В один прекрасный день он
связался с нашей командой вечных изгнанников.
     У  нас у всех было прошлое.  Но я подозреваю, что мы держим его в тайне
не потому, что хотим убежать от своей прошлой, жизни, а потому,  что думаем,
что выглядим более романтично, закатывая глаза и делая осторожные  намеки на
красивых  женщин,  оказавшихся такими недосягаемыми. Но те люди, чьи истории
мне удалось раскопать до конца, на самом деле бежали не от несчастной любви,
а от закона.
     Ясно, что Капитан и Ворон нашли друг в друге родственные души.
     Установка лагеря была закончена. Пикеты выставлены.  Все отдыхали. Хотя
в округе было много разного народу, нас пока не обнаружили.
     Немой использовал свои способности, помогая нашим часовым-наблюдателям.
Он обнаружил шпионов,  проскочивших первую  линию наблюдения и прятавшихся в
лесу.  Немой предупредил  Одноглазого. Одноглазый  доложил  Капитану. Выгнав
меня.  Одноглазого,  Гоблина  и  нескольких  других  из-за  пня, который  мы
превратили в карточный стол, Капитан разложил на нем карту.
     -- Где они?
     -- Двое здесь и еще двое вот здесь. Один тут.
     -- Кто-нибудь пойдет и прикажет пикетам испариться. Мы тихонько выйдем.
Гоблин.  Где  Гоблин? Прикажите, чтобы он притащился  сюда вместе  со своими
фокусами.
     Капитан решил пока ничего не начинать. Похвальное решение, подумал я.
     -- А где Ворон? -- спросил он через несколько минут.
     -- Наверное, пошел за шпионами, -- сказал я.
     -- Что? Он что, идиот?-- его лицо потемнело. -- Ну что ты, черт побери,
будешь делать!
     Гоблин пискнул, как придавленная крыса. Он все время так пищит.
     -- Ты меня звал?
     Капитан топал ногами, рычал и ругался. Обладай он способностями Гоблина
или Одноглазого, из  ушей у него валил бы дым. Я подмигнул  Гоблину, который
скалился, как большая жаба.
     Этот маленький  танец  войны просто предупреждал,  чтобы с Капитаном не
шутили. Он смял карту. Он бросал мрачные взгляды. Он развернулся ко мне.
     -- Я этого не люблю. Ты не вбил ему это в голову?
     -- Какого черта? --я и не пытаюсь творить историю Гвардии. Я ее  только
записываю.
     И тут показался Ворон. Он бросил тело к ногам Капитана, предъявив целый
ряд ужасающих трофеев.
     -- Что это за чертовщина?
     -- Большие пальцы рук. Они здесь приносят удачу. Капитан позеленел.
     -- А зачем тело?
     -- Суньте его  ногами  в  огонь.  И оставьте так. Они не  будут  терять
время, выясняя, как мы о них узнали.
     Одноглазый,  Гоблин  и  Немой  распространяли   вокруг   Гвардии  ореол
колдовства. Мы ускользнули, блеснув,  как  рыба, между  пальцами  неуклюжего
рыбака.  Батальон  неприятеля, охотившийся за нами,  не  учуял  даже  нашего
запаха. Мы направились прямо на север. Капитан хотел найти Хромого.
     В тот  же день вечером Одноглазый  решил  запеть походную песню. Гоблин
запищал, протестуя. Одноглазый ухмыльнулся и запел еще громче.
     -- Он перевирает слова! -- завопил Гоблин.
     Люди ухмылялись в предвкушении событий.  Одноглазый и Гоблин враждовали
с незапамятных времен. Всегда начинал Одноглазый. А Гоблин был чувствителен,
как слабое пламя свечи. Их ссоры были большим развлечением.
     На этот  раз Гоблин не отвечал. Он не  обращал на Одноглазого внимания.
