дела.
   - Йосех, Меджах, Косут, - велел Ногах, - быстро  в  переулок,  на  крики.
Остальные обойдут кругом и отрежут пути к отступлению. Эй, парень, покарауль
верблюдов.
   Дартары с грохотом спешились. Так и не сообразивший  что  к  чему  Йосех,
Меджах и Косут (тот приходился им  двоюродным  братом)  вступили  в  темный,
сырой, вонючий проулок. Пика Йосеха в этом тесном проходе была бесполезна.
   Шагов через пятьдесят они вновь услыхали крик, вернее, эхо. Будто  кто-то
звал на помощь.
   Еще через двадцать шагов от переулка под прямыми углами  расходились  две
дороги. Они остановились, прислушались.
   - Сюда, - пожав плечами, решил Меджах и повернул  вправо.  Десять  шагов.
Опять этот крик, сзади. Дартары развернулись и побежали в обратную  сторону.
На сей раз Йосех оказался впереди и чувствовал себя  еще  хуже.  Он  вытянул
пику перед собой.
   Пятьдесят метров. Сто. Бежать приходилось в гору, они запыхались.
   - Помедленнее, - велел Меджах. - Вдруг это ловушка.
   Не все вейдин смирились с оккупацией.
   Впереди  сверху  послышалось  пыхтение,  словно  боролись  два  человека.
Переулок опять поворачивал направо. Йосех завернул за угол и  ощутил  чье-то
присутствие. И правда - он  разглядел  две  фигуры.  Мужчина  тащил  куда-то
маленького мальчика, тот упирался.
   При виде дартар похититель запаниковал, лицо его исказилось от страха,  в
следующую секунду он резко махнул рукой в сторону Йосеха.
   Ослепительный свет  залил  переулок,  стало  нестерпимо  жарко,  отчаянно
завопил ребенок. Йосех упал на руки  подоспевших  сзади  Меджаха  и  Косута.
Огонь жег, как адская печь.

***

   - Хвала тебе, Горлох, -  пробормотал  Эйзел.  Он  увидел,  как  мальчишка
постарше что-то вручил жертве,  и  та  заторопилась  прямо  в  переулок,  из
которого Эйзел наблюдал за  улицей.  А  он-то  заранее  смирился  с  долгой,
утомительной охотой. Дело требовало осторожности. Но птичка  сама  летела  в
силок, ей словно не терпелось быть пойманной.
   Что за штука у парнишки в руках? Черт возьми, ведь это же  череп!  Какого
дьявола они его подобрали?
   Эйзел отступил на несколько  шагов.  Он  надеялся,  что  глаза  мальчишки
привыкли к синеве бухты и в темном переулке он не заметит преследователя.
   Нет, не повезло. Малец кое-что увидел. Он остановился шагах в  двенадцати
от Эйзела.
   -  Тащи  сюда,  парень.  Отдай  его  мне.  Парнишка  подошел  ближе.   Но
недостаточно: он все же осторожничал.
   - Ну, пошевеливайся.
   Теперь достаточно близко. Эйзел прыгнул, схватил  ребенка.  Тот  завопил.
Эйзел заставил его назвать свое имя. Лучше  вовсе  ничего  не  сделать,  чем
ошибиться, сцапав не того сучонка.
   Мальчишка вопил,  лягался  и  колотил  Эйзела  черепом.  Тот  не  обращал
внимания. У входа в переулок, не замолкая, горланили приятели жертвы.
   И тут появились фигуры в черном, засверкало оружие.
   - Дартары. Какие черти их принесли? - выругался Эйзел. Страх сжал сердце.
Он изо всех сил яростно сгреб мальчишку - это немного успокоило. Он запутает
этих сукиных детей, этих жалких перебежчиков в лабиринте округа Шу, к югу от
улицы Чар. Никто на свете не знает те места лучше него.
   Мешал лишь мальчишка: он до сих  пор  сопротивлялся,  вопил  и  брыкался.
