, что несмотря на алкогольное помутнение, он спрыгнул в  холодную
воду и по пояс в воде побрел к двери.
     Когда он открыл ее, то в угасающем свете трех свечек - Мэри, Джейн  и
Елены - увидел упирающийся в дверную раму длинный пустой скиф.
     Пробираясь в воде, которая с одной стороны помогала ему  удерживаться
на ногах, а с другой - сковывала движения Дэй вернулся к бару. Левой рукой
он сгреб три уже початые бутылки и, отступая к двери, выудил из  воды  две
плавающие щепки.
     Скиф ждал. Дэй бросил в него  щепки,  осторожно  поставив  бутылки  и
хватаясь руками за фальшборт, оперся о лодку. Он чуть не потерял сознание,
когда холодная вода неожиданно плеснула ему в пах. Дэй неловко подпрыгнул,
перевернулся и рухнул в скиф, лицом на мокрые деревянные  доски.  Стараясь
залезть в лодку, он ненароком толкнул ногой дверную раму,  и  скиф  поплыл
куда-то в открытый мрак, залитый водой.


     Солнце уже заходило, а Ричард продолжал  маршировать  по  обочине,  в
нескольких метрах от  забитого  автомобилями  шоссе.  Автомобили  медленно
катили тремя рядами один за другим, бампер к  бамперу,  делая  невозможным
движение в  противоположном  направлении.  Ричард  знал,  что  нет  смысла
останавливать какой-нибудь из них, чтобы попросить  подвезти,  потому  что
все  автомобили  были  заполнены  пассажирами,  и  даже  если  бы  нашлось
свободное местечко, его немедленно занял кто-нибудь другой,  которому  оно
действительно было больше нужно, или  же  кто-то  идущий  ближе  к  шоссе.
Впрочем он шел почти так же быстро, как ехали  автомобили,  и  значительно
быстрее, чем большинство пешеходов.
     Теперь  он  был  за  Оксбриджем  и   спешил   вместе   со   всеми   в
северо-восточном  направлении.   Все   почувствовали   облегчение,   когда
закатилось  жаркое  солнце.  Хотя  любой   признак   проходящего   времени
действовал как стимул; пешие на мгновение ускорили шаг, водители сбивались
еще теснее.
     Никогда еще - ни в личной жизни, ни  в  ходе  событий,  происходивших
вокруг него, ни даже во время налетов,  которые  он  помнил  с  детства  -
Ричард не испытывал таких неожиданных и сильнодействующих перемен,  как  в
течение последних шести часов. Сначала автобус  поворачивает  на  север  и
водитель, глухой к протестам  пассажиров,  продолжает  повторять:  "Приказ
службы  движения!"  Потом  новости  по  радио,  рассказывающие  о  больших
наводнениях, особенно в районе Лондона, об американской летающей  тарелке,
которую видели над Новой Зеландией и Австралией, где ее приняли  за  новую
планету. Сильные радиопомехи,  как  раз  в  тот  момент,  когда  по  радио
зачитывали список рекомендаций гражданскому населению по случаю стихийного
бедствия. Взволнованные пассажиры беспокоились об  оставленных  семьях,  и
Ричард с облегчением думал, что ему не о ком беспокоиться.  Потом  автобус
остановился  у  больницы  Вест   Мидлсекс   и   водитель   проинформировал
пассажиров, что у него приказ перевозить пациентов... Следуют  безуспешные
протесты... Совет пассажирам, чтобы они  отправлялись  на  северо-запад...
лишь бы подальше от воды... пассажиры никак не могли поверить  в  то,  что
происходит...   Некоторое   время   блуждают    по    территории    нового
университета... все больше автомобилей и  испуганных  людей,  убегающих  с
востока...  Вертолет,  разбрасывающий  листовки  с  текстом:   "К  жителям
Западного Мидлсекса. Всем направиться к  холмам  Чилтерн.  Высокий  прилив
предвидится через два часа после полуночи..." И, наконец, присоединение  к
продолжающей расти змее машин и пешеходов, движущейся на северо-запад,  и,
в конце концов, слияние с одурманенной, марширующей толпой...