Маленького  черного  человека   это  задело.  Он  запел  громче.  Все  ждали
фейерверка. Но все закончилось очень скучно.  Одноглазый  так и не  дождался
ответа. Он надулся. Немного погодя Гоблин сказал мне:
     -- Держи ухо востро, Каркун. Мы в чужой стране. Все может случиться, --
он захихикал.
     На  ляжку  лошади,  на  которой  ехал  Одноглазый,  опустился  слепень.
Животное взвыло  и  встало на дыбы. Сонный  Одноглазый кувырнулся назад. Все
заржали.  Маленький  сморщенный  колдун вылез из  пыли,  изрыгая проклятия и
хлопая себя старой помятой шляпой. Свободной рукой он саданул свою лошадь  и
со стонами запрыгал вокруг, дуя на костяшки пальцев.
     Наградой ему были всеобщий свист и улюлюканье. Гоблин ухмылялся.
     Вскоре  Одноглазый  опять  задремал. Этому  можно научиться, проехав на
лошади  достаточное  количество  утомительных  миль.  Ему на  плечо  уселась
птичка.  Он  храпел...  Птичка  оставила огромный и вонючий след. Одноглазый
взвыл. Он чуть не порвал себе куртку, стряхивая экскременты.
     Мы  опять засмеялись. А  Гоблин  выглядел невинным,  как  девственница.
Одноглазый бросал хмурые взгляды и ворчал, но так и не допер.
     Проблеск догадки мелькнул  у  него только тогда, когда мы оказались  на
вершине  холма  и  увидели, как  целая банда  каких-то  карликов размером  с
обезьяну  суетливо целует  своего идола. Идол  напоминал  лошадиный  зад,  а
каждый карлик был Одноглазым в миниатюре.
     Маленький колдун бросил  на  Гоблина взгляд исподлобья. В  ответ на это
Гоблин с невинным видом пожал плечами.
     -- Один -- ноль в пользу Гоблина, -- рассудил я.
     -- Ты бы лучше за собой последил, Каркун, -- проворчал Одноглазый. -- А
то сейчас будешь целовать вот это место, -- и он похлопал себя по заднице.
     -- После дождичка  в  четверг. Он был  более опытный колдун, чем Гоблин
или Немой,  но  не было  нужды особо  доверять его  словам. Если бы  он  мог
осуществить  хотя бы  половину своих  угроз,  то  был  бы  опасен  даже  для
Поверженных. Немой все-таки более последователен в своих действиях, а Гоблин
изобретательнее.  Одноглазый  не будет спать ночами, думая о том, как свести
счеты с Гоблином за его проделки.
     Странная пара. Я не знаю, как они еще не поубивали друг друга.
     Насчет того, чтобы найти Хромого, было  проще это сказать, чем сделать.
Мы  шли  по его  следу, натыкаясь  на брошенные  укрепления и  тела  мертвых
повстанцев.  Наш  путь повернул из леса  вниз, в долину, где  среди  широких
лугов искрился водный поток.
     -- Что за черт? -- спросил я Гоблина. -- Очень странно.
     Луга покрывали низкие черные холмы. И везде лежали мертвые тела.
     -- Именно по этой причине Поверженных и боятся. Смертельные заклинания.
Их сила даже вспучивает землю.
     Я остановился, чтобы осмотреть один  из таких холмов. Его границы имели
форму  правильной  окружности  и  были такими четкими,  как  будто их обвели
карандашом.  В этой черноте лежали обуглившиеся скелеты. Мечи и  наконечники
копий выглядели как восковые имитации, слишком  долго пролежавшие на солнце.
Я поймал на себе взгляд Одноглазого.
     -- Когда научишься такому фокусу, я тебя буду бояться.
     -- Если бы я мог делать такое, я бы сам себя боялся.
     Я осмотрел еще один круг; Он был в два раза  больше, чем первый.  Рядом
со мной остановился Ворон.
     -- Работа Хромого. Я уже видел такое.
