руку поднять - из страха быть разорванными на
части.
   План сработал бы,  они  выжили  бы  геродиан.  Но  старик  воспротивился:
сказал, что недостойно использовать интимные привычки  противника.  Чушь.  С
врагом надо бороться любыми средствами, метить в самое слабое место.
   Эйзел похихикал еще - чтоб вывести евнуха из себя. Но они уже  подошли  к
двери приемной и к охранявшему ее стражнику. Шутки в сторону.

***

   Сто лет назад она слыла первой красавицей  побережья.  Она  привлекала  в
Кальдеру поклонников со всех концов  света.  С  дальнего  запада,  из  Дедро
Этрейна, где океан яростно бьется о пустынные скалистые берега; и с  востока
- из Аквира, Карена, Бокара. Они приплывали из Катеда, Наргона, Бартео -  на
кораблях с парусами пурпурными, алыми  и  синими,  как  твердь  небесная.  И
реальность превосходила ожидания всех этих принцев и лордов. Они готовы были
взять ее за одну красоту, без приданого.
   Мало того,  они  привозили  подарки,  они  завалили  Кальдеру  несметными
сокровищами.
   Среди девочек ее возраста  только  она  имела  врожденные  способности  к
колдовству.  Такой  талант,  если  он  дается  лишь  одному  из   поколения,
становится особо мощным, сокрушительным орудием.
   Весь мир лежал у ее ног. Она была  еще  очень  молода,  а  уже  заслужила
прозвище Чаровница - не столько за упражнения в волшебстве, сколько  за  то,
что выделывала со своими ухажерами. Она водила их за  нос,  высмеивала  -  и
вовсе не собиралась продавать себя. И  кальдерским  вельможам  не  позволяла
даже заикнуться об этом.
   А именно таково было их  желание  -  заключить  выгодный  союз,  получить
золото, власть...  Отец  Чаровницы  чувствовал  себя  ужасно  неловко  из-за
истерик, которые закатывала дочка при малейшем покушении на ее  свободу.  Но
потом в Кальдеру прибыл Накар, Верховный Маг Кушмарраха.
   Он не обладал ни богатством, ни официальной властью. Он не привез даров и
ничего  не  обещал.  Его  грозный  бог  не  имел  уже   прежнего   значения,
непостоянная чернь Кушмарраха отвернулась от него. У  Накара  осталась  лишь
неприступная крепость и безжалостная  хватка,  с  которой  он  вмешивался  в
политику Кушмарраха.
   Даже в те времена он был  стар,  как  мир,  но  выглядел  лет  на  сорок.
Стройный красивый мужчина с  волнистыми  черными  волосами,  едва  тронутыми
сединой. Темные горящие глаза неудержимо влекли к себе, манили, интриговали.
   Чаровница навеки запомнила момент, когда впервые  почувствовала  на  себе
взгляд Накара.
   Темные слухи кружились вокруг его имени, как мошки вокруг огня.  Говорили
разное. Говорили, что молодостью своей  Накар  обязан  не  колдовству  и  не
милостям своего бога, вернейшим последователем  которого  он  был.  Нет,  он
вообще бессмертен, он питается кровью и душами живых людей.
   Но взгляд Накара уже сделал свое дело. Ничто больше не имело значения.
   Теперь Чаровнице исполнилось уже сто лет, но выглядела она  куда  моложе:
хорошо сохранившаяся тридцатипятилетняя женщина. Ее красота оказывала  почти
такое же воздействие,  как  и  раньше,  по-прежнему  оставалась  главным  ее
орудием.
   Однако в случае с Эйзелом - орудием пустым и бесполезным, он словно ослеп
и был совершенно равнодушен.
   Они вошли в приемную вместе с Торго. Эйзел пихал его в  спину.  Евнух  до
боли стиснул челюсти: насмешка Эйзела наконец-то доконала его.
