-- Ну, я скажу, -- у меня перехватило дыхание. Только один этот  приказ
раскрывал полдюжины секретов и наводил на несколько других.
     -- Ну, скажу я.
     Я  схватил  еще  одну  бумагу.  Это тоже инструкция части  специального
назначения. Как и тот приказ,  это было еще  одно  окно, из  которого  видны
стратегические и тактические замыслы повстанцев.
     -- Капитана сюда, -- сказал я Элмо. -- Одноглазого, Гоблина, Лейтенанта
тоже и вообще всех, кто может быть...
     Должно  быть у меня был ужасный вид, потому  что Элмо, когда он перебил
меня, явно нервничал.
     -- Что это, черт возьми, Каркун?
     --  Все  планы  и  приказы,  касающиеся  кампании  против  Лордов.  Все
подробности намеченного сражения.
     Но это было  еще  не самое основное. Главное  я собирался приберечь для
самого Капитана.
     --  И  торопись. Все могут решить минуты.  Не давай никому больше сжечь
ничего такого. Во имя Ада, останови  их. Мы наткнулись на  золотую  жилу. Не
дай превратить ее в дым.
     Элмо мотнулся к выходу.  Я слышал, как его рявкающие  команды  затихали
вдали.  Хороший  сержант  Элмо. Он не теряет времени на  вопросы.  Кряхтя, я
уселся на пол и начал просматривать документы.
     Скрипнула  дверь. Я  не поднял  головы.  Лихорадочно  пробегая  глазами
бумаги, я  раскладывал их в стопки.  В поле моего углового  зрения появились
грязные сапоги.
     -- Ты сумеешь это прочесть, Ворон? -- я узнал его походку.
     -- Я? Да.
     --  Помоги мне разобраться  во всем этом. Ворон уселся  напротив. Между
нами возвышалась  куча, и из-за нее мы почти не  видели  друг друга. Душечка
примостилась рядом, не  мешая Ворону, но  под его защитой.  В  ее спокойных,
бессмысленных глазках все еще отражался ужас той далекой деревни.
     Ворон в некотором смысле является  характерным представителем  Гвардии.
От нас он отличается лишь тем, что все его качества выражены несколько ярче,
рельефнее. Может быть,  из-за того, что  он новичок в Гвардии и единственный
северянин  в ее рядах, Ворон является символом нашей  жизни на  службе Леди.
Его   нравственные   мучения  стали  нашими  нравственными   мучениями.  Его
молчаливый отказ вопить и бить себя кулаком в грудь  на поле боя мы переняли
тоже. Гвардия предпочитает говорить голосом стали.
     Хватит. К чему все эти подробности? Элмо наскочил на золотую жилу, а мы
с Вороном просеивали ее в поисках самородков.
     Вкатились Гоблин  и  Одноглазый.  Ни  один из них не  знал письменности
северян.  Они принялись  доста вать один другого,  создавая бесплотные тени,
которые  гонялись по  стенам  друг за другом.  Ворон  посмотрел  на  них  со
злостью.  Их бесконечные  перебранки  и шутовство сильно  раздражали,  когда
необходимо было сосредоточиться.
     Они  взглянули  на него, бросили  свою  игру и тихонько сели, почти как
дети,  которых  отругали.  Ворон  был  сильной  личностью  и  обладал  такой
энергией, что мог заставить  людей более сильных дрожать под № его холодным,
мрачным взглядом.
     Прибыл Капитан. С ним были  Элмо  и  Немой.  Когда они открыли дверь на
улицу,  я заметил нескольких человек, которые ошивались  вокруг.  Интересно,
как они узнали, что здесь что-то происходит.
     -- Что у  тебя, Каркун? -- спросил Капитан. Я понял, что из Элмо он уже
выжал все, поэтому сразу взял быка за рога.
     --  Эти  приказы,  -- я положил руку  на одну  из  стопок,  -- все  эти
доклады, -- я показал на другую, -- все  они подписаны  Шелест. Мы запустили
лапу в личный бассейн Шелест с золотыми рыбками, -- я  говорил таким высоким
голосом, что он скорее походил на писк.
     Некоторое время все молчали. Когда Леденец и другие сержанты неожиданно
вломились в помещение, Гоблин несколько раз пискнул.
     -- Это правда? -- наконец спросил Капитан Ворона. Ворон кивнул.
     -- Судя по документам, она появляется здесь все время, с ранней весны.
     Капитан сцепил за  спиной пальцы рук и начал расхаживать по комнате. Он
был похож на старого,  усталого  монаха,  который бредет к вечерней молитве.
