о
так же быстро, как и появилось. Ловец  Душ встал между  двумя солдатами. Оба
они медленно завалились, как две старые, величавые сосны.
     Я  пнул Ворона.  Он  застонал.  Его  глаза  приоткрылись,  и  я  бросил
мгновенный взгляд на его зрачки: расширены. Это сотрясение мозга. Проклятье!
     Ловец посмотрел на своих сообщников. Затем медленно повернулся ко мне.
     Все  трое  Поверженных  наступали на меня.  На заднем плане  Повешенный
продолжал умирать. Он делал это очень громко. Но я все  равно его не слышал.
На дрожащих коленях я поднялся и встал лицом к смерти.
     Не должно было все так кончиться, подумал я. Это неправильно.. Все трое
стояли и смотрели на  меня.  А я  смотрел на них.  Это было все, что  я  мог
сделать.  Храбрый Каркун. По крайней мере,  кишка не  тонка взглянуть  своей
смерти в глаза.
     -- Ты ведь ничего не видел, да? -- мягко спросил Ловец.
     У меня по спине  заскользили  холодные ящерицы. Этот голос  принадлежал
одному из тех мертвых солдат, которые кромсали Твердого.
     Я помотал головой.
     -- Ты был слишком занят Твердым, а потом был с Вороном.
     Я  слабо кивнул. Мои коленки превратились  в студень. Если бы не это, я
бы уже удирал без оглядки. Глупо получилось бы, если бы я так и сделал.
     -- Тащи Ворона на ковер Несущего, -- сказал Ловец и махнул рукой.
     Подталкивая,  поддерживая и что-то пришептывая, я помогал Ворону  идти.
Он  не имел ни малейшего представления о  том, где находится  и что  делает,
однако позволил мне направлять его.
     Я очень беспокоился. У него не было никаких  явных  повреждений, просто
поведение его было ненормальным.
     -- Надо доставить его сразу в мой госпиталь, -- сказал я.
     Мне никак было не взглянуть Несущему Шторм в глаза, равно как и  не мог
я придать  своим  словам  соответствующую интонацию.  Все,  что  я  говорил,
звучало как мольба.
     Ловец потребовал, чтобы  я  сел  на его ковер.  Я  шел к  нему  со всем
энтузиазмом свиньи,  которую ведут на бойню.  Он мог просто шутить  со мной.
Падение  с его  ковра  будет лучшим средством  избавиться от сомнений насчет
моей способности держать язык за зубами.
     Он  подошел  к ковру вслед за мной, бросил туда свой меч и  уселся сам.
Ковер взмыл вверх и заскользил к громаде Лестницы.
     Охваченный непонятным чувством стыда, я посмотрел назад, на неподвижные
фигуры  на  лугу.  Неправильно все было,  неправильно...  Но что  еще я  мог
сделать?
     Что-то  золотистое, что-то  похожее на  бледную  туманность  в  глубине
ночного неба появилось  в тени, которую отбрасывал один из каменных столбов.
Мое сердце чуть не остановилось.

ГЛАВА 8
     Капитан затянул обезглавленную  и  деморализованную армию повстанцев  в
ловушку.   Последовала  кровавая  бойня.  Малочисленность  и  усталость   не
позволили Гвардии сбросить повстанцев с горы.  Самодовольные Поверженные нам
тоже не  помогали. Нам не хватило, наверное, одного  лишь свежего батальона,
одной колдовской атаки.
     Ворона я лечил на ходу, положив его на последнюю из  вереницы, повозок,
направляющихся на юг. Уже несколько дней он был не в себе, все еще отрешенно
глядел на окружающее. Забота о Душечке, конечно, легла на мои плечи. Ребенок
помогал  отвлечься от  горьких  мыслей и  подавленного  состояния, вызванных
очередным отступлением.
     Может быть, именно так она и благодарила Ворона за его великодушие?
     -- Это  наш  последний отход,  -- пообещал Капитан Он  не  называй  это
бегством,  но также  и не смел  назвать это движением  в тыл, отступательным
маневром, или как-нибудь  еще. Капитан не упоминал о том, что если последует
еще  одно  отступление, то оно  будет  уже  после  всеобщего конца.  Падение
Амулета  будет означать смерть  империи Леди. В любом  случае Анналам придет
конец, и в истории Гвардии будет поставлена точка.
     Да благословят вас  боги,  последних, оставшихся из воинского братства.
Вы были для меня семьей и домом...
     Появились  новости,  до которых  нас  не допускали  у  Лестницы  Слезы.