Эйзел хорошенько шлепнул его, но  не  так  сильно,  как  хотелось.  Вряд  ли
заказчикам понравится, если он доставит попорченный товар.
   Там, в  лабиринте,  началось  самое  страшное.  Впервые  в  жизни  Эйзелу
пришлось прибегнуть к предпоследнему средству.
   Придерживая мальчишку одной рукой, другой Эйзел надорвал  пакет,  высыпал
черную пыль и зажмурился. Только бы не дошло до последних, крайних мер.
   Жар отбросил его назад.
   Дартары ругались, натыкаясь друг  на  друга.  Мальчишка  скулил  и  слабо
дергался. Эйзел открыл глаза.
   - Вот так-то, маленький  ублюдок.  Он  взглянул  на  дартар.  Если  б  не
приходилось держать жертву, он переколол  бы  перебежчиков  их  собственными
копьями.
   Он схватил затихшего теперь мальчишку за плечо. Ребенок вцепился в череп,
точно в защитный талисман.
   На сей  раз  потребовалось  все  умение  Эйзела  ориентироваться  в  этом
лабиринте, чтобы сбить охотников со следа. Дартары, геродиане и разгневанные
горожане были повсюду. Эйзел  петлял,  временами  почти  припадая  к  земле,
примолкший  Зуки  беспомощно  висел  у  него  на  руках.   Проклятая   удача
отвернулась от Эйзела: куда бы он ни  пошел  -  всюду  натыкался  на  подлых
верблюжатников в черных одеждах.
   Это ему  урок  на  будущее:  легкие  времена  миновали.  А  они  едва  ли
разделались и с половиной списка. Горлох ведает, сколько еще осталось.
   Это поручение он выполнит, но о дальнейшем надо поговорить серьезно. Ни в
коем случае он больше не согласится на такие  условия.  Всего  лишь  щепотка
огненного порошка, чтоб защитить собственную задницу!
   Эйзел добрался до  выхода  из  лабиринта.  Отсюда  недалеко  и  до  места
назначения. Сучонок опять начал  было  сопротивляться,  но  силенок  у  него
осталось немного. И он наконец-то выпустил проклятый череп.
   Эйзел смерил  взглядом  площадь,  которую  предстояло  пересечь.  Никаких
признаков волнения он не заметил. Он оторвался от погони,  но  зато  слух  о
похищении ребенка наверняка разнесся по городу.  Рискнуть  пересечь  площадь
сейчас, под прикрытием длинных полдневных теней, или дождаться благосклонной
к разбойникам темноты?
   Площадь почти пуста.  Парнишка  снова  затих.  Горлох  знает,  какая  еще
опасность выползет из оставшегося за спиной лабиринта.
   Эйзел схватил паренька за руку, быстро потащил вперед,  как  разгневанный
родитель - непослушное чадо. Мальчишка спотыкался и хныкал - и это  работало
на замысел Эйзела.
   Он тяжело  топал  по  площади,  время  от  времени  разражаясь  страшными
ругательствами и давая выход накопившейся ярости.
   Это тоже работало на его замысел.

***

   Аарон с  трудом  поднимался  в  гору,  дурные  предчувствия  мучили  его.
Товарищи по работе считали  Аарона  сильным,  спокойным  и  педантичным,  но
сейчас, на бесконечно долгом подъеме от бухты наверх, буря чувств бушевала в
его груди; кошмарные видения преследовали его, ноги налились свинцом.
   Все давно кончилось. Но остался кое-кто  из  зрителей,  они  до  сих  пор
толковали о случившемся. Среди них  Аарон  заметил  нескольких  геродианских
солдат и дартар на лошадях. Аарон присмотрелся внимательнее. Это не  простые
наемники,  это  кто-то  из  дартарского   командования,   сообразил   он   и
содрогнулся, встретившись со злобным  взглядом  старика  с  хищным  лицом  и
всклокоченной бородой.