   Чаровница взяла себя в руки. Дерзостью и грубостью Эйзел хотел  заставить
ее занять оборонительную позицию. Наверное, он преуспел в этом  -  благодаря
несокрушимой самоуверенности, которая не покидала Эйзела и при  разговоре  с
людьми, способными прихлопнуть его, как муху.
   Она не знала его настоящего имени. Ее супруг, Накар,  прозвал  разбойника
Эйзелом  в  честь  демона-посыльного  из  пантеона  Горлоха  и  доверял  ему
безоговорочно, как никому "другому. И даже Накар, могущественный, не знающий
удержу, немного побаивался Эйзела.
   Плохо одно - Эйзел никогда не отказывался от  задуманного;  не  стоило  и
пытаться навязать ему свое мнение.
   - Добрый вечер, Эйзел. Мне доложили, у тебя какие-то неурядицы.
   - Не у меня, у нас, женщина. Они взяли нас за горло. Сегодня мне пришлось
воспользоваться огненным порошком, чтоб отвязаться от банды дартар. Они сели
мне на хвост.
   Чаровница понимала, к чему он клонит. Он уже намекал, что она слишком  уж
рьяно взялась за осуществление плана,  что  такое  количество  похищений  за
короткий промежуток времени привлечет внимание геродиан.
   - Расскажи, в чем дело, Эйзел. - Чаровнице нужно было сосредоточиться.
   Хотя времени с тех пор,  как  Торго  объявил,  что  Эйзел  настаивает  на
аудиенции, прошло предостаточно, ей не удавалось собраться с мыслями.
   Почему она робеет перед этим человеком?
   Эйзел в своей обычной грубоватой манере коротко рассказал о случившемся.
   - Ну, это ж просто стечение обстоятельств. Не о чем беспокоиться.
   - Ты упустила главное, женщина.
   -  Торго!  -  Чаровнице  пришлось  прикрикнуть  на  евнуха:  оскорбленный
грубостью Эйзела, тот двинулся в его сторону. Эйзел усмехнулся.  -  Пусть  я
слепа, Эйзел, раскрой же мне глаза. Что именно я упустила?
   - Я зажег огонь, чтоб ускользнуть от дартар. Другого пути  отвязаться  от
них и при этом удержать ребенка не было. В противном  случае  я  мог  бы  их
убить.
   - Я все же не понимаю...
   - Огонь, женщина.  Огонь.  Ты  что  думаешь,  каждый  второй  шляется  по
переулкам с пакетом порошка,  который  взрывается,  стоит  его  высыпать  на
землю?
   - О!
   - То-то. Это их здорово удивит. И не только это. Вызовет недоумение -  на
кой черт мне так уж сдался парнишка? Они  начнут  задавать  вопросы.  Начнут
сравнивать. У них уже достаточно зацепок. Пара-тройка честных  ответов  -  и
выйдут на наш след.
   - Так что ты предлагаешь?
   - Приостановиться на какое-то время. Не давать им  нового  материала  для
расследования. У тебя тут тридцать ребятишек, и ты понятия не  имеешь,  есть
ли среди них нужный. Обожди хотя бы, пока выяснишь.
   - Нет. В списке еще девятнадцать штук. Осталось почти столько же,  ну  по
крайней мере треть. С каждым потерянным часом  риск  увеличивается.  В  этой
группе сплошь счастливчики. От рождения до  сегодняшнего  дня  умерло  всего
шестеро. Но если тот, кто нам нужен, умер или умрет раньше  времени,  мы  не
успеем до него добраться, придется начинать с самого начала с новой группой.
Целая группа - и все насмарку из-за одного умершего. А  насколько  возрастет
риск, если иметь дело с младшими ребятишками? В сотни раз, Эйзел.
   - А сколько шансов на успешное завершение, если геродиане  вычислят  нас?
Если одного из нас поймают? Шансы равны нулю, женщина. Если  они  сообразят,
что происходит, мы окажемся по уши в дерьме.