     Я презрительно фыркнул. Может,  Ворон был  в приличном  настроении, что
так разговорился?
     -- И когда же? Он остался глух к вопросу.
     Ворон упорно не желал вылезать из своей раковины, в половине случаев не
здоровался и обходил стороной разговоры о том, кто он и что.
     Он хладнокровен. Ужасы этой долины не тронули его.
     -- Хромого тут разбили, -- решил Капитан, -- он побежал.
     -- Будем держаться за ним? -- спросил Лейтенант.
     -- Это чужая страна. В одиночку нам действовать опасно.
     Нам  оставалось  только  пойти  по   жуткому  кровавому  следу.  Полоса
разрушений  указывала  нам  путь.  Сожженные  деревни,  вырезанные жители  и
перебитый скот. Отравленные колодцы. Хромой  не  оставлял за  собой  ничего,
кроме смерти и отчаяния.
     Нашей  задачей  было  помочь  удержать  Форсберг.  Но  мы  были обязаны
присоединиться к Хромому. Я не хотел иметь с ним ничего общего. И я не хотел
даже находиться рядом с ним.
     По мере того, как следы  разрушений  становились все  более свежими,  у
Ворона  поднималось  настроение.  Тревога   и  замкнутость   превращались  в
решимость, за которой скрывалось его твердое самообладание.
     Когда я пытаюсь распознать,  что творится в душах моих сотоварищей, мне
всегда  хочется обладать одной маленькой способностью.  Мне  хочется сделать
так, чтобы можно было  заглянуть им  внутрь,  дабы разглядеть те  светлые  и
темные помыслы, которые ими движут. Затем, только мельком заглянув в джунгли
своей  собственной  души,  я  начинаю  благодарить  небеса за  то, что такой
способностью не обладаю. Человеку,  который едва-едва удерживает перемирие с
самим собой, уже нет никакого дела до чуждой ему души.
     Но я решил держаться поближе к нашему новому собрату, чтобы понаблюдать
за ним.

ГЛАВА 3
     Толстопузый,   прискакав  из   авангарда,   доложил  о   том,  что   мы
приближаемся. Но в его докладе не было  никакой нужды. Весь горизонт впереди
застилали  клубы  дыма.  Эта часть  Форсберга  была  плоской  и  открытой. И
изумительно  зеленой.  Столбы  маслянистого дыма  на  фоне  бирюзового  неба
вызывали просто отвращение.
     Ветра  почти не  было.  Вечер обещал быть жарким.  Толстопузый вертелся
возле  Лейтенанта. Мы с  Элмо  прекратили  обмениваться старыми  сплетнями и
прислушались. Толстопузый указал на дым.
     -- В деревне еще люди Хромого, сэр.
     -- Говорил с ними?
     -- Нет, сэр. Длинноголовый подумал, что вам это не понравится. Он  ждет
рядом с деревней.
     -- Сколько их?
     -- Двадцать -- двадцать пять. Пьяные и хилые. Их офицер еще  хуже,  чем
его люди. Лейтенант бросил взгляд назад.
     -- А, Элмо.  Тебе  сегодня повезло. Возьми  с собой  десять  человек  и
поезжай с Толстопузым. Прочешите там все
     -- Дерьмо, -- пробормотал Элмо. Вообще он хороший парень, но эти душные
весенние дни сделали  его  ленивым.  -- Хорошо. Масляный, Немой,  Малыш,  Бе
лесый, Козел, Ворон.. Я сдержанно кашлянул.
     -- Ты выжил из ума, Каркун. Ладно.
     Он быстро  посчитал людей на пальцах и назвал еще троих. Мы построились
рядом  с колонной.  Элмо  еще  раз  осмотрел нас, убедившись, что  никто  не
потерял свою голову.
     -- Пошли.
     Мы быстро поехали вперед.  Толстопузый привел нас в небольшой лесок, на
опушке  которого  стояла  разгромленная  деревня.  Длинноголовый  и  второй,
которого звали Веселый, ждали там.