   Фа'тад ал-Акла собственной персоной!  Фа'тад  Орел,  командир  наемников,
кровожадный, как вампир, и безжалостный, как голодная  змея.  Что  он  здесь
делает? Служит мишенью для воинов из Союза Живых?
   Он не знает страха, как те пустынные ураганы, что налетают из-за Таков  и
с  севера,  с  гор  Хадатха,  засыпают  Кушмаррах  пылью  и  пытают  горожан
невыносимым сухим жаром.
   Фа'тад ал-Акла презирал Союз Живых.
   Аарон   же   считал   деятельность   Союза   в   лучшем   случае   пустым
прекраснодушием. Но он не сомневался, что Живые  и  вправду  намерены  убить
Фа'тада.  Орлу  недолго  ждать,  скоро  ангел  смерти  коснется  его   своим
призрачным крылом.
   Впереди, перед домом, он  увидел  Лейлу  с  матерью.  Непохоже,  что  они
оплакивают потерю. Сердце Аарона радостно подскочило в груди. А потом просто
взлетело от радости: он увидел Арифа.
   Его сын не пострадал! Кошмарные предчувствия не оправдались.
   Ариф тоже увидел отца и побежал навстречу. Аарон схватил мальчика на руки
и  сжал  в  объятиях,  почти  грубо.  Удивленный  Ариф  завизжал.   Люди   с
любопытством оглядывались на них. Столь бурное проявление  чувств  считалось
неприличным.
   Арифу не терпелось поведать папочке  новости,  но  Аарон  перевел  дух  и
подошел к жене и теще.  Лейла  держала  на  руках  Стафу,  младшего  сынишку
Аарона. Стафе исполнилось два с половиной года, и в хорошем  настроении  это
было сущее бедствие. Ариф же, напротив, отличался спокойным нравом  и  часто
казался печальным.
   Стафа потянулся к отцу.
   - Хочу, чтоб папочка меня тоже обнял. Аарон протянул руку, и  Стафа,  как
обезьянка, перелез на него, уселся напротив Арифа и довольно заулыбался.
   - Я слышал о несчастье, - обратился  Аарон  к  Лейле.  -  Я  боялся,  что
похитили Арифа.
   - Нет. Это Зуки. Зуки, сынишка Рейхи, - с горечью, облегчением и чувством
вины за него ответила Лейла.
   - О!
   Мать Лейлы не сводила  с  Фа'тада  бесстрастных  холодных  глаз.  То  был
тяжелый взгляд стервятника, ждущего, пока остынет труп.
   - Они пошли следом за ним.
   - Что? - Аарон обернулся.
   - Дартарский патруль. Они оказались  здесь,  когда  Зуки  схватили.  Сами
совсем мальчишки. Ребята закричали - бедиягха!  -  и  дартары  бросились  за
похитителем.
   В голосе  старухи  звучало  недоумение.  Такая  человечность  со  стороны
злодеев Дак-эс-Суэтты была выше ее понимания.
   - И?
   - Трое вошли в переулок Тош, - ответила Лейла. - И настигли его. -  Но  в
голосе ее не было радости.
   - Случилось что-нибудь плохое?
   - Их всех обожгло. Не до смерти. Ничего серьезного, хотя одежда тлела.
   Аарон передернул плечами, хмыкнул.
   - Аарон, надо действовать. Надо прекратить это. Он опять заворчал. Кто  ж
спорит. Но что можно сделать? Мужчины и  раньше  обсуждали  это,  но  дальше
разговоров дело не  пошло.  В  самом  деле  непонятно,  за  что  ухватиться,
непонятно, кто, откуда наносит удар за ударом.
   Старуха пробормотала что-то себе под нос.
   - Что, матушка? - спросил Аарон.
   - Дартары думают, это дело рук Живых.
   Вот оно как. Неудивительно, что старуха в себя не может прийти.  Для  нее
дартары - источник всяческого зла. А тут они прилагают все силы, чтоб спасти
ребенка, а похитителями считают кушмарраханских партизан.