   - Ужасно, но в сравнении с опасностями, которые  неизбежно  появляются  с
каждой новой смертью, это ничто. Будем продолжать как задумано.
   - Черта с два. Я не дам  черни  разорвать  себя  на  части,  я  не  желаю
представать перед судом Города. Я - пас, пока не решу, что продолжать работу
не опасно.
   - Ты говорил, что веришь в мой план.
   - Верю. Для Кушмарраха это последняя надежда. Но верить во  что-то  -  не
значит  выходить  в  шторм  на  дырявом  суденышке.  Обожди.  Поостынь.   Не
напрягайся слишком. А когда  можно  будет  продолжать,  снабди  нас  защитой
понадежнее.
   Гнев бессилия и разочарования захлестнул Чаровницу. Но она  справилась  с
собой. Эйзела не переспоришь. Он делает лишь то, что считает нужным.
   - Прекрасно. Обойдусь без тебя. Когда будешь готов продолжать, Торго даст
тебе новое задание.
   Эйзел смерил ее уничтожающим взглядом, с негодованием покачал  головой  и
вышел.
   Торго придвинулся поближе.
   - Вы видели, как мы вошли, госпожа?
   - Кое-что видела.  Не  обращай  внимания.  Не  раздражайся  -  ты  только
доставишь ему удовольствие.
   - Он угрожал мне.
   - Забудь. Такой уж у него характер.
   - Так вы ничего не хотите предпринимать против него?
   - Пока нет. Он еще пригодится. Дел впереди много.
   - Но...
   - Если сочту необходимым убрать его, я дам тебе знать. Торго  поклонился,
удовлетворенный лишь отчасти. Нет,  она  не  поручит  Торго  расправиться  с
Эйзелом. Только если решит, что Торго пришла пора умереть.

***

   Эйзел вступил в огромный темный зал - последнее убежище  Горлоха  в  этом
мире. Здесь по-прежнему свершались религиозные  ритуалы,  но  присутствовало
при службах лишь несколько верующих обитателей крепости. Последние  ритуалы.
Последние бдения в честь грозного божества для немногих оставшихся в живых.
   Положенное число свечей, но, казалось, свет их  потускнел,  не  разгоняет
тьму, как в прежние времена.  По-настоящему  освещен  был  лишь  алтарь,  на
котором приносились жертвы Горлоху. Но и это сияние блекло. Уже шесть лет не
приносили жертв, не  поддерживали  его.  Даже  великий  идол  не  был  виден
целиком.
   Эйзел шагнул вперед. Его каблуки гулко стучали по базальтовому полу.  Эхо
разносилось по залу и  постепенно  затихало,  угасая,  становясь  не  громче
шелеста крыльев летучих мышей.
   Эйзел остановился перед  окутанным  сиянием  алтарем.  Открывшаяся  перед
глазами картина заворожила его.
   Накар, выгнувшись в  предсмертной  агонии,  так  и  лежал  за  алтарем  с
заколдованным кинжалом Ала-эх-дин Бейха в сердце. Одной рукой  он  схватился
за алтарь, пытаясь сохранить равновесие. Другая, с железным когтем на конце,
повисла в воздухе, вернее,  хватала  его,  как  некогда  схватила  за  горло
героя-колдуна из геродианского войска. Ала-эх-дин Бейх лежал на боку  у  ног
Накара в позе человека, который двумя руками вонзает лезвие в грудь врага  и
при этом пытается отшатнуться, спастись от мертвой, удушающей хватки.
   Чаровница, со всей ее магической силой, смогла умертвить их, но не смогла
разделить до конца.
   Эйзел приходил сюда каждый раз, как бывал в крепости.  И  каждый  раз  он
замечал, что тьма подступает все ближе.
   Может, когда она поглотит сияние до конца, будет уже слишком  поздно  для
их плана? Слишком поздно для Кушмарраха?