     -- Есть что-нибудь новое? -- спросил Элмо.
     -- Пожары догорают, -- откликнулся Веселый с присущим ему сарказмом.
     Мы  посмотрели  на  деревню.  Там  не было ничего, что не  вызывало  бы
спазмов  в моем  желудке. Опять  перебитый скот. Перебитые  собаки  и кошки.
Маленькие исковерканные тела мертвых детей.
     -- Но не ребят же, -- произнес я, не осознавая, что говорю вслух. -- Не
детей же опять.
     Элмо странно на меня посмотрел. Не потому, что  ему это было все равно,
а потому, что  я был необычно полон сочувствия. Я видел много мертвых людей.
Я  не стал ему объяснять.  Для меня есть  большая разница между взрослыми  и
детьми.
     -- Элмо, мне надо сходить туда.
     -- Не дури, Каркун. Что ты можешь сделать?
     -- Если я смогу спасти хотя бы одного ребенка...
     -- Я пойду с ним, -- сказал  Ворон. У него в руке возник нож. Наверняка
он научился этому  трюку у  какого-нибудь  фокусника. Он  всегда так делает,
когда зол или нервничает.
     --  Думаешь,  ты  сможешь обдурить  двадцать  пять человек? Ворон пожал
плечами.
     --  Каркун  прав, Элмо.  Это надо  сделать.  К некоторым  вещам  нельзя
оставаться равнодушным. Элмо сдался.
     -- Идем все. Молитесь, чтобы они не напились и могли отличить друзей от
врагов. Ворон поскакал.
     Деревня была  довольно большой. До  прихода  Хромого здесь  было больше
двух сотен  дворов.  Теперь  половина  была сожжена  или еще  горела.  Трупы
устилали улицы. Вокруг остекленевших глаз мертвецов кружили мухи.
     -- Никого в том возрасте, когда можно сражаться, -- заметил я.
     Я слез с лошади  и опустился рядом с мальчиком четырех или  пяти лет. У
него был пробит череп, но мальчик еще дышал. Ворон бухнулся на колени  рядом
со мной.
     -- Не могу ничего сделать, -- сказал я.
     --  Ты можешь  прекратить его страдания, -- в глазах  Ворона показались
слезы.  Слезы и злость, -- Такое  прощать нельзя,  -- он  двинулся  к трупу,
лежащему в тени.
     Этому  было около семнадцати.  На нем была куртка Повстанческого воина.
Он умер сражаясь.
     -- Наверное,  его отпустили  домой, -- сказал  Ворон. -- Один парень на
всю деревню.
     Он с трудом вынул лук из безжизненных пальцев и попробовал его согнуть.
     -- Хорошее  дерево. Несколько  тысяч  таких  могли бы наголову  разбить
Хромого. Он повесил лук через плечо и  подобрал стрелы. Я осмотрел  еще двух
детей.  Помощь  бесполезна.  Внутри  сожженной  лачуги я  обнаружил женщину,
пытавшуюся закрыть  собой  младенца. Тщетно. Ворона переполняло  отвращение.
Такие   твари,  как  Хромой,  наживают  себе  двух  врагов   взамен   одного
уничтоженного.
     До меня  донесся  приглушенный  плач,  чьи-то  проклятия  и  смех;  они
слышались где-то впереди.
     -- Давай  посмотрим, что там такое. Возле  лачуги лежали четыре мертвых
солдата. Этот парень кое-что сделал.
     -- Хороший стрелок, -- огляделся Ворон, -- бедный дурачок.
     -- Дурачок?
     -- Надо уметь вовремя исчезнуть. Тогда всем было бы легче.
     Его напор испугал меня. Почему его так заботил этот парень?
     --  У мертвых героев  нет второго шанса.  А-а!  Он проводил параллель с
событием из своего собственного загадочного прошлого.