   - Ребята кричали "Бедиягха!". Статочное ли это дело? Неужели то  проделки
старых богов?
   Выражение "бедиягха" восходило к древнему языку Кушмарраха.  Сегодня  оно
значило "похититель детей".  В  Кушмаррахе,  как  во  всех-городах,  во  все
времена и во всех странах, есть люди, которые - с той или иной целью - хотят
купить ребенка. Значит, есть другие, которые добывают и продают детей. Но  в
прежние времена  "бедиягха"  имело  особый,  куда  более  зловещий  смысл  -
"собиратель жертв".
   То  были  времена  Горлоха,  давным-давно   свергнутого   богом   Арамом.
Последователи злобного божества были рассеяны, храмы  их  разрушены,  жрецам
запретили человеческие жертвоприношения. Но Горлох не желал уходить с миром.
Свергнутые боги так просто не сдаются.
   Арам Огненный принес свет в Кушмаррах, но Горлох цепко держался в тени, и
даже с приходом геродиан и их странного безымянного и  всемогущего  божества
не кончилась власть последнего Верховного жреца Горлоха.
   Аарон вздрогнул и глянул вверх. Накар Отвратительный. Он  в  полной  мере
заслужил свое прозвище,  этот  колдун,  жрец,  король,  досягаемый  в  своем
акрополе. Хвала  Ала-эх-дин  Бейху  и  геродианам,  которые  положили  конец
террору.
   - Нет, дело не в  Горлохе,  -  возразила  Лейла.  -  Говорят,  Накар  был
последним жрецом, который знал ритуалы.  -  Мать  ее  согласно  кивнула,  не
отрывая глаз от Орла. - А Чаровница никогда не была верующей.
   - Могли сохраниться манускрипты с описанием ритуалов.
   - Опять ты хочешь что-то внушить себе, Аарон. - Лейла улыбкой постаралась
смягчить замечание.
   Она не ошиблась. Действительно, ему хотелось объяснить свой  страх  перед
неведомым каким-нибудь заговором, найти понятные причины.
   Детей за последнее время похитили не больше и не меньше, чем  когда-либо.
Но каждый такой случай Аарон принимал теперь ближе к сердцу: дети его и  его
сверстников вступили в опасный возраст. Кроме того, в  их  районе  случилось
нескольких наглых похищений чуть не на глазах у всех, средь бела дня.  Пошли
разговоры, толки, которые, возможно, даже преувеличивали опасность.
   Если б не эти кошмары...
   Аарон устал держать сыновей, руки у него затекли.
   - Ладно, Стафа, возвращайся к мамочке. Ариф, слезай, у папы руки устали.
   Стафа оскалил мелкие белые зубки и замотал головой:
   - Не могу.
   - Можешь, - увещевала Лейла. - Иди сюда, отец весь день работал...
   - Не могу. Папочка мой.
   Аарон поставил Арифа на землю. Тот, конечно, обиделся, как всегда, но  не
показал виду. Он не сомневался, что все  любят  братишку  больше,  чем  его.
Никакие доводы не  действовали,  напрасно  мальчика  пытались  убедить,  что
младший ребенок просто требует больше внимания.
   Первенцы  всегда  печальны,  подумал  Аарон  со  смутным  чувством  вины.
Наверное, он слишком многого ждет от Арифа.
   Лейла пыталась оторвать Стафу от мужа. Стафа смеялся и вопил:
   - Нет! Стафа папочкин!
   Он схватил в кулачки два клока Аароновых  волос.  Аарон  подавил  обычную
вспышку гнева и нетерпения и поддержал игру.
   Лейле наконец удалось отлепить мальчонку от отца.
   Теперь битва переместилась на землю. Лейла ставила Стафу на ножки, а  тот
не желал стоять. Мать  победила.  Стафа  отошел,  надув  губы  и  заявив  на
прощание:
   - Мамочка, я тебя терпеть не могу.
   Он побежал к бабушке и  вцепился  ей  в  ногу.  Но  старухе  было  не  до
внучонка.