Известия об остальных армиях
     повстанцев,  продвигающихся  с  севера  западнее  нас.  Перечень павших
городов был длинен  и приводил в уныние, даже  несмотря  на то,  что  был не
полон. Бегущие солдаты  всегда преувеличивают силу  своего  противника.  Это
немного смягчает их ощущение униженности.
     Мы с Элмо шли по  длинной,  плавно  изгибающейся  тропинке, бегущей меж
плодородных угодий, раскинувшихся на севере Амулета.
     -- Как-нибудь, когда вокруг не будет  никаких Поверженных, -- сказал я,
--  почему бы не намекнуть Капитану, что было бы неплохо разорвать отношения
между Гвардией и Ловцом Душ.
     Он удивленно посмотрел на меня. С недавних пор я часто замечаю на  себе
такие взгляды своих старых товарищей. С тех пор, как мы уничтожили Твердого,
я  стал  мрачным, суровым  и  неразговорчивым. Правда, и  в  лучшие  времена
радость  тоже  не била из меня  фонтаном. Постоянное  давление надломило мой
дух. Я не мог  себе позволить излить душу в  Анналах из-за страха, что Ловец
как-нибудь узнает, что я там записал.
     --  Наверное,  будет  лучше, если нас  не слишком  тесно  свяжут с  его
именем, -- добавил я.
     -- Что там произошло?
     К  этому  времени  все уже знали суть  случившегося;  то, что  Твердого
убили,  а Повешенный погиб.  Мы с Вороном -- единственные  солдаты,  которые
выбрались оттуда живыми. Всех мучила ненасытная жажда подробностей.
     -- Я не могу тебе рассказать. Но ты скажи Капитану, когда поблизости не
будет Поверженных.
     Элмо подумал и сделал для себя выводы, почти правильные.
     -- Хорошо,  Каркун, скажу. Не беспокойся. Я  не буду беспокоиться. Если
Судьба мне это позволит.
     В  этот день  до нас  дошли  новости об  очередных победах  на востоке.
Повстанцы  сдавали  свои  позиции  со   скоростью,  с  какой  только   могли
передвигаться войска Леди.
     И в этот же  день мы узнали, что все  четыре северные и  западные армии
повстанцев остановились на отдых, для пополнения  своих рядов и подготовки к
штурму Амулета. Между ними и  Башней  никого  не  было. Просто никого, кроме
Черной Гвардии и сборища беженцев.
     А в  небе была  комета,  этот злой предвестник всех крутых поворотов  в
нашей судьбе. Конец близок.
     Мы все бежим и бежим, навстречу последнему свиданию с нашим злым роком.
     Я должен  описать еще один момент в этой истории,  касающейся Твердого.
Это произошло  в трех днях пути к северу от  Башни. Собственно,  это был еще
один  сон,  как  тот, который я видел на  Лестнице.  Такой  же  золотой сон,
который,  возможно, вовсе  даже  не  был сном,  пообещал мне: Моему  верному
нечего бояться. Еще раз я на мгновение увидел  то убийственно красивое лицо.
А потом все исчезло, вернулся страх, нисколько не уменьшившись.
     Прошли дни, уползли мили.  Огромный, отвратительный  куб Башни поднялся
над горизонтом. А в ночном небе все ярче сверкала комета.

 * Часть VI. ЛЕДИ *

ГЛАВА 1
     Местность  постепенно  становилась   серебристо-зеленой.  Заря   залила
окруженный стенами город малиновым светом. Тронутая солнцем роса  засверкала
золотистыми бликами. Туман начал сползать в низины. Трубы заиграли зарю.
     Лейтенант, заслонив глаза от  света, прищурился. Он недовольно хрюкнул,
посмотрел на Одноглазого. Маленький черный человек кивнул.
     --  Пора,  Гоблин,--  сказал  Лейтенант  через плечо.  Все  попрятались
обратно в лес. Рядом со мной на коленках стоял  Гоблин. Он выглядывал  из-за
деревьев, обозревая окрестные поля. С ним были еще четверо наших; эти пятеро
нацепили на себя  одежды  бедны  горожанок,  замотав головы платками. У всех
были глиняные кувшины, покачивающиеся на  деревянных коромыслах. Оружие было
спрятано под одеждой.
     --  Вперед,  ворота  открыты,  --  сказал   Лейтенант.  Они  двинулись,
спускаясь с холма вдоль опушки леса.
     -- Черт, хорошо снова заняться привычным делом, -- сказал я. ,
     Лейтенант усмехнулся. С  тех  пор, как  мы покинули  Берилл,  он  редко
улыбался.