     Ричард отметил, что идет уже два часа.  Он  страшно  устал  -  шел  с
опущенной головой, уставившись на грязные сапоги.  На  расположенном  ниже
отрезке дороги, которую он  недавно  преодолел,  были  видны  явные  следы
наводнения:  мутные  лужи  и  полегшая  трава.  Он  не  знал,  точно,  где
находится, - кроме разве что того, что он далеко за Оксбриджем, что прошел
уже по мосту через канал Большой  узел  и  что  вдалеке  уже  видны  холмы
Чилтерн.
     Несмотря на сумерки, было удивительно светло. Ричард чуть не  налетел
на группу людей, которые остановились и смотрели в небо.  Он  тоже  поднял
голову и на восточной части неба увидел  виновника  их  несчастий  -  шар,
величиной в полную Луну. Этот шар был желтым, и только через его  середину
бежала широкая фиолетовая полоса, из концов которых выстреливали  полоски,
изложенные под острым углом и создающие впечатление буквы "D".
     "D" - как отчаяние. "D" - как разрушение. "D" -  как  дезорганизация,
подумал он и невесело усмехнулся.
     Этот шар вполне мог быть планетой, но яркие цвета делали его  похожим
на предупреждающий знак, который он  как-то  видел  на  заводе  взрывчатых
веществ.
     И  от  этого  в  мыслях  возникло  ощущение  чего-то  отталкивающего,
ужасного.
     Ричард подумал о Земле, которая  в  течение  стольких  миллионов  лет
одиноко вращалась в космосе, безопасная, словно дом, в который никогда  не
входит чужой, и о том, насколько ненадежным было это уединение. Ему пришла
в  голову  мысль,  что  люди,  которые  длительное  время  живут  одиноко,
привязываются к своим привычкам, становясь все эксцентричнее.


     Но почему, размышлял  он  со  злостью,  -  когда  наконец  происходит
убийственное вторжение с другого конца Вселенной, то  пришелец  напоминает
дешевую, крикливую рекламу, размещенную на круглой табличке? Неожиданно он
остановился. "D" - как Дэй! Ричард вспомнил, что в Эненмуте при полнолунии
приливные волны достигают пятнадцати метров... Некоторое время он думал  о
своем друге и о том, как он там теперь живет...


     Когда Дэвис пришел в себя, он лежал лицом вниз, замерзший, на  мокрых
досках. Он оперся локтями о доски, раскачивал их и только  тогда  невольно
осознал, что это скамейка скифа. Дэй поднял голову и положил ее  на  руки.
За бортом он увидел темную  равнину,  вздувшегося  от  воды  Бристольского
Канала и несколько  далеких  огоньков,  которые  происходили  из  Монмута,
Гламоргана, или же Сомерсета. А, может быть, даже с лодок, качавшихся  так
же, как и он, на волнах канала.
     Дэй почувствовал у себя  на  груди  холодную  продолговатую  бутылку.
Отвинтив крышку он сделал большой глоток виски. Это  его  не  согрело,  но
приободрило. Бутылка выпала из рук, и ее содержимое полилось на дно лодки.
Он не мог четко мыслить. До него  доходило  только  то,  что  значительная
часть Уэльса вместе  с  экспериментальной  приливной  электростанцией  над
Северном находится сейчас под ним. Уэльс вызвал его мысль о Дилане  Томасе
и о  стихотворении,  отрывки  из  которого  он  начал  бормотать:  "Только
глубокие, затопленные колокола часовен и колокольчики свеч..." ...как  там
дальше?
     Скиф равномерно покачивался на волнах. Думалось Дэвису с  трудом,  но
все же он осознал, что небольшие волны - наверняка остатки больших  валов,
гуляющих на просторах Атлантики.
     Волна  развернула  скиф  и  Дэвис  в  восточной  части  неба   увидел
фиолетовый шар Странника, на котором лежал свернувшийся в  клубок  золотой
дракон. Перед драконом поднимался треугольный золотой щит, и из-за  чужого
шара постепенно появилось толстое белое веретено, словно  блестящий  кокон
огромной  ночной  бабочки.  Дэю  припомнилось  сообщение   по   радио   из
ненормальной Америки и у него появились  определенные  ассоциации:  ночная
бабочка, ночная бабочка - Луна... Луна.  Он  неожиданно  понял,  что  это,
скорее всего, ни что иное,  как  Луна,  с  которой  он  и  Ричард  Хиллэри
попрощались пятнадцать часов назад.