     Плач  и  проклятия разрешились сценой, способной  вызвать  отвращение у
любого, кто даже не знает, что такое человечность.
     Дюжина солдат стояли в круг,  гогоча  над своими же плоскими шутками. Я
вспомнил собаку-сучку, которую  окружили кобели.  Вопреки ожиданиям, солдаты
не стали драться за свое право, а менялись. И они бы убили ее,  если бы я не
вмешался.
     Мы с Вороном забрались повыше, чтобы лучше видеть.
     Их  жертвой  была девочка лет  девяти.  На нее сыпались удары. Она была
страшно испугана, но не издавала ни звука. Через мгновение я понял. Она была
немой.
     Война -- это жестокая работа, которую делают жестокие люди. Видят боги,
в Черной Гвардии тоже не херувимы. Но существуют же пределы.
     Они  заставляли  смотреть  на все  это  какого-то  старика.  Он  и  был
источником плача и проклятий.
     Ворон  всадил  стрелу  в  того  из  них,  который  собирался насиловать
девочку.
     -- Проклятье! -- вскричал Элмо. -- Ворон!.. Солдаты повернулись  к нам.
Появилось оружие.  Ворон выпустил  еще одну  стрелу.  Она попала в человека,
державшего старика. У солдат Хромого пропало всякое желание драться.
     --  Белесый, беги  и скажи старику, чтобы тащил сюда  свою  задницу, --
прошептал Элмо.
     Подобная  мысль пришла и одному из людей  Хромого.  Он галопом помчался
прочь. Ворон дал ему убежать.
     От   такого  Капитан  встал  бы  на  уши.  Казалось,  Ворон  не   очень
встревожился.
     -- Иди сюда, старина. Возьми ребенка. И надень на нее что-нибудь.
     С одной стороны, мне хотелось ему поаплодировать, а с другой -- назвать
идиотом.
     Элмо не пришлось нам объяснять, что  надо поглядывать назад,  за спину.
Мы вполне  понимали,  что попали  в приличную  переделку. Быстрее,  Белесый,
думал я.
     Их   посыльный  первым  добежал  до  своего  командира.  Он  приковылял
нетвердой походкой. Толстопузый был прав. Он был совсем плох.
     Старик  и  девочка цеплялись за  стремя Ворона. Старик хмуро смотрел на
наши эмблеми Элмо подал свою лошадь вперед, указав на Ворона. Я кивнул.
     Перед Элмо  остановился пьяный офицер.  Тупым  взглядом он изучал  нас.
Кажется, мы произвели на него впечатление. Мы занимались суровым ремеслом, и
вид у нас был соответствующий.
     -- Ты! --  вскричал он неожиданно. Голос точно  такой  же, как и у того
жалобного, в Опале.
     Он таращился на Ворона. Затем вдруг развернулся и побежал.
     -- Стой, Скользкий!  Будь мужчиной,  ты, вор  трусливый!  --  прогремел
Ворон. Он вытянул  стрелу  из  своего  колчана. Элмо  перерезал  ему тетиву.
Скользкий остановился. Откликнулся он  не слишком вежливо.  Страшно ругаясь,
он перечислил все те  ужасы, которые  устроит нам его хозяин.  Я наблюдал за
Вороном.
     Он  в  холодной ярости уставился на Элмо.  Тот встретил  этот взгляд не
дрогнув. Он и сам был крутым парнем.
     Ворон изобразил свой фокус с ножом. Я перехватил лезвие кончиком своего
меча. Ворон ругнулся, бросил свирепый взгляд и расслабился.
     -- Ты же распрощался  со своим прошлым, помнишь? -- сказал  Элмо. Ворон
коротко кивнул.
     -- Это труднее, чем я думал, -- его плечи поникли. -- Беги,  Скользкий.
Ты не стоишь даже того, чтобы тебя убили.