   Не потому ли так торопится Чаровница? Может, она спасается от тьмы?
   Как и в каждый  свой  приход,  Эйзел  слегка  преклонил  колени  -  перед
Накаром, перед алтарем, перед богом, там, во тьме? Он и сам не  знал.  Потом
он повернулся и  покинул  крепость  через  Черный  ход  Судьбы,  вернулся  в
реальный мир, в Кушмаррах, покорно распростершийся под пятой завоевателей.

***

   За несколько минут до назначенного часа Генерал уже  сидел  за  столом  и
поджидал "внучат". Старик нечеловеческим напряжением воли собрал остаток сил
и выглядел на удивление  бодро,  почти  невозможно  было  догадаться  о  его
смертельном недуге. Он напомнил бел-Сидеку прежнего Генерала.
   Первым прибыл "Король" Дабдад, атаман округа  Эстан.  Как  раз  без  него
Генерал мог бы и обойтись: в Эстане все спокойно.
   Кушмаррах был разделен на семь "округов": Шу, Шен, Тро, Хар  (раньше  они
оставляли "старый  город"),  Эстан,  Минисиа  и  район  порта.  Бел-Сидек  с
Генералом курировали район порта и округ Шу. В самом беспокойном  округе,  в
Харе, распоряжался Ортбал Сагдет.
   За стеной располагались и другие кварталы,  но  они  не  входили  даже  в
"новый город" и не  интересовали  ни  Генерала,  ни  бел-Сидека.  Их  власть
ограничивалась городской стеной.
   Бел-Сидек занял пост у дверей - чтоб у входа  приветствовать  наследников
Генерала.
   - Добрый вечер. Король, - поздоровался  Генерал.  -  Располагайтесь.  Еще
несколько минут до  начала  совещания.  -  Неодобрительный  тон  старика  не
оставлял сомнений: он понял, Король специально пришел пораньше,  потому  что
хочет что-то сообщить.
   Король всегда приходил раньше времени и всегда  имел  что-то  сообщить  о
своих товарищах. Этот мелочный злобный человек, из тех, кто способен вонзить
нож в спину, раздражал Генерала. Король явно  метил  в  наследники  больного
старика.
   Впрочем, он был небесполезен и не лишен некоторых  талантов,  главный  из
них - способность уверенно плавать в мутной  воде,  населенной  огромными  и
хищными геродианскими рыбами. Храбрость свою  Дабдад  доказал  в  битве  при
Дак-эс-Суэтте.
   - По дороге сюда я встретил Сагдета, - заговорил Дабдад. - Он сказал, что
не придет.
   - В самом деле? Почему же? Король сокрушенно покачал головой.
   - Вы знаете, я никогда не скрывал своего мнения о Сагдете и скрепя сердце
неоднократно докладывал о его недостатках и прегрешениях. Но сегодня я понял
окончательно: Ортбал Сагдет больше не намерен считаться с вами. И  возможно,
Салом Эджит его в этом поддержит.
   В этом духе Дабдад распространялся еще некоторое время.  Судя  по  всему,
отметил бел-Сидек, он заранее отрепетировал свою речь.
   Салом  Эджит,  атаман  округа  Тро,  был  закадычным  другом  Сагдета.  В
Дак-эс-Суэтте он показал себя с наилучшей  стороны,  но  с  тех  пор  многое
изменилось. Бел-Сидек  сравнивал  Салома  с  луковицей  -  сперва  загнивает
сердцевина, а потом, слой за слоем, и все остальное.
   Не успел Король закончить донос, прибыл и сам  Эджит.  С  разочарованным,
недовольным видом он смерил взглядом атамана Эстана.  Бел-Сидек  заподозрил,
что Салом тоже хотел поговорить с Генералом до прихода остальных.