     Внизу пять переодетых мужчин, оставаясь в тени, продвигались к роднику,
который был рядом с дорогой в город. Несколько горожанок уже спешили туда за
водой.
     Мы знали, что со  стражниками в воротах не должно  быть особых проблем.
Город переполнен чужаками, беженцами и повстанцами. Гарнизон малочислен
     и  распущен. У  повстанцев  не  было  оснований предполагать,  что Леди
нанесет  удар  так   далеко   от  Амулета.  Этот  город  не   имел  никакого
стратегического значения.
     За исключением того, что сюда тайно прибывали двое из Восемнадцати.
     Три дня мы рыскали по окрестным лесам, наблюдая и  вынюхивая. Трещина и
Наемник, недавно принятые  в Круг, проводили  здесь свой медовый месяц перед
тем, как двинуться на юг, чтобы принять участие в штурме Амулета.
     Три  дня. Три  холодных ночи без костров и еда всухомятку. Трое суток в
ужасных условиях. Но у нас уже давно не было такого хорошего настроения.
     -- Я думаю, это дело мы потянем, -- высказал я свое мнение.
     Лейтенант  подал знак рукой. За  переодетыми осторожно  последовало еще
несколько человек.
     -- Здесь все так думают, -- заметил Одноглазый. Он был возбужден.
     Так же, как  и  все  мы. У нас  была возможность провернуть одно из тех
дел, которые  лучше всего нам удавались. Пятьдесят дней  мы занимались чисто
физическим трудом, готовя  Амулет к  отражению яростной  атаки повстанцев, и
пятьдесят ночей  нам не давали  покоя мысли о приближающемся  сражении.  Еще
пять человек скользнули вниз по холму.
     -- Целая  группа  женщин  выходит  из  города,  --  сказал  Одноглазый.
Напряжение росло.
     Женщины вытянулись в цепочку, направляясь к роднику. Так и будет теперь
целый день. Внутри Городских стен нет источника воды.
     У меня засосало под  ложечкой.  Наши люди уже поднимались  на следующий
холм.
     -- Приготовьтесь, -- сказал Лейтенант.
     --  Расслабьтесь, -- посоветовал  я. Это помогает  успокоить нервы.  Не
имеет  значения, опытный  ты  солдат  или  нет.  Перед  самой  дракой всегда
страшнее всего. Всегда пугает то, что кто-то должен погибнуть. Одноглазый
     лезет во все авантюры, уверенный, что судьба навсегда вычеркнула его из
их списка.
     Наши  женщины  фальцетом  поздоровались  с   горожанками.  Им   удалось
благополучно  добраться до ворот,  которые охранялись единственным человеком
из городской дружины, сапожником, который был занят тем,  что забивал медные
гвозди в каблук сапога. Его алебарда валялась в десяти футах.
     Гоблин выскочил из ворот обратно и хлопнул у себя над головой в ладоши.
Резкий хлопок разнесся по всей округе. Его руки ладонями вверх опустились до
уровня плеч. Между ними выгнулась радуга.
     -- Всегда ему надо повыделываться, -- проворчал Одноглазый.
     Гоблин исполнил  маленький  танец. Отряд  бросился  вперед.  Женщины  у
родника завопили и разбежались в разные стороны. Волки  набросились на стадо
овец, подумал  я. Мы рвали изо всех сил. Вещмешок бил меня по почкам.  Через
две сотни ярдов я уже спотыкался о собственный лук. Молодежь начала обгонять
меня.
     До ворот я  добежал уже не в  силах  схлестнуться даже со  старушкой. К
счастью  для меня, старушек  поблизости не оказалось.  Наши  бросились через
город. Сопротивления не было.
     Мы,  те, кто  должен был непосредственно  схватить  Трещину и Наемника,
мотнулись к их небольшой башне. Там охрана  была не лучше.  Мы с Лейтенантом
вошли внутрь вслед за Одноглазым, Немым и Гоблином.
     До самого  верхнего  уровня  мы  не  встретили никакого  сопротивления.
Молодожены все еще спали. Одноглазый подальше отбросил их оружие, а Гоблин с
Немым вынесли дверь, ведущую в комнату к любовникам.
     Мы ворвались внутрь. Но даже сонные, сбитые с толку и перепуганные, они
оказали яростное сопротивление. Прежде чем удалось затолкать им в рот кляп и
связать руки, они набили нам массу синяков.
     -- Нам надо доставить вас живыми, -- сказал им Лейтенант, -- но это еще
не значит, что мы обязаны
     гладить вас по головке. Ведите себя смирно, делайте, что вам говорят, и
останетесь целыми.