     Позади послышался топот. Приближался Капитан. А та маленькая  бородавка
из банды Хромого наполнилась самодовольством и завиляла задом, как кот перед
прыжком. Элмо  сурово посмотрел  на него и угрожающе поднял  меч. Тот уловил
намек.
     -- Вообще,  мне следовало это  знать. Он просто  говнюк, -- пробормотал
Ворон.
     Я  задал ему  один  наводящий  вопрос.  Ответом мне  был  отсутствующий
взгляд. С громким топотом подъехал Капитан.
     -- Какого  черта тут происходит? Элмо начал один из своих выразительных
докладов. Его перебил Ворон.
     -- Вот тот -- один из шакалов Зуада. Я  хотел его прикончить, а  Элмо и
Каркун помешали мне.
     Зуад. Где же  я слышал это  имя?  В связи с Хромым. Полковник Зуад. Это
злодей номер один у Хромого. Мягко говоря, политическая проститутка. Его имя
проскакивало  в нескольких  подслушанных разговорах  Ворона с Капитаном. Так
это и  была пятая намеченная Вороном жертва? Но  ведь,  должно быть за всеми
обрушившимися на Ворона злоключениями стоял и сам Хромой.
     Все интереснее и  интереснее. И в то же время  все более и более жутко.
Хромой -- не тот субъект, с кем можно вот так запросто поругаться.
     -- Я  хочу,  чтобы этого  человека арестовали, -- орал офицер  Хромого.
Капитан взглянул на него. -- Он убил двоих моих людей.
     Их тела было хорошо видно. Ворон ничего не ответил. Элмо переборол себя
и сказал:
     -- Они насиловали ребенка. Это их идея умиротворения.
     Капитан посмотрел на его оппонента.  Тот залился  краской.  Даже  самый
отъявленный злодей почувствует стыд, если будет застигнут врасплох и  нет ни
какой возможности оправдаться. Капитан резко повернулся.
     -- Каркун?
     -- Мы нашли одного мертвого повстанца, Капитан. Но все указывает на то,
что они начали тут творить свои дела еще до того, как он полез драться.
     --  Жители деревни -- подданные Леди.  Они  под ее покровительством? --
спросил Капитан пьянчугу. В другой ситуации об этом можно было поспорить, но
не сейчас. Он даже не пытался оправдываться и  этим  только  подтвердил свою
вину.
     --  Ты мне отвратителен,  --  Капитан заговорил  своим  опасным  мягким
голосом. -- Убирайся отсюда. И не попадайся мне  больше.  Иначе я отдам тебя
на  суд  своих  друзей. Человек, спотыкаясь, удалился.  Капитан повернулся к
Ворону.
     -- Ты -- несчастный идиот. Ты хоть понимаешь, что натворил?
     -- Да, наверное, кое-что получше, чем ты. И я бы опять поступил так же,
-- утомленным голосом откликнулся Ворон.
     --  И  ты еще удивляешься, почему мы тянули кота  за хвост и  не хотели
тебя  принимать? -- Капитан резко переменил тему. -- Ну и что ты собираешься
делать с этими людьми, благородный спаситель?
     Ворон не задавался таким вопросом. Что бы ни случалось с ним, он всегда
жил целиком днем сегодняшним. Прошлое тяготило его, а о будущем он просто не
думал.
     -- Теперь я отвечаю за них, да?

ГЛАВА 4
     Капитан отказался от  попыток  поймать  Хромого.  Независимые  действия
казались теперь наименьшим злом.
     Осложнения начались четыре  дня  спустя. Мы только  что выиграли первое
значительное сражение, разбив  превосходящий нас вдвое отряд повстанцев. Это
было не так уж трудно. Они были совсем неопытные, да и наши колдуны помогли.
Спаслись немногие.
     Поле боя  было нашим. Люди принялись грабить убитых. Элмо, я. Капитан и
еще несколько были тут же, вполне довольные собой.
     Одноглазый  и Гоблин отмечали это  событие в свое