   Бел-Сидек внимательно разглядывал  обоих.  Дабдад  -  высокий,  стройный,
храбрый, но слабый духом. Эджит - невзрачный, низкорослый, однако достаточно
твердый и мужественный. Но в какой-то момент высокая цель, которая и  делала
Живых живыми, перестала вдохновлять его. Салом  потерял  лицо  и  постепенно
превращался в хамелеона, чьи взгляды целиком зависели  от  взглядов  Ортбала
Сагдета.
   В комнату вошли Карза и Зенобел. Неспроста они вместе, подумал бел-Сидек:
этих двоих объединяла лишь цель, роднила лишь одержимость идеей,  граничащая
с фанатизмом. Но в вопросах стратегии они расходились начисто.
   Зенобел считал, что  нужно  создать  тайную  армию  патриотов,  способную
нанести врагу сокрушительный удар. У себя, в округе Шен, он и  действовал  в
этом направлении. Шен был  почти  таким  же  спокойным  местом,  как  Эстан.
Генерал доверял Зенобелу.
   Карза же представлял себе освобождение как апокалипсис,  как  катастрофу,
поглощающий  Кушмаррах  пожар,  в  очистительном  огне   которого   погибнут
человеческие отбросы, недостойные жить дальше, и который сметет  захватчиков
с лица земли. Карза и сам был готов погибнуть в пламени, готов заплатить эту
цену.
   Карза, но не Генерал.
   Карза все время находился на грани разрыва с Союзом, все время  стремился
порвать с ним и развязать священную войну.
   Генерал подал бел-Сидеку знак оставаться у  входа,  дал  вновь  прибывшим
рассесться по местам и начал:
   - Я встревожен, атаманы. Ужасное событие произошло два дня назад, в Харе.
- Сила и звучность его голоса удивила всех. - Восемнадцать бойцов Союза были
выданы горожанами и расстреляны дартарами.
   - Мы с корнем вырвем измену и сурово покараем предателей, - заверил Салом
Эджит.
   - Нет, не покараете. Они вынуждены  были  так  поступить,  их  довели  до
этого. Что остается делать мирным гражданам, если защитники  их  оказываются
хуже врагов, если алчностью и жестокостью бойцы Союза превосходят  геродиан?
Я  провел  расследование,  Салом.   Чаша   терпения   жителей   округа   Хар
переполнилась. Мы не смеем осуждать их.
   - МЫ что ж, позволим жалким лавочникам  и  мастеровым  предавать  нас?  С
самого начала наша политика...
   - Никаких репрессий,  никаких  карательных  мер,  Салом.  Никаких.  Живые
услышали, что хотел сказать им народ Кушмарраха. Отныне запрещаю  какие-либо
вымогательства. Кто нарушит этот приказ, будет смещен с должности. Ясно?
   Эджит весь кипел. Дважды он хотел перебить Генерала, но сдерживался.
   Генерал помолчал с минуту, бел-Сидек ломал себе голову, когда  же  старик
успел подробно разузнать о происшествии в Харе, и заговорил снова:
   - Давайте рассмотрим мотивы ал-Аклы. Зачем  он  сделал  то,  что  сделал?
Восемнадцать бойцов взяты на улице и казнены без допроса. Один  мотив  лежит
на поверхности. Фа'тад пощадил доносчиков - и тем самым выставил своих людей
в выгодном свете.
   Но Орел летает высоко и глядит далеко. Он  не  так  прост.  Возможно,  он
хотел показать, что дартарам  незачем  допрашивать  Живых:  ему  и  так  все
известно, - они не сообщат ничего нового.
   Предположение  неприятное,   но   в   свете   событий   в   Харе   весьма
правдоподобное.
   Спокойно,  Салом.  Дряхлый  старикашка,  который  никак  не  соблаговолит
помереть и очистить тебе место, еще не кончил.