     Я ждал, что сейчас он начнет  глумиться над  ними, теребя кончики своих
усов и зло посмеиваясь в паузах. Лейтенант играл,  приняв роль того  злодея,
какими нас изображали повстанцы.
     Трещина с Наемником постараются доставить нам  как можно больше хлопот.
Они знали, что Леди послала нас  не  для  того, чтобы привести их на чашечку
чая.
     Полпути до безопасной. территории. На животах вползли на вершину холма,
изучаем вражеский лагерь.
     --  А  он  большой,  --  сказал  я. -- Двадцать пять  -- тридцать тысяч
человек.
     Это был  один  из шести таких лагерей,  окружающих  Амулет  с севера  и
запада.
     --  Они  слишком  долго  валяют  дурака.  Это им  аукнется,  --  сказал
Лейтенант.
     Им  надо  было  атаковать сразу  же  после  Лестницы Слезы,  но  потеря
Твердого,  Бока, Мотылька  и Щуки  вызвала драку среди младших командиров за
место  верховного командующего. Наступление  повстанцев  остановились.  Леди
достигла равновесия сил.
     Теперь  ее  патрули   и  разъезды  донимали   повстанческих  фуражиров,
истребляли  предателей,  рыскали,   уничтожая  все,  что  могло  пригодиться
неприятелю. Несмотря на значительное преимущество  в численности,  повстанцы
теперь  занимали скорее оборонительную позицию.  Каждый  день, проведенный в
боевых условиях, истощал их людей еще и чисто физически.
     Два  месяца  назад наш боевой  дух  находился  не выше змеиного  брюха.
Теперь его состояние двигалось в другую сторону. Если  нам удастся вернуться
сейчас с победой,  наше настроение  взлетит  вверх.  Эта  операция  ошеломит
повстанцев. Если нам удастся вернуться.

ГЛАВА 2
     Мы неподвижно лежали на сухих листьях над крутым, покрытым  лишайником,
известняковым  обрывом. Ручеек внизу посмеивался над  нашим  затруднительным
положением. Голые деревья исполосовали нас своими тенями. Легкие  заклинания
Одноглазого и его коллег еще больше  замаскировали нас.  Мне в ноздри ударил
запах  страха  и  лошадиного  пота.  С  дороги  над  нами  донеслись  голоса
кавалеристов. По встанцы. Я не мог понять, о чем они говорят. Хотя, пожалуй,
они спорили.
     Покрытая  неразворошенными   листьями   и  ветками,  дорога   выглядела
совершенно пустынной.  Наша  усталость  победила осторожность, и  мы  решили
пойти  по  ней.  Завернув за  угол, мы наткнулись  на патруль  : повстанцев,
пересекающий долину, в которую и течет этот ручей внизу.
     Они  ругались  насчет  нашего  исчезновения.  Кто-то  спешился  и  стал
мочиться  вниз, под  горку...  Трещина  начала биться и вырываться.  Черт! Я
выругался про себя. Черт, проклятье! Я знал, что так и будет!
     Повстанцы подошли к краю дороги  и встали  вдоль.  Я саданул женщину  в
висок. Гоблин прижал  ее с другой стороны. Быстрый умом Немой распустил сети
колдовства,  перебирая  перед  грудью своими  гибкими, похожими на  щупальца
пальцами.
     Мертво стоящие кусты зашевелились. Старый  толстый  барсук скатился  на
берег ручья, перебрался на  другую  .сторону  и  исчез  среди плотно стоящих
тополей.
     Ругаясь, повстанцы бросили в ту сторону несколько камней. В потоке воды
они застучали о гальку, как  глиняные  черепушки. Солдаты  собрались в кучу,
обсуждая, что мы не могли уйти далеко. Особенно пешком. Простая логика может
опрокинуть самые отчаянные усилия наших колдунов.
     Я  был  полон того страха,  когда  дрожат  коленки,  трясутся руки, а в
животе  делается пусто. Мне  постоянно  удавалось вывернуться в самых жутких
ситуациях. И теперь моя суеверность говорила, что  это не может продолжаться
так долго.
     Слишком  сильное  испытание  для  недавнего  порыва  вновь  вернувшейся
уверенности. Беспричинный страх говорил о том,, что это была лишь иллюзия. А
фактически под  ее оболочкой было все то  же подавленное настроение, которое
не покидало меня со времен событий на Лестнице Слезы. Моя война закончена  и
проиграна. Мне хотелось лишь бежать.