     Дэй, потрясенный этой мыслью сидел без движения и  смотрел  на  небо,
пока,  наконец,  он  смог  отвернуться  от  этого.  Когда   его   охватила
конвульсивная дрожь, а скиф плыл  все  быстрее  и  быстрее,  раскачиваемый
волнами, он поднял почти пустую бутылку и осторожно сделал  глоток.  Затем
выпрямился, сел, взял две доски, вставил их в уключины  и  начал  медленно
грести.
     Трезвый, а, может быть,  все  еще  пьяный,  только  с  новым  запасом
энергии после отдыха он имел  шансы  на  спасение,  несмотря  на  то,  что
находился ближе к Каналу Северн, чем к побережью Сомерсет, а прилив быстро
усиливался. Но он греб досками без особого желания, только бы скиф плыл на
запад, в открытое море и только для того, чтобы можно  было  наблюдать  за
этим странным чудом на небе. Глядя на шар, Дэй бормотал и напевал:
     - Лона, дорогая и любимая Лона! Ты нашла нового любовника...  Грозный
владыка  прибыл,  чтобы  уничтожить   мир   водами...   Изнасилованная   и
опозоренная любимая, Лона, ты красивее, чем когда бы то ни было. Из твоего
отчаяния рождается твоя новая форма... Хочешь ли ты быть белым  кольцом?..
Я  все  еще  твой  поэт.  Поэт  Луны...  одинокий...  одинокий  валлийский
мореплаватель, как Вольф Лонер, я доплыву сегодня ночью до самой  Америки,
чтобы смотреть из тебя... У Ллойда колокол звонит затопленным  кораблям  и
городам, пока и его не заглушат волны, тогда его звуки  будут  расходиться
из глубины его вод по всему миру.
     Волны росли, пенились золотистой красотой. Если бы Дэй обернулся,  то
он увидел бы, что в полукилометре за носом лодки море резко бурлит, а сеть
бриллиантовых волн высоко разбрызгивается над буйствующей водой.
     Когда Странник заходил над Вьетнамом, и Солнце всходило над  островом
Хайнань - Бангог Банг, совсем  маленький  рядом  с  большим  механиком  из
Австралии наблюдал, как  в  пятидесяти  метрах  за  носом  "Мачан  Лумпур"
медленно, метр за метром,  из  поблескивающей  воды  выплывает  изъеденная
ржавчиной и поросшая водорослями труба.
     Сильное  течение   напирало   на   дырявую   трубу:   вода,   пенясь,
выплескивалась через проеденные ржавчиной отверстия. Волны снесли бы  даже
"Мачан Лумпур",  если  бы  винт  парохода  беспрерывно  не  вращался.  Тем
временем в Токийском заливе вода отступала к Южно-Китайскому морю.
     С  юга  донесся  низкий  и  громкий  рев,  словно   грохот   далекого
реактивного самолета. Двое мужчин не обратили на это внимания. Откуда  они
могли знать, что два часа с половиной назад началось извержение  Кракатау,
вулкана в Зондском проливе. На поверхность воды  выплыл  покрытый  илом  и
раковинами остов затонувшего корабля. Течение начало слабеть, когда в поле
зрения показался весь корабль, Бангог узнал "Королеву Суматры".
     Маленький малаец упал на колени  и  отдал  низкий  поклон  Страннику,
висящему в западной части неба и тем  самым  совсем  не  преднамеренно,  в
сторону Мекки, и тихо сказал:
     - Терима ксон, багус кунинг дан!
     Когда  его  благодарность  этому  фиолетовому  чуду  закончилась,  он
поспешно встал и, указывая на остов судна шутливым жестом хозяина,  весело
закричал:
     -  О!  Коббер-Хум,  балит  сабат,  мы  привяжем  катер  к  кораблю  с
сокровищами и взойдем на его борт, как короли! Наконец, друг  мой,  "Мачан
Лумпур" стал "Тигром Болот"!