   Бел-Сидек с беспокойством заметил, что Эджит Салом  с  трудом  сдерживает
себя: его бешеный нрав был широко  известен.  Наверное,  Салом,  как  и  сам
бел-Сидек, заподозрил, что старик специально хочет  довести  его  до  белого
каления.
   Генерал тем временем продолжал:
   - Что хотел сообщить нам Фа'тад, казнив этих людей? Что  еще  у  него  на
уме? Орел парит в небесах, высоко над землей,  но  он  также  подобен  морю.
Много тайн хранит он в неведомых глубинах. Кто знает, чем он удивит  нас,  с
чем доведется столкнуться завтра.
   Он замолчал, молчали и другие. Тишина  становилась  невыносимой,  ледяная
рука сжимала сердце каждого, словно холодным ветром повеяло в комнату.
   - Карза. Готовы ли вы сдаться, готовы ли потерять Кушмаррах? Не пробил ли
час разойтись?
   - Нет, сэр.
   - Бел-Сидек?
   - Нет, пока у меня остались еще нога и две руки, сэр.
   - Зенобел?
   - Мы не побеждены, Генерал.
   - Король?
   - Я среди Живых.
   - Я тоже, как бы кое-кто ни мечтал об обратном. Но мне осталось  недолго.
Впрочем, много времени и не потребуется. Мы стоим на пороге событий, которые
сделают этот год годом освобождения  Кушмарраха.  Нам  нужно  лишь  выиграть
время.
   Впервые с начала встречи горло Генерала сжала спазма, настолько  сильная,
что он не сразу мог  совладать  с  собой.  Бел-Сидек  насторожился,  готовый
броситься на помощь.
   Припадок прошел. Но когда-нибудь это убьет старика.
   - Слушайте мои распоряжения. Никто из членов нашей организации отныне  не
смеет вымогать что-либо у граждан  Кушмарраха  -  ни  деньги,  ни  продукты,
ничего. Никто из Живых не принимает участие в разбое, хулиганских нападениях
и стычках. Любой, кто посмеет ослушаться, на своей  шкуре  почувствует,  что
старый лев еще не разучился кусаться, еще не все  зубы  у  него  выпали.  На
сегодня все. Завтра вечером мы соберемся снова, атаман Хара почтит нас своим
присутствием.
   Салом Эджит безуспешно пытался скрыть свое изумление. Бел-Сидек  заметил,
что оскорбительные слова готовы слететь с его  языка.  Но  Салом  не  посмел
возразить.
   Генералу удалось показать, кто тут главный. Во всяком случае, пока.
   Эджит направился к двери. Генерал окликнул его:
   - Салом, завтра вечером я жду вашего ответа.
   - Ответа, сэр?
   - Ответа на вопрос: "Салом Эджит, кто вы - солдат или вор?"

***

   Старик едва видел копошившегося у двери бел-Сидека.
   - Ну, каков я, атаман?
   - Вы были великолепны, сэр. Но меня беспокоит, не слишком ли это  большое
напряжение. Сейчас вам лучше лечь.  В  усталом  теле  Генерала  не  осталось
других желаний, но...
   - Осталось еще одно дело. Принеси письменные принадлежности.
   Бел-Сидек повиновался и приготовился писать под диктовку.
   - Нет, я сам напишу. Подай мне бумагу и перо. Бел-Сидек снова  послушался
и покорно отошел в угол. Старик писал, тщательно выводя  каждую  букву,  без
помарок. Он сам удивлялся, как хорошо  получается,  несмотря  на  трясущиеся
руки, на боль во всем теле. Он промокнул  чернила,  сложил  бумагу,  снаружи
написал коротенькое имя адресата.
   - Теперь отведи меня в постель. Потом  отнесешь  это  Муме  на  постоялый
двор. Только ему, в собственные руки, никому  больше.  Не  забудь.  А  затем
ступай развлекайся со своей вдовушкой.
   Бел-Сидек доставит письмо в целости и сохранности,  нераспечатанным,  его
не надо сп