   Аарон снова подхватил Арифа и усадил на левое колено, не обращая внимания
на боль в руке и плечах.
   - Иди сюда, здоровый парнища, посмотрим, что в мире происходит.
   Аарон не переставал радоваться, что с Арифом все  в  порядке.  Он  больше
ничего и никого не замечал и держался  куда  смелее  обычного.  Он  даже  не
дрогнул, встретившись глазами с Орлом.

***

   Бел-Сидек тащился вверх по  улице  Чар.  С  каждым  днем  все  хуже.  Его
гордости приходится сносить все более тяжкие удары. Давно ли это  случилось,
давно ли он сдался на милость победителя - и  вот  он  уже  просто  один  из
сгорбленных, скрюченных попрошаек-ветеранов.
   Как всегда при этой мысли в нем вспыхнул гнев. Нет, он не сдался! Его  не
купить жалкими подачками, которыми геродиане от щедрот  своих  подкармливают
побежденных кушмаррахан. Подкармливают остатками, объедками награбленного  в
их же родном городе, в Кушмаррахе!
   Порой бел-Сидек склонен был к излишнему нагнетанию драматизма.
   Он командовал тысячью человек  -  а  теперь  вынужден  попрошайничать  на
улице. От ярости кровь бросилась бел-Сидеку в голову, он позабыл  о  боли  в
ноге, о крутизне подъема. Герод и Дартар заставили его подчиниться,  сломили
силой оружия. За ними - право победителей. Но он не  позволит  им  завершить
начатое. Он не деградирует.
   - Они не победили, - бормотал он. - Им не  сломить  меня.  Я  -  один  из
Живых.
   Для истинно верующего эта формула могущественнее колдовского заклинания.
   Бел-Сидек заметил на улице вокруг себя какое-то волнение. Он остановился,
оторвался  от  мыслей  о  собственной  горькой  судьбине   и   подозрительно
огляделся. Так и есть! Повсюду дартары и геродиане. Как они...
   Подожди. Может, ничего такого нет. Что бы  ни  случилось,  случилось  это
какое-то время назад. И у врагов вовсе не такой уж  зловещий  вид.  Кое-кому
будет очень скверно, если они нашли генерала.
   И все же...
   Все же что-то их очень и очень занимает.  Раз  сам  Фа'тад  ал-Акла  тут,
значит, дело нешуточное.
   Не опасно ли ему здесь находиться? Они кого-нибудь ищут? Это обыск?
   Нет, вряд ли. Вряд ли Орлу удалось вычислить их со  стариком  в  нынешних
обстоятельствах, через десять лет, притом что тропинки их пересекались всего
раз и лишь на очень короткое время.
   А вот Рахеб Сэйхед с дочерью.
   Рахеб сутки напролет торчит на своей циновке; от нее ничто не ускользнет.
Бел-Сидек похромал к женщинам.
   Из складок юбки Рахеб выглянула улыбающаяся рожица.
   - Привет, Стафа, - усмехнулся бел-Сидек. Ему нравился этот постреленок. -
Привет, Рахеб, привет, Лейла.
   - Приветствую  вас,  атаман,  -  ответствовала  старуха  и  чуть  заметно
наклонила голову, показывая, что она-то по-прежнему почитает его. Потом  она
снова уставилась на Фа'тада.
   Бел-Сидек, вопросительно нахмурившись, повернулся к Лейле.
   - Сегодня ее мир был поколеблен до самого основания. - пояснила та.
   - Что стряслось?
   - Похитили ребенка. Зуки, сына Рейхи. Патруль дартар оказался как  раз  в
том месте. Они пытались спасти Зуки. Три дартарина пострадали.
   - Ах вот почему Фа'тад здесь.
   - Может быть. Но вряд ли. С ними ничего серьезного. Я  слыхала,  он  тут,
потому что думают, будто в этом деле замешаны Живые.
   - Какая чушь!
   - Чушь?
   - Зачем им шестилетний мальчонка?