Шелест -- самый известный  генерал у повстанцев. Ее упрямый гений  удерживал
восточный фронт  несмотря на самые  отчаянные усилия Десяти. Она же и  самая
опасная   из   всего  Круга   Восемнадцати.   Также   она   прославилась   и
доскональностью, с которой разрабатывала планы всех своих кампаний. В войне,
которая очень часто напоминает вооруженный хаос
     как  с  одной,  так и с  другой стороны,  ее силам  удавалось  выстоять
благодаря  четкой  организации,  дисциплине  и  ясности  поставленных задач.
Капитан задумался.
     -- Кажется, она командует армией повстанцев под Ржавчиной. Правильно?
     Борьба за Ржавчину длилась уже  три года. Слух -- это  сотни квадратных
миль бесплодной земли. Прошлой зимой обе  стороны дошли чуть  ли не до того,
что начали поедать трупы, чтобы выжить.
     Я кивнул. Вопрос был риторическим. Просто Капитан думал вслух.
     --  И  Ржавчина многие  годы была землей .смертников.  Шелест не  сдаст
позиции. Леди тоже  не  отступит.  Но ведь  если  Шелест  появляется  здесь,
значит, Круг решил оставить Ржавчину.
     -- Значит, они перенесли свои  стратегические планы с востока на север,
-- добавил я.
     Север остается  слабым  местом Леди. Запад весь  подчинен. А южное море
принадлежит союзникам Леди. На север  не  обращали внимания с  тех пор,  как
границы Империи достигли великих  лесов, лежащих  за Форсбергом. И именно на
севере   повстанцы   достигли  наиболее   впечатляющих  успехов.   Заговорил
Лейтенант.
     -- Позиция  их  сейчас такова,  что  они взяли  Форсберг, заняли Плато,
покорили  Розы и осадили Рожь. Войска повстанцев  направляются,  чтобы взять
Вист  и  Бабенку. Их, конечно, остановят,  вот Круг и хочет  знать, когда. С
другой стороны, они подбираются к Лордам, и если этот  город падет,  они уже
почти на границе Ветреной Страны. Стоит пересечь Ветреную Страну, взобраться
по Лестнице  Слезы,  и они  уже  в  сотне  миль увидят Амулет.  Я  продолжал
просмотр и сортировку бумаг.
     --  Элмо,  может,  ты  поищешь  еще  чего-нибудь?  Чтото  она  могла  и
припрятать. Капитан дал добро.
     -- Проследи, чтобы этим занялись, -- сказал он Лейтенанту. -- Сазан, ты
и  Леденец  пошевелите лю дей,  чтобы  были готовы к  отходу. Спичка,  удвой
количество пикетов.
     -- Сэр? -- спросил Леденец.
     --  Ты же не хочешь оказаться  здесь, когда Шелест вернется, а? Гоблин,
подожди! Дай знать Ловцу Душ. Прямо сейчас. Это важно.
     Гоблин скорчил  отвратительную физиономию, потом  отошел  в угол и стал
что-то бормотать  себе  под нос. Это  было  просто небольшое заклинание, для
начала.
     -- Каркун, вы с Вороном складывайте документы. когда закончите. Возьмем
их с собой.
     -- Может, самое  важное я возьму себе, для Ловца Душ?  -- спросил я. --
Если они нам понадобятся, лучше иметь их сразу под рукой. Я имею в виду, что
нам надо поторопиться кое-что сделать, пока Шелест не вмешалась в это дело.
     -- Правильно, --  прервал он меня, -- я пошлю  фургон. И  не  распускай
язык.
     Капитан открыл  дверь, я увидел  его серый контур в освещенном  проеме,
затем дверь за ним закрылась.
     Очередная расправа сопровождалась воплями и криками, которые доносились
снаружи. Я поднялся, выпрямляя свои больные ноги, и  подошел  к  двери. Всех
повстанцев сгоняли на плац. Пленные почувствовали внезапное  желание Гвардии
как  можно  скорее  исчезнуть  отсюда и поняли, что  им,  наверное, придется
умереть  не дождавшись подмоги, которая должна прибыть буквально в считанные
часы.
     Я покачал головой и вернулся к своему чтению. Ворон посмотрел на меня с
выражением, которое означало,  что  он  разделяет  мою  боль.  .А  может, он
посочувствовал  только  мне, видя  мое  разбитое  состояние.  По  Ворону это
особенно трудно понять.
     В дверь толкнулся Одноглазый. Он подошел и вывалил на пол --целую груду
бумажных свертков, завернутых в промасленную кожу. Они слиплись от влаги.
     -- Ты был прав. Мы откопали это за ее спальней.