     Наемник  тоже  начал  проявлять  свою  резвость.  Мой  свирепый  взгляд
заставил его затихнуть.
     Ветерок  колыхнул  сухие  листья.  Пот,  выступивший у  меня  на  теле,
холодил. Страх несколько поутих.
     Патруль снова сел на лошадей.  Все еще возбужденно переговариваясь, они
поехали дальше  по дороге. Я смотрел, когда они  покажутся там,  где  дорога
изгибается на восток, вместе с руслом  ручья. Поверх хорошо сидящих камзолов
на  них  были пурпурные плащи. Шлемы и все оружие были  отличного  качества.
Повстанцы начинали процветать. Когда-то  они были просто толпой, вооруженной
вилами и топорами.
     -- Мы могли и напасть на них, -- сказал кто-то.
     -- Чушь! -- бросил Лейтенант. -- Сейчас они  еще не  знают точно, с кем
столкнулись. А если бы мы полезли в драку, они бы это выяснили.
     Нам совершенно не  нужно, чтобы повстанцы пошли на нас цепью так близко
от дома. Здесь нет места для маневра.
     Человек,  который  это  сказал, был одним из тех, кого мы подобрали  во
время своего нескончаемого отступления.
     -- Брат, если хочешь остаться с  нами, тебе  нужно запомнить одну вещь.
Драться надо только тогда, когда  нет выбора. Ты же понимаешь, кто-то из нас
пострадал бы тоже. Он что-то проворчал.
     -- Они скрылись из виду, -- сказал Лейтенант. -- Пора двигаться.
     Он  определил направление,  и  мы пошли к высоким  холмам за долиной. Я
застонал. Опять по бездорожью.
     У меня болели уже все мышцы.  Усталость  грозила свалить с ног. Человек
не создан для бесконечных сумерек и маршей с шестьюдесятью фунтами на спине.
     -- Чертовски быстро ты сообразил там, -- сказал я- Немому.
     Он принял  похвалу, пожав плечами и ничего не сказав.  Как всегда. Крик
сзади.
     -- Они возвращаются.
     Мы неуклюже  завалились на склоне  поросшего травой  холма. На юге  над
горизонтом  возвышалась Башня. Этот базальтовый куб пугал даже на расстоянии
в десять миль. И было  в нем что-то неумолимое. Казалось, что  Башню  должны
окружать  языки  пламени,  огненная земля, или  наоборот,  земля,  скованная
вечным  холодом.  Вместо  этого  вокруг  лежали  зеленые 1. сочные пастбища,
плавные  холмы,  на  южных  склонах  ^которых  примостились маленькие фермы.
Растущие деревья  очерчивали линии глубоких, неторопливых .ручьев,  вьющихся
между холмами.
     Ближе к Башне ландшафт  уже не был таким пасторальным,  но все равно не
соответствовал тем угрюмым картинам, которые рисовала пропаганда повстанцев.
Никакой серы, никаких изломанных тре
     щинами  бесплодных пустошей. Не  было и невиданных Дьявольских  тварей,
рыскающих среди разбросанных .человеческих костей, так же как и  черных туч,
постоянно грохочущих в небе.
     -- Патрулей не видно. Каркун. Одноглазый, да вайте со своими штуками.
     Я приготовил  свой  лук. Гоблин принес три специальных стрелы. У каждой
вместо наконечника было  по  голубому  шару. Одноглазый  посыпал один  серой
пылью и подал мне. Я прицелился в солнце и отпустил тетиву.
     Вспышка синего огня, такая яркая, что невозможно было смотреть, описала
дугу  и опустилась в долину  под нами.  Затем еще одна, и еще. Огненные шары
выстроились в  аккуратную очередь и опускались  вниз,  скорее планируя,  чем
падая.
     -- Теперь ждем, -- пискнул Гоблин и прыгнул в заросли высокой травы.
     --  И  надеемся,  что   наши  будут  здесь  раньше.   Любой  повстанец,
оказавшийся поблизости, без сомнения, обратит внимание  на сигнал и поднимет
тревогу. Теперь нам оставалось только взывать о помощи. Мы не могли остаться
незамеченными.
     --  Ложись!  --  скомандовал  Лейтенант. Трава была достаточно высокой,
чтобы скрыть лежащую фигуру.
     -- Третье отделение,  в  дозор, -- добавил  он.  Люди заворчали  насчет
того,  что  сейчас  очередь  другого   отделения,  но  после   небольших   и
ненастойчивых пререканий  заняли соответствующие позиции.  Настроение у  них
было приличное.  М