     В сумерках Сэлли, стоя на террасе вздохнула. Свет заходящего солнца с
блеском  горящей  нефти,  которая   вылилась   из   разбитых   наводнением
резервуаров и поднималась на соленой воде, заливающей Джерси Сити.
     - Что ты увидела, Сэлли? - крикнул Джейк из  комнаты,  в  которой  он
сидел, попивая коньяк, закусывая разными сортами сыра.  -  Снова  пожар  в
здании?
     - Нет, пожалуй, уже не горит. Вода достигла уже половины  дома  и  ее
уровень непрерывно поднимается.
     - И что же тебе не дает покоя?
     - Не знаю, Джейк, -  печально  произнесла  Сэлли.  -  Я  смотрю,  как
исчезают под водой церкви. Я никогда не знала, что их  так  много  в  этом
городе: Церковь Святого Патрика и церковь Трех королей,  Иисуса  Христа  и
Святого Варфоломея, Наисвятейшей Девы Марии и Муки Господней,  в  которой,
кстати, была начата эта антиалкогольная кампания; к тому же  церковь  Всех
Святых и церковь Святого Марка в Бовере,  маленькая  церковь  на  углу,  а
также Синагога и Святыня Актеров.
     - Но все это не возможно видеть отсюда! - закричал  он.  -  Посмотри,
Сэлли, на планете, которая сейчас поднимается над  Эмпайр  Стейт  Билдинг,
сидит Кинг-Конг. Как тебе нравится  эта  идея?  Может  быть,  мне  удастся
вставить это в прессу!
     - Это тебе наверняка удастся, - оживилась Сэлли. - А ты уже  закончил
песенку о Ноевом Ковчеге?
     - Еще нет. Ох, Сэлли, ведь я должен отдохнуть после пожара.
     -  Ты  отдыхал,  когда  выпил  полбутылки  коньяка,  а  сейчас   живо
принимайся за работу.



                                    26

     - Высаживаемся! Перерыв, чтобы размять ноги и прогуляться в лесок!  -
крикнул Брехт охрипшим голосом с нарочитой веселостью. - Войтович, как  вы
и предвидели - дорога завалена.
     Немного постанывая, все вышли из автобуса. Горный воздух был холодным
и  влажным.  Заходящее  солнце  бросало  косые  зеленоватые  лучи;  группа
единодушно сочла, что причиной такой окраски является вулканический пепел,
выброшенный  в  стратосферу,  и  только  Фулби  высказал  мысль,  что  это
планетарная аура.
     Совершенно ясно, что они пережили слишком много в течении этого  дня,
и начали сказываться последствия бессонной ночи.
     На боках  желтого  автобуса  и  белого  фургончика  виднелись  черные
полосы, оставленные огнем, от которого они едва успели убежать. У Кларенса
Додда была забинтована правая рука, которая обгорела, когда он придерживал
брезент, помогая затащить Рея Хэнкса и Иду в фургон.
     Выходя из автобуса, Хантер чуть не упал,  споткнувшись  о  лежащие  в
проходе лопаты. Два час они копали этими лопатами песок и гравий, расчищая
засыпанный участок дороги в горах Моники, чтобы там можно  было  проехать.
Хантер выругался и задвинул лопаты под сиденье.
     Черные полосы на машинах местами были размыты ливнем, который  накрыл
группу через десять минут после того, как они победоносно закончили  гонку
с огнем. Большие темные портьеры туч заслоняли небо на востоке, а западная
часть неба уже начала проясняться.
     Они преодолели тридцать километров по горам, и теперь  находились  на
предпоследнем горном перевале перед спуском  в  долину,  где  располагался
Ванденберг-Три и  проходило  шоссе  101,  тянущееся  из  Лос  Анджелеса  к
Сан-Франциско.
     Брехт, забросив на плечи мокрый плащ, шествовал во  главе  группы,  а
Рама Джоан и Марго сразу за ним.
     В  этом  месте  горная  дорога  проходила  по   террасе,   наполовину
естественной, наполовину  вырезанной  в  скал