     Гоблин издал  длинный, пронзительный  крик, от  которого веяло таким же
холодом, как от крика совы в ночном лесу. Одноглазый подхватил этот крик.
     В такие моменты я сомневаюсь в искренности их показной вражды.
     -- Он  в Башне, -- простонал Гоблин.  -- Вместе  с Леди. Я вижу  ее его
глазами.. его глаза... его глаза... Темнота!  О боже, темнота!  Нет! О боже,
нет!  Нет! -- его слова слились  в один визг ужаса, потом он затих. -- Глаз.
Вижу глаз. Он смотрит прямо в меня.
     Мы с Вороном обменялись хмурым взглядом и пожали плечами. Мы понятия не
имели, о чем он говорит.
     Гоблин  заговорил  опять, но  таким  тоном,  как  будто  он опять  стал
ребенком.
     -- Скажите ему, чтобы он не смотрел на меня. Скажите. Я  хороший. Пусть
он уйдет.
     Одноглазый уже стоял на коленях, склонившись над Гоблином.
     -- Все в порядке, все в порядке. Это только сон, все будет хорошо.
     Мы  с  Вороном  опять  переглянулись.  Он  обернулся  и  начал  жестами
объясняться с Душечкой.
     -- Посылаю ее за Капитаном. Душечка неохотно вышла.  Ворон взял из кучи
следующий лист и стал читать. Холоден, как лед, этот Ворон.
     Гоблин время от времени вскрикивал, но вдруг совсем затих. Я дернулся к
нему, но Одноглазый поднял руку, показывая,  что  во мне  нужды  нет. Гоблин
закончил передачу сообщения.
     Постепенно  Гоблин расслабился.  Выражение  ужаса  ушло с его лица. Оно
порозовело. Я опустился перед ним на колени, нащупал сонную артерию.  Сердце
его билось, но медленно.
     --  Я  удивляюсь, как он  сейчас  не помер,  --  сказал я. -- Было  уже
когда-нибудь так плохо?
     -- Нет, -- Одноглазый отпустил руку Гоблина, она упала на пол. -- Лучше
в следующий раз не заставлять его заниматься этим.
     --  А  что,  это  прогрессирует?  Мое  ремесло  кое-где пересекается  с
колдовством, но редко. Я не знаю.
     -- Нет, но за ним надо немного присмотреть. Похоже, он поймал Ловца Душ
в Башне. Я думаю, тут любой бы закачался.
     -- И еще в присутствии Леди,. -- я глубоко вздохнул. Мне было не скрыть
своего волнения.  Гоблин  видел  Башню изнутри!  И он, возможно, видел Леди!
Только Десять,  Которые Были Повержены, выходили из Башни живыми. Люди могли
только догадываться и фантазировать, что  же там внутри, а у меня был  живой
очевидец!
     -- Оставь его сейчас, Каркун. Он расскажет, когда будет в состоянии, --
сказал Одноглазый твердо.
     Они  смеются  над  моими  маленькими  фантазиями,  говорят  мне, что  я
влюбился  в призрак. Возможно, они  и  правы. Иногда мой интерес пугает меня
самого. Он становится навязчивой идеей.
     Я забыл о своих обязанностях по отношению к  Гоблину. В какой-то момент
он  перестал  быть для  меня человеком,  собратом,  старым  другом. Он  стал
источником информации. Устыдившись, я отступил к своим бумагам.
     Появился озадаченный Капитан, которого решительно тащила Душечка.
     --  А, понятно. Он связался с  ним,  -- Капитан  изучающее посмотрел на
Гоблина. -- Еще ничего не сказал? Одноглазый, растормоши-ка его.
     Одноглазый  начал было возражать, но потом  осторожно потряс Гоблина за
плечо. Тот  стал  медленно  приходить в  себя.  Его сонное состояние  скорее
походило на транс.
     -- Сильно ему досталось? -- спросил меня  Капитан. Я  объяснил. Капитан
мыкнул.
     -- Фургон сейчас будет. Кто-нибудь из вас пусть начинает погрузку.
     Я принялся складывать свою кипу бумаг.
     --  Кто-нибудь  -- это  Ворон, Каркун. Ты  оставайся здесь, поблизости.
Гоблин не слишком здорово выглядит.
     Он был прав. Гоблин опять побледнел. Дышал он часто и прерывисто.
     -- Шлепни его по  щеке, Одноглазый,  -- сказал я. -- Может,  он думает,
что все еще там.
     Пощечина помогла. Гоблин открыл глаза. Они были полны страха.  Он узнал
Одноглазого, передернулся, глубоко вздохнул.,
     -- Я что,  опять должен смотреть на все  это?  -- пискнул  он. -- После
всего, что пережил?  -- тон, которым  он  все  это  сказал,  явно  вступал в
противоречие с его протестующими словами. В его голосе сквозило облегчение.