   - А зачем они избивают лавочников и  грабят  ремесленников?  Зачем  топят
собственных людей и почему палец о палец не ударят для своих так  называемых
подопечных?
   - Ты преувеличиваешь.
   - Преувеличиваю? Позвольте  мне  сказать  вам  два  словечка,  атаман.  В
Кушмаррахе живут обычные, ничем не замечательные,  лояльные  обыватели.  Они
ненавидят геродиан и дартар не меньше вашего. И знаете  что?  Они  по  горло
сыты Союзом Живых, настолько сыты, что почти готовы выдать Фа'таду некоторые
имена.
   - Лейла... Бел-Сидек обернулся.
   - Аарон! Как ты?
   - Плохо. У меня маленькие дети, а дартары, похоже, больше обеспокоены  их
безопасностью,  чем  кое-кто  из  наших  соплеменников,  которые  вроде   бы
претендуют  на  мое  сочувствие.  А  между  тем  этим  людям  следовало   бы
разобраться,  в  чем  дело,  если  за  похищениями  детей   стоит   какая-то
организация.
   Бел-Сидек понял. И то, что он понял, ему не понравилось.
   - Слышу, слышу Аарон. Ладно, пошли, проводи меня до  дома.  -  И,  волоча
ноги, он начал подниматься в гору.
   Аарон передал сынишку жене и последовал за  бел-Сидеком.  Догнать  калеку
было нетрудно.
   - Она сказала правду? - спросил бел-Сидек.
   - Вы знаете женщин, знаете, что с ними бывает с перепугу.  Они  собой  не
владеют, могут сболтнуть первое, что в голову взбредет.
   - Да. - Бел-Сидек обернулся  на  Рахеб,  неподвижно  застывшую  на  своем
месте. Вид старухи был еще более зловещ, чем угроза ее дочери.
   - Я знаю людей, которые знают других людей. Я скажу кое-что кое-кому.
   - Спасибо. Как ваш батюшка?
   - Много спит. Боль меньше мучит его.
   - Хорошо.
   - Я передам, что ты справлялся о нем.

***

   Старик проснулся от хлопанья двери. Она  или  захлопывалась,  или  же  не
закрывалась вовсе.
   - Бел-Сидек? - Он сморщился от боли в боку.
   - Да, Генерал.
   Старик заставил себя встряхнуться и не показать входившему  в  полутемную
комнату  атаману  своей  слабости.  Темно  было  не  только  от   недостатка
освещения: зрение Генерала слабело. Он увидел лишь смутный силуэт  вошедшего
бел-Сидека.
   - Удачный день, атаман?
   - Начался хорошо. С утренним приливом пристали три  корабля.  Было  много
работы. Несколько дней можно не думать о пище.
   - Но...
   - По дороге домой я столкнулся  с  неприятной,  но  весьма  показательной
ситуацией.
   - Политика?
   - Да.
   - Доложи.
   Генерал слушал внимательно, замечая  все  оттенки.  Слух  у  старика  был
отличный,  время  пощадило  его.  Генерал  слышал  не   только   объективную
информацию, но и скрытые нюансы, то, что волновало атамана в глубине души.
   - Эта женщина - Рахеб? Она тебя беспокоит. Почему?
   - У нее был сын. Тайдики. Ее ясное солнышко. Ее полная луна. Она сражался
в Дак-эс-Суэтге в моей тысяче. Храбрый молодец. Держался до конца. Он  попал
в число тех сорока восьми из тысячи, что  вернулись  домой.  Вернулся  он  в
плохой форме. Намного хуже, чем я. Но  Тайдики  был  гордым  парнем,  он  не
сомневался, что пострадал не зря, за правое дело.
   Мать оплакивала его, но тоже гордилась. Гордилась всеми, кто  сражался  в
неравной битве при Дак-эс-Суэтге. Фанатично гордилась.
   - В чем суть, атаман?
   - Год назад Тайдики вышел на улицу и начал твердить всем  и  каждому  то,
что сказала сегодн