     -- Он в порядке, -- сказал я. -- Уже может трепаться.
     Капитан присел  на корточки.  Он  не торопил.  Гоблин  начнет говорить,
когда будет готов.
     Несколько минут колдун приходил в себя и собирался с мыслями.
     -- Ловец  Душ сказал  скорее уматываться отсюда к чертовой  матери,  --
наконец произнес Гоблин. -- Он встретит нас по пути к Лордам.
     -- Все?
     Большего никогда  и не было, но Капитан все  равно продолжает надеяться
на что-то еще. Похоже, эта игра не  стоит свеч, когда видишь, что приходится
переносить Гоблину.
     Я пристально  смотрел на него. Дьявольское искушение. Гоблин  поднял на
меня глаза.
     -- Потом, Каркун. Дай мне навести порядок у себя в голове. Я кивнул.
     -- Немного лекарственного отвара оживит тебя, --гсказал я.
     -- О, нет. Мне не нужна эта крысиная моча, которую готовит Одноглазый.
     --  Это  мое  собственное  варево.  Я  отмерил   дозу  побольше,  отдал
Одноглазому, закрыл свою сумку и  вернулся  к бумагам.  Снаружи послышалось,
как поскрипывая подъехал фургон.
     Вынося первую  партию  бумаг,  я заметил,  что люди  на  плацу  ожидают
последнего удара. Капитан не
     терял понапрасну  времени. Он хотел, чтобы к  тому  моменту, как Шелест
вернется сюда, между нами уже лежало бы достаточное количество миль.
     Я не мог с ним не согласиться. Репутация у генеральши весьма зловещая.
     Пока  мы  не  тронулись в  путь, мне так  и  не  удалось заняться  теми
бумажными свертками,  обернутыми в ткань. Я уселся рядом с возницей и взялся
за первый  сверток, тщетно пытаясь  не обращать  внимания  на  дикую тряску.
Просмотрев все дважды, я понял, что это только добавляет мне головной боли.
     Настоящая  дилемма. Следует ли мне рассказать  Капитану  о  том, что  я
узнал? Рассказать ли это Одноглазому или Ворону?  Это заинтересует всех. Или
оставить все  только для  Ловца Душ? Он,  без сомнения,  предпочел бы именно
такой  вариант.  Основной вопрос состоял  в том,  имела  ли  эта  информация
отношение к моему долгу перед Гвардией? Я нуждался в совете.
     Спрыгнув с фургона,  я стоял и смотрел, как колонна движется мимо меня,
пока  не увидел Немого. Он  нес охрану в середине колонны.  Одноглазый был в
авангарде,  а  Гоблин   --  прикрывал  тылы.  Каждый  из  них  стоил  взвода
разведчиков.
     Немой возвышался  на вороном коне. Он  посмотрел  на меня сверху  вниз.
Настроение  у  него было явно не из  лучших. Он нахмурился.  Из наших  троих
колдунов он ближе всех находился к тому, что люди называют Злом. Однако, как
и  у большинства  из нас, это было скорее внешним,  чем  составляло сущность
Немого.
     --  У  меня проблема,  -- сказал я  ему. -- Большая. Ты  лучше всех для
этого подходишь, -- я осмотрелся. -- Не хочу, чтобы кто-нибудь услышал.
     Немой кивнул.  Он произвел какие-то  сложные манипуляции руками, двигая
пальцами так быстро, что я не мог за ними уследить. Внезапно я понял, что не
слышу  ни единого звука, исходящего  с расстояния больше, чем пять футов. Вы
поразитесь, скольких
     звуков  просто  не  замечаете  до тех  пор,  пока  они не  исчезнут.  Я
рассказал Немому о том, что обнаружил.
     Немого трудно удивить. Он уже  все повидал и все слышал. Но на этот раз
он выглядел просто изумленным.
     Мне даже показалось, что он сейчас что-нибудь скажет.
     --  Следует   ли   мне  рассказать   об  этом  Ловцу   Душ?  Энергичный
утвердительный кивок. Хорошо. Я в этом и не сомневался. Новости были слишком
велики, чтобы о них узнала Гвардия. Это просто взорвет нас, если мы сохраним
все только для себя.
     -- А как насчет Капитана? Одноглазого? Кого-нибудь еще?
     На  этот раз ответ  последовал не сразу и  был не таким решительным. Он
посоветовал  не  делать этого.  Задав  несколько  вопросов и  пустив  в  ход
интуицию, которая развилась  в результате долгой  практики общения с  ним, я
понял,  что Немой полагается  на Ловца Душ, который сам  проинформирует кого
надо, если сочтет это необходимым.
     -- Ну  ладно, -- сказал я, -- спасибо,  -- и поковылял,  догоняя голову
колонны.
     Когда Немого уже не было видно, я подошел к одному из наших.
     -- Видел Ворона?
     --  Он  впереди, с  Капитаном. Естественно. Я опять торопливо поковылял
вперед. После минутных  колебаний  я  все-таки решил перестраховаться. Ворон
был самой лучшей страховкой, которую я только мог себе представить.
     -- Ты можешь читать на каком-нибудь древнем языке? -- спросил я его.
     Объясняться  с ним было очень трудно. Они с Капитаном ехали  верхом,  а
прямо позади них двигалась Душечка. Ее мул так и пытался  наступить  мне  на
пятки.
     -- На  некоторых. Все,  что входит в классическое образование. А что? Я
протиснулся на несколько шагов вперед.
     -- У нас будет жаркое  из  мула,  если не перестанешь  наступать мне на
пятки, ты, животное, -- поклялся я отомстить этой твари.
     --  Некоторые  из  бумаг  написаны  давным-давно. Те,  которые  откопал
Одноглазый, -- сказал я Ворону.
     -- Но тогда это ведь неважно, да?  Я пожал плечами, продолжая  семенить
за ним. Мне приходилось тщательно подбирать слова.
     -- Все может быть. Леди и Десять вернулись из прошлого.
     Я  взвизгнул и развернулся на месте, держась  за  плечо  там, куда меня
укусил мул. У животного был невинный вид, но Душечка проказливо улыбалась.
     Моя боль почти стоила того, чтобы увидеть улыбку Душечки. Она так редко
улыбалась.
     Я  прошел  поперек колонны  и  опять стал продвигаться  назад, пока  не
оказался рядом с Элмо.
     -- Что-нибудь случилось, Каркун? -- спросил он.
     -- М-м? Нет, нет.
     -- Ты выглядишь напуганным. Я и в самом деле был напуган.  Я всего лишь
приоткрыл  крышку маленькой коробочки,  чтобы посмотреть, что там внутри,  а
оказалось, что она забита всякой мерзостью. То, что я вычитал,  мне уже было
не забыть.
     Когда я снова увидел Ворона, лицо его было таким же серым, как и мое. А
может, и больше. Мы пошли  рядом, и он пересказал мне  то, что узнал из  тех
бумаг, которые я не смог прочитать.
     --  Некоторые  из  них  принадлежали  колдуну  по  имени   Боманц,   --
рассказывал  он.  -- Остальные  --  времен  правления.  Некоторые  на  языке
Телле-Курре. Только Десять еще пользуются им.
     -- Боманц? -- спросил я.
     --  Да.  Тот,  кто  разбудил Леди.  Шелест смогла как-то завладеть  его
секретными документами.
     -- О-о!
     -- Серьезно. Да.
     Мы разошлись, каждый наедине со своими страхами.

ГЛАВА 3
     Ловец Душ  появился тайно. На нем была одежда, ничем не отличающаяся от
нашей.  Она скрывала  его  привычный кожаный  наряд.  Он пробрался в колонну
незамеченным.  Сколько  времени  он  так  шел,  не  знаю.   Я  узнал  о  его
присутствии, когда мы выходили из леса, после  трех дней восемнадцатичасовых
маршей.  Переставляя больные ноги, я ворчал, что становлюсь  слишком старым,
когда раздался мягкий женский голос.
     -- Как поживаешь, доктор? -- спросил он. Если бы я  не был так измучен,
то, наверное, заверещал бы и подпрыгнул футов на десять. Но в моем состоянии
я просто сделал следующий шаг и с усилием повернул голову.
     -- А,  появился  наконец? -- пробормотал  я. В тот  момент мной владела
глубокая апатия.  Только  спустя  некоторое  время пришла  волна облегчения.
Мозги мои работали так же вяло и натужно,  как и тело. Мы шли уже так долго,
что адреналин  в  организме почти  не выделялся. В мире не  существовало  ни
каких-либо неожиданностей, ни страха.
     Ловец Душ шел рядом со мной, широко шагая и время от времени поглядывая
на меня. Я не видел его лица, но чувствовал, что он забавляется.
     Наступившее было  облегчение  сменилось  благоговейным страхом от моего
собственного  безрассудства. Я пересказывал Ловцу все так, как  будто он был
просто одним из ребят. Для меня это было как гром среди ясного неба.
     -- А почем